Маскировка в военных конфликтах конца XX — начала XXI века

image_print

Аннотация: Статья освещает развитие способов маскировки в военных конфликтах конца XX — начала XXI века.

Summary: The article highlights the development of concealment methods during military conflicts of the late XX — early XXI century.

МАРКОВ Кирилл Анатольевич — преподаватель кафедры военного управления Военной академии Генерального штаба Вооружённых сил РФ, полковник

(Москва. E-mail: mka1972@mail.ru).

 

МАСКИРОВКА В ВОЕННЫХ КОНФЛИКТАХ КОНЦА XX — НАЧАЛА XXI ВЕКА

 

В последнем десятилетии XX века зарубежные военные специалисты стали утверждать, что значимость принципа внезапности снижается, поскольку в условиях применения противником разнообразных средств разведки (космических, авиационных, электронных и др.), а также различных комиссий и наблюдателей добиться внезапности нападения путём проведения маскировочных мероприятий невозможно. Но современные военные конфликты доказали ошибочность этих утверждений.

Анализ опыта военных конфликтов конца XX — начала XXI века приводит к выводу: США и их союзники не отказались от маскировочных мероприятий с целью достижения внезапности. Более того, при подготовке военных акций сосредоточивали значительные усилия на сокрытии своих замыслов, планов предстоявших военных действий и сроков их начала, введении в заблуждение руководства государства, избранного для нападения.

Основным способом введения потенциальной жертвы агрессии в заблуждение была дезинформация. С этой целью создание и развёртывание группировок войск (сил) в определённом регионе, как правило, проводили под легендой обеспечения контроля соблюдения международных санкций, выполнения других внешнеполитических обязательств, защиты мирных жителей, отстаивавших свои права, или эвакуации иностранных граждан из «страны-изгоя». Параллельно оказывали соответствующее информационное воздействий на население, военно-политическое руководство и личный состав вооружённых сил будущего противника. Для этого использовали дезинформирующие заявления высших должностных лиц, распространение через средства массовой информации ложных сведений о неполной готовности «защитников демократии» к военным действиям, переносе сроков начала операций и т.п.1

Иногда сокрытие замыслов США и их союзников о сроках развязывания военных действий против избранной жертвы планировавшейся агрессии осуществлялось на государственном уровне. Так, в октябре 1998 года, накануне начала операции «Лис пустыни» Москву посетили государственный секретарь США М. Олбрайт, её заместитель Т. Пиккеринг и председатель спецкомиссии ООН Р. Батлер. По результатам их встреч с председателем Правительства России Е.М. Примаковым и министром иностранных дел РФ И.С. Ивановым были сделаны выводы об отсутствии у США намерений применить военную силу против Ирака2.

Наиболее действенным способом сокрытия сроков нападения стало изменение подходов к развязыванию военных действий. Ранее их начинали, как правило, после завершения стратегического развёртывания и создания полновесных группировок, предусмотренных планами операций, поэтому главным разведывательным признаком перерастания военной опасности в военную угрозу считалось создание потенциальным агрессором соответствующей группировки, как это происходило при подготовке ко всем прежним военным конфликтам. Характерный пример — подготовительный этап операции «Буря в пустыне» — операция «Щит пустыни», которая продолжалась около шести месяцев3.

В 1998 году впервые военные действия США и Великобритании против Ирака начались до окончания развёртывания американскими военно-морскими силами полновесной группировки передового (постоянного) присутствия тактического состава (авианосная ударная группа) в операции «Лис пустыни». Тем самым была достигнута внезапность первого удара. До него никто из зарубежных и российских военных аналитиков не предполагал возможности развязывания военных действий в ближайшее время.

Убедительным доказательством достижения внезапности служит то, что первые пуски ракет с американских кораблей и удары палубной авиации стали самыми эффективными. В первом массированном ударе были поражены 50 иракских объектов, а в каждом из последующих ударов, несмотря на увеличенный состав сил и средств воздушного нападения, — лишь до 254.

В дальнейшем такой способ начала военных действий ограниченным составом сил с последующим их наращиванием в ходе операции США и их союзники повторяли практически во всех военных конфликтах конца XX — начала XXI века с их участием, достигая внезапности в операциях «Союзная сила» против Югославии (СРЮ) в 1999 году, «Несгибаемая свобода» против Афганистана в 2001 году, «Свобода Ираку» в 2003 году, «Объединённый защитник» против Ливии в 2011 году.

Для сокрытия замыслов и сохранения в тайне содержания планов готовившихся операций использовались дозированная подача в СМИ отфильтрованной информации, отражавшей точку зрения руководства США и НАТО, а также распространение заведомо ложных сведений через специально созданные группы журналистов.

Характерный пример — подготовка операция «Свобода Ираку», в ходе которой СМИ обнародовали сведения из «достоверных» источников в министерстве обороны США, не имевшие ничего общего с реальными планами. Целью публикаций было введение иракского руководства в заблуждение. В результате ряд мероприятий, спланированных иракским командованием при подготовке к отражению агрессии (постановка морских минных заграждений, организация противодесантной обороны полуострова Фао, занятие войсками оборонительного рубежа на границе с Кувейтом и др.), не были проведены5.

В военных конфликтах конца XX — начала XXI века в применении средств огневого поражения, прежде всего средств воздушного нападения, закрепилась тенденция увеличения доли высокоточного оружия (ВТО) в общем количестве боеприпасов, использованных как в первых массированных ударах, так и на протяжении всех военных действий. В первых массированных ударах доля ВТО возросла с 40 проц. в 1991 году (операция «Буря в пустыне») до 100 проц. в 2003 и 2011 гг. (воздушная наступательная операция «Шок и трепет», проведённая в рамках операции «Свобода Ираку», и первые удары по Ливии).

За всё время каждой из операций «Буря в пустыне», «Союзная сила», «Несгибаемая свобода», «Свобода Ираку», «Объединённый защитник» доля ВТО составила соответственно 8, 35, 50, 68 и 80 проц.6

В этой связи крайне важной проблемой оборонявшейся стороны стала защита объектов. Главную роль в её решении играли маскировочные мероприятия, которые проводились по двум основным направлениям: маскировка (сокрытие) объектов и создание ложных целей, объектов и районов расположения войск и техники.

Современные средства маскировки и имитации достаточно эффективны, но у государств, подвергшихся нападению в рассматриваемый период, не было возможности производить или приобрести их. В основном использовались маскировочные средства и имитаторы советского и западного производства 1960—1970-х годов: уголковые отражатели, маскировочные сети, макеты вооружения и радиолокационные имитаторы7. Например, при подготовке к отражению воздушных ударов противника во второй половине 1990-х годов в Ираке широко практиковались подготовка ложных авиабаз, а также введение американо-британского командования в заблуждение относительно организации противовоздушной обороны, состава средств ПВО с использованием макетов вооружения и военной техники. Эти мероприятия позволили сохранить иракскую систему ПВО для отражения ударов противника. Одновременно проводились мероприятия по сокрытию стационарных объектов и их деформированию (перепрофилированию).

Эти мероприятия сыграли положительную роль. На протяжении всей воздушно-наступательной операции США и Великобритании в 1998 году и до конца апреля 2003 года в ходе операции «Свобода Ираку» ПВО Ирака сохраняла свою боеспособность.

Наиболее показателен в решении проблемы маскировки опыт вооружённых сил Югославии. Не обладая возможностями адекватного противодействия воздушному нападению объединённых вооружённых сил (ОВС) НАТО в 1999 году, они избрали тактику скрытности и выжидания. При этом важно отметить, что решение о минимальном применении в первые дни воздушного наступления агрессора активных средств системы ПВО стало полной неожиданностью для руководства альянса и позволило сохранить основной потенциал противовоздушной обороны страны.

Югославское руководство принимало меры, нацеленные на снижение уровня излучений радиоэлектронных средств ПВО. Батареи зенитных ракетных комплексов маневрировали с позиции на позицию, используя тактику стрельбы из засад. Для каждой из частей ПВО были подготовлены и полностью оборудованы в инженерном отношении от 4 до 7 запасных и ложных районов и позиций8.

Использовались имитаторы излучения РЛС, включавшиеся после пуска противорадиолокационных ракет противника, а также уголковые отражатели разных типов. При выборе имитаторов излучения исходили из того, что аппаратура средств воздушного нападения противника способна с высокой степенью достоверности распознавать радиолокационное излучение и определять его мощность, и лётчики НАТО исключали пуски ракет по источникам излучения завышенной или заниженной мощности, а также с непрерывным излучением, поэтому командование войск ПВО Югославии принимало меры для обеспечения правдоподобия излучения имитаторов по мощности и времени.

В качестве имитаторов использовались микроволновые печи9. Уголковые отражатели выставляли вблизи стартовых позиций зенитных ракетных батарей группами или одиночно. Неподвижные уголковые отражатели устанавливали на растяжках, вращающиеся — подвешивали на кронштейнах.

В ходе маскировки важных объектов югославская армия активно использовала макеты, покрытые металлизированной краской, которые позволяли скрыть истинное положение её войск, вооружение и военную технику от средств разведки ОВС НАТО. Ложные районы устраивали с использованием надувных макетов вооружения. Позиции подразделений, технику и огневые средства сухопутных войск маскировали в основном подручными средствами.

Подтверждением эффективности маскировки объектов югославской армии стали невыполнение боевых задач и неоднократные возвращения самолётов ВВС Великобритании, Франции и Канады на авиабазы с неизрасходованным боекомплектом. Как сообщала газета «Вашингтон пост», «в Косово американские пилоты столкнулись с неуловимым врагом. Сербы научились хорошо укрывать своё вооружение, и натовские бомбардировщики бьют по тем объектам, которые им доступны, а не по тем, которые нужно уничтожить»10.

В этой связи утверждения НАТО о том, что 99,6 проц. сброшенных бомб поразили намеченные цели, выглядят неправдоподобно. По мнению зарубежных военных аналитиков, удары по ложным целям свидетельствуют, что сербы успевали заменить подлинные цели, обнаруженные средствами разведки НАТО. В результате югославам удалось снизить информационное превосходство НАТО и ввести в заблуждение натовских специалистов. Они умело использовали дезинформацию, маскировку, радиолокационные средства, собственную агентуру в НАТО, переброски своих средств на вертолётах, которые НАТО не могла обнаружить, а также шаблонное увлечение специалистов альянса спутниковой и воздушной разведкой11.

Анализ докладов американских военных руководителей и их сравнение со свидетельствами очевидцев в прессе показывают завышение сербских потерь от авиаударов НАТО.

В одном из первых докладов главнокомандующего ОВС НАТО генерала А. Кларка говорится об уничтожении 110 танков, 210 БТР и 449 сербских орудий и миномётов. По оценкам министерства обороны США, потери сербов были даже больше: 120 танков, 220 БТР и 450 единиц артиллерийского вооружения. Но в более поздних сообщениях потери сербов оценивались лишь в 93 танка и 153 БТР. Разница — 17 танков и 57 БТР достаточна для вооружения двух усиленных пехотных батальонов. Точные потери сербов командование НАТО не смогло озвучить и через два месяца после окончания конфликта, что, видимо, было связано с нежеланием признать свои ошибки в их оценке12.

Независимые репортёры, освещавшие военные действия, приводят статистику боевых потерь сербов, значительно отличающуюся от данных, оглашённых генералом Кларком и Пентагоном. Эта статистика особенно интересна потому, что её источники — свидетели событий.

Первые газетные публикации о боевых потерях сербов вышли в свет в конце июня 1999 года. Так, старейший военный корреспондент К. Голл из «Нью-Йорк таймс» признала в своей статье, что она не обнаружила больших сербских потерь, а репортёр журнала «Ньюсуик» М. Деннис, объехав Косово за 10 дней, обнаружил только один уничтоженный сербский танк. При этом репортёры зафиксировали и останки многочисленных ложных целей, поражённых авиацией НАТО, — старых проржавевших танков без снятых с них механизмов, деревянных и брезентовых макетов. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Война в Персидском заливе. М.: Воениздат, 1993. С. 210; Кларк У. Как победить в современной войне. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С. 271.

2 Военное искусство в локальных войнах и вооружённых конфликтах. М.: Воениздат, 2009. С. 69.

3 Васильев Г. Военная операция «Буря в пустыне» // Зарубежное военное обозрение. 1991. № 3. С. 10—14.

4 Ташлыков С.Л. Опыт строительства и применения ВМС США в военных конфликтах конца XX — начала XXI в.: проблемы и пути их решения. М.: Военная Академия Генерального штаба Вооружённых сил РФ, 2016. С. 54.

5 Владимиров В. Наземная операция ВС США и их союзников против Ирака // Зарубежное военное обозрение. 2004. № 1. С. 63.

6 Реализация США агрессии в Ираке в 2003 г.: характер мобилизации для вторжения. «Иракский тупик». М.: Институт востоковедения РАН, 2010. С. 207.

7 Макаров С., Корнеев С. Военные акции США и Великобритании против Ирака // Зарубежное военное обозрение. 1999. № 6. С. 27, 28.

8 Александров И. НАТО против Югославии: хроника необъявленной войны // Там же. С. 7—11.

9 Бабич В. Неравный бой, он трудный самый // Армейский сборник. 1999. № 5. С. 14—18.

10 Иванов И. Потери авиации НАТО в войне на Балканах // Зарубежное военное обозрение. 1999. № 6. С. 12—14.

11 Гольев А.В., Соловьёва Е.Ю. Последствия агрессии НАТО против Югославии // Информационный сборник по зарубежным странам и армиям № 2. Специальный выпуск. М., 1999. С. 61—67.

12 Ташлыков С.Л. Новые тенденции вооружённой борьбы конца — XX начала XXI в. М., 2015. С. 17.