Рубрика: ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

Дисциплинарный флотский полуэкипаж в прифронтовом Архангельске в 1914—1916 гг.

Опубликовано: .Автор:

Аннотация. В статье рассказывается о дисциплинарной воинской части Военно-морского флота в г. Архангельск в годы Первой мировой войны.

Summary. The article deals with the disciplinary unit of the Navy in city of Arkhangelsk during the World War I.

ТОЛОЧКО Александр Валентинович — командир войсковой части 01349, полковник, кандидат исторических наук

(г. Мирный, Архангельская обл. E-mail: zvezdny@atnet.ru).

 

«УЧАСТИЕМ В БОЯХ ЗАСЛУЖИТЬ ПРОЩЕНИЕ ОПРЕДЕЛЁННОГО ИМ ПО СУДУ НАКАЗАНИЯ»

Дисциплинарный флотский полуэкипаж в прифронтовом Архангельске в 1914—1916 гг.

 

В 1907 году в соответствии с указаниями императора Николая II в Архангельске был сформирован дисциплинарный флотский полуэкипаж. Его главной задачей было «приучение к требованиям дисциплины и строевой службы»1 осуждённых военно-морскими судами нижних чинов.

Полуэкипаж состоял из управления, трёх рот переменного состава (заключённых) и хозяйственной команды. Его командир назначался высочайшим приказом из капитанов 1 ранга (полковников) или контр-адмиралов (генерал-майоров)2. В нём должны были проходить службу 9 офицеров, 123 нижних чина, 3 чиновника, 2 духовных лица и содержаться до 400 заключённых.

К началу Первой мировой войны полуэкипаж был хорошо организованной воинской частью, выполнявшей не только карательные, но отчасти и образовательные функции. Его командный состав был укомплектован опытными офицерами (за исключением подпоручика А.И. Глазачева все находились в должностях более двух лет). Вплоть до расформирования в 1916 году он почти не изменился: в декабре 1914 года вместо уволенного в отставку по болезни подполковника А.А. Яна помощником командира был назначен подполковник Я.С. Захаров; в январе 1915 года был переведён в 1-й Балтийский флотский экипаж (БФЭ) штабс-капитан К.А. Петров; в августе 1914 года священником был назначен Е.Н. Высокоостровский; в 1916 году младшим врачом — лекарь Г.Р. Шреттер.

Сверхсрочнослужащие полуэкипажа также были опытными: 7 из 10 фельдфебелей и боцманмантов находились на службе более 10 лет3.

Нижние чины постоянного состава проходили службу в хозяйственной команде и в ротах переменного состава, где наблюдали за заключёнными и обучали их. Они должны были быть грамотными и несудимыми. При увольнении в запас или переводе нижние чины постоянного состава, прослужившие в полуэкипаже не менее двух лет, награждались следующим чином4.

В 1914 году Архангельский дисциплинарный полуэкипаж размещался в здании бывших флотских казарм и на прилегавшей к ним территории, ограждённой частоколом из вкопанных брёвен. Здание было четырёхэтажным в средней части и трёхэтажным в боковых частях. И хотя ему было более 100 лет, оно находилось в удовлетворительном состоянии.

Освещение помещений было керосиновым, а отопление дровяным, для чего в помещениях были установлены 15 печей. В умывальники и гальюны от городского водопровода подавалась вода, однако канализации не было, и нечистоты необходимо было вывозить. В северном крыле здания находились помещения для заключённых и постоянного состава, лекционный зал; в южном — дирекция маяков, церковь, а также помещения для семей офицеров и сверхсрочнослужащих. Помещения для заключённых (камеры) были рассчитаны на 90 человек, при этом на каждого приходилось по 1,1 кубической сажени воздуха. В таких камерах было по 6 окон и 5 печей. В подвальном этаже находились карцеры: 14 одиночных (из них 8 «тёмных» и 1 общий на 10 человек).

Условия размещения матросов постоянного состава были более комфортными. На каждого матроса приходилось по 2,4 кубической сажени воздуха; полы в их помещениях были деревянными.

Кухни были отдельные для заключённых и постоянного состава, хлеб выпекался в своей пекарне. Заключённые принимали пищу в столовой, постоянный состав в своей кухне, а сверхсрочнослужащие — в своих комнатах.

Служебных помещений не хватало. Даже отдельной комнаты для офицеров не было, и они вынуждены были находиться в комнате помощника командира полуэкипажа и казначея.

Ряд помещений здания были переоборудованы для проживания офицеров, сверхсрочнослужащих и их семей; однако их санитарное состояние было неудовлетворительным: они были тесными, а санузел был общим и холодным. Только командир полуэкипажа имел казённую квартиру в отдельном доме.

Лазарет на 15 коек располагался в отдельном здании внутри частокола. Оно состояло из 4 палат, кабинета врача, комнаты фельдшера, помещений для аптеки и кухни, двух ванных комнат и двух ватерклозетов.

Изначально личный состав полуэкипажа два раза в месяц пользовался частной баней. 1 октября 1914 года после капитального ремонта была введена в действие своя работавшая от городского водопровода баня. Прачечной не было, поэтому матросы и заключённые стирали бельё два раза в месяц в бане и сушили его в бараках и во дворе.

При полуэкипаже имелись столярная, корзиночная, портняжная, сапожная, переплётная, такелажная, слесарная и кузнечная мастерские; они позволяли выполнять значительную часть хозяйственных работ5. Своё подсобное огородное хозяйство обеспечивало полуэкипаж картофелем и зеленью6.

Продукты поставлялись местными предпринимателями: мясные — крестьянином Феофеликтом Дмитриевичем Худяковым, а «сухие» — мещанином Иваном Фёдоровичем Федоруковым. В декабре 1913 года полуэкипаж заключил с ними контракты на поставки, определив цену за каждый вид продукта, порядок его поставки и разрешения взаимных претензий. Заключённые довольствовались на 11,7 копейки на человека в день, а постоянный состав — 12,3 копейки (небольшой остаток денег расходовался на добавочное блюдо к обеду по праздничным дням: макароны, компот и т.п.).

В целом повседневная жизнь была регламентирована и протекала своим чередом. Ежегодно в феврале полуэкипаж подвергался инспекторским смотрам, в ходе которых проверялись все стороны его деятельности.

С началом Первой мировой войны Россия оказалась отрезанной от союзников: русское судоходство по Балтийскому морю прекратилось; Черноморские проливы были закрыты, а Владивосток был слишком далёк. В этих условиях возросло значение Русского Севера вообще и Архангельска в частности. Перед военно-морским командованием встал вопрос об увеличении сил для обеспечения возраставших транспортных поставок союзников.

Однако к 1914 году Архангельск потерял своё былое военное значение, в нём не было ни военно-морского управления, ни военного порта. Воинскими начальниками в городе были уездный воинский начальник полковник Г.Д. Дитерихс и командир полуэкипажа капитан 1 ранга А.А. Заборовский.

Единственной базой размещения личного состава флота в Архангельске был полуэкипаж. 14 августа 1914 года, докладывая начальнику Морского генерального штаба (МГШ) о возможностях приёма дополнительных контингентов, капитан 1 ранга Заборовский указал, что «максимальным числом нижних чинов, могущих поместиться в Соломбальской Морской казарме, является 911: 300 заключённых, 111 человек хозяйственной команды и 500 человек добавочных»7.

Уже 25 августа в Архангельск начали прибывать команды: 301 запасник из 1-го Балтийского и водолазная команда из 2-го Балтийского флотских экипажей8. Разместив прибывших балтийцев, капитан 1 ранга Заборовский срочно телеграфировал в МГШ о невозможности дальнейшего приёма и размещения нижних чинов9. Однако 9 сентября ему было приказано найти помещения ещё для 300 матросов, уже отправленных из Севастополя10.

Приём и размещение новых команд были сопряжены с трудностями. Прибывавшие не имели ни положенных тёплых вещей, ни сопроводительных документов, ни продовольственных аттестатов, а часть из них вовсе отставала от своих команд11. В полуэкипаже для них не было ни матрасов, ни котелков, ни мест для хранения личных вещей, а необходимое имущество: канцелярскую мебель, замки и т.п. — командиры прикомандированных рот были вынуждены приобретать на собственные средства с неопределённой перспективой их возвращения.

Ещё большие трудности были связаны с питанием прибывавшего личного состава. Командир полуэкипажа возложил ответственность за его организацию на командиров рот, которым полагались деньги на закупку продуктов. Но договоры на поставку продуктов для полуэкипажа были заключены в 1913 году, когда выделявшиеся средства позволяли довольствовать нижних чинов, а с началом войны цены на продукты выросли. О недостаточности средств командир прикомандированной роты 1 БФЭ лейтенант Бурнашев докладывал начальнику охраны водного района Архангельского порта: «Сопоставляя положенный оклад с местными ценами на пищевые продукты, я нахожу, что вверенных мне чинов я не имею возможности кормить даже второсортными продуктами в той степени, что нижние чины не оставались бы голодными»12. Учитывая, что прибывшие команды были заняты тяжёлым физическим трудом в условиях наступавших холодов, эта проблема была весьма серьёзной.

Новый размер приварочного оклада, учитывавший реальную ситуацию в Архангельской губернии, был утверждён командующим VI армией 11 августа 1914 года, однако только с 15 сентября нижние чины стали довольствоваться из расчёта 21,8; а отправлявшиеся в командировки — 34,8 копейки в день13.

Не менее важной стала проблема обеспечения мылом личного состава, назначенного на работы с углём. По действующим нормам матросам полагалось ½ фунта мыла в месяц. Но если «вольные» матросы могли приобрести недостающее мыло на свои деньги, то большинство заключённых такой возможности были лишены. Докладывая об этом, командир полуэкипажа просил вдвое увеличить выдачу мыла личному составу, занятому работой с углём, что было вскоре выполнено14.

Ещё одна проблема, так и не решённая, была связана с нехваткой отхожих мест. Прибывавшим командам полуэкипаж мог предоставить только 22 очка, из которых 14 находились в холодном деревянном сарае с выгребом15. Именно эту проблему капитан 1 ранга Заборовский считал наиболее острой16.

В первые военные дни возникли трудности и по охране заключённых. Окарауливавшая полуэкипаж рота 198-го пехотного полка с объявлением мобилизации убыла в расположение своей части, и с 24 июля 1914 года охрана заключённых была возложена на команду ратников ополчения. Призванные из запаса 150 ратников изначально были вынуждены спать на голом полу, а охранять заключённых не могли из-за отсутствия оружия и боеприпасов17.

Проблема нехватки мест размещения в Соломбальской морской казарме, несмотря на постоянное прибытие новых команд, со временем была решена. С одной стороны, количество заключённых сокращалось, а с другой — часть прикомандированных отправлялась в места выполнения задач вне Архангельска.

С началом войны привычный уклад жизни полуэкипажа разладился. Предусмотренные распорядком дня утренняя гимнастика и занятия «часто нарушались нарядами на казённые работы по разгрузке пароходов, приходивших с военными грузами, погрузке угля на ледокол и околку льда»18.<…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Положение о дисциплинарном полуэкипаже // Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 1459. Оп.1. Д.1459. Л. 1.

2 Там же.

3 Список нижних чинов, состоящих на сверхсрочной службе к 15 февраля 1915 г. // Там же. Ф. 936. Оп. 1. Д. 1139. Л. 27.

4 Положение о дисциплинарном полуэкипаже // Там же. Ф. 936. Оп. 1. Д. 1459. Л. 5.

5 Строевой отчёт командира полуэкипажа за 1914 г. // Там же. Ф. 936. Оп. 1. Д. 1138. Л. 7—16.

6 Даже в «неурожайном» 1914 г. было собрано 379 пудов картофеля. См.: Там же. Л. 4.

7 Рапорт командира Архангельского дисциплинарного полуэкипажа начальнику МГШ от 14 августа 1914 г. // Там же. Д. 989. Л. 5 об.

8 Рапорт командира Архангельского дисциплинарного полуэкипажа // Там же. Л. 7—12.

9 Рапорт командира Архангельского дисциплинарного полуэкипажа начальнику МГШ от 31 августа 1914 г. // Там же. Л. 28—29 об.

10 Телеграмма начальника МГШ от 9 сентября 1914 г. // Там же. Л. 45.

11 Так, во время следования из Севастополя 300 матросов «отстал» 21 матрос! См.: Рапорт командира Архангельского дисциплинарного полуэкипажа начальнику охраны водного района Архангельского порта от 10 сентября 1914 г. // Там же. Л. 49.

12 Рапорт лейтенанта Бурнашева начальнику охраны водного района Архангельского порта // Там же. Д. 1032. Л. 19.

13 Разъяснение Морского министерства от 8 сентября 1914 г. // Там же. Л. 16.

14 Рапорт командира дисциплинарного полуэкипажа начальнику охраны водного района г. Архангельска // Там же. Д. 989. Л. 27, 27 об.

15 В случае прибытия 500 добавочных нижних чинов на 1 очко пришлось бы по 23 человека, в настоящее время 1 унитаз положен на 10—12 военнослужащих. См.: Общевоинские уставы ВС РФ. Устав внутренней службы. М., 2008. С. 87. (Глава 4. Размещение военнослужащих. Ст. 182).

16 Рапорт командира дисциплинарного полуэкипажа начальнику МГШ от 14 августа 1914 г. // РГА ВМФ. Ф. 936. Оп. 1. Д.  989. Л. 5, 6.

17 Телефонограммы командира Архангельского дисциплинарного полуэкипажа архангельскому уездному воинскому начальнику от 25 и 27 июля 1914 г. // Там же. Д. 965. Л. 7—9.

18 Строевой отчёт командира дисциплинарного полуэкипажа // Там же. Д. 1138. Л. 10 об.

«Дранг нах Остен» 1914 года

Опубликовано: .Автор:

Аннотация. В статье рассмотрена захватническая политика Германии и Австро-Венгрии против народов Европы до и во время Первой мировой войны 1914—1918 гг.

Summary. The article considers a Germanys and Austria — Hungarys annexationist policy against peoples of Europe before and during World War I in 1914—1918.

Первая мировая война

 Олейников Алексей Владимирович — профессор кафедры истории России Астраханского государственного университета, доктор исторических наук

(г. Астрахань. E-mail: stratig00@mail.ru).

 

«ДРАНГ НАХ ОСТЕН» 1914 ГОДА

 

«Дранг нах Остен» («Натиск на Восток») — это выражение, характеризующее захватническую в отношении государств Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы политику германских феодалов (затем германского империализма), которая основывалась на вооружённой экспансии для завоевания жизненного пространства за счёт негерманских (прежде всего славянских) народов.

Германская империя вступила в Первую мировую войну, имея заранее разработанную программу покорения европейских народов в качестве первого шага на пути завоевания мирового господства. Уже в начале войны главной целью российского правительства стала борьба с германской агрессией1, сущность которой подробно охарактеризовал советский исследователь Ф.И. Нотович2, доктор исторических наук, профессор, участник Первой мировой и Гражданской войн. При написании книги (1947) он использовал оригинальные документы, к изучению которых имел доступ, являясь в 1921—1930 гг. сотрудником Наркомата иностранных дел РСФСР (СССР).

Цель данной статьи — выяснить, действительно ли, как пытаются иногда представить некоторые историки, во время Первой мировой войны 1914—1918 гг. Россия и её союзники были агрессорами, или они боролись со страшной опасностью для человечества — германской гегемонией в Европе и мире?

Задолго до войны политики и учёные Второго рейха разработали концепцию полноценности германской расы и покорения большей части мира. Они утверждали, что немцы были народом № 1, создателем и носителем истинной культуры и государственных начал. Пангерманисты разделили народы на «полноценных» и «неполноценных». Декларировалось, что последние, как подобает низшим животным, размножаются очень быстро. Поэтому немцам как «полноценному» народу, чтобы не быть задавленным (в противном случае погибнет 1000-летняя культура человечества), оставалось одно — покорить «неполноценных», подчинив Европу, затем завоевать мировое господство и установить «новый порядок» на Земле.

В первой половине XIX века появилась политическая «теория» о нациях «государственных» и «негосударственных», «творческих» и призванных им служить «навозом». К первой категории относились немцы, а ко второй — романские и славянские народы. В 1850-х годах баварский генерал Гайльбраннер обосновал необходимость немецкого владычества над Италией, которая якобы не могла оставаться независимой. Австрия же поработила итальянские территории «от имени всей Германии». Именно в те годы появилась программа создания немецкой «Срединной Европы», в состав которой планировалось включить многие славянские и романские земли.

Французы и испанцы, по мнению Гайльбраннера, «одряхлели» и были неспособны к государственному строительству, итальянцы просто не могли быть независимыми, а славяне, венгры и румыны находились в состоянии варварства и не умели управлять государством. Поэтому, констатировал генерал, лишь такой государственной нации, как немцы, следует господствовать над романскими и славянскими народами Европы.

Была разработана обширная программа территориальных захватов: завоевать континентальную Европу, оттеснив Францию и переселив народы романо-французской ветви за Вогезы и за р. Сомма («границы Европы должны стать границами Германии»); оттеснить Россию, переселив восточных, западных и южных славян за Урал; установить германский протекторат над Передней Азией, Южным Китаем, Индокитаем и Сиамом; создать германские империи — Африканскую (включив германские, французские, португальские и бельгийские колонии) и Тихоокеанскую (с центром в Голландской Индии); учредить германский Южноамериканский протекторат (Аргентина, Чили, Уругвай, Парагвай, Южная Боливия, Южная Бразилия).

Интересен вопрос об отношении Германии к Великобритании и США. Декларировалось, что лишь доброжелательный нейтралитет спасёт эти государства от участи Франции и России. В противном случае эти империи планировалось «расчленить».

Согласно пангерманским учениям, возникшим задолго до 1914 года, основной чертой «нового порядка» являлось лишение народов ненемецкой национальности всех имущественных и политических прав с безвозмездной передачей их движимой и недвижимой собственности немцам. Первоначально германское правительство открещивалось от пангерманских программ, но на деле они существенно повлияли на внешнюю политику Германии. Это признавал и рейхсканцлер Германской империи и прусский премьер-министр Т. Бетман-Гольвег3.

Порабощённая немцами континентальная Европа должна была стать военной, экономической и политической базой для последующего завоевания Германией мирового господства. Но оно было невозможно без победы над Россией.

Вписавшаяся в пангерманские планы союзница Германии Австро-Венгрия имела свою захватническую программу. Считалось, что заслуга этого государства перед германством — это 900-летняя борьба против славян и одновременное использование жизней славянских солдат, умиравших «за великое немецкое дело».

Австро-Венгрия планировала порабощение ещё остававшихся свободными славянских государств (Сербии и Черногории), подчинение Албании, установление господства на Балканском полуострове, Адриатическом и Эгейском морях. А в дальнейшем хотела захватить Румынию и Русскую Польшу. Реализация этих планов последовала сразу же после начала Первой мировой войны.

Аннексия Бельгии и большей части Франции была предрешена. 19 августа 1914 года кайзер Вильгельм II заявил статс-секретарю по морским делам адмиралу А. фон Тирпицу: «Франция должна быть раздавлена». 28 августа Бетман-Гольвег сообщил Тирпицу, что намерен аннексировать Намюр, Льеж, Антверпен и находившиеся севернее него территории, а из Южной Бельгии создать буферное государство.

Аннексионистским движением руководили Пангерманский союз, объединивший союзы (Военный, Морской, Колониальный и др.), юнкерские объединения и политические партии (национал-либеральная, консервативная и независимая консервативная). Поддерживали и субсидировали это движение банки, промышленные предприятия (например, фирмы Круппа и Тиссена) и союзы промышленников и сельских хозяев. В письменной форме они требовали от правительства обширных аннексий как на востоке, так и на западе, например, присоединить к Германии Бельгию, железорудные бассейны Лонгви, Бриэ и французскую Лотарингию.

Правительство попыталось возглавить аннексионистское движение. Бетман-Гольвег одобрил записки, в которых содержались требования передела колоний и аннексии ряда французских территорий — бассейнов Лонгви и Бриэ, западных Вогезов, Бельфора и т.д.

28 августа президиум Пангерманского союза сформулировал цели участия Германии в Первой мировой войне: приобретение (для поселения немецких крестьян) российских территорий (Польши, Литвы, Белоруссии, прибалтийских губерний и Украины); аннексия Бельгии и французских железорудных бассейнов Лонгви, Бриэ и перенесение германской границы с Францией западнее Бельфора, Туля, Вердена и р. Соммы; уничтожение морского владычества Англии и приобретение новых колоний; «зачищение» от местного населения всех захваченных Германией территорий (империи были нужны лишь земли).

Действия армий Антанты поставили крест на пангерманских замыслах. Разгром немецких войск на Марне, под Варшавой и Ивангородом и австрийских — в Галиции развеял возможность германской победы. Но и тогда Германия жаждала завоеваний. Так, начальник морского генштаба адмирал Г. Поль 15 октября 1914 года заявил Т. Бетман-Гольвегу: «Мы должны получить Антверпен, Брюгге, Остенде и Дюнкирхен, Брюссель… На Востоке должно быть отодвинуто всё русское»4.

В конце 1914 года канцлер обратился с доверительным письмом ко всем имперским центральным учреждениям, потребовав от них представления докладов с соображениями об экономическом и военном закреплении Бельгии за Германией. Совместная записка имперских министерств внутренних дел и иностранных дел от 31 декабря указывала на необходимость «восстановления Бельгии» «как вассального государства… находящегося в распоряжении Германской империи». Для закрепления Бельгии, писали германские министры, Германия должна была держать там постоянные гарнизоны, занять все железные дороги и иные транспортные средства, крепости и порты и запретить этой стране иметь армию. От Бельгии требовалось содержать германские гарнизоны и ежегодно выплачивать определённую сумму Германии. К последней должны были перейти суд и судопроизводство. Бельгию хотели лишить права сношения с другими государствами, а её колонии передать Германии, ввести на бельгийской территории германское таможенное законодательство и передать взимание таможенных сборов германским чиновникам. Вместо франка планировали ввести марку, а вместо бельгийского рабочего законодательства — германское5.

В декабре 1914 года Пангерманский союз утвердил меморандум (его долго обсуждали на заседаниях центральных и местных комитетов партий, правлений крупных финансовых организаций, на кафедрах университетов и в различных обществах). В марте—июле 1915 года его представили имперскому канцлеру, верховному военному командованию и ряду влиятельных лиц. Меморандум Класса — Гугенберга (лидеры Пангерманского союза, первый — председатель) требовал перенесения германской границы западнее линии Булонь — Верден — Бельфор. Согласно меморандуму требовалось включить в границы Германской империи земли, расположенные восточнее линии, протянувшейся от Чудского и Псковского озёр до устьев Днепра.

Приняли ещё несколько меморандумов, суть которых сводилась к переделу Земного шара. Будущая империя должна была делиться на коренную и на завоёванную «для Германии», жители которой лишались бы политических прав и всего движимого и недвижимого имущества в пользу немецких господ. «Сельскохозяйственная база» (земли, находившиеся на востоке России) призвана была снабжать метрополию продовольственными продуктами и промышленным сырьём. Поэтому эти земли требовалось присоединить к Германии, а Россию — отбросить от Балтийского и Чёрного морей. С данными требованиями согласилось (хотя и с некоторыми оговорками) германское правительство во время проходивших в 1915 году секретных переговоров с лидерами немецких партий.

На основе изложенной выше программы в рейхстаге был создан блок, в который вошли консервативная, национал-либеральная, прогрессивная партии и католический центр. «Умеренные» аннексионисты (среди них Г. Дельбрюк) отмечали, что Германия должна присоединить к себе Русскую Польшу, Литву, Прибалтийский край, Белоруссию и Украину и занять место России на Балканском полуострове и в Малой Азии. Германия должна была создать и обширную колониальную империю — в Африке, Азии и на островах Тихого океана. Вновь вспомнили о «Срединной Европе» с немецким «новым порядком» — базе для будущего завоевания мирового господства. «Россия, — писал немецкий политик и историк, наиболее влиятельный автор национал-консервативной мысли в Германии первой трети XX века П. Рорбах, — должна быть расчленена, раздавлена и уничтожена, а русский народ должна постигнуть такая же участь. Это должно совершиться, и гробовщик России и русского народа — Германия»6. Ей очень были нужны территория и богатства России, которая после аграрной реформы 1861 года преуспела во всех областях общественной и интеллектуальной жизни, а её население слишком быстро росло. Таким образом, по мнению сторонников данной концепции, создавалась реальная угроза такого усиления Российской империи, что она сможет покорить Центральную Европу. И германские политические партии (включая социал-демократическую) высказались за территориальные приращения Германии как на востоке, так и на западе.

Однако, как писал Ф.И. Нотович, «провал плана Шлиффена в исторических битвах в августе—сентябре 1914 г. на полях Франции, Галиции и Восточной Пруссии показал несостоятельность германских планов завоевания Европы и завоевания Мирового господства. Победа на Марне и русские победы в Галиции, под Варшавой и Ивангородом создали благоприятные условия для подготовки победы Антанты и предрешили военный разгром Германии. Вместо молниеносной победы началась тяжёлая затяжная война, в которой временные преимущества Германии были израсходованы без осязательных политических результатов. Затяжная война означала для Германии её неизбежный разгром»7. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 954. Л. 22—22 об.; Д. 957. Л. 16; Д. 959. Л. 35.

2 Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914—1918 гг. М., 1947.

3 См.: Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. М.; Л., 1925.

4 Нотович Ф.И. Указ. соч. С. 18.

5 Там же.

6 Там же. С. 30.

7 Там же. С. 35.

План русского наступления весной 1916 года генерала А.Е. Эверта

Опубликовано: .Автор:

Аннотация. В статье освещаются неизвестные аспекты подготовки наступления русской армии в районе озера Нарочь в марте 1916 года. На основе материалов Ставки Верховного главнокомандующего и штаба Западного фронта рассматривается взаимодействие различных органов военного управления войсками на разных этапах подготовки операции, выявляются недостатки системы управления.

Summary. The article highlights unknown aspects of preparation of the offensive of Russian army near lake Naroch in march 1916. Based on materials of Stavka of the Supreme Commander in Chief and the Staff of Western front, the interaction of various military command and control agencies at different stages of the preparation of the operation are considered, shortcomings of the system of governance are identified.

СЕРГУШКИН Сергей Сергеевич — аспирант исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова


План русского наступления весной 1916 года генерала А.Е. Эверта

По окончании Великого отступления и стабилизации фронта осенью 1915 года перед русской императорской армией встала проблема «позиционного тупика»1. Линии окопов протянулись на Европейском театре боевых действий от Балтийского моря до границы Королевства Румыния, оставив перед воевавшими армиями безальтернативную перспективу необходимости прорыва укреплённого фронта противника. Попытка такого наступления была предпринята в марте 1916 года 2-й армией Западного фронта в районе озера Нарочь. Окончилась она полным провалом, хотя, по выражению начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии М.В. Алексеева, «сделали более, чем было можно»2.

О причинах провала операции написано немало3, тем не менее некоторые обстоятельства её подготовки, стоившей Российской империи колоссальных потерь, отечественной исторической наукой не исследовались. К ним относится проблема согласования действий Северного и Западного фронтов, которому автор плана наступления — главнокомандующий армиями Западного фронта генерал-адъютант А.Е. Эверт придавал особое значение4.

Сложности во взаимодействии высших инстанций военного управления в лице Ставки Верховного главнокомандующего и главнокомандующих армиями фронтов возникали также при подготовке и проведении других крупных операций (яркий пример — Брусиловский прорыв5). Именно об этой «ахиллесовой пяте» системы управления русской армией в годы Первой мировой войны и пойдёт речь в данной статье. Кроме того, детальный разбор процесса планирования операции даст обширный материал для характеристики отдельных его акторов, прежде всего генералов — Алексеева, фактически руководившего русской армией с августа 1915 года, и Эверта.

Источниковая база исследования основывается на материалах фондов Российского государственного военно-исторического архива (Ф. 2003 «Штаб Верховного главнокомандующего (Ставка), г. Могилев» и Ф. 2048 «Штаб главнокомандующего армиями Западного фронта»).

28 октября (10 ноября) 1915 года А.Е. Эверт представил М.В. Алексееву «Соображения по выработке плана предстоящих действий»6. Имея перед глазами примеры неэффективного взаимодействия фронтов в ходе Свенцянского прорыва7, главнокомандующий армиями Западного фронта призвал к тому, чтобы общую идею будущего русского наступления разработало Верховное командование. С его точки зрения новому акту борьбы требовались не разрозненные усилия отдельных фронтов, а одновременное привлечение сил всей России (те же идеи высказывал генерал от кавалерии А.А. Брусилов, который приписывал себе авторство подобного подхода)8.

Общее же наступление могло быть начато только после укомплектования и вооружения армий, накопления запасов артиллерийских снарядов, т.е. не ранее конца 1915 года, а более вероятно, в феврале—марте 1916 года. Главный удар планировалось нанести лишь в одном месте линии, протянувшейся от моря до Бессарабии. Одновременно силами свободных от нанесения главного удара фронтов необходимо было развить в чувствительных для противника направлениях второстепенные, но достаточно сильные удары демонстративного характера. Помимо теоретической основы Эверт изложил конкретные предложения, в частности, уделить особое внимание наиболее выгодному направлению Молодечно — Вильна (Западный фронт)9.

Однако в тот момент внимание Алексеева было сосредоточено на Балканском полуострове, кроме того, он готовил план переноса туда центра боевых действий10. Согласно директиве начальника Штаба Верховного главнокомандующего № 5712 от 4(17) ноября ближайшей задачей называлось содействие Сербии и высадившимся на полуострове союзным войскам. Для этого предлагалось использовать силы фронтов — Юго-Западного и Западного. Последний в направлении Бреста должен был атаковать противника и как можно дольше сковывать его силы11.

Вероятно, вследствие того, что время для помощи Сербии упустили, а союзники отвергли план большого наступления на Балканах, оно свелось лишь к локальным действиям Юго-Западного фронта12. Проект Эверта в связи с трагическими событиями на Балканах отошёл на второй план и остался, по всей видимости, без внимания Алексеева. На межсоюзнической конференции в Шантильи 23—26 ноября (6—9 декабря) 1915 года единого стратегического плана действий союзникам выработать не удалось13. Таким образом, русская армия вступила в 1916 год, не имея не только согласованного с ними плана, но и собственного.

4(17) января 1916 года Эверт деликатно, но настойчиво напомнил Алексееву о своём предложении, отметив, что местность, занятая позициями противника перед армиями Западного фронта, представляла собой несколько озёр и болот с сильно укреплёнными между ними промежутками. Поэтому Алексей Ермолаевич считал крайне важным пойти в наступление (если соответствующее решение будет принято) до начала весны14.

13(26) января, видимо, так и не получив ответа, главнокомандующий высказался уже более определённо. По его мнению, агентурные сведения, опросы пленных, отсутствие каких-либо новых германских частей не только на Западном и Северном фронтах, но даже на Юго-Западном фронте (несмотря на недавно предпринятую там атаку) указывали на значительную вероятность скорого немецкого наступления на западе. Если это случится, подчёркивал Эверт, «мы, даже в чисто узких, эгоистических интересах, оставаться пассивными ни в коем случае не можем, дабы не дать германцам возможности разбить наших союзников и нас по частям… Отказ от наступления в это время может быть роковым и только в лучшем случае вредным»15.

Примечательно, что его точку зрения разделяли не все. 27 января (9 февраля) 1916 года главнокомандующий армиями Северного фронта генерал от кавалерии П.А. Плеве отправил Алексееву телеграмму, указав, что «развитие крупных операций германцами на Западном (французском) фронте едва ли возможно». По его мнению, германский удар должен был быть нанесён именно на Северном фронте. То же, только о Юго-Западном фронте, полагал генерал-адъютант Н.И. Иванов16. Вполне понятно желание главнокомандующих усилить собственные фронты максимальным количеством сил и средств — они помнили о катастрофической для русской армии кампании 1915 года. Многочисленные просьбы Эверта имели ту же цель, но в отличие от своих коллег он стремился задействовать накопленные ресурсы в первую очередь для наступления, а не для обороны.

В отправленной в Ставку телеграмме Алексей Ермолаевич пророчески подчёркивал: «Если мы упустим время и опоздаем, никакое пополнение материальных запасов не в состоянии будет восполнить упущенное». Телеграмма заканчивалась просьбой — срочно уведомить его о принятом решении17, однако в архиве пока не обнаружен ответ Ставки. Вероятно, его просто не было, так как основная часть переписки начальника Штаба Верховного главнокомандующего в январе 1916 года была связана с Румынией. Возможно, это и стало причиной невнимательности Алексеева относительно касавшихся Западного фронта предложений.

Но это не остановило Эверта. 28 января (10 февраля) он отправил начальнику Штаба Верховного главнокомандующего четвёртую телеграмму, в которой констатировал, что зимняя операция не состоится, если только её не начнёт противник. Эверт считал необходимым представить Алексееву свои предложения по поводу возможного наступления ранней весной. С момента составления его «Соображений…» Западный фронт был ослаблен отправкой его нескольких корпусов на юг. Эверт просил о возвращении одного из них и о «придаче дополнительно не менее трёх других»18.

Скорее всего, ослабление фронта и затягивание операции стали причиной изменения плана русского наступления. Теперь для главной атаки Алексей Ермолаевич наметил район Поставы — оз. Мядзиоль — оз. Вишневское как наиболее отвечавший идее совместных действий с Северным фронтом, если бы тот нанёс удар в Двинском районе. В тактическом отношении данный участок фронта принадлежал к весьма «трудным» для наступления, поэтому Эверт и хотел начать его зимой, когда замерзнут озёра и болота. Но на морозы более рассчитывать не приходилось, поэтому указанный участок мог быть избран для наступления лишь при условии энергичного содействия Северного фронта. Совместный удар двух фронтов, по мнению генерала, обещал настолько существенные выгоды, что ради них неблагоприятные для наступления местные условия могли отойти на второй план. Вспомогательный удар войсками 1-й армии на Видзы намечался как связующее звено между планировавшимся броском в общем направлении на Свенцяны и наступлением Северного фронта от Двинска.

Если бы от последнего пришлось отказаться, подчёркивал Эверт, то отпало бы главнейшее обстоятельство, делавшее желательным выбор для наступления Западного фронта в том же направлении. Тогда на первое место выступили бы соответствующие тактические трудности. В таком случае выгоднее (при удачных тактических условиях для войск) было бы вернуться к идее наступления в общем направлении Молодечно — Вильна, имевшем выдающееся стратегическое значение. При этом главнокомандующий армиями Западного фронта вновь попросил: «Имея в виду совершенную необходимость быть готовыми к действиям к самой ранней весне, к началу марта, до которого остался один месяц, прошу не отказать сообщить окончательное решение и указания в возможно ближайшем времени»19.

Важнейшим для выработки плана наступления стало состоявшееся 14(27) февраля в Могилёве совещание под председательством Верховного главнокомандующего, где также присутствовали главнокомандующие армиями фронтов, начальники их штабов, а также генерал Плеве. Однако главную роль на совещании играл Алексеев. Он признал наступление выгодным, но говорил о желательности его переноса на более позднее время, чтобы иметь возможность пополнить запас винтовок и доставить на фронт из Московского военного округа две тяжёлые артиллерийские бригады. Наступление предполагалось вести левым флангом Северного фронта и правым — Западного. В случае успеха Юго-Западный фронт переходил к активным действиям (даже при не определившейся роли Румынии), направляя главный удар на Ковель — Холм20.

В докладе Алексеева прослеживается связь с ранее представленными предложениями Эверта, однако производившаяся на основании отданной в тот же день директивы Ставки № 903 перегруппировка сил противоречила замыслу главнокомандующего армиями Западного фронта. В качестве основной задачи он видел концентрацию максимального количества сил и средств на направлении атаки. Северный фронт получал от Западного два корпуса, а тот, в свою очередь, от Юго-Западного — XXIV армейский и IV конный корпуса. Мало того, что конный корпус не способствовал прорыву укреплённой линии противника и был фактически бесполезен для этой задачи, так ещё и оба корпуса передавались вместе с занятыми ими участками21. Значит, если бы Западный фронт и усилили, то незначительно, и потеряли бы при этом два корпуса. Эверт, наоборот, рассчитывал на усиление четырьмя корпусами. Гвардию же резерва Верховного главнокомандующего, которая могла отчасти компенсировать эту потерю, переместили на Северный фронт из-за опасений возможного неприятельского десанта22. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Строков А.А. Вооружённые силы и военное искусство в первой мировой войне. М., 1974. С. 409.

2 Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 855. Карт. 2. Ед. хр. 8. Л. 11 об.

3 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 5 / Сост. В.Н. Клембовский. М., 1920; Вольпе А.М. Фронтальный удар.М., 1931; Зайончковский А.М. Мировая война 1914—1918 гг. Т. II. М., 1936; Подорожный Н.Е. Нарочская операция в марте 1916 г. на русском фронте мировой войны. М., 1938; Керсновский А.А. История русской армии. Белград, 1933—1938; Вержховский Д.В., Ляхов Р.Ф. Первая мировая война 1914—1918: военно-исторический очерк. М., 1964; Строков А.А. Указ. соч.; История первой мировой войны 1914—1918 гг. Т. 2. М., 1975; Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. М., 1976; Айрапетов О.Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию (1907—1917). М., 2003; он же. Участие Российской империи в Первой мировой войне. 1916 год. Сверхнапряжение. Т. III. М., 2015; и др.

4 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2003. Оп. 1. Д. 51. Л. 324.

5 Сергушкин С.С. Брусиловский прорыв и генерал А.Е. Эверт // Российская история. 2016. № 6. С. 56—68.

6 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 51. Л. 322.  

7 Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне. 1915 год. Апогей. М., 2014 Т. II. С. 219.

8 Брусилов А.А. Воспоминания. М., 1963. С. 211.

9 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 51. Л. 325 об.—335.

10 Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне… Т. II. С. 250.

11 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 51. Л. 440, 440 об.

12 Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне… Т. II. С. 252.

13 Ростунов И.И. Указ. соч. С. 281.

14 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 51. Л. 15—16.

15 Там же. Д. 53. Л. 78—79.

16 Там же. Л. 204, 204 об.

17 Там же. Л. 79.

18 Там же. Л. 210.

19 Там же. Л. 210—211.

20 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 5. С. 16, 17.

21 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 53. Л. 293.