Россия и Германия: плюрализм памяти о Великой Победе

image_print

Против лжи и фальсификаций

МАЛЫШЕВА Елена Михайловна — профессор кафедры истории, историографии, теории и методологии истории Адыгейского государственного университета, академик Российской академии естественных наук, действительный член Академии военно-исторических наук, заслуженный деятель науки Республики Адыгея, доктор исторических наук, профессор (г. Майкоп. E-mail: emalysheva09@inbox.ru)

Россия и Германия:

плюрализм памяти о Великой Победе

Победа советского народа в Великой Отечественной войне — одно из немногих исторических событий, получающих в общественном сознании однозначно позитивную оценку. Опросы общественного мнения показывают, что в социальной памяти прочно фиксируются только события XX века, предшествовавшие события мировой истории вовсе не фиксируются, а знаковые моменты более отдалённого российского прошлого представлены немногочисленными персонами. История России до XX века воспринимается в качестве некой «предыстории», где исчезает хронологическое время и начинается недифференцированное прошлое. В подобной ситуации становится понятной роль победы в Великой Отечественной войне — единственного события в отечественной истории XX века, имеющего одновременно общую значимость и безусловную позитивную оценку. Характерно, что с течением времени растёт число респондентов, которые оценивают 9 Мая как «народный праздник граждан России и стран бывшего СССР»: с 27 проц. в 2005 до 31 проц. в 2010 году1.

Великая Отечественная война представляется экстраординарным по значимости символическим событием, остающимся актуальным для общественной памяти и позволяющим бесконфликтно осуществить самоидентификацию с национальным прошлым. Данная ситуация сопряжена с феноменом «приватизации» Второй мировой войны. В официальной риторике, используемых символах она фактически отождествляется с Великой Отечественной. Так, только 8 проц. опрошенных Левада-Центром в марте 2010 года согласились с тем, что 9 Мая является «праздником всех стран антигитлеровской коалиции», а народным или государственным, то есть заключённым в национальных рамках, его сочли 57 проц. опрошенных2.

Многое в истории войны подлежит дополнению и переосмыслению. Новое постижение известных источников, фактов военной истории, выявление и анализ источников личного происхождения дают более ёмкую картину драматического и героического прошлого. Это относится прежде всего к истории повседневности, феномену советского и германского тыла, социальной жизни общества военного периода, социально-экономических, морально-психологических, культурно-бытовых явлений, образа жизни и мыслей простого солдата, труженика.

Одной из характерных черт советского общества был патриотизм. На современном этапе развития российского общества возрождение патриотизма во многом ассоциируется в качестве важнейшего условия возрождения России как великой державы. Осознание своей гражданской исторической, культурной, национальной и духовной идентичности как высшего принципа определяет жизненную стратегию как служение Отечеству. Менталитет советского общества, поразившего мир невероятной стойкостью в военное лихолетье, хотя и содержал в себе многие общерусские черты, тем не менее весьма существенно отличался от менталитета прошлых веков.

Перед современной Россией стоит важнейшая задача: для решения проблем в разных сферах жизни реализовать огромный духовно-нравственный потенциал, накопленный за всю историю существования государства. Есть глубочайший нравственный смысл в преемственности поколений, внутреннем единстве их исторических судеб, постигаемом через нетленность наших святынь. Как справедливо отмечает широко известный в стране и за рубежом историк, исследователь истории Великой Отечественной войны профессор Н.И. Кондакова, «государственный патриотизм прогрессивен и необходим, пока он не переходит в национал-шовинизм или “пушечный патриотизм”». Об общечеловеческой опасности такого перехода свидетельствует пример нацистской Германии 1930—1940-х годов, развязавшей кровавую агрессию против независимых государств и народов. В этой связи методологически важно уметь видеть границу между государственным патриотизмом и рядящимся в одежды патриотизма шовинизмом или национал-экстремизмом3.

Ныне в российском и германском обществах наблюдается так называемый плюрализм исторической памяти4. Её формирование, осмысление уроков и итогов Второй мировой и Великой Отечественной войн влияет на самоидентификацию и ментальность народов России и Германии. Этот процесс противоречив. В нём продуктивная научная проработка актуальных проблем соседствует с попытками умаления и даже дискредитации роли нашей страны в достижении Великой Победы, умолчания и вытеснения из памяти россиян и немцев под видом «травматических моментов» фактов, необходимых для понимания исторической правды о войне. К сожалению, дискуссии о ней порой превращаются в арену политической борьбы с целью искажения образа современной России.

Война показала, что в нашей стране в условиях многовековой полиэтничности сформировалось единое общество с неповторимым менталитетом, обладавшее высочайшей пассионарностью5. В борьбе против фашистской агрессии ярко проявилось мировоззрение, основанное на общенациональном интересе, нравственно-духовном, культурно-историческом потенциале, которое правомерно называть государственным, патриотическим или государственно-патриотическим. Война раскрыла своеобразие социальной психологии общества, обладавшего мощной внутренней энергией, способностью и готовностью абсолютного большинства граждан на патриотическое самоотречение, жертвенность. Стремление выстоять и победить агрессора составляло духовную основу морального единения, было могучим побудительным мотивом к сплочению и героической борьбе с врагом всех народов нашей страны. Исторические реалии того периода отразились в социальной аксиоме: мы — великий народ, победивший фашизм. И ныне в системе ценностей россиян начала ХХI века Великая Победа не теряет своего значения. В 2001 году её назвали центральным событием ХХ столетия 87 проц. наших соотечественников, опрошенных Аналитическим центром Ю. Левады6.

19—23 марта 2010 года к 65-летию победы в Великой Отечественной войне Левада-Центр провёл опрос по репрезентативной выборке 1600 россиян в возрасте 18 лет и старше в 127 населённых пунктах 44 регионов страны. На вопрос: «В чём, по вашему мнению, состоят главные результаты победы во Второй мировой войне?» — 68 проц. респондентов отметили уничтожение гитлеровского режима, 54 проц. российских граждан 25—39 лет основным результатом победы назвали освобождение европейских стран от фашистской тирании и оккупации7.

Память об испытаниях военного лихолетья, всенародном подвиге, патриотизме и Великой Победе стала важной составляющей российской национальной идентичности, одним из звеньев российского патриотизма как системы духовно-нравственных, культурно-исторических ценностей, востребованных в современных условиях, способствующих консолидации гражданского общества и укреплению государства. Сохранение исторической памяти о войне, её защита от ревизии и фальсификаций, укрепление на этой основе духовного потенциала нашего общества служат решению основных задач обеспечения национальной безопасности и устойчивого развития России8.

В германском обществе и научно-педагогической среде иное отношение к итогам и урокам войны. По оценке доктора П. Стыкова из Университета Гумбольдта, в немецком общественном сознании «история Великой Отечественной войны — это часть коллективного рассказа о русской нации… Но это никогда не было частью коллективного рассказа немцев …Это, собственно, другая сторона истории! Другая — в том смысле, что немцы должны… рассказывать свою собственную историю, и она не может быть такой же, какой её рассказывают русские»9. Доктор М. Кейзер из Билефельдского университета считает, что «не существует коллективной памяти об этих… событиях и датах. А поколение, которое обладает такой памятью, не желает помнить об этом. Так что эта память не передана более молодым поколениям как нечто такое, о чём следует помнить, что следует обсуждать и дискутировать. Это память о поражении — и люди хотели забыть о подобных вещах. Так что было такое поколение, которое не создало коллективной памяти. Для последующих поколений память была утрачена. Она не передалась новым поколениям»10.

К мнению немецкого коллеги можно добавить, что «белые пятна» в исторической памяти немцев образовались не только из-за их нежелания помнить, но и под воздействием информационной среды, формировавшейся с вполне определёнными целями. Об этом говорят немецкие учёные. Например, много лет работавший директором музея «Берлин-Карлсхорст» доктор П. Ян отмечает, что для ФРГ и бывшей ГДР до 1990 года это была совершенно разная история. «В ФРГ в 50-е годы для большинства людей это были только наши страдания, — а о страданиях других мы не говорили. Субъективно это было понятно, потому что для большинства, для солдат это был ужасный опыт. Война была неприятным воспоминанием — для многих это было страдание и плен. …Но тогда никто не говорил о том, что мы там сами натворили! …Во время холодной войны это было частью нашей идентичности. …Фашизм, холокост, агрессия по отношению к другим народам — всё это невозможно было защищать. А вот война против Советского Союза оценивалась иначе. Ведь защита Германии в 1945 году рассматривалась как стремление не допустить выход Сталина и советских войск к Эльбе. …Война, таким образом, воспринималась как защита демократической культуры на берегах Волги, под Сталинградом. К сожалению, такой подход к оценке войны не преодолён полностью. Он воспроизводится. Тем более что выдвигается и такой аргумент: мы должны служить в армии теперь только потому, что тогда советские войска дошли до Эльбы»11.

По мнению доктора И. Освальд, формированию исторической памяти немцев не способствовало то, что тема войны слабо освещалась в германском обществе: «О войне у нас говорили очень мало. Вообще в школе у нас так преподавали, что в 1933 году всё кончилось! …В школе я ничего не слышала о войне… Всё остальное я узнала только в университете!»12.

На преподавание во всех немецких землях одинаковой концепции Второй мировой войны обратил внимание один из немецких профессоров — доктор М. Кейзер (Билефельдский университет). По его мнению, это достаточно «унифицированный дискурс». Красноречива оценка следствия изучения этого периода истории — знаний немецкой молодёжи о войне профессором Г. Зимоном (Кёльн), который отмечает: даже выпускник германской гимназии будет удивлён, если ему скажут, что Париж был оккупирован немецкими войсками. Вместе с тем нельзя согласиться с выводом Ю. Фельдхоффа (Билефельд) о том, что в политическом сознании думающего населения обеих стран война стала историей, и они не хотят извлекать её из своей памяти13. По крайней мере, в отношении России это не так.

Представляет интерес точка зрения профессора Э. Штёльтинга (Потсдам), который убеждён, что у немецкого и российского обществ разные взгляды на войну, и в этом отношении у Германии и России разная перспектива. Для немцев это, как подчёркивает учёный, прежде всего мировая война, для русских — Великая Отечественная14.

Представители немецкой интеллектуальной элиты высказывают точки зрения, отражающие противоречивость исторической памяти немцев о войне. Одно из современных мнений: если раньше в немецком обществе говорили о поражении, а в советском — о Победе, то сейчас в обоих нередко говорят об «опыте маленького человека на войне». Оказывается, неимоверно сложно порой сформулировать оценку нацистского и военного прошлого, а также избавиться от идеологических конструкций времён «холодной войны».

Встречаются и высказывания, свидетельствующие, о том, что «войны памяти» продолжаются. Так, доктор Х. Хайнц, приват-доцент факультета социологии Билефельдского университета, считает: «Русские ничего не приобрели в результате этой войны, они понесли только потери! Это была не Великая патриотическая война — это была война небольшой элиты, война аппаратчиков и догматиков (indoctrinated people)… Что это за победа, если вы потеряли 40 миллионов человек убитыми?! Какая же это победа?! Это была победа для генералов, а не для народа! Но как учёный, как специалист в области социальных наук я не могу утверждать, что русские одержали победу! По моим методологическим и нравственным позициям я индивидуалист. Я думаю только о конкретных людях, о русских. Я не думаю о России. Я вижу миллионы трупов мужчин и женщин, оставшихся без супругов и сыновей. Если погибла такая масса людей, то это значит, что победы не было! Они все должны были идти на похороны, хоронить покойников, а не устраивать парады и демонстрации! Это — поведение XIX века! В каком-то смысле это реабилитация всех этих политиков и генералов, которые совершили эти ошибки! Но что значит — победа? Что русские вступили в Берлин? Но что это означает в наше время? Это значило что-то во времена Фридриха Великого. Или во времена Цезаря. В наше время не может идти речи о победе, когда убивают миллионы людей! А кто побеждает? …Такая цена была уплачена ни за что! (The price was for nothing!) Но такое у нас представление… Мы говорим сейчас о представлениях людей, а не об эмпирических фактах. Результатом войны стало не освобождение Европы, а холодная война, атомное оружие и всё такое, эксплуатация. Освобождение Европы было ценой за развязывание войн в развивающихся странах. Это были показательные войны между Востоком и Западом по поводу различных сфер влияния, и в этих войнах убивали и умирали миллионы… Они были лишены власти в силу так называемого баланса сил, которого на самом деле не было. Это всё идеология! Я думаю, что такое мышление представляет собой предпосылку следующей войны. 9 мая вы должны посещать ваши кладбища и стелы, вспоминать тех молодых людей, которые погибли, не зная за что!»15.

Как видим, Х. Хайнц искажает бесспорные исторические факты в худших традициях «холодной войны»16. К превеликому сожалению, подобные эмоциональные, безапелляционные суждения способны воздействовать на неокрепшие умы молодых людей, мало знакомых с историей. Это свидетельствует об актуальности и востребованности продолжения активного диалога российских и германских исследователей. Он крайне необходим в условиях нестабильного глобализирующегося мира, современных угроз, чреватых вооружёнными конфликтами и войнами, так как общеизвестно: войны всегда начинаются в сознании людей. Возможности конструктивного взаимодействия учёных двух стран расширяет то, что известные немецкие историки М. Мессершмидт, Г. Юбершер, В. Ветте, Х. Нольте, В. Бенц, В. Якобмайер, П. Ян, А. Хильгрубер, К. Герлах, Ю. Хабермас и многие другие непредвзято освещают реалии войны, развязанной германским нацизмом.

Отечественным специалистам исторической науки необходимо уделять адекватное внимание темам, которые с подачи иностранных историков и журналистов привлекают внимание общественности европейских стран, но, по мнению ряда наших и зарубежных исследователей, до сих пор остаются вне публичного обсуждения в России. Важно отстаивать правду истории и противодействовать перегибам, искажению масштабов и значимости фактов. По этому поводу некоторые российские историки замечают, что в немецких средствах массовой информации наряду с акцентированием внимания на бомбардировках Германии превалирует тематика субъективно трактуемой «цены» войны, муссирования и преувеличения фактов насилия красноармейцев в европейских странах, советской экспансии в Восточной Европе и т.п., искажающая историю.

Справедливости ради отмечу, что «белые пятна» исторической памяти есть в обеих странах. Как показывают опросы общественного мнения 2000—2003 гг., в среднем до 68 проц. россиян считают, что всей правды о войне мы до сегодняшнего дня не знаем17.

В Германии эта проблема значительно масштабнее. Как отмечает профессор Э. Штельтинг, несмотря на то, что в послевоенные годы издано огромное количество книг о фашистском периоде истории, многое остается неизвестным. Главной темой остаётся геноцид, вокруг которого концентрируется чувство вины. Развязывание же самой войны и ответственность за её ход находятся по большей части на периферии немецкого сознания. Интересно, что Германия потеряла значительную часть территории, но это не сохраняется в памяти людей. В других странах такого не наблюдается. Сама память войны в какой-то мере исчезла. Для Германии война и в целом нацизм, считает учёный, — это позор, и дело не только в том, что в войне Германия потерпела военное поражение, а в моральном поражении и моральном кризисе. Очень немногие в Германии считают, что они не несут ответственности за развязывание войны, а чувство позора испытывает большинство. И это большинство предпочло бы отказаться от немецкой идентичности. Поэтому в Германии патриотические чувства не распространены. Для многих немцев похвала состоит в том, если им скажут, что они не похожи на немцев. Это типично. А в России совсем иначе. Советский Союз не был инициатором войны. Наоборот — Третий рейх выступил в качестве агрессора. Россия одержала блестящую, хотя и трудную, победу, и поэтому отношение русских к войне, в общем, носит позитивный характер. Это отношение заслуженной гордости. Вот это главное различие в восприятии войны объясняет, почему в Германии редко можно встретить человека с патриотическими чувствами и почему у немцев есть стремление выйти за рамки немецкой нации — немцы хотят быть европейцами, но только не немцами. Негативные чувства, доставшиеся от прошлого, объясняют, по мнению Э. Штельтинга, почему значительная часть немцев не любит немецкую культуру, немецкий язык и самих себя. Рассуждая о вине Германии в развязывании Второй мировой войны, учёный отмечает: неофашистское движение призывает гордиться тем, что «мы немцы», по этому признаку сразу же определяются неофашисты. А признание вины за развязывание войны и связанные с ней трагедии порождает неофашистские провокации. Как подчёркивает он, в России, Америке, Франции гордость за свою страну имеет другой смысл; если спросить студентов немецкой национальности, что значит быть немцем или что такое Германия, ответ будет содержать скорее негативный оттенок, примерно в таком духе: «Мы не немцы, а европейцы», «Нас это не интересует, мы самостоятельные личности». Немецкая молодёжь хочет быть похожей на французов или англичан, но особенно — на американцев»18.

Оценивая особенности исторической памяти своих соотечественников о войне, доктор Петер Ян, многие годы работавший директором музея «Берлин-Карлсхорст», отмечает, что проведённый в 1995 году в Германии общенациональный опрос о том, следует ли события 1945 года считать поражением или освобождением, показал: 80 проц. опрошенных немцев назвали их освобождением. Характеристику нацизма они прежде всего связывают с геноцидом евреев и очень немногие — с преступлениями против других народов, ответственностью за развязывание Второй мировой войны, нападением Германии на СССР. Лишь в некоторых случаях эта характеристика дополняется упоминанием о политике уничтожения сумасшедших или цыган. А когда речь заходит об уничтожении военнопленных Красной армии, сразу звучит вопрос о немецких военнопленных в СССР. П. Ян справедливо заметил, что пленные немецкие солдаты «тоже были не в райских условиях, страдали. Многие из них погибли — но не в таких масштабах, и они не умерщвлялись теми способами, которые применялись по отношению к советским военнопленным. А политика нацизма по отношению к гражданскому населению?! Например, блокада Ленинграда — мало известно об этом». «Нельзя сказать, что это полностью замалчивается, но это не закреплено в нашем (немецком) сознании. Эти факты находятся на втором или третьем месте»19. Доктор Ян считает это ошибочным.

Таким образом, события прошедших десятилетий пока не привели воспоминания немцев и россиян о войне к «общему знаменателю». По этому поводу А.Г. Здравомыслов в книге «Немцы о русских на пороге нового тысячелетия» заметил, что исследование взаимного восприятия нациями друг друга — задача исключительно ответственная, так как ни один из исследователей не может освободиться от рамок, которые задаются его собственной национальной культурой. Можно и нужно стремиться понять другого, но он всегда может заявить, что его ошибочно поняли, так как свою культуру и свой народ он знает лучше, чем исследователь со стороны.

По этим причинам злободневен и необходим конструктивный диалог между компетентными немецкими и российскими учёными-экспертами, продуктивно развиваемый Институтом всеобщей истории Российской академии наук, Германским историческим институтом в Москве, другими научными, общественными организациями, различными фондами. Обильные плоды трудов историков разных стран нисколько не уменьшают актуальности продолжения исследований проблем социальной истории военного периода. Современное осмысление фактов истории войны, выявление и анализ новых источников дают более ёмкую картину драматического и героического прошлого. Это относится к истории повседневности, социальной жизни общества военного периода, социально-экономических, морально-психологических, культурно-бытовых явлений, образа жизни и мыслей простого солдата и труженика, многим другим актуальным вопросам. В их числе проблемы константности истории и множественности исторической памяти о войне.

Нельзя изменить исторические факты: жестокая война 1939—1945 гг. была развязана нацистской Германией. И Советскому Союзу, бесспорно, принадлежит главная заслуга в победе над нацизмом. Тем не менее и в России, и в Германии остаётся своё восприятие военного прошлого. Это прошлое, отложившееся и продолжающее откладываться в исторической памяти, ещё не проработано окончательно и вряд ли будет окончательно исследовано. Оно содержит «непережитое и незажившее», так называемые болевые, или травматические темы. В этом смысле, чтобы заполнить «белые пятна на карте памяти и заново обдумать своё отношение к прошлому, имеет смысл прислушаться к другому — не важно, бывшему противнику или союзнику. Вторая мировая война стала определяющим событием в истории Европы XX века. Чтобы залечить нанесённые ею раны, необходим общеевропейский обмен между существующими традициями памяти»20.

Вспоминается, как в ходе российско-германской конференции в Волгограде «Сталинград: чему русские и немцы научились за 60 лет» мы — историки двух воевавших друг с другом стран посетили захоронения погибших в битве на Волге. У входа к могилам германских солдат бросилась в глаза надпись, сделанная современными немцами: «Нашим павшим товарищам и бывшим противникам с мольбой о мире…». Она заставила задуматься о долге историков, о том, как важно добиваться, чтобы память двух народов о войне сближала их, делала всех нас мудрее и добрее, способствовала развитию российско-германского диалога профессионалов исторической науки, выявлению научной истины и преодолению противоречий во взглядах.

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 К 65-летию победы в Великой Отечественной войне // Левада-Центр, 1 февраля 2010 г.: http://www.levada.ru.

2 Социокультурная память и стратегии коммеморации Великой Отечественной войны // Хронос: http://www.hrono.ru.

3 Кондакова Н.И. Духовная жизнь России и Великая Отечественная война 1941—1945 гг. М., 1995; Победа — одна на всех (Вклад союзных республик СССР в завоевание победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.») / Члены редколлегии Н.И. Кондакова, Е.М. Малышева, А.П. Ларин и др. М., 2010. 591 с.

4 Подробнее см.: Малышева Е.М. Историческая память о Великой Отечественной войне как социокультурный феномен и фактор российской идентичности / Юг России в Великой Отечественной войне: тропы памяти. Сборник научных статей / Под. ред. И.В. Ребровой. Краснодар: Куб. гос. технолог. ун-т, изд-во «Эдартпринт», 2011. С. 153—171; она же. Опыт изучения преподавания истории Второй мировой войны в учебных заведениях Германии / Великая Отечественная война 1941—1945 гг.: опыт изучения, преподавания. Материалы межвузовской международной конференции, посвящённой 60-летию победы в Великой Отечественной войне. 17 мая 2005. М.: РГГУ, 2005. С. 341—348; она же. Открытое для преступлений пространство: оценка германского нацизма немецкими историками / Беларусь в годы Великой Отечественной войны: уроки истории и современность. Материалы Международной научной конференции. Минск, 29—30 июня 2004 г. / Сост. А.М. Литвин и др. Минск: Институт истории Национальной академии наук Белоруссии, 2004. С. 137—145; она же. Война в исторической памяти: дискуссионные проблемы. Судьба на фоне времени / Сборник статей, посвященных 70-летию со дня рождения А.С. Схакумидова. Майкоп: изд-во АГУ, 2004. С. 82—102; она же. «Войны памяти» в германской и российской историографии событий периода 1941—1945 гг. / Материалы Международной научной конференции (28—29 апреля 2010 г., Ростов-на-Дону — Таганрог) / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-на-Дону: изд-во Южного научного центра Российской академии наук (ЮНЦ РАН), 2010. С. 140—142; она же. Великая Отечественная война: историческая память и проблемы осмысления. К 65-летию Победы / Материалы межрегиональной научной конференции. Краснодар — Тимашевск. 6—8 октября 2010 г. Краснодар, 2010. С. 7—11; она же. Испытание. Социум и власть: проблемы взаимодействия в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Майкоп, 2000. С. 393—414.

5 См.: она же. Особенности массового сознания и политическая идентичность современного российского социума / История и политика в современном мире. Материалы Международной научной конференции 24—25 сентября 2010 г. МГГУ им. М.А. Шолохова. М.: МГГУ им. М.А. Шолохова, 2010. С. 109—119; она же. Менталитет и пассионарность советского общества в годы Великой Отечественной войны и Сталинградской битвы как источник победы над агрессором / Сталинградская битва. Взгляд через 65 лет: материалы Международной научно-практической конференции, 1—2 февраля 2008. Волгоград: «Издатель», 2008. С. 426—432.

6 Левада Ю. Социологические очерки 1993—2000 // Левада-Центр: http://ww.levada.ru.

7 К 65-летию победы в Великой Отечественной войне // Левада-Центр: http://www.levada.ru.

8 Малышева Е.М. Историческая память и духовная безопасность России: противодействие дискредитации победы в Великой Отечественной войне / Проблемы преподавания истории Второй мировой войны. Сборник материалов III Международной конференции. Санкт-Петербург, 2010. С. 39—50; она же. Роль патриотизма в национальном возрождении России / История и современные реалии. Великая Отечественная война в контексте истории ХХ века. Материалы Международной научно-практической конференции. Адлер, 2005. С.143—147; она же. Россия в ХХ веке. Война 1941—1945 годов. Современные подходы. М.: Наука, 2005. С. 305—339; она же. Мировые войны и локальные военные конфликты в истории // Вестник Адыгейского государственного университета. 2005. № 1(16). С. 66—75; она же. Войны в мировой истории и их последствия // Книга Памяти. Республика Адыгея. Майкоп, 2002. Кн. 4. С. 20—39.

9 Здравомыслов А.Г. Немцы о русских на пороге нового тысячелетия. М.: РОССПЭН. 2003; База данных Фонда «Общественное мнение» (ФОМ): http://bd.fom.ru.

10 Там же.

11 Jahn P., Rtirup R. Die Deutschen und der Krieg gegen die Sowjetunion — Erobern und Vernichten. Der Krieg gegen die Sowjetunion 1941—1945. Berlin, 1991.

12 Здравомыслов А.Г. Указ. соч.

13 Там же.

14 Там же.

15 Цыганков Д. Дома новы, но предрассудки стары // Социологическое обозрение. 2003. № 4. Т. 3. С. 67.

16 Ксенофобия // База данных ФОМ: http://bd.fom.ru.

17 Великая Отечественная война в оценках населения. 18 июня 2010 г. // Левада-Центр: http://www.levada.ru.

18 Здравомыслов А.Г. Указ. соч.

19 Jahn P., Rtirup R. Op. cit. S. 17.

20 Вайксель Ф., Габович М., Заппер М., Золотов А., Калинин И., Прохорова И. Память о Второй мировой войне 60 лет спустя – Россия, Германия, Европа // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2005. № 2—3: http://magazines.russ.ru; Ферретти М. Непримиримая память: Россия и война. Заметки на полях спора на жгучую тему // Там же: http://magazines.russ.ru; Малышева Е.М. Дискуссионные проблемы истории Второй мировой войны в новейшей германской историографии и формирование исторической памяти / СССР, его союзники и противники во Второй мировой войне. Политический дискурс, историографические дискуссии, проблемы преподавания. Материалы Международной научно-практической конференции, приуроченной к 65-летию победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. 21—22 апреля 2010 г. М., 2010. С. 272—278.