Все это должно было оказать на английского министра сильное впечатление. Как раз в этот момент он хотел созвать конференцию держав, чтобы добиться у них согласия на снижение процента по египетским купонам и предоставление египетской казне нового займа в Лондоне. Франция на такое финансовое облегчение английской администрации в Египте не шла, и многое зависело от позиции, которую займет Германия. Бисмарк дал свое согласие участвовать в такой конференции, и Гранвиль, напуганный угрозами и тронутый этим согласием, рассыпался в уверениях перед Мюнстером, что он всегда готов итти рука об руку с Германией не только по общеполитическим, но и по колониальным вопросам1.
Бисмарка это удовлетворило, и, пользуясь таким доброжелательством, он решил поднять один вопрос, который давно уже волновал военные круги, а именно вопрос о передаче Германии острова Гельголанда, лежащего против устьев р. Эльбы, который некогда принадлежал Дании и был в 1807 г. захвачен англичанами, превращен ими в контрабандную базу во время континентальной блокады и с тех пор оставался в их владении. К чему он им? — спрашивал Бисмарк в письме к Мюнстеру2: в. мирное время он бесполезен, а в случае войны его польза также сомнительна. Если англичане передадут Германии безвозмездно этот остров, то «это окажет благотворное действие на германское общественное мнение, которое ныне, а именно после франко-прусской войны, не столь благоприятно относится к Англии, как раньше, и в будущем значительно облегчит нам задачу дружественного благоприятствования английской политике». Бисмарк перечисляет, как много Германия может помочь Англии не только в египетском вопросе, но и вообще в соперничестве Англии с Францией и Россией, и указывает, что дружелюбное отношение Германии для Англии гораздо более важно, чем Гельголанд и «все торговые. соперничества английских и германских фирм на отдаленных морях» и «всякие там Фиджи и Литтл Попо». Мюнстер живо откликнулся на эту мысль. В длинном письме3 он излагает свои соображения о военной полезности острова в связи с сооружением канала между Балтийским и Северным морями и о том, как приобретение его будет популярно во всей стране и в особенности в «ганзейских кругах». При этом, не будучи восторженным сторонником колониальных авантюр, он считает, что оно сыграет роль отвлекающего пластыря для колониальных увлечений: «это поможет переключению общественного мнения с заокеанских вопросов на более правильные концепции, чем те, которые теперь господствуют в Германии, включая сюда весьма благонамеренные, но, по моему скромному разумению, совершенно непрактичные и незрелые колонизационные устремления, которые привели к основанию различных обществ».
Все это происходило в апреле и начале мая (1884 г.); затем появилось заявление лорда Дарби в палате лордов. В колониальных кругах Германии вспыхнуло большое возбуждение, а у Бисмарка — возмущение лицемерными заверениями Гранвиля. Он считал, что этими заверениями вопрос об Ангра Пекене исчерпан; теперь ему казалось, что английское правительство играет с ним нечестную игру, распределив роли между Гранвилем и Дарби таким образом, что один успокаивал, а другой чинил гадости. Мысль просить Англию уступить Гельголанд была оставлена, так что Мюнстеру даже не пришлось излагать ее Гранвилю4; вместо этого в западную, Африку был послан Нахтигаль с поручением поднять флаг над Камеруном, Того и другими пунктами, где имелись немецкие фактории5. Напрасно Гранвиль уверял6, что ни у него, ни у его коллег нет ни малейшего желания чинить препятствия германским колониальным стремлениям и что недоразумение получилось оттого, что ни из бесед Бисмарка с Амтхилом, ни из его собственных бесед с послом он не вынес впечатления, что германское правительство впрямь занимается колониальной политикой. Именно к этой фразе Бисмарк сделал приведенную уже выше пометку: «Что такое колониальная политика? Мы должны охранять наших соотечественников». Мюнстер же ответил Гранвилю сухо и коротко: «От позиции английского правительства в этих заокеанских вопросах зависит, как в дальнейшем Германия поведет свою политику по отношению к Англии»7.
В таком же духе давал Гацфельдт разъяснения кронпринцу Фридриху, сильно обеспокоенному этими дрязгами с Англией: «Мы в последнее время по некоторым колониальным и торговым вопросам потребовали, наконец,, взаимности за услуги, до сих пор нами оказывавшиеся Англии. В то время как англичане при каждом случае находили лишь слова благодарности за помощь, которую мы им оказывали в последние два года по египетскому вопросу, германские интересы, где бы они ни встречались, на островах Фиджи, Ангра Пекена, Конго, и вообще по всем колониальным вопросам игнорируются, и германские подданные подвергаются дурному обращению. Ввиду этого мы в последнее время высказали мысль, что мы определенно ожидаем, что Англия на деле докажет свою благодарность, и это заявление, вероятно, вызвало опасение, что наше отношение может измениться, если наши ожидания не оправдаются»8. К этому времени Бисмарк настолько уже был вовлечен в борьбу за колонии, что он в пометке к докладу Гацфельдта об этой беседе замечает: «Если мы в заокеанских делах не добьемся у Англии своих прав, то нам придется искать сближения с другими морскими державами, включая Францию, — общественное мнение в Германии долго не потерпит английского чванства и узурпаторства».
Если вспомнить о песках Ангра Пекены, где нет ни зелени, ни лесов, и о далеких и диких островах Тихого океана, — о ничтожной ставке, из-за которой Бисмарк готов был порвать с Англией и покупать французскую дружбу, то мы получим некоторое представление о силе «общественного мнения» в лице Ганземанов, Блейхредеров и других тузов капитала. Все же худшее еще было впереди: 22 июня Гранвиль сообщил Мюнстеру о постановлении кабинета признать Ангра Пекену за Германией9 и Бисмарк считал, что с этим, наконец, покончено. Но 16 июля капский парламент, по соглашению с Дарби, принял резолюцию, о желательности аннексии всего побережья к северу и югу от Ангра Пекены, с явным намерением не допустить по крайней мере дальнейшей экспансии немцев на этом берегу10. Бисмарк немедленно послал в Лондон ноту протеста и одновременно дал директиву германским представителям на Лондонской конференции по египетским финансам не поддерживать английских предложений11. Он считал, что если английское правительство не примет его протеста, то полный разрыв с Англией станет неизбежным. «Это, — говорил он, — не означало бы еще войны, так как объект был бы слишком незначительным», но «нашей задачей будет чинить Англии дипломатические трудности по всей линии»12. Правда, он не хочет ускорять этого разрыва, и поэтому, поручая Нахтигалю (в связи с этим поручением он и излагает приводимые мысли) распространить германский суверенитет также на «области у Китовой бухты, приобретенные компанией Ганземана — Блейхредера — Диеса», он запрещает производить эту операцию в местностях, где уже развевается английский флаг. Но если, прибавляет он, разрыв произойдет, то нужно будет примириться с этим и искать сближения с Францией, памятуя, однако, что она может потребовать компенсации в Лотарингии, что опять-таки требует выжидания, действительно ли Англия пойдет на полный разрыв. Как оказалось, капское правительство не успело привести в исполнение резолюцию парламента, и Нахтигалю удалось поднять германский флаг над целым рядом пунктов не только на побережье Гвинейского залива и Невольничьего берега, включая Того и Камерун; где подвизалась фирма Вёрман, но и на юго-западном побережье между р. Оранжевой и границей португальской Анголы, где, кроме указанного угля, не было никаких германских факторий или других приобретений. Благодаря этому широкому «охвату» Германии при последующем разграничении с англичанами и португальцами досталась огромная область, площадью превосходившая Германскую империю в полтора раза, названная «Германской Юго-западной Африкой».
Примечания:
- Там же, № 737, прим. [↩]
- Там же, № 738. [↩]
- «GP», IV, № 739, прим. [↩]
- Т а м ж е, № 741. [↩]
- Там же, № 750. [↩]
- Там же, № 744. [↩]
- Там же, № 744. [↩]
- Там же, № 742. [↩]
- «GP», IV, № 747. [↩]
- Там же, № 749. [↩]
- Там же, № 749. [↩]
- Там же, № 750. [↩]