«О мертвых или правда, или ничего…».
Писатель князь В.Ф. Одоевский, 1869 г.
Настоящая статья, подготовленная к 180-й годовщине со дня рождения легендарного генерала Михаила Дмитриевича Скобелева – героя Среднеазиатских походов 1870-1880 гг. и Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., посвящена отнюдь не описанию его жизни и подвигов. В ней речь будет идти о военно-государственной деятельности его ближайшего ученика и сподвижника, наследника и в некотором смысле продолжателя его идей по «расширению границ» нашего Отечества – о генерале Алексее Николаевиче Куропаткине. Однако в самом начале повествования уместно будет подчеркнуть, что если М.Д. Скобелев и поныне представляется соотечественникам выдающимся полководцем, державной мысли человеком, осветившим ярким светом теорию и практику военного дела на далекую перспективу, то А.Н. Куропаткин таковым не стал. Более того, в отечественную историю он вошел как бездарный полководец и один из главных виновников военных неудач Русской армии в войне с Японией в 1904-1905 гг.
член Центрального Совета Комитета АНО
«Скобелевский комитет»,
Русского географического общества,
доктор географических наук,
доктор технических наук,
профессор,
полковник в отставке
Почему же А.Н. Куропаткин, имея в активе уроки великолепной скобелевской школы, на пике своей почти 40-летней военной карьеры проявил свои далеко не лучшие качества? На этот непростой вопрос автор настоящей статьи и постарается ответить, не претендуя при этом на истину в последней инстанции.
Надо сказать, что генерал-адъютант, генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин обладал многими завидными качествами: добротное военное образование, начитанность, эрудиция, личная храбрость, рассудительность, высокая штабная культура, отменные административные качества и в целом образцовый послужной список [1] . Однако особое место среди этих достоинств занимает его близость к М.Д. Скобелеву. «За Куропаткиным, – писал в 1908 г. историк и журналист генерал-майор В.А. Апушкин, – был длинный ряд Туркестанских походов, был опыт Русско-турецкой войны и Ахал-Текинской экспедиции, добытый им под руководством такого мастера войны, как незабвенный М.Д. Скобелев…» /1, с. 2/. Действительно, в блестящей военной карьере А.Н. Куропаткина эта близость сыграла важную роль. Впервые генерал-майор М.Д. Скобелев обратил внимание на прикомандированного к нему – начальнику Наманганского отряда – толкового и знающего себе цену старшего адъютанта штаба войск Туркестанского военного округа капитана А.Н. Куропаткина в конце 1875 г., во время похода русских войск в Кокандское ханство. К означенному времени этот молодой офицер имел полное право на заведомо высокую оценку своей личности. Так, после выпуска в 1866 г. из Павловского военного училища подпоручиком он начал службу в Оренбургском (Туркестанском) стрелковом батальоне, где заслужил в боях и походах боевые ордена Св. Святослава 3-й степени и Св. Анны 3-й степени – оба с мечами и бантами. Закончив в 1874 г. Николаевскую академию Генерального штаба (первым в выпуске), был направлен в заграничную служебную командировку, во время которой принял участие в походе французских войск в Большую Сахару. А.Н. Куропаткин, «имея пятилетний опыт Туркестанских походов, мужественно переносил… песчаные бури, долгие утомительные переходы, суровый быт лагерной жизни, неся службу наравне с французскими военнослужащими. К концу похода французы считали его своим, чему способствовали [его] коммуникабельность, тактичность…, а также блестящее владение им французским языком… Франция высоко оценила участие русского офицера в Сахарской экспедиции. Президент Республики маршал Патрис де Мак Магон наградил его кавалерским крестом ордена Почетного легиона…» /21, с. 17-18/.
Вскоре капитан А.Н. Куропаткин был назначен начальником штаба Наманганского отряда. Во всех ратных делах он проявлял себя как отличный генштабист и храбрый офицер. Так, в январе 1876 г., командуя штурмовой колонной в ночном бою под Уч-Курганом, он первым взобрался на крепостную стену, был ранен. За боевые отличия был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. «Начальник штаба у меня Куропаткин, – писал М.Д. Скобелев генерал-губернатору Туркестана генерал-адъютанту К.П. фон Кауфману. – Ваше высокопревосходительство уже давно оценили по достоинству этого героя‑солдата и прекрасного, полного благородства человека. С ним мне жить легко, несмотря на рычание толпы завистников, больше прежнего на меня злящихся…» /Цит. по кн.: 21, с. 21/.
Позже А.Н. Куропаткин стал свидетелем и участником ликвидации мятежного Кокандского ханства и присоединения его земель с новым наименованием «Ферганская область» в состав Российской империи, границы которой отодвинулись к югу, к предгорьям Памира. Первым военным губернатором и командующим войсками Ферганской области стал Свиты Его императорского величества генерал-майор М.Д. Скобелев.
Летом 1876 г. состоялась военно-географическая экспедиция М.Д. Скобелева к Алайскому хребту – горному хребту Памиро-Алайской горной системы в Киргизии и частично в Таджикистане. В ходе экспедиции предстояло установить южную границу Ферганской области и подготовить маршрут для предстоящего «высокого посольства» в Кашгарию (Восточный Туркестан) [2] .
Эта экспедиция не имела завоевательных целей, она являлась, скорее исследовательской, правда, с одновременной демонстрацией военной силы непокорным алайцам. Экспедиция была успешной: «желанная граница была занята, и если на востоке… пришлось уступить Китаю Улукчат [3], то к югу граница русских владений продвинулась значительно вперед, к Памиру…». Однако невыясненные вопросы все же оставались. «Мириться с такими границами немыслимо, – писал М.Д. Скобелев в докладной записке на имя К.П. фон Кауфмана 23 октября 1876 г., – как потому, что это лишает нас удобных административных пунктов для управления нашими горными подданными, так и еще главным образом потому, что мы не должны допускать чьего бы то ни было влияния на них, кроме нашего…» /Цит. по кн.: 21, с. 23/.
Для решения вопроса размежевания пограничных территорий, а также для получения военно‑политической и экономической информации о ситуации в Восточном Туркестане в мае 1876 г. в Кашгар [4] был направлен небольшой отряд с «высоким посольством» во главе с капитаном А.Н. Куропаткиным. Но во время движения отряд подвергся нападению шайки местных разбойников, начальник отряда был ранен в руку, для серьезного лечения пришлось вернуться в город Ош. В октябре того же года посольство, значительно усиленное вооруженной охраной, возобновило движение в Кашгар, где состоялась встреча А.Н Куропаткина с Бадаулет Якуб-беком – первым ханом государства Йеттишар («Семиградье») в Восточном Туркестане и властителем Кашгара.
Несмотря на некоторые сложности, переговоры в конце концов закончились успешно – Якуб-бек через русского посланника письменно предоставил на усмотрение генерал-губернатора Туркестана право «назначить пограничную черту там, где он признает нужным…». Собранный уникальный географический, исторический, этнографический и военный материал по Восточному Туркестану, позже А.Н. Куропаткин обобщил в своей книге «Кашгария», которая была удостоена малой золотой медали Императорского Русского географического общества.
Здесь важно подчеркнуть, что прямое или косвенное участие молодого А.Н. Куропаткина в «расширении границ» Российской империи и обретенный опыт дипломатической работы по части размежевания границы с сопредельными государствами в его судьбе сыграют, как это ни парадоксально, роковую роль. Однако это произойдет гораздо позже, уже в зрелые его годы.
Важнейшей вехой в военной биографии А.Н. Куропаткина стала Русско-турецкая война 1877-1878 гг., в которой он участвовал сначала в должности обер-офицера по особым поручениям при Главнокомандующем Дунайской армией великом князе Николае Николаевиче (Старшем), а затем начальником штаба 16-й пехотной дивизии под началом генерал-лейтенанта М.Д. Скобелева. «Выбрав меня начальником штаба, – вспоминает А.Н. Куропаткин, – Скобелев старался при всех обстоятельствах свидетельствовать мне свое полное доверие и предоставлял мне весьма широкую самостоятельность. Было несколько случаев, что мои распоряжения… не были по душе Скобелеву, но он скрывал свое неодобрение их, чтобы не обидеть… или не огорчить меня. Точно также во всех бумагах, мною написанных, он редко делал исправления… Добавления делал… Такой системой Скобелев заставлял “лезть из кожи”, и сама работа была легка и приятна и роль начальника штаба не была ролью старшего писаря…».
Знаменитый художник-баталист В.В. Верещагин [5], хорошо знавший обоих и нередко воочию наблюдавший их совместную боевую работу так отзывался о тандеме:
«Полковник Куропаткин… был бесспорно один из лучших офицеров нашей армии… Храбрый, разумный и хладнокровный, он был многими чертами противоположен Скобелеву, который давно уже был с ним дружен, уважал и ценил его, хотя часто с ним спорил; и надобно сказать, что в спорах этих рассудительный начальник штаба оказывался по большей части правым, чем блистательный, увлекающийся генерал. Нельзя, однако, сказать, чтобы кругозор Куропаткина был шире – часто бывало наоборот: например, в вопросе возможности зимнего перехода через Балканы…, вопросе громадной важности для исхода всей кампании, Куропаткин… был абсолютно против… Скобелев же… был душою и телом за поход и совершенно уверен в счастливом исходе его. “Перейдем! А не перейдем, так умрем со славою”, – повторял он мне свою любимую фразу. “Он только и знает, что умрем да умрем, – говорил со мной об этом Куропаткин…, – умереть-то куда как не трудно, надобно знать, стоит ли умирать… Куропаткин не был так щегольски и в то же время так дерзко храбр, как Скобелев, но и он тоже был замечательной храбрости…» /2, с. 187-188/.
«Куропаткин был правою рукою Скобелева, – добавляет к сказанному М.М. Филиппов – один из первых биографов «белого генерала». – Отличаясь спокойствием и изумительным хладнокровием, он был отличнейшим товарищем пылкого, увлекающегося Скобелева…» /22, с. 51/.
В той войне А.Н. Куропаткин проявил себя превосходно: был контужен и ранен в шею, награжден тремя боевыми орденами, а также Золотой саблей с надписью: «За храбрость», произведен «за отличия по службе» в подполковники (1877) и полковники (1878).
В общем всем хорош был скобелевский ученик, однако, будем справедливы, не без недостатков. Его командир хотя и относился к нему с должным уважением, ценил его за деловые качества, но будучи человеком проницательным хорошо знал и его слабые стороны, которые в интересах дела всегда имел ввиду. Так, по свидетельству княгини Н.Д. Белосельской-Белозерской [6] – сестры М.Д. Скобелева – ее «брат… любил Куропаткина, но всегда говорил, что он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый офицер, но… как военачальник является совершенно неспособным во время войны…, он может только исполнять распоряжения, но не имеет способности распоряжаться; у него нет для этого надлежащей военной жилки, военного характера. Он храбр в том смысле, что не боится смерти, но труслив в том смысле, что никогда не в состоянии будет принять решение и взять на себя ответственность…» /Цит. по кн.: 3, с. 210/.
Впрочем, прямолинейный М.Д. Скобелев и сам говорил А.Н. Куропаткину: «Помни, ты хорош на вторые роли. Упаси тебя Бог когда-нибудь взять на себя роль главного начальника; тебе не хватает решимости и твердости воли… Какой бы великолепный план ты не разработал, ты никогда не сумеешь довести его до конца…» /Цит. по кн.: 20, с. 20/. Да и в служебной аттестации своего начальника штаба М.Д. Скобелев, в частности, писал: «Отдельно частью командовать не способен, не имея никакой инициативы…» /Цит. по кн.: 5, с. 58/. Конечно самолюбивому А.Н. Куропаткину подобные аттестации, время от времени даваемые его командиром, были неприятны.
Однако не следует считать, что М.Д. Скобелев не возлагал на А.Н. Куропаткина и самостоятельных задач. Так, во время Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 гг. М.Д. Скобелев доверил А.Н. Куропаткину командование отдельным отрядом и не ошибся /15, с. 92/. С поставленной задачей он справился блестяще. За мужество и храбрость, проявленные во время осады и штурма Геок-Тепе,А.Н. Куропаткин был удостоен ордена Св. Георгия 3-й степени.
«Высоко талантливый и исключительно энергичный генерал Скобелев, после тяжелой борьбы одолел туркмен и овладел Геок-Тепе…, – свидетельствует А.Н. Куропаткин. – [Перед этим он] успел внушить каждому из участников [штурма], что как бы тяжело не складывались наши дела, мы будем бороться до последнего человека, и мы победили…» /9, 40-41/.
В общем за время совместной службы наши герои были весьма довольны друг другом. Но однажды произошел случай, после которого отношения между ними некоторое время оставались прохладными. «В разгар одной пирушки, – вспоминает князь Д.Д. Оболенский, входивший в ближний круг скобелевских приятелей, – когда языки развязаны и не стесняются, в каком-то горячем споре Скобелев взял за пуговицу мундира Куропаткина, сказав: “Алеша, ты думаешь командовать большими армиями? Нет, не из этого ты теста сделан…». По мнению князя, эту откровенность честолюбивый А.Н. Куропаткин никогда не мог простить М.Д. Скобелеву /5, с. 58-59/.
Между тем А.Н. Куропаткин, несмотря на некоторые разногласия и скрытые обиды, все-таки уважал и ценил М.Д. Скобелева, как, впрочем, и все его подчиненные. «Трудно было передать ту глубокую веру в Скобелева и любовь к нему, – пишет А.Н. Куропаткин, – какая читалась даже во время боя на некоторых лицах солдат и офицеров. Приближенные Скобелева чувствовали к нему часто обожание, были влюблены в него, и каждый из молодежи, собранной им около себя, не задумываясь отдал бы за него жизнь. Этот священный и таинственный дар – влиять на массу и передавать ей свою решимость создавал столь сильную нравственную связь между войсками и Скобелевым, что для них ничего не было невозможного…» /10, с. 160/.
Оренбургского, 1883 г.
29 января 1882 г. «за отличия в боевых действиях против текинцев» А.Н. Куропаткин был произведен в генерал-майоры с утверждением в должности начальника Туркестанской стрелковой бригады.
После безвременной кончины полководца А.Н. Куропаткин ревниво следил за тем, чтобы и другие также уважительно относились к его памяти. Так, в 1887 г. на ежегодном торжественном обеде профессорско-преподавательского состава Николаевской академии Генерального штаба в ответ на восторженные отзывы некоторых офицеров о «белом генерале» подвыпивший начальник академии генерал-адъютант М.И. Драгомиров, кстати, авторитетный военачальник и теоретик, позволил себе сказать нелицеприятные слова о покойном, который в начале войны с турками «сам себя произвел [к нему] в ординарцы» /22, с, 20/. Присутствовавшему на обеде генерал-майору А.Н. Куропаткину, служившему в Главном штабе и одновременно читающему лекции по тактике в академии, эти слова показались оскорбительными. Он не сдержался и прилюдно резко одернул М.И. Драгомирова. На этом его преподавательская деятельность в академии закончилась.
А.Н. Куропаткин также считал, что как человек и военачальник М.Д. Скобелев рос от одной кампании к другой. «Несомненно, – писал он в статье о своем командире, – что, живи Скобелев еще между нами, он в случае европейской войны должен был командовать армией, имея при этом все задатки выйти победителем и стать в ряды полководцев Русской земли, Суворову равных…» /10, с. 167/.
Во время службы в Главном штабе А.Н. Куропаткин принимал активное участие в разработке мобилизационных планов, в работе специальных комитетов и комиссий по различным вопросам обороны государства, в многочисленных инспекторских поездках в войска, проявляя себя только с положительной стороны.
В 1886 г. генерал-майор А.Н. Куропаткин совершил секретную разведывательную поездку в Турцию, где под легендой торговца скотом коллежского асессора Александра Николаевича Ялозо собирал сведения о турецких укреплениях в проливе Босфор.
В 1890 г. «за отличия по службе» он был произведен в генерал-лейтенанты и назначен командующим войсками и начальником Закаспийской области. Проходя службу на этих ответственных должностях, А.Н. Куропаткин проявил себя как отличный администратор. «Нужно отдать ему справедливость, – свидетельствует бывший председатель Совета министров граф С.Ю. Витте[7], – он был очень деятельным. И по управлению Закаспийской области он, может быть, был самым лучшим начальником…» /3, с. 172/.
А.Н. Куропаткин «принял область, которая представляла собой пустынную страну, не имевшую ни дорог, ни городов, со слабыми зачатками торговли и промышленности, с кочевым населением, промышлявшим грабежом и разбоем, – пишет современный писатель В.В. Фетисов в своей документальной повести «Последний губернатор Туркестана» (2021), – а оставил после себя благоустроенный край с развитым земледелием, торговлей и промышленностью. Неустанным трудом Куропаткина возникли школы, проведена судебная реформа, переселены многочисленные крестьянские семьи из внутренних губерний России. И если первого туркестанского генерал‑губернатора Кауфмана справедливо называют устроителем Туркестанского края, то Куропаткина с полным правом можно назвать устроителем Закаспийской области…» /21, с. 68/.
В 1895 г. генерал-лейтенант А.Н. Куропаткин был послан в Тегеран во главе чрезвычайного российского посольства для сообщения персидскому шаху о вступлении на престол императора Николая II.
В 1898 г. военный министр генерал-адъютант П.С. Ванновский вышел в отставку по болезни. В числе кандидатов на вакантную должность был назван и 50-летний генерал-лейтенант А.Н. Куропаткин, пользующийся заслуженной репутацией в военных кругах и, что немаловажно, положительно известный императору Николаю II. «Несомненно, лично храбрый и бодрый скобелевский начальник штаба, что особливо давало ему престиж…, – пишет граф С.Ю. Витте, – он, конечно, понял, что именно он, как молодой военный министр, выбранный самим императором, будет его человеком, а в империи преимущественно военной, значит, будет весьма влиятельным человеком…» /3, с. 463-464/.
В январе 1900 г. в Морской академии состоялась военно-морская игра с целью проверки боевой готовности флота на Дальнем Востоке. К тому времени уже было достоверно известно, что Япония готовится к войне с Россией. Игра шла в течение трех месяцев. Но ни морской, ни военный министры посетить ее так и не удосужились. «Русский флот на Дальнем Востоке несокрушим», – утверждал первый, «Опасность зреет на западе, японцы еще слабы», – считал второй. Однако, когда по окончанию игры подвели итоги, последние произвели на ее участников гнетущее впечатление. Стало очевидно, что к войне с Японией Россия была совершенно не готова.
Что касается А.Н. Куропаткина, то он в рассматриваемое время был занят подготовкой обширнейшего доклада, «который мог бы осветить путь Военному министерству в первые годы наступающего столетия…». 14 марта 1900 г. доклад был представлен императору. Он заканчивался поистине пророческими словами: «Против желания русского монарха, противно интересам России война может возгореться. Это, конечно, будет большим несчастьем для всего мира, но собственно для России может быть несчастье еще более тяжкое – это несвоевременное, ранее полной победы окончание начатой борьбы. Русскому монарху придется проявить железную твердость характера, чтобы в случае неудачи первой кампании, после первых и тяжких последствий войны… противостоять советам со всех сторон признать Россию побежденной и заключить мир…»(выделено А.Н. Куропаткиным. – Гл.) /9, с. 104/.
К указанному времени А.Н. Куропаткин уже хорошо освоился в должности военного министра, почувствовал себя весьма влиятельным человеком и прежние его кумиры, наставники мало по малу теряли в его сознании свою значимость. Заметно охладел он и к памяти, заветам своего бывшего, некогда обожаемого командира. «Я лично мог убедиться, – вспоминает князь Д.Д. Оболенский, – что Куропаткин не любил Скобелева (неожиданное заявление. – Гл.). Когда я написал свои воспоминания о Скобелеве, я думал доставить удовольствие [военному министру] и отвез их сам ему, [но] был принят весьма несимпатично. “Да, конечно, это был храбрый генерал”, – нашел лишь сказать Куропаткин…» /5, с. 58-59/.
В должности военного министра А.Н. Куропаткин сделал немало полезного для Русской армии. Однако, многое из задуманного им, к сожалению, не было осуществлено и не всегда по его вине /8, с. 284/. К тому же за четверть века мирного времени Русская армия вместе с ее генералитетом оставалась – с точки зрения военного искусства – в застывшем состоянии. «Уже в вооружение [европейских] армий вводилась скорострельная артиллерия и пулеметы…, – вспоминает тот период участник войны с Японией генерал-лейтенант А.И. Деникин, – а наша артиллерия все еще выезжала лихо на открытые позиции, наша пехота…, как у нас говорилось, “ходила ящиками”: густые ротные колонны в районе стрелковых цепей в сфере действительного огня передвигались шагом и даже в ногу!..» /6, с. 90-91/. К тому же с музыкой и развернутыми знаменами, как это нередко практиковалось в годы Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В общем Русская армия готовилась к войне, но не к будущей, а к прошлой! Напротив, японская армия, высшие командиры которой были усердными учениками прогрессирующей германской военной школы, к тому времени становилась одной из самых сильных.
В 1901 г. на повестку дня императорского правительства с особой остротой встал вопрос, озвученный – с одобрения государя – министром иностранных дел графом В.Н. Ламздорфом: «Желательно ли в государственных интересах России сохранение за нею занятой нашими войсками Маньчжурской области?..» (занятой в период подавления Ихэтуанского восстания в Китае в 1900-1901 гг. – Гл.).
Для сына военного топографа А.Н. Куропаткина, бывшего адъюнкт-профессора на кафедре географии и статистики в Николаевской академии Генерального штаба (1878-1879 гг.), неожиданно открылась реальная возможность реализовать опыт «расширения границ» Российской империи, накопленный в молодые годы в Средней Азии, проявить себя человеком державной мысли – в качестве крупного геополитика, какого среди генералов Русской армии еще никогда не было. И он, конечно, эту возможность не упустил.
(заштрихована)
30 июля того же года он написал ответ графу В.Н. Ламздорфу, где впервые сформулировал идею, правда, позаимствованную у своего бывшего профессора статистики в академии, а позже начальника Главного штаба генерал-адъютанта Н.Н. Обручева, о необходимости для России: «образовать из Северной Маньчжурии независимую или весьма условно зависимую от Китая провинцию (позже ее стали называть Желтороссией. – Гл.), управляемую и подчиненную влиянию России, примерно на тех же условиях, на каких существует Бухарское ханство…»* в Средней Азии. Это письмо было доложено императору Николаю II, но ожидаемой «высочайшей» реакции на него не последовало.
Однако А.Н. Куропаткин был настойчив. 25 января 1903 г. на совещании по «Маньчжурскому вопросу» он повторил изложенное в письме графу В.Н. Ламздорфу, и добавил, что в интересах «внешней безопасности и военной готовности» Северная Маньчжурия должна «со временем стать достоянием России…». Это, утверждал он, обусловлено тем, что нынешняя российско-китайская граница по реке Амур, протяженностью 2400 верст, является «крайне затруднительной для обороны и обременительной для казны», а новая «спрямленная» граница, проходящая вблизи Китайско-Восточной железной дороги, «составит уже ту выгоду, что требующая охраны полоса»станет в 2 раза короче**. К огорчению А.Н. Куропаткина его предложение среди участников совещания поддержки не получило, что, впрочем, его не остановило.
24 июля того же года А.Н. Куропаткин после своего возвращения из официальной поездки в Японию и инспектирования русских войск на Дальнем Востоке доложил императору, что «там» все обстоит благополучно: «Мы можем быть вполне спокойны за участок Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию…» /Цит. по кн.: 16, с. 370/. Конечно, это был либо грубый просчет военного министра, либо его намеренный ввод в заблуждение молодого государя: группировка российских войск в Маньчжурии была слабой, а крепость Порт-Артур – не дооборудованной. Все это разжигало агрессивные намерения японцев, ведь со слабыми не считаются, считаются только с сильными! Четыре месяца спустя А.Н. Куропаткин, посчитав что наступил благоприятный момент, представил императору доклад с заключением о целесообразности присоединения к России Северной Маньчжурии. «Допустим…, – писал он, – что Китай и Япония согласились на уступки России северной части Маньчжурии и мы, таким образом, переносим нашу государственную границу параллельно магистрали и к югу от нас. Россия получает… отличную и выгодную пограничную черту и один миллион квадратных верст территории, которая ныне врезается в наши владения колоссальным клином…». Но для этого предварительно необходимо, продолжал он, «расстаться не только с Южной Маньчжурией, но и с [арендуемой] Квантунской областью, с Порт-Артуром включительно… [В таком случае] Маньчжурский вопрос мог быть решен с выгодой для России, с сохранением ее достоинства и с восстановлением добрых… отношений с Китаем и Японией… Мы получаем возможность без войны присоединить к владениям России Северную Маньчжурию (пространством больше Франции)… Внесем спокойствие в дела не только России, но и всего света… Получим границу, удобную для обороны… Получим возможность не держать грозной эскадры на Дальнем Востоке…».
Однако убедить императора военному министру так и не удалось, его идея-фикс, как говорят, не прошла. И поделом. Трудно себе представить каковы были бы последствия в настоящее время, если бы Николай II одобрил ее.
К тому же замысел А.Н. Куропаткина был заведомо обречен на провал, поскольку, как теперь стало доподлинно известно, японские милитаристы усиленно готовились к претворению в жизнь агрессивного плана «Великая Япония», подразумевающего вооруженный захват «к востоку – всю Полинезию; к югу – Филиппинские острова, Зондский архипелаг и Австралию; к западу – Сиам, побережье Китая, Монголию, Маньчжурию, Корею, Амурскую и Приморскую области; к северу Сахалин, Камчатку, Беринговы (точнее – Командорские. – Гл.) острова и Якутскую область…»/11, с. 18/.
Но А.Н. Куропаткин, как свидетельствуют близко знавшие его люди, всегда был «себе на уме» и реализацию своей идеи он оставил, как говорится, «на потом». Это «потом» вскоре нашло отражение в оперативном плане вероятной войны с Японией, разработанном при его деятельном участии. В целом план заключался в сосредоточении русских войск в Южной Маньчжурии «в районе Мукден – Ляоян – Хайчен и в постепенном ее отступлении [на север] к Харбину под напором превосходящих сил неприятеля, избегая частных поражений до тех пор, пока прибывающими из России подкреплениями не получится превосходство сил, достаточное для поражения японской армии…» /19, с. 41-42/.
Можно предположить, что в рассматриваемое время А.Н. Куропаткин, озабоченный идеей расширения территории Российской империи «мирным путем», о разгроме японской армии уже и не думал.
В ночь на 27 января 1904 г. Япония своим нападением на русскую Тихоокеанскую эскадру в Порт-Артуре развязала несчастную для России войну, к которой последняя оказалась не готовой. Правда, в силу российского менталитета наша страна и к другим войнам (за исключением, пожалуй, Советско-японской войны 1945 г.) никогда вполне готовой не была – укреплять должное могущество фронта и тыла, обретать соответствующий боевой опыт приходилось, как правило, уже в ходе военных действий. Император Николай II долго выбирал командующего, способного привести русские войска к скорой и желаемой победе. Наступило то время, когда Отечеству понадобилась яркая личность: талантливый и удачливый полководец, герой, любимец страны и армии. На памяти императора таковым был покойный генерал М.Д. Скобелев. В феврале 1904 г. ему было бы 60 лет – прекрасный возраст полководца. Однако его давно не было в живых, но здравствовал его соратник – военный министр генерал-адъютант А.Н. Куропаткин. «Облитый лучами скобелевской славы, – пишет генерал-майор В.А. Апушкин, – он казался нам всем и наследником скобелевских талантов – вести войну решительно, настойчиво и смело, – и скобелевского умения владеть людьми – вдохновлять их, бросать их без отказа на смерть…» /1, с. 2/. «Сподвижник Скобелева…, – добавляет генерал от инфантерии А.Ф. Редигер, военный министр в 1905-1909 гг., – он имел за собою славное боевое прошлое и отлично знал войска, их жизнь и нужды, любил солдата; всегда спокойный, говоривший свободно и с большим апломбом, он производил на слушателей впечатление знающего свое дело и сильного человека…» /16, с. 383/.
генерал-адъютант, генерал от инфантерии
А.Н. Куропаткин
В общем, как сказал один малоизвестный поэт из редакции провинциальной газеты «Южный Край»: это был «Наследник Скобелевской славы, защитник Родины Святой!».
Но у Николая II была исключительная память и он, конечно, помнил доклад А.Н. Куропаткина от 14 марта 1900 г., в котором тот еще задолго до начала войны с Японией предсказывал поражение России. Да и его геополитические экивоки по «Маньчжурскому вопросу» вызывали определенную озабоченность. Монарх был в глубоком раздумии. Однако на него определенное давление оказывали как его ближайшее окружение, так и экзальтированная столичная «общественность». И в это время А.Н. Куропаткин, зорко отслеживающий складывающуюся ситуацию, блеснул талантом дипломата и генштабиста, подготовив «всеподданейшую» записку, но уже с победным сценарием предстоящей военной кампании.
Эта записка, несмотря на то, что совсем не соответствовала содержанию ранее утвержденного оперативного плана, была убедительной и оказала значительное влияние на кадровое решение. «План войны должен быть очень простой…, – писал военный министр в ее заключительной части. – Оборонительные действия с широким развитием партизанских действий до сбора значительных сил; переход в наступление и вытеснение японцев сперва из Маньчжурии, а потом из Кореи… Десант в Японию, разбитие территориальных японских войск, борьба с народным восстанием, овладение столицами и особою императора…». Что и говорить – решительно, стремительно, по-скобелевски, то, что надо! Поэтому «вполне естественно, что для выполнения подобного плана и был призван его составитель…» /18, с. 277-278/.
«А кто же будет при нем Скобелевым?», – узнав об этом назначении, как бы про себя, в усы, заметил старый генерал М.И. Драгомиров /7, с. 453/. Увы, М.Д. Скобелева и ему равного не было, но отказаться от должности командующего Маньчжурской армией у героя Коканда и Плевны мужества не хватило, к тому же от своего плана присоединения Северной Маньчжурии к России, теперь можно сказать – любыми средствами, он не отказывался.
Первое же крупное сражение под Тюренченом (бой на реке Ялу) между Восточным отрядом Маньчжурской армии генерал-лейтенанта М.И. Засулича и войсками 1-й японской армии генерала Т.Куроки, состоявшееся 17-18 апреля 1904 г., исход которого, безусловно, повлиял на ход всей дальнейшей военной кампании, было проиграно, что сразу поставило под сомнение раздутый петербургской «общественностью» полководческий талант А.Н. Куропаткина. Впрочем, он в этом сражении фактически и не участвовал. «Побывай он хоть раз в жизни сам на… Ялу, – пишет по этому поводу в 1909 г. публицист А.И. Любинский в своей книге «Русская армия и ген. Куропаткин как полководец…», – посмотри он сам расположение наших войск, быть может, и не случилось бы того, что произошло… Никто, кто любит солдат не на словах только…, не мог бы быть покойным за отряд, которому предстоит выдержать первый натиск врага, который удален на 200 верст, биение сердца которого нельзя подслушать, настроение уловить и вовремя своим присутствием, своим горячим словом, поддержать. [Так, в ходе Ахал-Текинской экспедиции] генерал Скобелев в таком же положении из Чикишляра проскакал 230 верст в 25 часов и явился в Бами, в самый тревожный момент [лично руководил взятием этого селения и успех был обеспечен]. Талант всегда экспансивен, горяч и нетерпелив, он не усидел бы на месте, он был бы “там”, среди своих сражающихся войск… Флегматичный и спокойный Куропаткин сидел в Ляояне (посылая начальнику отряда противоречивые указания и инструкции. – Гл.): ему невозможно было проехать на Ялу в своем пульмановском вагоне…» /12, с. 21/.
Впрочем, А.Н. Куропаткин знал, что делал. «Терпение, терпение и терпение, господа!», – говорил он с чувством, принимая в Военном министерстве очередную депутацию накануне своего отъезда в Действующую армию /13, с. 234/. Тогда это звучало обнадеживающе…
Восточный отряд, несмотря на героизм и самоотверженность офицеров и нижних чинов, с большими потерями отступил под напором превосходящих сил противника (примерно в 3,5 раза /22, с. 10-11/), который впервые ощутил вкус победы и свое превосходство над «белыми варварами». Эта первая победа японцев явилась сигналом для их командования к развертыванию на материке всех подготовленных для победоносной войны сил.
Затем были также проигранные сражения с отступлениями на север Маньчжурии при Вафангоу, Ляояне, на реке Шахэ, близ Сандепу, под Мукденом… Надо сказать, что эти частные военные поражения исследователи войны 1904-1905 гг. до сих пор зачастую объясняют бездарностью и свойствами характера А.Н. Куропаткина. С этой оценкой, пожалуй, можно согласиться, но, скажем так, не вполне… Командующий Маньчжурской армией, а с октября 1904 г. – Главнокомандующий Вооруженными Силами России на Дальнем Востоке был совершенно спокоен словно предвидел все эти поражения, придерживался своего плана «аки слепой стены», не обращая внимания ни на возмущения в его адрес со стороны государева двора, пресловутой «общественности» и подчиненных, ни на создавшиеся в ходе войны явно благоприятные условия для решительного наступления. Он был верен себе и не выиграл ни одного сражения!
Когда же после снятия А.Н. Куропаткина с должности главнокомандующего и отхода русских войск к хорошо укрепленным Сыпингайским позициям соотношение численности русских и японцев стало существенно в пользу первых за счет прибывшего подкрепления из Европейской России, то Япония, истощенная экономически, оставшаяся без людских резервов, запросила – через посредство американского президента Т.Рузвельта – двухсторонней встречи для переговоров.
23 августа 1905 г. на заключительном заседании Портсмутской конференции, на которой, по оценке современного японского историка профессора С.Окамото, «не было ни победителей, ни побежденных» /14, с. 208/, был подписан мирный договор между Россией и Японией, подводивший черту под их военным противостоянием. Согласно договору, Японии, как известно, отошла южная часть острова Сахалин, под ее оккупацией надолго оказалась вся Южная Маньчжурия с Квантунской областью и Порт-Артуром. Россия же удовлетворилась тем, что не была признана де-юре побежденной (армия не была разгромленной, акт о капитуляции не подписывался, предъявленное Японией требование о денежной компенсации за убытки удовлетворено не было и пр.), а Северная Маньчжурия оставалась под российским контролем.
Таким образом, формально «куропаткинская рокировка» сфер влияния Японии и России на то время все же состоялась. Однако она оценивалась потерями в 270 тыс. русских воинов (в том числе убитыми 50 тыс.) и прямыми военными расходами из казны в 2,5 млрд руб. /4, с. 48/. К тому же международный престиж великой Российской империи, не одолевшей в войне маленькую островную Японию, заметно пошатнулся, да и упомянутое российское влияние на Северную Маньчжурию со временем стало номинальным, а затем и совсем потеряло силу. От упомянутой рокировки не осталось и следа. Так сбылись пророческие слова генерала М.Д. Скобелева, сказанные еще много лет тому назад молодому еще А.Н. Куропаткину: «Какой бы великолепный план ты не разработал, ты никогда не сумеешь довести его до конца…».
И, наконец, эпилог. После окончания войны генерал-адъютант А.Н. Куропаткин, по определению его современника – «великий организатор поражений» /12, с. с. 26/, попал в опалу, жил почти безвыездно в своем имении Шешурино Псковской губернии (ныне Тверской области) и трудился над своим знаменитым отчетом «Итоги войны», в котором пытался оправдаться за свою отнюдь не героическую деятельность в качестве полководца. Информация о за-
рождении и неудачной реализации его «гениального» плана присоединения Северной Маньчжурии к России, кстати, увековеченного в архивных документах, была опущена. Не исключено, что умышленно!
Впрочем, не стоит, наверное, строго судить незадачливого геополитика А.Н. Куропаткина, который хотел, но не смог, не сумел сделать благое, по его мнению, дело на пользу Отечеству.
Однако у автора настоящих строк все-таки есть серьезная претензия к двум, но не упомянутым ранее свойствам характера бывшего главнокомандующего, которые ему, русскому генералу, чести не делает. Он был, к сожалению, не всегда справедлив и честен, что особенно проявлялось после проигранных им сражений. Виновниками такого исхода становились его подчиненные – по большей части достойные, инициативные и храбрые военачальники.
«Вообще, надо сказать, что личность генерала Куропаткина представляется мне весьма загадочной…, – пишет по этому поводу участник Русско-японской войны, историк генерал-майор Ф.П. Рерберг в своей книге «Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений…» (1925). – Изучая переписку, я пришел к твердому убеждению, что я открыл ту “красную нитку”, которая, ярко выраженная и систематически проведенная в течение всего второго периода кампании, решала нашу судьбу и заключалась в неустанной и почти гениальной работе самого Куропаткина – на поражения с последующими после каждого поражения оправданиями своей деятельности и всяческими провокационными, ложными обвинениями других, как подчиненных ему генералов, так, косвенно, даже наместника и даже самого государя, якобы вмешивавшихся в ведение операций…
В каждом из этих удивительных документов, весьма непонятных, написанных стилем, пред которым стиль Эзопа был лишь детский лепет, говорилось и об упорной обороне, и о переходе в наступление, и об отходе. Я вывел заключение, что тайный план Куропаткина заключался в сбивании с толку путем путанных распоряжений своих подчиненных корпусных командиров до такой степени, чтобы, несмотря на доблесть войск, они терялись в выборе решений и проигрывали сражения, причем вся вина в неудачном исходе ложилась бы именно на них…» /17, с. 165-175/.
Доблестный генерал М.Д. Скобелев, не проигравший ни одного крупного сражения и сыгравший значимую роль в «расширении границ» Российской империи, до такой низости никогда не нисходил. Поэтому в анналы истории Русской армии он вошел, образно говоря, светом, а генерал А.Н. Куропаткин – тенью при всей его благочинности и благотворительности в последние годы его жизни.
Литература и источники
1. Апушкин В.А. Куропаткин. Воспоминания о Русско-японской войне. СПб, 1908.
2. Верещагин В.В. На войне. Воспоминания о Русско-турецкой войне 1878 г. художника В.В. Верещагина. М., 1902.
3. Витте С.Ю. Воспоминания. Полное издание в одном томе. М., 2010.
4. Витте С.Ю. Вынужденные разъяснения по поводу отчета Ген. Адъ. Куропаткина о войне с Японией. – СПб., 1911.
5. Воспоминания Д.Д Оболенского о М.Д. Скобелеве // Отечественные архивы. 1995. № 5.
6. Деникин А.И. Путь русского офицера. Изд. второе. М., 1990.
7. Керсновский А.А. История Русской Армии. М., 1999.
8. Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей XVIII – начало XX в. М., 1997.
9. Куропаткин А.Н. Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны. СПб, 2002.
10. Куропаткин А.Н. Скобелев Михаил Дмитриевич // Русский орел на Балканах: Русско-турецкая война 1877-1878 гг. глазами ее участников. Записки и воспоминания. М., 2000.
11. Левицкий Н.А. Русско-японская война 1904-1905 гг. Третье издание, М., 1938.
12. Любинский А.И. Русская армия и ген. Куропаткин как полководец. Из опыта Русско-японской войны. Киев, 1909.
13. Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. Изд. третье. СПб., 1991.
14. Окамото С. Японская олигархия в Русско-японской войне. Пер. с англ. М., 2003.
15. Письма М.Д. Скобелева // Михаил Дмитриевич Скобелев. Слово Белого генерала. Слово современников. Слово потомков. М., 2000.
16. Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. В 2-х томах. Том 1. М., 1999.
17. Рерберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений. Записки участника русско-японской войны 1904-1905 гг. Александрия (Египет), 1925.
18. Русско-японская война 1904-1905 гг. Том I. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие войне и подготовка к этой войне. Изд. Военно-исторической комиссии Генерального штаба. СПб., 1910.
19. Русско-японская война 1904-1905 гг. Том 3. Ляоянский период. Часть первая. Обстановка в первых числах июля. Июльские бои. Перерыв военных действий в период дождей. Часть вторая. От возобновления военных действий 10 августа до сосредоточения русской армии к ляоянским позициям 16 августа 1904 года. Изд. Военно-исторической комиссии Генерального штаба. СПб., 1910.
20. Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из Русско-японской войны. Пер. с нем. ч. 1-2. СПб., 1913-1914. Ч. 1.
21. Фетисов В.В. Последний губернатор Туркестана. Триумф и трагедия Алексея Куропаткина. М., 2021.
22. Филиппов М.М. М.Д. Скобелев, его жизнь и деятельность, военная, административная и общественная. СПб., 1894.
23. Юнаков Н.Л. Переправа японцев через Ялу и Тюренческий бой. В Сб. Японо-русская война. Вып. 2-й. СПб., 1904.
Примечания и комментарии
[1] Куропаткин Алексей Николаевич (1848–1925)– Окончил 1-й кадетский корпус (1864), Павловское военное училище (1866). Подпоручик (1866). Младший офицер в 1-м стрелковом Туркестанском батальоне (1866–1871). Участник Среднеазиатских походов русских войск в 1860–1870-х гг. Поручик (1868), штабс-капитан (1870). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1874). Капитан (1874). Участник военной кампании 1874 г. в Алжире и Сахаре. Старший адъютант штаба войск Туркестанского военного округа (1875). Офицер Генерального штаба в Кокандском походе русских войск (1876). В прикомандировании к Главному штабу (Гл.Ш). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Обер-офицер для особых поручений при Главнокомандующем Действующей армией, начальник штаба 16-й пехотной (скобелевской) дивизии (1877–1878). Подполковник (1877), полковник (1878). Адъюнкт-профессор на кафедре географии и статистики в академии (1878–1879), заведующий Азиатской частью Гл.Ш (1878), командующий Туркестанской стрелковой бригадой (1879–1883). Участник Ахалтекинских экспедиций 1880–1881 гг. Командир Туркестанской стрелковой бригады (1882). Генерал-майор (1882). Штатный генерал при Гл.Ш (1883–1890). Генерал-лейтенант (1890). Командующий войсками и начальник Закаспийской области (1890–1897), военный министр (1898). Генерал от инфантерии (1901). Генерал-адъютант (1902).
[2] Кашгария – южная часть провинции Синьцзян в Западном Китае, общее название шести городов и территорий под их влиянием в Восточном Туркестане.
[3] Улукчат – в древности княжество Цзюаньду, в настоящее время уезд Кызылсу-Киргизского автономного округа Синьцзян-Уйгурского автономного района Китайской Народной Республики.
[4] Кашгар – город в Кашгарии; в настоящее время это городской уезд в городском округе Кашгар Синьцзян-Уйгурского автономного района Китайской Народной Республики.
[5] Верещагин Василий Васильевич (1842–1904) – русский живописец, писатель, один из самых известных баталистов второй половины XIX в. Окончил морской кадетский корпус, вышел в отставку (1860). Учился в Петербургской академии художеств, Парижской академии (1860–1866). Состоял приглашенным художником при Туркестанском генерал-губернаторе. Участвовал в боевых действиях. «За храбрость» награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (1868). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., был ранен. Погиб во время Русско-японской войны 1904-1905 гг. на броненосце «Петропавловск» вместе с командующим флотом в Тихом океане вице-адмиралом С.О. Макаровым.
[6] Белосельская-Белозерская Надежда Дмитриевна, урожденная Скобелева (1846–1920) – кавалерственная дама ордена Св. Екатерины. Была замужем за князем К.Э. Белосельским-Белозерским (1843–1920), генерал-лейтенантом, участником Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Одна из первых красавиц своего времени, славилась своим чудным контральто.
[7] Витте Сергей Юльевич (1849–1915) – государственный деятель. Директор департамента железных дорог Министерства финансов (1889). Министр путей сообщения, министр финансов (1892). Председатель Комитета министров (1903), председатель Совета министров (1905–1906). Действительный тайный советник, член Государственного Совета. Глава российской делегации на Портсмутской мирной конференции в 1905 г. Граф (1905).