Военно-профессиональная подготовка воспитанников российских военно-учебных заведений во второй половине XIX — начале XX века

image_print

Аннотация. В статье на основе неопубликованных архивных материалов, публикаций в дореволюционной периодической печати и военно-научных трудов прослежено развитие организации военно-профессиональной подготовки в военных гимназиях, кадетских корпусах и военных училищах Российской империи во второй половине XIX — начале XX века.

Summary. The article based on unpublished archival materials, publications in pre-revolutionary periodic and military-scientific works retraces the development of organization of military professional education in military schools, cadet corpses and military training schools in Russian Empire in the 2nd half of XIX — the beginning of XX cent.

ГРЕБЕНКИН Алексей Николаевич — доцент кафедры теории государства и права Среднерусского института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, доктор исторических наук, доцент

Военно-профессиональная подготовка воспитанников российских военно-учебных заведений во второй половине XIX — начале XX века

Военно-учебные заведения России с самого начала своего существования помимо подготовки офицеров выполняли множество других функций — общеобразовательных, просветительских, культурных, благотворительных. Побочные задачи зачастую выходили на первый план, мешая воспитанию будущих военных. В связи с этим военно-профессиональная подготовка кадет и юнкеров нуждалась в особом внимании и постоянной поддержке.

Военно-профессиональная подготовка будущих офицеров в военно-учебных заведениях шла по двум направлениям — практическому (техническому, утилитарному) и воспитательному. В рамках первого направления воспитанников учили тому, что должен знать и уметь офицер, в рамках второго — осуществляли формирование их личности на основе идей патриотизма, мужества, верности воинскому долгу.

В XVIII веке кадетские корпуса, фактически являвшиеся дворянскими университетами, не акцентировали внимание на подготовке своих воспитанников к офицерской службе. В начале XIX века интересы военного ведомства, напротив, были поставлены во главу угла. Однако в александровское царствование чрезмерное увлечение шагистикой негативно повлияло на военно-профессиональную подготовку кадет, придав ей однобокий, показной, уродливый характер. При Николае I казарменный режим в военной школе был несколько ослаблен, и в кадетских корпусах стало уделяться бóльшее внимание развитию личности будущего офицера. По мнению А.Н. Куропаткина, «николаевский» подход к военному воспитанию обладал достаточной эффективностью: «…к тому, чтобы нам стать хорошими служаками, делалось многое. Мы любили своё военное звание, гордились им, готовились к подвигу в случае войны»1. Тем не менее в военной подготовке воспитанников по-прежнему господствовали плац-парадные традиции.

В конце 50-х годов XIX века педагогическое сообщество подвергло образовательную и воспитательную систему кадетских корпусов жёсткой критике. Предъявление к 9—10-летним детям тех же военно-дисциплинарных требований, что и к солдатам, было сочтено преждевременным. Продолжительные занятия строевыми упражнениями, по мнению врачей, чрезмерно утомляли воспитанников и вредно сказывались на их здоровье. Больше всего нареканий вызывала ранняя профессионализация военного образования: кадет, независимо от их желания и склонностей, с первых же дней пребывания в корпусе усиленно готовили исключительно к офицерской карьере. Между тем, как полагал Н.И. Пирогов, воспитание человека должно было обязательно предшествовать подготовке специалиста, а механическое объединение и одновременное решение этих двух задач в рамках одного учебного заведения деформировали развитие личности обучающихся2. Педагогические дискуссии, развернувшиеся в начале 60-х годов, завершились победой тех, кто выступал за разделение процесса подготовки офицеров на два этапа. В 1864 году на смену кадетским корпусам пришли военные гимназии и военные училища.

Военные гимназии (неофициально именуемые милютинскими в честь военного министра Д.А. Милютина, который активно выступал за их создание) открывались на базе младших и средних классов кадетских корпусов. Они должны были давать своим воспитанникам общее образование. В гимназии принимались дети 10—12 лет, обучение продолжалось 6 лет (с 1873 г. — 7 лет). Военные училища, пришедшие на смену старшим классам корпусов, обеспечивали своим воспитанникам (юнкерам) профессиональную подготовку. Курс обучения был рассчитан на два года. Юнкерами могли стать как выпускники военных гимназий, так и молодые люди, окончившие курс в средних гражданских учебных заведениях.

Военные гимназисты полностью освобождались от военно-дисциплинарных требований. На смену делению на роты пришло деление на возрасты, корпусные знамёна были сданы на хранение в музеи, место дежурных офицеров заняли гражданские воспитатели. На первый план выдвигалось развитие личности, а строевые упражнения, которые, по мнению педагогов, обезличивали детей, заменялись гимнастикой. Для того чтобы воспитанники имели возможность провести летние каникулы в семейном кругу, отменялись лагерные сборы. Специально-военные дисциплины (тактика, военная топография и т.п.) были перенесены в курс военных училищ, что дало возможность учителям военных гимназий сосредоточиться исключительно на общеобразовательной подготовке.

Почти полное исключение из подготовки военных гимназистов профессиональной составляющей вызвало недовольство руководителей военных училищ, которые полагали, что не смогут в течение двух лет превратить разнородную массу слабо знакомых с воинской дисциплиной юнкеров в хороших офицеров, знающих служебные требования, дисциплинированных и ответственных. По мнению начальника Константиновского военного училища полковника К.Д. Кондзеровского, военные гимназии не должны были совершенно игнорировать предназначение своих воспитанников к военной службе. Кондзеровский высказал пожелание, «чтобы хотя в старшем возрасте… обращено было серьёзное внимание на развитие в воспитанниках любви к военному званию и на ознакомление их в некоторой степени с требованиями военной дисциплины и военного приличия…»3.

Однако ни к каким последствиям это предложение не привело, и милютинские гимназии продолжали оставаться военными лишь по названию. В конце 1870 — начале 1880-х годов изъяны их воспитательной парадигмы резко дали о себе знать. Общая распущенность сочеталась с нежеланием многих воспитанников переходить в военные училища. Осознание необходимости закрепления таких принципов воспитания, как нравственная дисциплина, сознание долга и чувства законности, любви и безграничной преданности престолу и отечеству, подтолкнуло руководство армии и военно-учебных заведений к мысли о необходимости скорейшего внедрения в программу военных гимназий элементов военной подготовки. По мнению видного военного педагога, директора Педагогического музея Главного управления военно-учебных заведений генерал-майора В.П. Коховского, в старших классах гимназий необходимо было ввести «некоторое начальное ознакомление и освоение… с условиями военной обстановки», а также, в весьма умеренных объёмах, строевые упражнения с ружьями. На должности воспитателей Коховский предлагал назначать исключительно офицеров, а их помощниками должны были являться лучшие воспитанники 7-го (выпускного) класса, которые бы не только присматривали за своими младшими товарищами, но и усваивали командные навыки. Кроме того, следовало давать воспитанникам такие книги для чтения, «которые помогли бы… оценить великое историческое значение и достоинство русской армии, вселить в них уважение к ней и поднять их дух сочувственным и художественным описанием геройских подвигов мужества, храбрости и самоотвержения, совершённых армией на пользу службы царю и во славу отечества»4. Эти предположения легли в основу реформы военного образования 1882 года, в ходе которой военные гимназии были реорганизованы в кадетские корпуса.

Военные училища в отличие от военных гимназий представляли собой настоящие кузницы офицерских кадров. В них особое внимание уделялось теоретическому и практическому изучению военных предметов. Воспитание юнкеров, которые приносили присягу и считались нижними чинами действительной службы, носило чисто военный характер, обстановка в заведениях была максимально приближена к армейской. Юнкерам, занимавшим должности младших командиров, присваивались звания фельдфебелей и портупей-юнкеров. Летом юнкера участвовали с войсками в больших манёврах, во время которых принимали участие в линейных учениях и упражнялись в стрельбе в мишень. Устраивались военные поездки, производилась практическая стрельба из ружей в тире. Кроме того, юнкера обучались стрельбе из револьвера и владению шашкой. В Михайловском училище в 1871 году была введена призовая стрельба из 4-фунтовых медных орудий на неопределённую дистанцию5. Для отличия наиболее подготовленных в военном отношении юнкеров кавалерийских училищ фамилии лучших ездоков заносились на специальные мраморные доски6. В Николаевском кавалерийском училище, кроме того, для поощрения занятий конной ездой в зимнее время раз в неделю устраивались конные турниры (карусели), на которых юнкера упражнялись в искусстве владения конём и оружием. Эти «карусели» охотно посещались родственниками и знакомыми юнкеров7.

Большое внимание уделялось и патриотическому воспитанию юнкеров. С этой целью организовывались экскурсии на места сражений, устраивались встречи с боевыми офицерами — выпускниками училищ. По предложению известного военного педагога П.О. Бобровского в классах, читальных комнатах и спальнях юнкеров были размещены картины с изображением подвигов русских солдат и офицеров, военно-бытовых сценок, чтобы «…в своём домашнем быту юнкера чувствовали бы себя среди тех людей, какими и они должны быть впоследствии, когда будут призваны на защиту Отечества»8. Юнкера воспитывались в духе уважения к воинской дисциплине, им было хорошо знакомо понятие чести мундира. В Чугуевском пехотном юнкерском училище в 1860-е годы даже существовал суд чести9.

Положительный опыт военных училищ нашёл применение в пореформенных кадетских корпусах, которые, по мнению их создателей — военного министра П.С. Ванновского и выдающегося деятеля военно-учебного ведомства В.П. Коховского, должны были стать настоящими военно-подготовительными учебными заведениями.

Дети поступали в корпуса в возрасте 10 лет, срок обучения равнялся 7 годам. Кадеты делились на три роты, причём первая рота, в которую входили воспитанники 6-го и 7-го классов, имела строевое устройство. Согласно принятой в 1885 году «Инструкции для военно-подготовительных занятий в кадетских корпусах» кадеты проходили как одиночное обучение (приобретали необходимую стойку и выправку, обучались правилам отдания чести и встречи начальника в строю, поворотам, движению и т.п.), так и шереножное и взводное учение, а также знакомились с пехотными сигналами. Воспитанники строевой роты усиленно готовились к поступлению в военные училища: обучались строю с ружьями, проходили ротное учение, занимались гимнастикой в соответствии с «Наставлением для обучения войск гимнастике» и упражнялись в фехтовании на рапирах, эспадронах и ружьях.

В первые годы существования пореформенных кадетских корпусов кадеты строевой роты летом выводились на шесть недель в лагеря. Там они занимались строевой подготовкой, фехтованием, плаванием, топографическими работами, упражнялись в стрельбе, учились глазомерному определению расстояний. Кроме того, большое внимание обращалось на изучение материальной части оружия, знакомство с основами гарнизонной и полевой службы, практическую отработку навыков топографического черчения. Однако через несколько лет лагерные занятия были сочтены бесполезными и упразднены10.

В 1885 году в строевых ротах кадетских корпусов с целью привития кадетам служебной исполнительности и подготовки их к прохождению курса военных училищ были введены звания вице-фельдфебеля и вице-унтер-офицера и установлены знаки отличия для них (нашивки на погонах из золотого галуна). Вице-фельдфебели и вице-унтер-офицеры должны были следить за порядком, благопристойным поведением и опрятностью кадет, служить примером для младших товарищей, помогать им как словом, так и делом, а также являться охранителями чести родного корпуса. Какие-либо властные полномочия «чиновным» кадетам, однако, не предоставлялись ввиду незрелого характера и неопытности 15—17-летних юношей. Кроме того, поскольку строевую организацию в каждом заведении имела лишь первая рота, пореформенные кадетские корпуса в отличие от николаевских не являлись воинскими частями, их питомцы не привлекались к участию в парадах и смотрах, а знамёна заведений по-прежнему продолжали пылиться в музеях. Следовательно, военная подготовка кадет, их воинское воспитание не были полноценными.

Следует отметить, что в 1880—1890-е годы воспитательная работа в кадетских корпусах велась формально, спустя рукава, что не могло не сказаться на военно-профессиональной подготовке их выпускников самым губительным образом. По свидетельству одного из бывших кадет, окончившего курс в 1892 году, «режим жизни в корпусе, похожий на монотонную казарму, всех нас томил отсутствием живой, разумной военной системы, не развивал в нас военной доблести, отваги и смелости. Проявление такого духа считалось крайне вредным, и таких кадет быстро или удаляли, или переводили в военные прогимназии. Результатом подобного взгляда на военное воспитание явилось создание из нас дряблых людишек, без твёрдого характера, воли, решимости и инициативы, что наглядно подтвердилось на полях Маньчжурии»11. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Воспоминания А.Н. Куропаткина («70 лет моей жизни»). 1848—1917 гг. Т. 1. Ч. 1. Гл. 1—4. См.: Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 165. Оп. 1. Д. 1740. Л. 37.

2 Пирогов Н.И. Вопросы жизни // Морской сборник. 1856. № 9. С. 574, 586.

3 РГВИА. Ф. 725. Оп. 13. Д. 153. Л. 70 об., 71.

4 Там же. Оп. 20. Д. 18. Л. 56 об., 57.

5 Черновики писем (1901—1914 гг.) и воспоминания директора 1 кадетского корпуса Ф.А. Григорьева. «Дед внукам». 1901—1915 гг. Главы 1—7. См.: РГВИА. Ф. 267. Оп. 1. Д. 2. Л. 181.

6 РГВИА. Ф. 725. Оп. 45. Д. 816. Л. 11, 11 об.

7 Шкот П.П. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, бывшей Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 1823—1898. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1898. С. 107.

8 Бобровский П. Юнкерские училища в 1874 году (издание редакции журнала «Военный сборник»). СПб., 1875. С. 27.

9 Ставропольское, Чугуевское, Рижское юнкерские училища. Письма (232) начальников училищ Павлу Осиповичу Бобровскому. Ставрополь, Чугуев, Харьков, Рига. 1865—75. См.: Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 80. Оп. 1. Д. 2. Л. 260, 261.

10 Медем Б.Г. Былое и последовавшее в Петровской Полтавской военной гимназии и Петровском Полтавском кадетском корпусе. СПб., 1912. С. 49.

11 Самонов В.А. Мысли современного офицера: В 4 вып. Вып. I. Тифлис: Гуттенберг, 1907. С. 27.