«Имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе… его нельзя было купить»
Великого князя Тавриды мы знаем лишь по множеству не всегда достоверных анекдотов, рисующих его избалованным сибаритом, презрительно относившимся ко всему окружающему, ставившим выше всего свои капризы и не знавшего преград для удовлетворения своих фантазий и минутных прихотей. Эти анекдоты, выставляющие напоказ, главным образом, недостатки Потемкина, полностью затмили его государственную деятельность. А между тем уже одно бескровное завоевание Крыма, создание Черноморского флота и превращение пустынных степей Новороссии в цветущую провинцию дают ему право на видное место среди выдающихся деятелей России. Смерть Потемкина поразила Екатерину и привела ее в такое отчаяние, что она заперлась в своем кабинете, плакала и долго не могла успокоиться.
«Мне некем заменить Потемкина, — говорила она окружающим, — он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; он благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить. Это был мой ученик, человек гениальный». Вместо слов «мой ученик», Екатерина вполне могла бы сказать, если бы это не было государственной тайной, «мой муж». У Екатерины с Григорием Потемкиным была не просто любовная связь – они венчались в церкви. Вот что пишет об этом крупный историк-исследователь В.С. Лопатин, который назвал свой труд так: «Письма, без которых история становится мифом». Его исследование вошло в фундаментальное издание «Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка».
«Стояла, — пишет В.С. Лопатин, — светлая белая ночь, когда шлюпка отчалила от Летнего дворца на Фонтанке, а затем вошла в Неву, пересекла ее и двинулась по Большой Невке. Там в отдаленной части города, на Выборгской стороне, возвышался храм Святого Сампсония Страноприимца, основанный по повелению Петра I в честь Полтавской победы. Эта виктория, поставившая Россию в ряды великих держав, пришлась на Сампсона. Этот храм сохранился до наших дней. Чуть более 500 шагов отделяют его от берега Большой Невки. Из шлюпки вышел священник, трое мужчин и две женщины. В соборе перед прекрасным иконостасом в стиле пышного барокко духовник императрицы Иван Панфилов совершил таинство обряда венчания раба Божьего Григория и рабы Божьей Екатерины. Тайными свидетелями на тайном венчании были: камер-юнгфера императрицы Мария Саввишна Перекусихина, камергер Евграф Александрович Чертков и адъютант генерала Потемкина, его родной племянник Александр Николаевич Самойлов, поручик лейб-гвардии Семеновского полка. А в тайный брак вступили российская императрица Екатерина Алексеевна и ее возлюбленныйй Григорий Александрович Потемкин»1. В ночь с 12 на 13 июля 1775 года Екатерина родила дочь Елизавету, которой дали фамилию Темкина, в замужестве Калагеорги. Она росла на попечении А.Н. Самойлова, в 19 лет ее выдали замуж.
Однако не одна только привязанность государыни возвысила Потемкина до высших ступеней, доступных подданному; к ним привели его также и блестящие природные дарования.
Необычна судьба этого человека: превратив бедного школяра смоленской семинарии во всесильного временщика, перед которым преклонялись, она заставила его умереть в степи, на голой земле, под открытым небом. Он завершил свою карьеру также оригинально, как и начал ее. Именно некоторым малоизвестным потребностям его кончины и посвящен этот материал.
После удачной кампании 1790 года, закончившейся взятием Измаила, Потемкин, который командовал тогда армией, действовавшей против турок, приказал войскам расположиться на зимних квартирах в Молдавии, а сам решил отправиться в Петербург, куда его призывали не столько дела государственные, сколько личные: при дворе внезапно взошла новая весьма яркая звезда — князь Платон Александрович Зубов. В 1789 году являвшийся еще секунд-ротмистром конной гвардии, уже через год 22-летний Зубов был уже флигель-адъютантом государыни и кавалером орденов Св. Станислава, Св. Анны и Св. Александра Невского.
При такой явной благосклонности престарелой императрицы надменный Зубов не счел нужным искать покровительства Потемкина и не оказывал ему должного почтения.
Убеждаясь, что влияние Зубова на Екатерину растет с необычайной быстротой, Потемкин почувствовал, что в лице молодого фаворита имеет опасного соперника. Он сделался мрачен, задумчив, скучен, искал разъяснений и нигде не находил их. Не скрывая своего беспокойства, Потемкин писал государыне в конце декабря 1790 года из Ясс, где находилась главная квартира: « Матушка родная! При обстоятельствах, Вас отягощающих, не оставляйте меня без уведомления. Неужели Вы не знаете меру моей привязанности, которая особая от всех, каково слышать мне со всех сторон нелепыя новости и не знать: верить им или нет? Забота в такой неизвестности погрузила меня в несказанную слабость. Лишась сна и пищи, я хуже младенца. Все видят мое изнурение. Ехать в Херсон, сколь ни нужно, не могу двинуться; то в подобных обстоятельствах скажите только, что Вы здоровы»2.
И вот в начале февраля, сделав все необходимые распоряжения по армии и флоту и передав командование над ними князю Репнину, Потемкин отправился в Петербург. Здесь он был встречен с большими почестями и, по обыкновению, остановился в Эрмитаже. Екатерина прислала ему фельдмаршальский мундир, украшенный по шитью алмазами и драгоценными камнями ценою в 200 тыс. рублей, и копию с указа, данного ею Сенату, в котором после подробного перечисления подвигов русских войск в прошедшую кампанию, говорилось: «Вознося хвалу и благодарение всевышнему, благословляющему успехами праведное дело наше и поборствующему нам против врагов наших, обращаем внимание наше на тех, кои ревностными их подвигами были истинными виновниками таковой, вновь приобретенной оружием нашим славы и, воздав справедливость заслугам каждого, восхотели мы изъявить оную главному предводителю сухопутных и морских сил наших, против неприятеля имени христианскаго действующих, генерал-фельдмаршалу князю Г.А. Потемкину-Таврическому, неусыпными распоряжениями и руководством которого произведены все дела вышеозначенныя. Повелеваем вследствие того Сенату нашему засвидетельствовать отличные и государству полезные подвиги его новою похвальною грамотою и сверх того на вечную память заслуг его воздвигнуть ему на иждивении казны нашей дом со всем принадлежащим к тому убором и перед оным соорудить монумент с изображением побед и завоеваний, под его руководством одержанных, истребовав от него план дома и отобрав желание, в столице или в деревне он предпочтет это строение».
Во время своего пребывания в Петербурге Потемкин, по-видимому, продолжал пользоваться, как и прежде, благосклонностью и неограниченным доверием императрицы, которая почти ежедневно виделась с ним и ничего не предпринимала без его совета; вельможи по-прежнему раболепствовали перед князем, однако глубокая печаль не покидала его: он скучал от почестей и ласк, был недоволен всеми, даже самим собой, жаловался приближенным на «боль зуба», говорил, что не поедет из Петербурга до тех пор, пока не выдернет его. Предчувствуя неприятное, Потемкин торопился с отделкой подаренного ему Екатериной дворца и устроил в нем 9 мая для императрицы и всего двора торжественный прием, стоивший, как говорили, около полумиллиона рублей и поразивший своим небывалым великолепием и роскошью даже государыню.
После этого праздника Потемкин уже не вернулся в Эрмитаж, а остался в Таврическом дворце. Живя здесь, в нетерпеливом ожидании освободиться от мучившего его соперника, князь не переставал заниматься делами, касавшимися вверенных ему войск, но военные действия начались без него и притом весьма удачно. Князь Голицын взял Мачин, Кутузов разбил турок при Бабадаге, Гудович после кровопролитного штурма овладел сильной и важной крепостью Анапой.
Наконец 28 июня князь Репнин одержал блистательную победу над великим визирем близ Мачина. Эта победа заставила турок начать в переговоры о мире. Таким образом, Потемкин был поставлен перед необходимостью немедленно выехать в армию. 24 июля он простился в последний раз с императрицей и в шестом часу утра отправился из Царского села в Молдавию. Современники рассказывают, что в последнее его пребывание в Петербурге в нем уже не было заметно ни той раздражительности, ни тех странных причуд и прихотей, которые все привыкли видеть, и что он, будто бы, даже сообщил одной из своих родственниц о предчувствии близкой кончины.
Между тем князь Репнин, не ожидая прибытия Потемкина, подписал 31 июля в Галаце предварительные условия мира. Это известие еще более расстроило Потемкина. Он, не скрывая своей досады, сделал выговор Репнину, который в данном случае руководствовался лишь собственным честолюбием, так как единственная причина, побудившая его с такой поспешностью утвердить мирные условия, состояла в том, чтобы окончить это столь желаемое императрицей дело без участия главнокомандующего и приписать всю заслугу себе.
Потемкин приехал в Галац уже больным. На третий день после его приезда умер его любимый генерал — принц Карл Виртембергский, родной брат великой княгини Марии Федоровны. Отдавая последний долг усопшему, князь вышел из церкви грустный, утомленный жарою и в рассеянности вместо своих дрожек сел на дроги, приготовленные для покойника. Это ничтожное обстоятельство сильно подействовало на его воображение, тем более, что с детства он сохранил много суеверных предрассудков. Вечером он почувствовал озноб и жар — первые признаки горячки, которая свела его в могилу. Ввиду отсутствия в Галаце надлежащего ухода Потемкин отправился в Яссы, где находились три весьма искусных врача: генерал штаб-доктор армии Тиман, хирург Массот и штаб-лекарь Санковский. Однако, несмотря на все прилагаемые ими усилия, болезнь не поддавалась — то ослабевала, то вновь возвращалась. Сознавая безнадежность своего положения, Потемкин пожелал 21 сентября приобщиться к святому таинству и послал за своим духовником, архиепископом херсонским Амвросием, который приехал к нему вместе с митрополитом русским Ионою. Оба старались успокоить больного и вселить в него надежду на выздоровление. «Едва ли я выздоровлю, — отвечал он им, — сколько уже времени, а облегчения нет как нет. Но да будет воля Божия! Только вы молитесь о душе моей и помните меня. Ты — духовник мой, —продолжал князь, обращаясь к Амвросию, — и ведаешь, что я никому не желал зла. Осчастливить человека было целью моих стремлений». Амвросий и Иона приступили к исполнению великого таинства. Потемкин причастился и после этого ожил и повеселел. 30 числа в день рождения и именин князь был обрадован получением от императрицы письма и подарка, состоявшего из легкой шубы и шлафрока. Читая письмо государыни, он плакал и на утешения окружающих отвечал, что вероятно уже не будет иметь счастья увидеть свою благодетельницу. В ночь на 3 октября наступил такой сильный пароксизм, что привел в отчаяние всех медиков. В течение девяти часов они не находили у больного пульса. Он никого не узнавал, руки и ноги были холодны как лед, лицо совершенно изменилось.
Энергичными мерами удалось привести его в сознание, хотя он чрезвычайно ослаб. Однако, несмотря на это, Потемкин велел как можно скорее готовиться к отъезду из Ясс, говоря: « По крайней мере умру в моем Николаеве»3. Выезд был назначен утром 4-го числа, и князь беспрестанно спрашивал, который час и все ли готово. Едва рассвело, он, не обращая внимания на просьбы окружающих подождать, пока разойдется туман, приказал посадить себя в большое кресло и снести к шестиместной карете, в которую его с трудом положили. Перед отъездом Потемкин с трудом подписал продиктованное им своему правителю канцелярии Попову последнее письмо к императрице: « Матушка, всемилостивейшая государыня! Нет сил более переносить мне мучения, одно спасение остается — оставить сей город, я велел везти себя к Николаеву. Не знаю, что будет со мною. Вернейший и благороднейший подданный. (Собственноручная приписка). Одно спасение уехать»4.
Поезд Потемкина состоял из нескольких экипажей, в которых находились его племянница графиня Браницкая, урожденная Энгельгард, незадолго перед тем приехавшая из Киева по причине болезни горячо любимого дяди, генерал-поручик князь Голицын, генерал-майор Львов, правитель канцелярии Попов, бригадир Фалеев, адъютант Боур, казацкий атаман Гавриленко, доктора Тиман, Массот и Санковский, иеромонах Иаков и многочисленная прислуга. Десять конных казаков конвоировали экипажи. Поезд двигался так тихо, что только в седьмом часу достиг первой станции у села Пунчешты, где был назначен ночлег у командира Таврического гренадерского полка полковника Кнорринга. Командир и офицеры в парадной форме ожидали главнокомандующего у крыльца приготовленного для него дома, но когда карета остановилась, то из нее раздался голос: «Душно! Жарко!». Потемкина уложили на разложенный на земле ковер. Камердинер схватил образ и опустился с ним на колени перед умирающим, кто-то из свиты приподнял ему голову, кругом послышались рыдания. Потемкин глубоко вздохнул, потянулся и отошел в вечность.
Ночью в той же самой карете, окруженной казаками и драгунами с зажженными факелами, тело Потемкина было привезено обратно в Яссы. Императрица велела похоронить Потемкина почти с царскими почестями в Херсоне и поставить ему мраморный памятник. Прах его в свинцовом гробу был погребен в Херсонской крепостной территориальной церкви Св. Екатерины, под полом, в особом склепе, в который с наружной стороны храма вел длинный ход. Сюда желающие приходили поклониться и служить панихиды. В таком виде гроб, видимый для публики, оставался до 1798 года, когда, по приказанию императора Павла, питавшего особенное нерасположение к Потемкину, последовало на имя херсонского губернатора Селецкого следующее предписание генерал-прокурора Куракина: «Государю-императору сделалось известно, что тело покойного князя Потемкина доныне еще не предано земле, а держится на поверхности в особом сделанном под церковью погребу и от людей бывает посещаемо; а потому, находя сие непристойным, высочайшее соизволяет, дабы все тело без дальнейшей огласки в том же самом погребу погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землею и изглажен так, как бы его никогда не было».
Одновременно с этим было приказано уничтожить и мраморный «мавзолей», поставленный в церкви над местом погребения Потемкина. Секретная заделка склепа с гробом Потемкина и уничтожение надгробного памятника породило молву, будто тело его вынуто из гроба и безвестно погребено где-то во рву херсонской крепости. Между тем тело оставалось в гробу неприкосновенным, чему имеются свидетельства нескольких очевидцев. Так, в 1818 году екатеринославский архиепископ Иов (Потемкин) в бытность свою во время объезда епархии пожелал по родству убедиться в справедливости молвы. В присутствии соборных священников он приказал поднять церковный пол, проломать свод склепа и, вскрыв гроб, удостоверился в наличии в нем останков.
Особенности кончины Потемкина произвели сильное впечатление на графиню Браницкую, и она поручила находившемуся при главной квартире в Яссах художнику Казанове изобразить это событие на полотне. Казанова срисовал с натуры местность и расположил все группы согласно рассказу очевидцев, списав с них портреты. Кроме того, другой художник, Иванов, также состоявший при Потемкине, нарисовал его лежащим в гробу. Как с картины Казановы, так и с портрета Иванова известным в свое время художником Г.И. Скородумовым были сделаны гравюры.
Под гравюрой, изображающей смерть Потемкина, находится следующая надпись: «Изображение кончины князя Потемкина-Таврического, фельдмаршала армий ея величества императрицы всероссийской, гетмана казачьих войск и пр., равно как и местности, срисованной с натуры, и особ, присутствовавших при сем событии, случившемся 5 октября 1791 года».
На самом месте кончины Потемкина, в степи, был сооружен каменный столб, близ которого построен домик для сторожа. Все это содержалось в порядке за счет внуков графини до конца 50-х годов, когда семейство Браницких продало свои имения, находившиеся близ Бессарабии. Вскоре столб, оставленный без присмотра, начал разрушаться и рухнул. Тогда по чьему-то распоряжению вместо него поставили новый, довольно безобразной формы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Лопатин В.С. Письма, без которых история становится мифом // Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. М., 1997. С. 473—540.
2 Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769—1791 гг. / Сост. В.С. Лопатин. М.: Наука,1997.
Письмо Г.А. Потемкина Екатерине II от 19 июня 1790 г.
3 Н. Надеждин. Светлейший князь Потемкин-Таврический — образователь Новороссийскогоо края. Одесса, 1839. С.4, 9.
4 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 52, оп. 2, д. 22, л. 91. Г.А. Потемкин Екатерине II. Яссы. 4 октября 1791 г. Подлинник без подписи. Слова «одно спасение уехать» написаны прыгающим, угловатым почерком и читаются с трудом
А.П. СВИРИДОВ
(Москва)
Смерть князя Г.А. Потемкина-Таврического
С гравюры Г.И. СКОРОДУМОВА
Потемкин на смертном одре
С гравюры Г.И. СКОРОДУМОВА