О мотивах пожалований московскими государями сибирских ратных людей в первой половине XVII века

image_print

Аннотация. Статья посвящена челобитным сибирских служилых людей (первые десятилетия XVII в.) с просьбами о пожаловании «за кровь»; данная формулировка повторяется и в ответных царских грамотах. При этом чаще всего подразумеваются ранения, полученные казаками или стрельцами в боях с местными «иноземцами» либо в Смутное время «на Руси».

Summary. The article is devoted to the petitions of the Siberian service class people (the first decades of the XVII century) with requests for «blood» grants; this formulation is also repeated in the reciprocal tsar’s letters. It most often meant the injuries received by Cossacks or Streltsy in the battles against local «foreigners» or in the «Troubled Time» in Russia.

НА РУБЕЖАХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

 

СОЛОДКИН Янкель Гутманович — заведующий Научно-исследовательской лабораторией региональных исторических исследований Нижневартовского государственного университета, доктор исторических наук, профессор

(г. Нижневартовск. E-mail: hist2@yandex.ru).

 

«ЗА… МНОГИЕ СЛУЖБЫ И ЗА КРОВЬ»

О мотивах пожалований московскими государями сибирских ратных людей в первой половине XVII века

 

К числу наиболее ценных источников по истории становления Азиатской России относятся челобитные служилых людей. Эти документы XVII века, многие из которых были опубликованы ещё Г.Ф. Миллером, сохранили немало уникальных сведений о военных экспедициях в неведомые прежде «землицы», о строительстве городов и острогов, «объясачивании» «иноземцев».

Как подчёркивалось уже в первых произведениях, посвящённых истории русской Сибири, «ермаковы казаки», одолевшие войско хана Кучума, «даша плещи своя на раны» и пролили кровь в боях, за что и «к нему, государю, службу» были награждены Иваном IV1. Примечательно, что в 1637 году пешие казаки «старой» станицы тобольского гарнизона пятидесятники О. Антонов, И. Лукьянов, десятники Л. Сысоев, Д. Васильев, Ф. Баибородин, П. Ерохин просили оставить их в ведении атамана Г. Ильина подобно «литве», конным казакам и стрельцам, а не подчинять ещё и казачьему голове Б. Аршинскому, «за прежние наши службишки (в Тобольске «от Ермакова взятья лет по сороку и по пятидесят». — Прим. авт.) и за кровь (за раны. — Прим. авт.)». Челобитная казаков2, многие из которых, видимо, состояли в рядах гарнизона «столнейшего града» русской Сибири со времени его основания, была удовлетворена3.

В 1646—1647 гг. «отставленный» певчий дьяк тобольского архиепископа У. Кузьмин, добивавшийся поверстания в дети боярские, уверял, что его дед казак Ф.С. Шемелин вместе с Ермаком Сибирь «очистил, и кровью взял за саблею», а перед гибелью на приступе под Тулой (следовательно, в 1607 г.) был пожалован царём Василием Ивановичем в атаманы «за службу и за кровь»4. Прослуживший, как он уверял, 42 года в Сибири, а ранее на Поле «20 лет у Ермака в станице и с ыными атаманы», тюменский конный казак Г. Иванов — участник «поставления» Тюмени, Тобольска, Пелыма, Тары и Томска, окончательного разгрома Кучума, а затем его наследника Али (Алея), в 1623 году «за… многия службы» был пожалован на «место порожно» атамана конных казаков5. Челобитчику, видимо, посчастливилось избежать ран, поэтому он не просил о вознаграждении «за кровь».

В царской грамоте 1649 года «на Тюмень» воеводе С.А. Чоглокову есть предписание за прежние службы и «за кровь» местного стрелецкого сотника Бесчастного Малышева передать эту должность его сыну Борису с тем же окладом деньгами, хлебом и солью. В грамоте излагается содержание челобитной Б. Малышева: он «беспрестанно» служил 65 лет6, участвовал в пленении жён и сыновей хана Алея7, когда был ранен, а посланный с оказавшимися в неволе царицами и царевичами в Москву из-за её блокады тушинцами отправился в Новгород и в течение полутора лет сражался с «ворами» под началом знаменитого полководца боярина М.В. Скопина-Шуйского, был «на боех ранен в трёх местах». Вскоре после возвращения в Тюмень, в 1610—1611 гг. Б. Малышева опять направили в Москву, и «полтретья года» он бился с поляками и «литвой» в рядах ополчения боярина князя Д.Т. Трубецкого8, получил четыре раны, а очутившись в плену, был «накрепко» пытан в Кремле и следом обменён на трёх «литвинов». Вернувшись в Тюмень, он (по его же свидетельству) на протяжении пяти лет, до болезни, являлся головой у служилых татар, а с 1621—1822 гг. — сотником пеших стрельцов9.

Сослуживцем Б. Малышева в походе царского племянника князя М.В. Скопина-Шуйского от Новгорода к Москве являлся А. Фролов. В 1644 году этот отставной приказчик туринских пашенных крестьян просил пожаловать его «за кровь… и за работу», сообщив в пространной челобитной, что он, переведённый из казанского «пригорода» Лаишева, где был служилым человеком, в Туринский (Епанчин) острог при его основании (1600) на пашню, со времени воеводства И. Лихарева10 стал пушкарём (найдя себе замену для обработки земли11). Посланный воеводой в Москву с ясачной казной Фролов вынужден был отправиться к Новгороду и в походе Скопина-Шуйского наряду с атаманами Грозой (Ивановым) и Дружиной (Юрьевым) из Тобольска и Тюмени сражался под Тверью, Торжком (где «на драке» получил рану), у Переславля-Залесского, Александровой слободы и Стромынского острога. Награждённый «послугою [четыре рубля, да сукно, да в оклад рубль]», Фролов вернулся в Туринский острог, где, как и прежде, его «никоторая служба не миновала»12 (последнее выражение представляет собой штамп приказного делопроизводства).

Под началом М.В. Скопина-Шуйского, только не в походе против тушинцев, а в боях с отрядами И. Болотникова, довелось сражаться и атаману из Сургута Т. Фёдорову. В челобитной (ноябрь 1626 г.), обращаясь с просьбой пожаловать «за мои службишка и за кровь» — поверстать «из моего окладу» 20-летнего сына Петра, он утверждал, что «ставил» ещё Пелым13, Сургут и «городок» в Пегой орде (вероятно, Нарымский острог), «объясачивал» «иноземцев» на Томи и Енисее, а в начале Смуты, приехав к Москве с «государевою соболиною казною», в «полку» Скопина-Шуйского воевал под Калугой и Лихвинской засекой. В пору осады Москвы, захваченной «литвой», Фёдоров, по его словам, бился «явственно и многажды был ранен»; ныне же, заключал свою просьбу атаман, «от многих (на протяжении 35 лет. — Прим. авт.) служеб, от ран, увечей… служить не смогу»14.

Томский конный казак Е. Захарьев «бил челом» (не ранее 1614—1615 г.) о пожаловании «за… службишко и за кровь», утверждая, что когда под Томск подошли киргизы «и иных орд многие люди войною, и об острог ударились»15, то он «на вылоске дрался и бился явственно» и убил «кыргысково лутчего князька Наяна». С такой же просьбой к царю Михаилу Фёдоровичу обратился и сослуживец Захарьева Б. Терский, сообщив, что во время появления у Томска «иноземцев» (то были «киргизские, кызылские, бугасарские, мелесские, чулымские люди») «на выласку выходил и с ними дрался накрепко», «мужика убил»; два года спустя Терский участвовал в походе «в Киргизы, и в Кизылы, и в Бугасары», когда русские служилые «три городка высекли, жён и детей (неприятелей. — Прим. авт.) в полон поимали», сам же этот казак «мужика убил, а другова живова взял»16. О своих ранениях при этом Захарьев и Терский не упомянули.

На пожалование «за службишко и за кровь», подавая (не ранее 1616—1617 гг.) челобитную, надеялся и томский конный казак В. Ананьин. Посланный годом прежде за ясаком в «Кузнецкую землю» и к киргизам, Ананьин был ограблен джунгарами, которые даже собирались его убить; «и голод и всякую нужду терпел», затем сопровождал тарских служилых В. Тюменца и И. Петрова к алтын-хану17. Той же просьбой завершается челобитная томских пеших казаков И.Д. Хлопина, Л.Л. Новосильцева, Ю. Григорьева, Д.Г. Згибнева, Ф.С. Чеуся, В.И. Паламошного, Ф. Шейтанщикова, А. Гребенихина и Ф. Тупылева (за 1616—1617 гг.), которых накануне отправили «к чацким мурзам в городок на береженье»18. Томичи провели там 15 недель, выдержав трёхнедельную осаду почти тысячи джунгар (чёрных калмыков), которые «приступали (к городку. — Прим. авт.)… накрепко», «за щитами, а надевали… на себя по два куяка». Казаки, многих из которых ранили, хотя «голод и великую нужу терпели, и с голоду… кобылятину ели», «городок отсидели», вынудив джунгар отступить19.

Б.С. Терский вместе с В. Ананьиным, а также А. Ивановым и Г. Яковлевым от имени 234 томских конных стрельцов, казаков, «литвы», ружников и обротчиков не ранее 1616—1617 гг. просили выдать им царское денежное и хлебное «недодаточное» жалованья «из томских доходов мяхкою рухлядью, и томские пахоты хлебом в наши оклады за наше службишко и за кровь». Челобитчики заявляли, что «орды… великие многие», кочующие около Томска, нас «по землям и по пашням побивают», и сетовали на голод и «нужу великую», которые терпят, ибо «государев запас приходит мал». Б.С. Терский «с товарыщи» при этом напоминали о том, что накануне подчинили кузнецких, чулымских, мелесских, керексуских, киргизских, багасарских и кызылских «людей», «до алтына царя (правителя западных монголов. — Прим. авт.)… дорогу очистили и в иные земли», а возле Томска построили острог20.

В 1629 году атаманы, пятидесятники, десятники и рядовые казаки нового Красноярского острога просили «для… бедности» «пожаловать за их службу, и за кровь, и за острожную ставку (сооружение крепости на Красном яру. — Прим. авт.) послугою»; «челобитье» 300 служилых было удовлетворено. Тогда же енисейские служилые люди заявляли в челобитной, что взимали ясак «кровью и работой». Два года спустя красноярские служилые жаловались царю Михаилу Фёдоровичу на енисейцев, которые, «завидуючи к тебе, государю, наши службишка и кровь и работы», приписывали себе подчинение жителей братской и канской земель21. Согласно же росписи и послужному списку 1633—1634 гг. енисейских служилых и тобольских казаков (находившихся с атаманом И. Галкиным в Ленском остроге), они «государю служили и кровию ранены» в боях с якутами22.

М. Степанов сын Молчанов, сын убитого пашенными крестьянами Красной (Нижней Ницынской) слободы Тюменского уезда местного сына боярского, в 1626 году просил о поверстании в ту же сословную категорию «за службу и за кровь» отца. Так же в 1648—1649 гг. подкреплял свою просьбу, добиваясь повышения жалованья и зачисления «на выбылые места» детей боярских двух своих сыновей, принадлежавший к этому «чину» томич М. Яроцкий (его отец, происходивший из «иноземцев», несколькими годами прежде воевал с киргизами и изменившими московскому государю ясачными людьми)23.

Вскоре после 15 февраля 1649 года в Томске была сочинена общесословная челобитная с просьбой не возвращать к власти воеводу О.И. Щербатого. Составители этого чрезвычайно любопытного документа утверждали, что они, их отцы и братья со времени основания «Томского города» и даже «преже» в течение 30—50 лет «и болши… против государевых непослушников и изменников в сибирских городех в посылках и на боях головы свои поклали… и многие… городы и остроги в Сибире… поставили своими головами», и впредь «рады служити и прямити… на боях и в посылках головы свои складывати и кровь свою проливати и помирати за… государя»24. О том, что они «с ызменники бились явственно, кровь свою проливали» в дальнем походе «в Тунгусы» с тобольским сыном боярским С. Навацким, сообщали в 1636 году и кодские остяки, жалуясь на владевшего ими князя Д. Алачева25.

В 1626 году И. Власьев, которого за 30 лет никакая «государева служба не обхаживала», «от многих ран стал увечен», был пожалован в тобольские таможенные подьячие «за службишко и за кровь и за терпенье и за старость». Почти одновременно И. Воинов дважды «бил челом» «отца своего о службе и крови и о своей службишке» и сумел сохранить должность атамана «литвы и конных казаков» в тюменском гарнизоне26. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 36. М., 1987. С. 50, 58, 315, 345, 368, 380, 381. Согласно Строгановской летописи, ермаковцы перед решающей битвой с «кучумлянами» у Чувашева мыса поклялись «стоять до крови» (Сибирские летописи. СПб., 1907. С. 23, 69). Кстати, выражение «пролити кровь» — это устойчивое словосочетание в древнерусской книжности. См., например: Рыков Ю.Д. К вопросу об источниках Первого послания Курбского Ивану IV // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 31. Л., 1976. С. 240—242; Прохазка Е.А. О роли «общих мест» в определении жанра древнерусских воинских повестей // Там же. Т. 42. Л., 1989. С. 234.

2 Ранее она неверно приурочивалась к 1620-м гг. См.: Александров В.А., Покровский Н.Н. Власть и общество: Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 93, 154.

3 Никитин Н.И. О «старой» ермаковской сотне (к истории одного мифа) // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): К 80-летию члена-корреспондента РАН В.И. Буганова. М., 2012. С. 229—231. Данное обстоятельство опровергает тезис об отсутствии в Сибири XVII в. «централизованного воинского управления» (см.: Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 78).

4 Оглоблин Н. К вопросу о христианском имени Ермака // Библиограф. 1894. Вып. 1. С. 24, 25; Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592—1768 гг.) / Сост. Н.Н. Оглоблин. М., 1900. Ч. 3. С. 140, 141. Заметим, что в представлениях сибирских книжников ермаковцы отправились во владения «бесерменского царя» Кучума «очистити место святыни» (ПСРЛ. Т. 36. С. 50, 70, 380. Ср.: С. 120).

5 Миллер Г.Ф. История Сибири. 2-е изд., доп. Т. 1. М., 1999. С. 446, 447. Ср.: С. 437; Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 2. СПб., 1875. Стлб. 350, 584; 1884. Т. 8. Стлб. 661; Обозрение… Ч. 3. С. 95, 99. Кстати, включать Г. Иванова в число первостроителей Кузнецкого острога (Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 373. Примеч. 44. Ср.: С. 80) нет оснований.

6 Если стрелецкий сотник не завысил этот срок, как иногда поступали челобитчики, то Б. Малышева следует причислить к сподвижникам Ермака.

7 Поход, во время которого многие родственники Али попали в плен к тюменскому письменному голове Н.М. Изъединову, состоялся летом 1607 г. См.: Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 2. М., 2000. С. 37, 234, 284; Трепавлов В.В. Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш. М., 2012. С. 75.

8 Поскольку Москва была освобождена в октябре 1612 г., под предводительством бывшего тушинского боярина Малышев сражался с интервентами в течение не двух с половиной лет, а максимум полутора.

9 Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 617, 618. В качестве стрелецкого сотника Б. Малышев упоминается в документах 1626 и 1640 гг. См.: там же. С. 553; РИБ. Т. 8. Стлб. 389.

10 И.Ф. Лихарев управлял Туринским острогом (только в чине не воеводы, а письменного головы) с 1603 г. См.: Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 401; Т. 2. С. 208—211.

11 Это практиковалось нередко. См.: Обозрение… Ч. 3. С. 104, 109, 110; Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 65, 86, 148.

12 Покровский Н.Н. Сибирское общество XVII — начала XVIII в. по челобитным // Общественное сознание населения России по отечественным нарративным источникам XVI—XX вв. Новосибирск, 2006. С. 187—190. Указание на перевод А. Фролова в Сибирь из-под Тулы (там же. С. 182) неверно. О его службе в Туринске см. также: Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 557—560.

13 Возможно, оттуда в составе объединявшей казаков терских, донских и «польских», т.е. (подобно Г. Иванову) выходцев с Поля станицы «прибору» атамана Т. Иванова, Фёдоров и попал в Сургут.

14 Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 186, 187. См. также: Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 80, 81; Древний город на Оби: История Сургута. Екатеринбург, 1994. С. 122, 123. На «челобитье» Фёдорова обратил внимание ещё Н.Н. Оглоблин (Обозрение… Ч. 3. С. 98).

15 Данное нападение относится к 1614 г. См.: Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 318.

16 Там же. С. 433, 435.

17 Там же. С. 436, 437. Ср.: С. 318, 435.

18 Этот городок, располагавшийся между Томском и Тарой, на западном берегу «великой» Оби, принадлежал чатам во главе с мурзой Тарлавом. См.: там же. Т. 2. С. 106, 112.

19 Там же. С. 278, 279. Куяк — это доспех из материи или кожи с нашитыми на них металлическими пластинами (Денисова М.М. Поместная конница и её вооружение в XVI—XVII вв. // Военно-исторический сборник. М., 1948. С. 36). Факты пожалований «за службу и кровь», «за кровь и смерть», да и челобитные о таких пожалованиях известны и относительно Европейской России. См., например: Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею имп. Академии наук. Т. 2. СПб., 1841. С. 347; Осадный список 1618 г. М.; Варшава, 2009. С. 502, 511.

20 Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 437—441.

21 Там же. Т. 2. С. 413; Обозрение… Ч. 3. С. 117, 120, 121.

22 Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 3. М., 2005. С. 208.

23 Обозрение… Ч. 3. С. 101. В 1644 г. томский сын боярский М. Яроцкий (которого Н.Н. Оглоблин относил к черкасам) и сам воевал с киргизами. См.: Оглоблин Н. К истории Томского бунта 1648 года // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1903. Кн. 3. Отд. I. С. 4; Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 285, 286.

24 Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 232, 233.

25 Вершинин Е.В., Шашков А.Т. Участие служилых остяков Кодского княжества в военных походах конца XVI — первой трети XVII в. // Западная Сибирь: прошлое, настоящее, будущее. Сургут, 2004. С. 26, 28. Этот поход к верховьям Нижней Тунгуски состоялся в 1627—1630 гг. Заметим, что (как жаловались в тобольской приказной избе в 1630 г. служилые люди, побывавшие в поисках серебряной руды на Средней Ангаре) енисейский воевода князь С.И. Шаховской «ясырь (полон) весь, который было они взяли и кровью своею на бою в Братской земле (Бурятии)… поимал на себя». В 1646 г. енисейские служилые просили разрешения «своих полонеников продавать и на Русь повольно… вывозить, чтоб наша службишка и кровь напрасно не лилась» (Александров В.А., Покровский Н.Н. Указ. соч. С. 103, 104; Бродников А.А. Серебряная экспедиция Я.И. Хрипунова (1627—1630 гг.) // II Ремезовские чтения 2005: Провинция в русской культуре. Новосибирск, 2008. С. 379).

26 РИБ. Т. 8. Стлб. 331, 335, 514, 516.

Исследование выполнено в рамках проекта РФФИ 17-11-86004.