Аннотация. В статье раскрывается система работы с корреспонденцией военнопленных германской и других неприятельских армий в период Великой Отечественной войны; описывается деятельность органов военной цензуры; приводятся примеры использования писем пленных военнослужащих в агитационно-пропагандистских целях.
Summary. The paper discloses the system of working with the correspondence of POWs of the German and other enemy armies during the Great Patriotic War; it describes the activity of military censorship agencies, and cites examples of POW letters used for agitation and propaganda purposes.
ЛАВРУК Пётр Петрович — полковник в отставке
(Санкт-Петербург. E-mail: greylavruk@gmail.com).
«Лживая фашистская пресса объявила нас погибшими…»
Перлюстрация корреспонденции гитлеровских военнопленных
Проводившаяся военной цензурой работа по контролю переписки военнопленных германской и других неприятельских армий в период Великой Отечественной войны была направлена в первую очередь на сохранение государственной и военной тайны, на пресечение утечки сведений, могущих нанести ущерб Советскому Союзу. Кроме того, часть этой корреспонденции успешно использовалась в пропагандистской работе с попавшими в плен военнослужащими и состоявшими с ними в переписке членами их семей.
В советский период вопросы корреспонденции военнопленных впервые получили нормативное регулирование в 1931 году, когда было издано Постановления ЦИК и СНК Союза ССР, содержавшее «Положение о военнопленных». Пункт 31 данного документа предусматривал: «Почтовая корреспонденция (закрытые и открытые письма и денежные переводы, письма с объявленной ценностью), отправляемая и получаемая военнопленными, пересылается бесплатно»1. Уточнялось, что число писем, отправлявшихся и получавшихся военнопленными, могло быть ограничено только по соображениям технического или транспортного характера. Каждому военнопленному, во всяком случае, предоставлялось право отправлять и получать не менее одного открытого письма в неделю и одного закрытого письма в месяц.
В связи с военными действиями по присоединению Западной Украины и Западной Белоруссии к Советскому Союзу 28 сентября 1939 года начальник Управления по делам о военнопленных НКВД СССР Сопруненко2 и комиссар Управления по делам о военнопленных НКВД СССР полковой комиссар Нехорошев3 утвердили «Временную инструкцию о порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД». Пятый пункт этого документа в полной мере относится к излагаемой теме.
Военнопленным разрешалось вести переписку. Каждый из них имел право отправить и получить по одному письму в месяц. Вся входящая и исходящая корреспонденция в обязательном порядке просматривалась политконтролем особого отделения. При большой нагрузке в помощь политконтролёрам привлекались и другие достаточно политически и технически грамотные сотрудники лагеря. Письма должны были просматриваться и вручаться адресатам, а также отправляться адресатами в пятидневный срок с момента поступления их на просмотр. Сдававшиеся для отправки личные письма должны были быть в незапечатанных конвертах.
Персонал политконтроля непременно разъяснял, что в письмах запрещается помещение сведений о количестве военнопленных в лагере, об охране лагеря и режиме содержания военнопленных и т.д. Такие письма подлежали конфискации. При этом составлялся акт, который приобщался к учётному делу военнопленного.
Корреспонденция военнопленных отправлялась адресантом через канцелярию лагеря. Отправка писем иным путём категорически запрещалась. В случае нарушения данного запрета военнопленный лишался права переписки на срок 2 месяца. При повторных случаях помимо лишения права переписки виновный водворялся в штрафной барак4.
Начальник 1-го отдела Управления А.В. Тишков5 в свете требований этой инструкции разъяснял: «Военнопленным, лишённым права переписки в порядке административного взыскания, полученные письма не выдаются на срок налагаемого взыскания. После снятия взыскания все письма, поступившие на имя военнопленного, должны быть вручены адресату».
В приведённом документе были прописаны и другие положения, касавшиеся переписки, получения посылок и денежных переводов. Например, в случае выбытия военнопленного в другой лагерь письма и посылки в течение пяти суток направлялись по месту его убытия. А в случае смерти военнопленного письма приобщались к его учётному делу.
Каждая поступившая посылка вскрывалась работником лагеря в присутствии получателя. Обнаруженные запрещённые предметы изымались и составлялся акт, в котором указывалось дальнейшее направление изъятых предметов в зависимости от их характера. При этом акт объявлялся военнопленному, а обнаруженные в посылках деньги и ценности зачислялись на его лицевой счёт. Продовольственные посылки, поступавшие на имя умерших, после анализа передавались на кухню. Военнопленные имели право получать с родины и из нейтральных стран денежные переводы без ограничения сумм. Все принадлежавшие военнопленным деньги находились на их личных счетах, разрешалось переводить свои средства на счёта других военнопленных.
Несмотря на столь жёсткий политконтроль, переписка военнопленным была разрешена лишь после 20 ноября 1939 года. При этом на практике большие группы военнопленных лишались возможности писать письма. К примеру, 11 июля 1940 года заместитель наркома внутренних дел СССР В.В. Чернышёв6 направил на имя начальника УПВИ П.К. Сопруненко и начальника Главного управления лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС) НКВД СССР Н.А. Френкеля7 указание, в котором он запретил переписку, отправку и получение посылок и денежных переводов для содержавшихся в Севжелдорлаге8.
7 августа 1941 года заместитель народного комиссара внутренних дел Союза ССР комиссар госбезопасности 3 ранга И.А. Серов утвердил «Инструкцию о порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД». Пятый раздел этого документа устанавливал правила переписки и получения посылок, денежных переводов и допуск свидания. Ранее принятые аналогичные документы были дополнены важной формулировкой: «Каждый военнопленный может… получать неограниченное число писем»9.
Условия и порядок переписки за весь период Великой Отечественной войны не пересматривались. Лишь 13 июля 1945 года народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.П. Берия издал приказ № 00834 «О введении в действие инструкции “О порядке переписки военнопленных немцев, австрийцев, румын и венгров с их семьями, проживающими в Германии, Австрии, Румынии и Венгрии”». Данный приказ был передан по телеграфу, так как сложившееся положение требовало незамедлительного решения этого вопроса. Начальнику ГУПВИ НКВД СССР генерал-лейтенанту М.С. Кривенко10 надлежало обеспечить получение в Исполкоме Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР необходимого количества бланков почтовых открыток для военнопленных и разослать их в лагеря, а народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краёв и областей обеспечить чёткое выполнение лагерями установленного инструкцией порядка переписки военнопленных с их семьями11.
В новой «Инструкции» было немало новшеств, и каждое из них изобиловало жёсткими цензурными требованиями. Например, в разделе «Общие положения» уведомлялось, что переписка военнопленным разрешается на основании указаний Правительства Союза ССР и должна производиться: в Германии, Австрии, Венгрии и Румынии через их Красный Крест, а в СССР через Центральное справочное бюро по делам военнопленных в Исполкоме Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца. «Почтовые отправления, направленные из Германии, Австрии, Венгрии и Румынии на имя военнопленных помимо их Красного Креста, вручению адресатам не подлежат». Устанавливалась специальная «почтовая карточка военнопленного». Переписка с родственниками или другими лицами, проживавшими в других странах, была запрещена. Пересылка почтовых отправлений военнопленных их семьям, как и раньше, осуществлялась бесплатно через почтовую связь Наркомата связи СССР12.
Условия и порядок переписки включали 15 пунктов. Каждому немцу, австрийцу, венгру и румыну, находившемуся в СССР, разрешалось отправить своим родственникам одно письмо в месяц. Тем, кто перевыполнял нормы выработки, в качестве поощрения начальники управлений лагерей разрешали отправку ещё одного письма. А за нарушение лагерного режима или другие проступки военнопленные лишались права переписки со своими семьями сроком от 1 до 3 месяцев. Если военнопленного лишали права переписки, то выносилось соответствующее постановление, которое утверждалось начальником управления лагеря.
Почтовыми карточками военнопленных обеспечивал Исполнительный комитет Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР. Выдача бланков для заполнения и их учёт возлагались в лагерях НКВД на оперативные отделы (отделения), а в спецгоспиталях НКЗ-НКО — на оперуполномоченных. Дату ежемесячной выдачи бланков почтовых карточек определял начальник управления лагеря, а в спецгоспиталях — заместитель начальника спецгоспиталя по охране и режиму. Особое внимание обращалось на заполнение почтовых карточек чётким, разборчивым почерком и обязательно чернилами. Для сбора писем, подлежавших отправлению семьям военнопленных, на территории вывешивался почтовый ящик. Изъятие писем из него производилось ежедневно в чётко установленное время.
Все письма военнопленных их семьям в Германию, Австрию, Венгрию и Румынию, а также письма, получавшиеся из этих стран, подлежали на местах проверке военной цензурой. Военная цензура «осуществлялась отделом “В” НГБ СССР в Москве». Он был образован 14 апреля 1943 года на базе отделения бывшего 2-го спецотдела НКВД13. О проверке почтового отправления ставилась печать «Военная цензура СССР»14. Помимо перлюстрации писем военнопленных цензоры проводили конфискацию корреспонденции антисоветского и профашистского содержания; карточек, в которых имелись данные о месте расположения промышленных объектов и характере выполнявшейся работы; сведения о других военнопленных, содержавшихся в лагерях, а также умерших за время пребывания в плену. Вне зависимости от содержания изымались письма, направлявшиеся в другие страны. Поступившие в лагерь (спецгоспиталь) почтовые отправления для немцев, австрийцев, венгров и румын со штампом «Военная цензура СССР» подлежали немедленному вручению военнопленному. Оперативное управление ГУПВИ получало ежемесячные данные от отдела «В» НГБ СССР о количестве всей корреспонденции15.
Осенью 1942 года в некоторых лагерях НКВД военнопленным немцам разрешили писать на родину открытые почтовые открытки, из которых затем тщательно отбирали наиболее подходящие, с позитивной информацией об условиях пребывания в плену, и те, которые свидетельствовали о соблюдении Советским Союзом международного права в отношении военнопленных. В научной публикации «Военнопленные в СССР. 1939—1956. Документы и материалы» приведены следующие данные: «До конца 1942 г. обычной почтой, через почтовые станции Международного комитета Красного Креста в Стокгольме и Анкаре было направлено 3096 писем. С января 1943 г. переписка разрешена военнопленным во всех лагерях».
В другом научном издании — «Венгерские военнопленные в СССР. Документы 1941—1953 годов» сообщается: «Переписка военнопленных лагерей НКВД в широком масштабе во время войны так и не была организована. Всего до конца войны военнопленные смогли направить на родину чуть более 28,5 тыс. писем. 8676 писем было передано Главному Политическому управлению РККА для разбрасывания их с самолётов над Германией, Румынией и Венгрией. За это же время в адрес военнопленных поступило 10 914 писем. Лишь после окончания войны переписка становится регулярной»16.
Интересные сведения о письмах немецких военнопленных содержатся в докладах 7-го отдела политического управления Ленинградского фронта. В бюллетене № 6(39) за декабрь 1942 года говорилось: «При опросе пленные писали письма-приветы на родину и короткие воззвания. Интересно отметить, что при заполнении карточек огромное большинство военнопленных утвердительно ответило на вопрос о желании участвовать в нашей пропаганде за окончание войны».
Наиболее характерные и откровенные письма пленных были использованы в устной пропаганде. И это давало ощутимый результат. Так, письма 130 человек из русского плена на родину были записаны на пластинки, которые были размножены и направлены на все звукостанции фронта, а также в Ленинградский радиокомитет для передачи в эфир через мощные передатчики. Восемь пленных были доставлены в студию Ленрадкомитета, где их выступления о разгроме немецких частей при наступлении Красной армии были записаны для передачи в эфир. Двое военнопленных использовались на фронтовых звукомашинах, где они под контролем читали свои выступления, адресованные немецким войскам под Ленинградом. Все подобные пропагандистские материалы не подлежали контролю цензуры.
На основании писем, поступивших в распоряжение политического управления Ленинградского фронта, была издана листовка-обращение 88 пленных солдат разных дивизий.
«Ко всем солдатам германской армии у Ленинграда и на Волге
Товарищи!
Уже больше недели, как мы находимся в русском плену. С самого начала мы встретили здесь вполне корректное отношение со стороны русских солдат и офицеров. Нас поместили в тёплые помещения, мы сытно питаемся. Раненым оказана медицинская помощь. Как всё это не похоже на те ужасы, которые рассказывали нам раньше о русском плене!
По своей воле мы решили написать об этом, так как глупые сказки об “ужасах” плена уже стоили жизни многим из наших товарищей. Вот почему мы сочли своим долгом рассказать вам о том, как выглядит этот плен в действительности. Перед нашими глазами ещё стоят многочисленные сцены бессмысленной гибели многих товарищей, находившихся в окружении и горловине под Шлиссельбургом. Будучи обманутыми лживой пропагандой о русском плене, они продолжали бесцельную борьбу и бесславно погибли.
Солдаты! Подумайте о том, кому нужна была эта пропаганда! В германской армии мы жили, как в тумане. От нас скрывали то, что происходит на Восточном фронте. Германские войска уже в ноябре попали в окружение под Сталинградом и теперь они уничтожены. Германские войска отступают на Кавказе, под Ростовом, у Харькова, у Великих Лук и под Ленинградом. Германское командование пытается спасти своё безнадёжное положение, скрывая от нас правду о делах на фронте и распространяя ложь о русском плене! Уже, видимо, туго приходится нашим господам, если они прибегают к обманам самого подлого свойства!
Не верьте этим мошенникам, товарищи! Не бойтесь русского плена!
Мы сдались Красной Армии в плен, и для нас война окончена. После войны мы вернёмся живыми и невредимыми домой!
Следуйте нашему примеру!
Кончайте с войной!».
Бесцензурные письма военнопленных доходили на родину и другими путями. Эти послания с полными адресами, подписями отправителя и обозначением части, в которой он служил, клишировались и распространялись в немецком расположении. На обороте этих писем была напечатана просьба к немецким солдатам оказать товарищескую услугу пленному и отослать его письмо по указанному адресу. Многие письма достигали своей цели.
В адрес советского руководства поступали письма военнопленных с благодарностями за возможность переписки со своими родственниками, проживавшими за границей. Некоторые из них предназначались самому И.В. Сталину.
«Лагерь 190/17
16 апреля 1946 г.
Генералиссимусу Сталину
Первые письма с родины убедили также товарищей в лживости геббельсовской пропаганды, в глубине души которых всё ещё коренились последние остатки лжи о том, что СССР не желает доставлять письма военнопленных.
Теперь постоянно поступает почта с родины и мы, обитатели лагеря № 190/17, имеем регулярную возможность сообщать о себе своим семьям.
Из этого факта вытекает для всех нас долг помогать уже отсюда искоренению на родине остатков фашистской пропаганды.
Можем ли мы принимать участие в этой работе? Я думаю, что да! Многие товарищи придерживаются того мнения, что мы посредством наших писем можем добиться того, чтобы путём положительного отношения к могущественному Советскому Союзу и его великому вождю — генералиссимусу Сталину, повлиять на наших родных на родине.
Этим должно быть в новой Германии у народа, представителями которого мы являемся, пробуждено понимание и доверие к русскому народу. На это может претендовать эта нация, являясь спасителем цивилизованной Европы от фашистских погромов, и я употребляю все свои силы на то, чтобы добиться взаимопонимания двух великих народов как здесь, так и позже на родине. Никогда больше не должно быть недоразумений между нашими народами. Сегодня мы работаем в Советском Союзе как военнопленные и солдаты восстановления и устранения ущерба, нанесённого войной, завтра, однако, как свободные люди в Германии, мы будем работать над установлением взаимопонимания обоих народов.
Здесь, в Советском Союзе, мне стали ясны мои политические задачи на будущее.
Рихард Фриц»17.
«Лагерь 190/17
17 апреля1946 г.
Центральному управлению лагерей военнопленных
В конце прошлого года я со многими другими товарищами из нашего лагеря получил разрешение написать на родину. Нас всех занимал вопрос в отношении почты, каждому хотелось дать о себе своим родным весточку после долгих лет разлуки. И вот наступил наконец долгожданный момент, и это было для меня истинной радостью, вступить в почтовую связь со своими родными.
Затем наступило долгое время ожидания того, поступила ли почта на родину, и надежда на ответ. Я вновь и вновь повторял себе, что благодаря бессмысленной войне почтовая связь и порядок в Германии нарушены, и поэтому передача наших писем будет очень затруднена. Как велика была, однако, в один прекрасный день моя радость, когда я получил от командира роты открытку от моих родных. Я чувствовал себя самым счастливым человеком в лагере, при этом письма от своих родных получили ещё многие другие товарищи.
Моя жена писала мне, что она получила мою весточку в день рождества, что явилось действительно рождественским подарком. Моя жена писала мне, что наш старый дом уцелел и что у неё и наших детей благодаря помощи советских властей всё обстоит очень хорошо.
Мне остается только выразить советскому народу мою благодарность путём повышенного трудового усердия на работе по восстановлению, пока наступит день моего возвращения к родным.
Герберт Моссак»18.
«Лагерь 190/17
17 апреля1946 г.
В Главное управление по делам военнопленных
Москва
Настал час, которого я так долго ждал. Три года я мечтал об этом годе и думал о нём даже глубокой ночью. Наконец-то у меня в руках известие о близких. Первый взгляд на знакомый почерк моей жены всколыхнул всю мою душу. Целый рой милых воспоминаний снова ярко возник передо мной. Можно ли это сразу осознать? Письмо от любимого человека, который долгие годы, в одиночестве ждал, который верил, что я жив, хотя Геббельс своей лживой пропагандой хотел убедить в обратном.
Тогда, после Сталинграда, лживая фашистская пресса объявила нас погибшими, но Советский Союз дал нам возможность послать известие на родину, и уже через несколько недель после Сталинграда мы получили открытки для писем на родину.
Однако гитлеровская клика из преступных соображений отказалась принять почту военнопленных из России. После победы над Германией Советский Союз возобновил связь военнопленных с родиной. Этот факт ещё раз подтверждает правильность слов великого Сталина о том, что гитлеровскую Германию надо уничтожить, а германский народ будет жить.
Мне хочется высказать Советскому Союзу благодарность за все мероприятия, которые он предпринимает в интересах и для блага германского народа. Как и все эти мероприятия, так и организация переписки с родиной придали нам, военнопленным, новые силы и мужество для того, чтобы, освободившись от ужасного наследства, оставленного нам гитлеровским государством, радостно идти навстречу новой жизни.
Штуди Фриц»19.
«Резолюция “Собрания” 3-й роты 1-го батальона Руководству трудового лагеря 190/17
С радостью в сердце приветствуем мы, члены 3-й роты 1-го батальона, германские военнопленные, бывшие офицеры, поступление первой почты с родины. После тяжких лет ожидания и заботы о жизни наших семей для большинства из нас исчезли последние сомнения, уступив место радостной уверенности.
Наша честная, глубоко прочувствованная благодарность относится ко всем ответственным учреждениям России.
С глубоким возмущением вспоминаем мы бесстыдную ложь, которая распространялась главарями фашистской Германии о том, что отсутствие почтовой связи между германскими военнопленными в Советском Союзе и родиной объясняется сопротивлением Советского Правительства разрешить таковую.
Теперь мы ясно видим, что дело совсем не так, и черпаем в этом вновь приобретённом убеждении веру в дальнейшее укрепление этого моста между нашими далекими родными и нами.
Апрель 1946 г.
Следует 38 подписей»20.
Прошло менее года, как вступили в силу приказы НКВД СССР № 00834, Наркомсвязи СССР № 00/020/125/8798 и директива НКВД СССР № 150 о порядке переписки военнопленных с их семьями. Однако эти мероприятия в ряде республик и областей систематически нарушались. Значительная часть военнопленных по-прежнему не имела возможности посылать одно письмо в месяц. Оказалось, бланки почтовых открыток рассылались в лагеря и спецгоспитали с большим опозданием. И, хуже того, распределялись среди военнопленных неравномерно. Прохождение исходящей и входящей почты было весьма медленным, учёт её отсутствовал.
Министр внутренних дел СССР генерал-полковник С.Н. Круглов в своём приказе № 00344 от 22 апреля 1946 года жёстко требовал упорядочить мероприятия по налаживанию переписки военнопленных с их семьями. Он подчёркивал, что она должна иметь политическое значение и способствовать повышению производительности труда. Главному управлению военного сообщения МВД СССР было поручено организовать доставку корреспонденции согласно разнарядке ГУПВИ МВД, а министрам внутренних дел республик и начальникам краевых и областных управлений МВД в трёхдневный срок проверить выполнение приказов, выявить все недостатки и нарушения в этой работе, немедленно их устранить. При этом цензурирование почтовых открыток предписывалось проводить в течение 3—5 дней, строго соблюдая директиву НКВД СССР № 150 1945 года.
Проведение данных мероприятий позволило в короткие сроки упорядочить переписку военнопленных с родиной. Уже к сентябрю 1946 года поток писем и открыток в Германию, Австрию, Венгрию и Румынию достиг 11 824 400 единиц21. Цензорские пункты работали почти круглосуточно, однако не справлялись с огромным объёмом. Со дня разрешения переписки (июль 1945 г.) были изготовлены 17 681 000 бланков22 почтовых открыток установленного образца, которыми военнопленные снабжались бесперебойно.
По состоянию на 1 сентября 1946 года военнопленными были отправлены в Германию — 9067 писем и открыток, в Австрию — 674 тыс., в Венгрию — 1 153 600 и в Румынию — 928 900. Эту огромную массу корреспонденции проконтролировали цензорские пункты лагерей. Не менее сложную работу они выполняли при прочтении писем, которые поступали в адрес военнопленных. Так, с 1 августа по 15 сентября 1946 года из-за границы были получены 4 648 700 писем и открыток23. И на каждом экземпляре стоял штамп «Проверено военной цензурой».
Поток корреспонденции как с одной стороны, так и с другой с каждым месяцем нарастал. В отдельных лагерях цензурные пункты расширялись. Остро чувствовался в лагерях недостаток переводчиков с венгерского и румынского языков. В июле 1948 года в лагере № 27 (г. Красногорск Московской обл.) был дополнительно организован цензорский пункт. За время его работы были проверены 115 516 писем в адрес военнопленных румын и венгров и свыше 167 тыс. писем, шедших от военнопленных румын и венгров за границу.
Все цензурные пункты лагерей были укомплектованы согласно штатному расписанию. В докладной записке С.Н. Круглова на имя И.В. Сталина, секретарей ЦК ВКП(б) А.А. Жданова, А.А. Кузнецова и Н.С. Патоличева об организации переписки военнопленных, находившихся в СССР, со своими родственниками, проживавшими в Германии, Австрии, Венгрии и Румынии (30 сентября 1946 г.), он сообщал, что «даны указания местным органам МВД об укреплении цензорских аппаратов за счёт квалифицированных переводчиков с иностранных языков»24.
С помощью военных цензоров в лагерях была проведена работа по сбору писем и приветствий военнопленных для передачи родственникам по радио, а также статей в газеты, издававшиеся Главным политическим управлением Вооружённых сил СССР для населения Германии, Австрии, Венгрии и Румынии. Отметим, что на 20 сентября 1946 года в 7-е Управление ГПУ ВС СССР из лагерей МВД и отдельных рабочих батальонов поступили 6500 писем и приветствий, из которых 1800 отправлены в редакцию берлинской газеты «Теглиге Рундшау» и 100 писем — в редакцию венской газеты «Эстеррейхшише Цайтунг».
Кроме того, цензурные работники способствовали и радиокомитету. Он получил из МВД свыше 600 тыс. приветствий и обращений, 400 из которых передал на радио в Германию и Венгрию25.
Цензоры представляли своему руководству и характерные выдержки с положительными высказываниями. Уже в 1947 году большинство военнопленных писали о надежде на скорое возвращение. Для них плен — это большое и тягостное испытание. В письмах, отправленных за границу, большинство военнопленных, как свидетельствуют цензоры, сообщали об условиях содержания, отдыха, состоянии здоровья и обращении со стороны администрации лагерей и спецгоспиталей. Приведём наиболее характерные выдержки из писем, которые отражены в цензорских отчётах.
Военнопленный Крумферт сообщает родственникам в Берлин: «Я терпеливо жду нашего возвращения на родину, где мы должны будем осуществить практически то, что накапливаем теоретически здесь. Мы должны осуществить полную демократизацию Германии и жить в вечном союзе с Россией…».
Военнопленный Гассе отцу в г. Эльсфест: «Скоро я вернусь на родину. Но прежде всего нужно помочь русскому народу восстановить то, что разрушила наша армия. Вы пишите, что ты, папа, и брат мой ходите без работы. Нужно очистить нашу родину от проклятых фашистов так же, как в Восточной зоне, тогда и вы не будете безработными».
Военнопленный Нестиан матери в г. Лейпциг: «Газеты и журналы, которые мы в большом количестве получаем с родины, рисуют нам ясную картину выборов в Восточной зоне, а также и о том, что было проделано демократическими партиями в Германии. Я полностью убеждён, что рабочий класс в Восточной зоне пользуется большой поддержкой русских в борьбе против плутократии и реакции».
Военнопленный Штромаер жене в г. Фюссгейнгайм (французская зона оккупации): «Я тебе должен открыто признаться, что мы боялись попасть в русский плен лишь потому, что министр пропаганды третьей империи Геббельс нас грубо обманывал. Два года, которые я провёл в плену, оставили у меня наилучшие впечатления о русском народе, который свободно и мирно трудится и не имеет к нам той ненависти, которую он вправе к нам питать. Я вернусь домой с хорошим впечатлением о России»26.
Наряду с положительными отзывами во многих письмах встречались клеветнические сообщения о Советском Союзе, о лагерной жизни и тяжких условиях работы. Понятное дело, сотрудники отдела «В» НКВД СССР и цензоры лагерей корреспонденцию такого содержания (а её было немало) конфисковывали. В результате проверки только за 1948 год были конфискованы 178 426 писем, в том числе: поступивших в адрес военнопленных — 114 188 и адресованных за границу — 64 238, что составляло около 0,5 проц. всех посланий.
Цензоры изымали корреспонденцию в строгом соответствии с действовавшей инструкцией: «В письме, адресованном военнопленному немцу Шмидт Герману, который находился в лагере МВД № 393 (Ленинградская обл.), обнаружено 2 экземпляра католической газеты “Вера в жизнь”, издающейся в г. Майнц (американская зона оккупации Германии) и анонимная листовка, отпечатанная на пишущей машинке.
В газете “Вера в жизнь” помещена статья под заголовком “Секретные документы Ватикана”, возводящая клевету на коммунистические партии, а листовка содержит призыв к военнопленным не падать духом, так как Иезуитский орден беспокоится о них».
«В письме военнопленному немцу Киль Эмиль, который содержался в лагере МВД № 218 (Смоленская обл.), обнаружено 5 номеров по 2 экземпляра газеты “Вера и жизнь”. Отправление сделал священник Антон Дормштадт, проживающий в дер. Кляйн-Крот-Цербург, округ Офенбах-на-Майне (американская зона оккупации Германии)».
«В письмах на имя военнопленных немцев Мюллер Макс и Шульц Губер, содержащихся в лагере МВД № 504 (Свердловская обл.), обнаружены два номера контрреволюционных белоэмигрантских газет “На переломе”, № 9 от 31 июля 1948 г., издающейся в г. Мюнхене, и “Эхо”, № 27 от 22 июля 1948 г., издающейся в г. Регенсбург (американская зона оккупации Германии), в которых возводится клевета на Советский Союз.
Кроме того, в этих же письмах обнаружена анонимная листовка, возводящая клевету по адресу руководителей Советского Правительства, написанная от руки, которая адресована специально цензорам лагерей МВД для военнопленных.
В тексте листовки указывается, что автору хорошо известно о существовании цензуры и что посылаемые в адрес военнопленных газеты не будут пропущены, поэтому он надеется, что письмо и газеты прочитают работники цензуры»27.
Самое большое количество изъятых писем содержало отрицательные отзывы о жизни в лагерях, в частности, о питании. Подобные жалобы поступали не только из лагерей, но и из зон оккупации.
Военнопленному Фиген Гансу пишет И. Фиген из г. Гайзенкирхен (английская зона оккупации Германии): «Постепенно нищета приводит к волнениям. Часто слышно о восстаниях и голодных забастовках, но это не улучшает положения с продовольствием. Всё это ведёт к новой войне. Народ стал плохим. Он не знает никаких сдерживающих начал. Везде воруют и крадут. Создались банды. Люди ходят по домам за милостыней…».
Военнопленному Шпруху Георгу пишет Рормаер Лиа из Мюнхена (американская зона оккупации Германии): «Долго ли мы должны терпеть эту нужду? С питанием стало очень тяжело, и на следующий месяц обещают нормы ещё уменьшить. Если американцы думают заморить нас голодом, то лучше сказали бы сразу и не обманывали нас сказками о том, что в русской зоне ещё хуже».
Военнопленный Кетеринг пишет родственникам в Германию: «У меня всё старая песня — много работы и мало еды. Я никогда не думал, что при таком ограниченном питании можно выполнять такую работу».
Военнопленный Просвиммер пишет жене в Германию: «Я живу плохо, тяжёлая работа и вечный голод, надежды на возвращение домой нет»28.
Согласно имеющимся документам в лагерях для военнопленных умерли 580 тыс. человек29. Среди основных причин смерти — боевые ранения, их последствия и осложнения, дистрофия на почве систематического недоедания. Немалая часть военнопленных была на краю гибели ещё в момент сдачи в плен. Так, после Сталинградского сражения из общего числа пленных более 500 человек находились без сознания, у 70 проц. была дистрофия, практически все страдали от авитаминоза и находились в состоянии крайнего физического и психологического истощения. Почти 60 проц. пленных имели обморожения 2-й и 3-й степени с осложнениями в виде гангрены и общего заражения крови. Наконец, примерно 10 проц. находились в столь безнадёжном состоянии, что уже не оставалось реальной возможности их спасти30.
Нельзя не упомянуть о том, что из общей численности военнопленных в Советском Союзе в лагерях умерло 15 проц., а в Германии — 57 проц.31 Эти цифры передают различие двух систем обращения с военнопленными, вместе с тем показывая и доказывая, на чьей стороне была справедливость.
23 ноября 1949 года всем осуждённым и подследственным военнопленным была запрещена переписка с родственниками. 30 ноября МВД СССР приняло решение о содержании всех военнопленных, осужденных военными трибуналами по заключению межведомственной комиссии, в специальных лагерях ГУПВИ. Всего для их содержания 23 марта 1950 года С.Н. Круглов утвердил список из 11 лагерей на 17 300 мест, из них 9 лагерей на 15 300 мест для осуждённых немецких военнопленных и 2 для японских32. В октябре 1950 года переписка осуждённым немецким и австрийским военнопленным, содержавшимся в лагерях МВД, была разрешена. Для остальных национальностей (кроме итальянцев) это ограничение действовало до 24 июля 1953 года33.
Приказ МВД СССР № 00576 о разрешении переписки с родственниками, получения посылок и денежных переводов осуждённым военнопленным и интернированным, а также иностранным гражданам, осуждённым военными трибуналами Советской армии за границей, имел гриф «Совершенно секретно» и вводился в действие с 24 июля 1953 года.
Цензурирование почтовой корреспонденции было возложено на 6-й спецотдел МВД СССР, а проверка посылок — на тюремное управление того же ведомства. К контролировавшимся цензурой объектам добавлялись ещё 22 лагеря34. Возросший объём контроля переписки требовал увеличения персонала военных цензоров. Переписка осуждённым разрешалась только со своими прямыми родственниками, указанными в личном деле, на специальных бланках. Для сбора писем устанавливался следующий адрес: СССР, Москва, почтовый ящик № 511035. Почтовые открытки, в тексте которых излагались закрытые сведения, как и ранее, конфисковывались.
Были и новые требования, которые не значились в предыдущих инструкциях. Например, военнопленному запрещалось прибегать к тайнописи, шифрам и другим условным приёмам письма, писать в почтовых открытках доверенности на имущество и деньги, просить родственников обращаться в различные учреждения с ходатайством об их освобождении из лагеря (тюрьмы) и репатриации на родину. Очень много корреспонденции подверглось конфискации из-за употребления слов: «военнопленный», «осуждённый», «интернированный», «тюрьма», «заключённый». Переписка осуждённых с их родственниками должна была носить только личный, семейно-бытовой характер. Значилось в цензорской инструкции и послабление. Цензору разрешалось затирать или затушёвывать отдельные нежелательные слова или выражения, не представлявшие оперативного интереса, а само письмо отправлять по назначению. На проверенных почтовых открытках, как входящих, так и исходящих, ставился оттиск цензорского штампа.
Содержимое посылок также подлежало тщательной проверке. Вскрытие и осмотр содержимого производились комиссиями в составе трёх сотрудников лагеря в присутствии получателя под расписку. На запрещённые предметы: компасы, игральные карты, топографические карты, оружие, бинокли и принадлежности военной и специальной формы — также составлялся акт об изъятии. Медикаменты, яды, наркотические вещества, спиртные напитки всех видов уничтожались36. В 3-й отдел Тюремного управления МВД СССР доставлялись изъятые письма, записки, рисунки, книги, газеты, журналы и иные печатные издания с указанием, из чьей посылки они изъяты, откуда поступили и кто являлся их отправителем.
Начальники лагерей и тюрем ежемесячно представляли в Тюремное управление МВД СССР докладные записки о проделанной работе по проверке и вручению поступивших посылок, о количестве и сумме полученных денежных переводов, а также о количестве отправленных и полученных писем (по каждой стране в отдельности). Всего через пункты военной цензуры МВД СССР за период с 1945 по 1950 год от военнопленных были отправлены на родину 59 447 284 письма и 31 771 062 письма получены военнопленными с родины37.
Таким образом, кроме выполнения своих основных функций по защите конфиденциальных государственных сведений, военные цензоры в период Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы выполняли важную идеологическую задачу: превратить основную массу военнопленных в друзей Советского Союза, в активных участников борьбы против фашизма, готовых содействовать поражению гитлеровской Германии и возрождению нового дружественного государства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Военнопленные в СССР, 1939—1956: документы и материалы. М.: Логос, 2000. С. 63.
2 Сопруненко Пётр Карпович (1908—1992) — генерал-майор. Уроженец Киевской обл. С 1939 по 1943 г. — начальник УПВИ НКВД СССР. В дальнейшем — заместитель начальника УПВИ, начальник УНКВД Закарпатской обл., заместитель начальника Управления строительства № 865 МВД СССР, заместитель начальника УИТЛ и строительства № 585 МВД СССР.
3 Нехорошев Семен Васильевич (1899—?) — полковник. Уроженец Тамбовской обл. 1939—1941 гг. — комиссар УПВИ НКВД СССР и начальник политотдела УПВИ. С 1 марта 1941 г. — старший инструктор Управления политпропаганды войск НКВД СССР. С 28 августа 1941 г. — старший инструктор Политуправления войск НКВД СССР. В 1952 г. уволен по возрасту.
4 Военнопленные в СССР… С. 141, 142.
5 Тишков Арсений Васильевич (1909—?) — капитан госбезопасности. Уроженец г. Пензы. С 23 сентября 1939 г. — начальник 1-го отдела УПВИ НКВД СССР. С 27 марта 1940 г. — заместитель начальника отделения 3-го отдела ГУТБ НКВД СССР. С 13 декабря 1941 г. — начальник отделения 4-го отдела 2-го Управления НКВД СССР.
6 Чернышёв Василий Васильевич (1896—1952) — генерал-полковник. Уроженец Рязанской губернии. В 1915—1917 гг. — служба в армии. С 1920 г. — начальник 34-й дивизии войск ВЧК, а с 1921 г. — начальник войск ВЧК Туркменского фронта. В 1924 г. — начальник штаба Приволжского округа ГПУ-ОГПУ. В период 7 августа 1937 — 12 сентября 1952 гг. — заместитель наркома (министра) внутренних дел СССР.
7 Френкель Нафталий Аронович (1883—1960) — генерал-лейтенант интендантской службы. Уроженец г. Москвы. 1940—1941 гг. — начальник ГУЛЖДС и заместитель начальника ГУЛАГа. 26 февраля 1941 — 28 апреля 1947 г. — начальник ГУЛЖДС НКВД. 9 июня 1947 г. уволен по болезни.
8 Российский государственный военный архив. Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК). Ф. 1/П. Оп. 3а. Д. 1. Л. 67.
9 Русский архив: Великая Отечественная. Иностранные военнопленные второй мировой войны в СССР. Т. 24(13). М.: Терра, 1996. С. 41—51.
10 Кривенко Михаил Спиридонович (1904—1954) — генерал-лейтенант. Уроженец с. Политотдельного Сталинградской обл. С февраля 1941 г. — начальник штаба конвойных войск НКВД СССР. 1942—1944 гг. — начальник конвойных войск НКВД СССР. 1945—1947 гг. — начальник Главного управления по делам военнопленных и интернированных ГУПВИ НКВД. 1951—1953 гг. — заместитель начальника Управления исправительно-трудовых лагерей (УИТЛ) и строительства Волго-Донского канала. 29 июля 1953 г. уволен в запас.
11 Русский архив… С. 221.
12 Военнопленные в СССР… С. 217—220.
13 Там же. С. 221.
14 Там же. С. 222.
15 Там же. С. 938.
16 Венгерские военнопленные в СССР. Документы 1941—1953 гг.. М.: РОСПЭН, 2005. С. 463.
17 Военнопленные в СССР… С. 271.
18 Там же. С. 271, 272.
19 Там же. С. 272.
20 Там же. С. 272, 273.
21 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 9401. Оп. 2. Д. 139. Л. 181.
22 Там же. Л. 182.
23 Там же. Л. 183.
24 Военнопленные в СССР… С. 183.
25 Там же. С. 280.
26 ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 171. Л. 83.
27 Там же. С. 106.
28 Там же.
29 Военнопленные в СССР… С. 310, 311.
30 Галицкий В.П. Вражеские военнопленные в СССР (1941—1945 гг.) // Воен.-истор. журнал. 1990. № 9. С. 44, 45.
31 Епифанов А.Е. Сталинградский плен: 1942—1956 годы (немецкие военнопленные в СССР). Мемориальный музей немецких антифашистов. М., 1999. С. 40, 41.
32 Гуркин В.В., Круглов А.И. Кровавая расплата агрессора // Воен.-истор. журнал. 1996. № 3. С. 33.
33 Сидоров С.Г. Военнопленные и интернированные в СССР. 1939—1956 гг.: связь с родиной // Вестник ВолГУ. Сер. 4: История. Философия. Вып. 3. Волгоград, 1998. С. 30—44.
34 Русский архив… С. 547.
35 Там же. С. 548, 549.
36 Там же. С. 550.
37 Там же. С. 523—530.