Лжедезертиры Красной армии в годы Гражданской войны

image_print

Аннотация. В статье на основе архивных документов рассматриваются вопросы борьбы с дезертирством в Красной армии в годы Гражданской войны на Северо-Западе России, использования красноармейцев в качестве разведчиков (лжедезертиров) в период 1919—1921 гг.

Summary. On the basis of archival documents the author discusses the struggle against desertion in the Red Army during the Civil War in North-Western Russia, the use of the Red Army men as scouts (false deserters) in the period of 1919-1921.

Левшин Константин Викторович — заместитель директора по дополнительному образованию, преподаватель ГБОУ СОШ № 401, кандидат исторических наук

(Санкт-Петербург. E-mail: petrograd84@mail.ru)

 

ЛЖЕДЕЗЕРТИРЫ КРАСНОЙ АРМИИ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

 

Проблема дезертирства, свойственная любой войне, обычно приобретает особую остроту в период кровавых гражданских междоусобиц. После революционных событий 1917 года в условиях полной экономической разрухи, голода, эпидемий и идеологического хаоса массовая мобилизация в РККА вызвала среди значительной части российского населения серьёзное недовольство. Красная армия с первых же дней своего существования столкнулась с вопросами как нехватки квалифицированных военных специалистов, так и массового бегства или уклонения от службы большого числа призванного рядового состава.

По данным Г.Ф. Кривошеева, за весь период Гражданской войны насчитывалось около 2846 тыс. только официально выявленных уклонистов и оставивших месторасположение частей и боевые позиции военнослужащих. О. Файджес в своём исследовании полагает, что число дезертиров-красноармейцев составляло не менее 4 млн человек1. Имеющиеся архивные данные позволяют утверждать, что к 31 октября 1920 года по Петроградской губернии были задержаны, а также сдались добровольно 91,5 тыс., по Новгородской 80 тыс., по Псковской 120 тыс. дезертиров. При этом большинство из них составили уклонившиеся от военной службы.

Основными причинами дезертирства были тяготы службы, вызванные скудным снабжением и совершенно неудовлетворительными казарменно-бытовыми условиями, нежелание участвовать в боевых действиях, а также стремление красноармейцев помочь своим семьям, возраставшее в периоды полевых работ и определявшее сезонный характер явления. Всё это накладывалось на утомление от многолетней войны, отсутствие зачастую элементарных мер по поддержанию боевого духа.

Постановлением Совета рабочей и крестьянской обороны РСФСР «О дезертирстве» от 25 декабря 1918 года была образована Центральная комиссия по борьбе с дезертирством, в которую вошли представители Всероссийского главного штаба, Всероссийского бюро военных комиссаров, Народного комиссариата по военным делам. Признавая всю сложность ситуации, постановление квалифицировало дезертирство как тяжкое и позорное преступление, на пресечение которого необходимо обрушить «всю энергию государственной власти». Для дезертиров устанавливался чрезвычайно широкий (как и само явление) спектр наказаний: «от денежных штрафов до расстрела включительно». Укрыватели карались принудительными работами на срок до 5 лет. Довольно скоро стало ясно, что нельзя обойтись без разветвлённого аппарата, который охватил бы «своим щупальцем все отрасли жизни тыла и армии», и аналогичные комиссии (Комдезертир) были образованы во всех губерниях и уездах, а также при РВС фронтов, армий и дивизий Красной армии2.

Постановлением Совета рабочей и крестьянской обороны РСФСР от 3 июня 1919 года «О мерах к искоренению дезертирства» структуры Комдезертир получили полномочия на конфискацию имущества и земельных наделов дезертиров и их укрывателей (с дальнейшей передачей объектов собственности во временное пользование красноармейцев); наложение трудовых повинностей и денежных штрафов на укрывателей; наложение штрафов на целые волости, сёла и деревни за круговую поруку или назначение для них принудительных общественных работ; наказание советских должностных лиц, виновных в укрывательстве мобилизованных и дезертиров, вплоть до расстрела; освобождение от наказания добровольно явившихся правонарушителей.

С этого времени региональные подразделения Комдезертир стали комплектоваться штатом оперативных и административных сотрудников численностью от 10 до 30 человек, имели собственные органы дознания и следствия, а также вооружённые спецотряды.

Наряду с проведением облав, проверками документов, регистрацией проживавших в городе или деревне в арсенале созданных в начале 1919 года местных комиссий существовал ещё один метод выявления «бегунцов» — проведение разведки с использованием тайных агентов, выступавших «под маской» дезертиров.

В роли лжедезертиров выступали, как правило, заслуживавшие полного доверия и наиболее смекалистые красноармейцы. Имея подготовленную «легенду», они обходили деревни и сёла с целью получения информации о наличии на территории своих «собратьев», их возможном вооружении, настроениях местного населения. Такая разведка обычно предшествовала проведению дальнейших широкомасштабных облав на дезертиров и антисоветских элементов в отдельном населённом пункте или на территории всей попавшей под подозрение волости. Иногда для проведения разведки отправлялись несколько автономных агентов или «шпионских» групп, не информированных о действиях друг друга.

Для историков существует определённая сложность изучения конкретных действий лжедезертиров: соответствующие документы сохранились лишь в небольшом количестве и носят отрывочный характер. Рапорты о проведённых с их помощью спецоперациях, как правило, поступали не выше уровня уездного подразделения Комдезертир. В отчётах о проведённых облавах источники информации оставались анонимными. Зачастую донесения лжедезертиров передавались в устной форме. Факты документального «засвечивания» таких агентов всячески порицались вышестоящим губернским начальством. К примеру, заместитель председателя Петроградской губернской Комдезертир И. Порядин в январе 1921 года строго наказывал своим подчинённым: в отчётах в губернский центр «отнюдь не называть фамилии лжедезертиров»3.

Опытные руководители вышестоящих комиссий старались всячески сохранить «кадровый потенциал» своей внутренней разведки, тем более что «сигналов» от информаторов ЧК, членов РКП(б) и сочувствующих было явно недостаточно.

Важность применения этой меры определялась значительной закрытостью деревни, где сбежавшие из армейских частей получали надёжное укрытие со стороны родных и односельчан, а нередко и сельских властей. Из-за сложившейся круговой поруки информация из других источников о проживании дезертиров не поступала в волостные и уездные органы власти. Особенно в 1920—1921 гг. — после окончания фронтового этапа Гражданской войны. Жившие дома дезертиры вели себя тихо, занимались частным хозяйством или незаконно устраивались на службу.

Выявить легализованных таким образом граждан обычными способами являлось непростой задачей. Карательные и оперативные силы, имевшиеся в распоряжении Комдезертир, были весьма ограничены. Отправить в каждую деревню отряд для оцепления и проведения повальных обысков не представлялось возможным. Поэтому агентурная разведка являлась, по сути, основным источником оперативной информации.

В 1919 году использование лжедезертиров носило ещё фрагментарный характер. Так, в Псковской губернии к отрядам по борьбе с дезертирством были приписаны в качестве агентов всего шестеро опытных и проверенных красноармейцев. Их тщательно отбирали из людей «более нравственного качества, стоящих на страже Советской власти»4.

Но уже на съезде председателей губернских Комдезертир Петроградского военного округа, состоявшемся 28—30 марта 1920 года, заместитель председателя Центральной комиссии по борьбе с дезертирством М. Лурье рекомендовал собравшимся как можно более широко применять лжедезертиров «в качестве разведчиков»5.

Одним из немногих относительно подробных документов данной тематики является папка с донесениями лжедезертиров, сохранившаяся в фонде р-6750 Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (Детскосельский уездный военный комиссариат). Здесь представлены отчёты семи агентов-красноармейцев, работавших по деревням сравнительно спокойного Детскосельского уезда в октябре 1920 года.

Проблема дезертирства на Северо-Западе страны в этот период стояла достаточно остро. Всего годом ранее уклонившиеся от призыва и бежавшие из частей военнослужащие не только значительно подорвали боевой и кадровый потенциал Красной армии, но и стали одними из основных «застрельщиков» и участников крестьянских восстаний в Псковской и Новгородской губерниях.

Накопленная в тылу масса потенциально опасного и вооружённого антисоветского элемента, находившегося вне закона, представляла серьёзную угрозу большевистским властям.

Каждый из красноармейцев, выдававших себя за дезертира, бежавшего с фронта и пробиравшегося к себе на родину, успел обойти порядка 10—15 деревень. Они вели с крестьянами откровенные, нередко даже провокационные разговоры. Пытались выведать количество укрывавшихся в селении «коллег по несчастью». Выясняли отношение сельского люда и местных советов к существовавшей власти.

Стучась в первые попавшиеся избы и просясь на ночлег, лжедезертиры, как правило, не встречали отказа. Их относительно охотно снабжали хлебом; показывали безопасную дорогу: через какую деревню лучше пройти, где меньше коммунистов, где относительно лояльные милиционеры. Однако при всей видимой доверчивости к «первому встречному» почти никто из собеседников не называл имён укрывшихся у односельчан уклонившихся от призыва или сбежавших из Красной армии.

В основном местные жители ограничивались ответом об отсутствии таковых либо называли абстрактное количество дезертиров. В обнаруженных документах отсутствуют какие-либо данные о привлечении к ответственности за помощь лжедезертирам жителей деревень, посещённых агентами комиссии. Провокаторами в этом смысле последние, по-видимому, не являлись.

По сведениям большинства информаторов, сельские власти, местные «тройки» по борьбе с дезертирством бездействовали или же прямо сочувствовали «бегунцам».

«На вопрос есть ли кто? — он ответил, — есть, только им опасаться не нужно… деревенская тройка что есть, что нет, раз коммунисты не задерживают, деревенская тройка с какой стати будет задерживать?» (с. Фёдоровское).

«Деревенская тройка с дезертирами чай пьёт и в очень хороших отношениях» (с. Рождествено)6 <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Кривошеев Г.Ф. О дезертирстве в Красной Армии // Воен.-истор. журнал. 2001. № 6. С. 94; Figes O. A People’s Tragedy: The Russian Revolution: 1891—1924. N.Y., 1998. P  599.

2 Оликов С. Дезертирство в Красной армии и борьба с ним. Л., 1926. С. 18.

3 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 6750. Оп. 5. Д. 17. Л. 8.

4 Государственный архив Псковской области (ГА ПО). Ф. Р-609. Оп. 1. Д. 160. Л. 30.

5 Там же. Д. 626. Л. 15 об.

6 ЦГА СПб. Ф. 6750. Оп. 5. Д. 17. Л. 24, 24 об.