К истории образования Туркестанского генерал-губернаторства (1864—1867 гг.)

image_print

D.V. VASILYEV – On the history of foundation of the Turkestan Governor-Generalship(1864-1867)

Аннотация. Статья посвящена исследованию вопросов военного и гражданского переустройства Туркестанской области и создания новой административно-территориальной единицы — Туркестанского генерал-губернаторства. Показаны различия в позициях центральной власти и местного генералитета, итоги и геополитическое значение проведённого преобразования.

Summary. The article is devoted to the issues of military and civil reconstruction of the Turkestan Region and creation of a new administrative-territorial entity – the Turkestan Governor-Generalship. The differences in the positions of the central government and local generals are shown, as well as the results and the geopolitical significance of the transformation carried out.

НА РУБЕЖАХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Васильев Дмитрий Валентинович — первый проректор Российской академии предпринимательства, кандидат исторических наук, доцент (Москва. E-mail: dvvasiliev@mail.ru).

 

К ИСТОРИИ ОБРАЗОВАНИЯ ТУРКЕСТАНСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВА (1864—1867 гг.) 

В современной литературе можно встретить высказывания о том, что продвижение России в Центральную Азию было сознательным стремлением к территориальным приобретениям и захватам. Авторы подобных высказываний совершенно не учитывают геополитической обстановки в Центрально-Азиатском регионе, ставшем в середине XIX века перспективным объектом для экспансии Великобритании. На этот счёт уместно привести высказывание русского военного историка А.А. Керсновского: «Враждебное к нам отношение Англии со времени Восточной войны и особенно с 1863 года определило всю русскую политику в Средней Азии»1.

Немаловажным обстоятельством, способствовавшим в ряде случаев фактически бескровному занятию русскими войсками той или иной территории в Туркестане, было наличие «пророссийской партии» среди местного населения. Для местных сторонников сближения с Россией последняя выглядела куда более привлекательней, чем английские колонизаторы, запятнавшие себя злодеяниями в подвластной им Индии. Подталкивали к покровительству со стороны России и кровавые распри между туркестанскими правителями: более слабые из них, подвергаясь агрессии со стороны более сильных, неизбежно искали помощи и защиты у русских.

В 1864—1865 гг. российское правительство, в особенности Министерство иностранных дел (МИД), неоднократно высказывалось категорически против продвижения в глубь Центральной Азии. Эта мысль была высказана в совместной докладной записке министерств военного и иностранных дел от 21 ноября 1864 года и весьма категорично подтверждена в отношении МИД оренбургскому генерал-губернатору генералу от артиллерии А.П. Безаку от 23 февраля следующего года. Считая Чимкент достаточной точкой территориального продвижения России в регионе, министерство полагало возможным ограничиться возведением в Туркестанской области (образована в начале 1864 г.) постоянных укреплений, дабы удержать соседний Коканд от агрессивных действий в отношении как местного казахского населения, так и русских войск. Утверждая, что активное вооружённое вмешательство в кокандские дела лишь вовлечёт Россию в постоянные среднеазиатские конфликты, вынудит русские войска совершать новые, собственно, нежелательные завоевания, отвлечёт российскую администрацию от решения вопросов «устройства внутреннего благосостояния края», министерство было убеждено, что «вооружённое вмешательство могло бы быть допущено лишь в том случае, когда подобным вмешательством можно было предупредить нарушение наших пределов и наших торговых интересов, но и тогда мы должны предпринимать эти действия с твёрдой решимостью не делать новых поземельных приобретений и не переносить далее нашу границу»2.

Военный губернатор Туркестанской области генерал-майор М.Г. Черняев решил действовать вполне самостоятельно. В качестве южного российского форпоста в Центральной Азии он избрал сначала Чимкент, который занял в сентябре 1864 года. Генерал Черняев и не собирался скрывать, что «решил воспользоваться подчинением… туркестанских войск, чтобы непременно взять и занять Чимкент…»3. Чтобы успокоить официальный Петербург, он убеждал военного министра Д.А. Милютина, что занятием Чимкента его миссия «соединить нашу среднеазиатскую границу может считаться… оконченной»4. Однако, ничтоже сумняшеся, тут же добавлял: «Не зная положительно о видах правительства относительно распространения нашего в Средней Азии и заключая из письма генерал-адъютанта Игнатьева, что мы намерены противодействовать бухарскому эмиру в занятии Ташкента… я решился сделать движение с той целью, чтобы, не обязываясь ничем, при благоприятных обстоятельствах поставить судьбу этого многолюдного торгового города в распоряжение правительства»5. Что скрывалось за этим — военный азарт или умение предвидеть эволюцию военно-политических планов российского правительства? На этот вопрос трудно ответить.

Позицию М.Г. Черняева пояснял Н.А. Северцов в своей составленной от имени генерала секретной записке «О местных условиях русской политики в Средней Азии», то есть о тех «местных условиях», на которые любил ссылаться его начальник6. Автор отмечал, что основу Ташкента — крупного среднеазиатского города — составляла торговля, в том числе торговля с Россией. Занятие Чимкента позволяло российской военной администрации её контролировать, и эта зависимость Ташкента от России делала его военное покорение вообще излишним: «…Достаточно выгнать кокандский гарнизон, с содействием местных жителей, и не допускать военного занятия Ташкента никем»7. Отрицая настоятельную необходимость военного занятия Ташкента, Северцов писал, что желательно всё же основать особый наблюдательный пункт в окрестностях города8. Тем не менее в июне 1875 года с 2-тысячным отрядом при 10 пушках Черняев взял Ташкент. На следующий день аксакалы и все почётные жители города выразили ему полную покорность. Большую роль сыграл тот фактор, что местная знать и жители Ташкента были недовольны властью кокандского хана и предпочли ей русскую власть.

Вернёмся к началу 1865 года, когда вопрос об административно-территориальном упорядочении Азиатской России был вынесен на обсуждение Особого комитета по устройству среднеазиатских областей. Комитет пришёл к выводу о необходимости временно отказаться от объединения казахских степей, относившихся к Оренбургскому и Западно-Сибирскому генерал-губернаторствам, в одну административно-территориальную единицу. Однако «для устранения существующих ныне неудобств в направлении нашей среднеазиатской политики»9 и определения государственной границы на юго-востоке было признано целесообразным все политические и торговые сношения России с туркестанскими ханствами сконцентрировать исключительно в руках оренбургского генерал-губернатора, а все китайские дела передать генерал-губернатору Западной Сибири10. Исходя из этого, комитет счёл необходимым оставить Оренбургское и Западно-Сибирское генерал-губернаторства в их прежнем состоянии (за исключением изъятия из состава Оренбургского края Самарской губернии). Образованную путём соединения Зачуйских земель и Сырдарьинской линии Туркестанскую область подчинили оренбургскому генерал-губернатору, одновременно являвшемуся командующим войсками Оренбургского военного округа11.

Этот документ обнаруживает две особенности взглядов российского правительства на туркестанский регион: весьма неясные представления о перспективе устройства управления краем и использование военно-административного фактора в качестве доминанты на этой окраине.

Кроме того, Особый комитет высказался в пользу отдельного обсуждения вопроса о необходимости передачи управления всеми казахскими регионами (разделённого между Комитетом министров и министерствами военным и внутренних дел) в ведение одного центрального органа. При этом было отмечено, что, несмотря на превращение Оренбургского генерал-губернаторства во внутреннюю часть империи после образования Туркестанской области, его значение как особой административной единицы ещё не потеряло актуальности. Генерал-губернаторство не решило ещё возложенных на него задач по введению среди казахов «правильного гражданского устройства», предотвращению распространения ислама, утверждению в Оренбургском и Уральском казачьих войсках «полного гражданского управления», водворению порядка в западной части Области оренбургских киргизов (населённой преимущественно казахами). Лишь после реализации этих задач можно было приступить к очередному этапу административно-территориального реформирования Азиатской России: концентрации управления Оренбургской и Уфимской губерниями, Областью оренбургских киргизов и Внутренней (Бокеевской) ордой в Министерстве внутренних дел, а управления Оренбургским и Уральским казачьими войсками — в Военном министерстве. Перспективой этих преобразований должно было стать объединение управления казахами и казаками во имя прекращения распрей между ними, как и предлагал генерал-адъютант Н.П. Игнатьев, представив ещё в 1864 году проект устройства Степи12.

Вспоминая о событиях 1865 года, военный министр Д.А. Милютин писал, что в проходивших по этому вопросу в начале года совещаниях у императора Александра II, кроме некоторых министров принимали участие оренбургский (генерал от артиллерии А.П. Безак), западносибирский (генерал от инфантерии А.О. Дюгамель) и восточносибирский (генерал-лейтенант М.С. Корсаков) генерал-губернаторы, а также директор Азиатского департамента МИД П.Н. Стремоухов и занимавший тот же пост в 1856—1861 гг. генерал-лейтенант Е.П. Ковалевский, считавшийся авторитетным экспертом в азиатских делах. Именно последнему принадлежала оригинальная и не понятая тогда многими идея отказаться от присоединения вновь завоёванной территории к существовавшим генерал-губернаторствам, создав в Ташкенте новый административный центр России в регионе. Естественно, что эта мысль, противоречившая позиции МИД, была однозначно отвергнута, а практическим итогом дискуссий стало создание Туркестанской области в составе Оренбургской губернии. При этом из этой губернии была выделена Уфимская, а Оренбургское казачье войско подчинено оренбургскому губернскому правлению13.

Весной 1866 года, когда М.Г. Черняев уже взял Чимкент и Ташкент, оренбургский генерал-губернатор Н.А. Крыжановский вполне однозначно сформулировал свою позицию по вопросу Туркестана. В рапорте военному министру от 30 марта он высказался против самостоятельности края. При этом предложил внести ряд изменений в Положение об управлении областью, касавшихся укрепления гражданской составляющей власти. Подтвердив необходимость сохранения единства администрации в руках военного губернатора, для руководства гражданскими делами он считал необходимым ввести должность вице-губернатора, поставив его во главе областного правления, которому предлагалось поручить ведение судебных, поземельных, административных, распорядительных, полицейских и финансовых дел. Иными словами, этот орган должен был функционировать на правах губернского правления, палат казенной и государственных имуществ, гражданского и уголовного судов. По его мнению, в Туркестанской области следовало создать административную систему по образу и подобию управления Областью оренбургских киргизов (казахов). Он считал, что эта уже апробированная система не только будет содействовать сближению туркестанского коренного населения со степными жителями и повысит административную эффективность в Туркестане, но и «подготовит слияние Туркестанской области со степями оренбургских и сибирских киргиз, необходимое для образования отдельного Среднеазиатского генерал-губернаторства»14. Какие районы Крыжановский хотел включить в новое генерал-губернаторство и что предполагал в качестве его центра, он пока не указывал, но видел необходимость в дальнейших административно-территориальных преобразованиях.

Идею «будущего генерал-губернаторства Средней Азии» Н.А. Крыжановский конкретизировал 1 июля 1866 года в письме военному губернатору Туркестанской области Д.И. Романовскому15 (сменил на этой должности М.Г. Черняева в марте 1866 г.), которому, судя по всему, и предстояло принять самое непосредственное участие в этом проекте. Оренбургский генерал-губернатор уведомлял своего подчинённого о том, что существует проект разделения Туркестанской области на две новые — Туркестанскую (включая территории бывшей Сырдарьинской линии, средней части и левого фланга Туркестанской области до реки Арыс) и Ташкентскую (южнее Арыса) — на основании того, что первая территория уже фактически закреплена в составе России, в то время как южная часть оставалась «окраиной воюющей и подлежащей внешним изменениям»16. Вместе с тем сам Н.А. Крыжановский не был твёрдо убеждён в неизменности правительственного курса, ибо предупреждал военного губернатора о том, чтобы тот непременно уведомил его в случае разногласия изложенной позиции с мнением военного министра17.

В начале 1867 года по результатам дискуссии об административно-территориальном устройстве юго-восточной окраины России в Главном штабе была подготовлена записка об управлении Туркестанской областью18. В преамбуле документа признавалась «безусловная верность» заявлений представителей туркестанской администрации о «неудобствах, сопряжённых с управлением ею из Оренбурга». Свое заключение Главный штаб строил на выводах Степной комиссии, состоявшей из представителей министерств военного и внутренних дел, Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторств, которые «единогласно признали необходимым… отделить Туркестанскую область от Оренбургского края»19. При этом предлагалось несколько решений административно-территориального вопроса. И в отличие от идей, исходивших из Оренбурга и Ташкента, предлагались комплексные варианты. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Керсновский А.А. История русской армии. Т. 2. М.: Голос, 1992. С. 286.

2 1865 г. 23 февраля. Отношение к оренбургскому генерал-губернатору. См.: Архив внешней политики Российской империи. Ф. 161. I-1. Оп. 781. Д. 105. Л. 25 об.

3 1864 г. 26 сентября. Письмо М.Г. Черняева Д.А. Милютину. См.: Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 169. К. 77. Д. 45. Л. 3 об.

4 Там же.

5 Там же. Л. 4.

6 О местных условиях русской политики в Средней Азии. См.: Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 1. Д. 4730. Л. 1—14.

7 Там же. Л. 8.

8 Там же. Л. 14.

9 1-я записка Главного штаба. См.: Там же. Д. 63. Л. 154—182 об.

10 Там же. Л. 154, 154 об.

11 Там же. Л. 154 об.

12 Там же. Л. 155, 174, 175.

13 Милютин Д.А. Воспоминания. 1865—1867 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2005. С. 116, 117.

14 1866 г. 30 марта. Рапорт оренбургского генерал-губернатора. См.: РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 63. Л. 1—10.

15 1866 г. 1 июля. Письмо Н.А. Крыжановского Д.И. Романовскому. См.: НИОР РГБ. Ф. 169. К. 36. Д. 28. Л. 2.

16 Там же. Л. 7 об., 8.

17 Там же. Л. 4.

18 Записка Главного штаба об образовании Туркестанской области. См.: РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4771. Л. 1—34 об.

19 Там же. Л. 1, 1 об.