Аннотация. Статья представляет читателям результаты анализа, проведённого с целью обобщения и оценки исторического опыта исследовательских военно-морских игр в отечественном Военно-морском флоте в 1880—1960-х годах, их влияния на строительство ВМФ и формирование взглядов на боевое применение его сил. На основании изучения исторических источников автор выделил принципы организации и проведения военно-морских игр, а также показал ключевую роль Военно-морской академии в раскрытии их исследовательского потенциала. Анализ исторического опыта привёл к выводу: описываемый период стал временем совершенствования военно-морских игр в отечественном ВМФ, благодаря которому они в 1950-е годы заняли прочное место в исследовании актуальных проблем повышения боеспособности флота и подготовки военно-морских кадров, обеспечивая связь военно-морской теории и практики.
Summary. The paper offers to the reader the results of analysis conducted in order to generalize and assess the historical experience of research naval war games in the domestic Navy in the 1880s—1960s, their impact on Navy construction and shaping of views on its forces’ combat employment. Stemming from the study of historical sources, the author singled out the principles of organizing and conducting naval war games, and also showed the key role of the Naval Academy in revealing their research potential. Analysis of the historical experience prompted the conclusion that the period under investigation became the time of naval war game perfecting in the domestic Navy thanks to which these games held a prominent place in exploring topical problems of Navy combat efficiency enhancement and personnel training, ensuring a link between naval theory and practice in the 1950s.
ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ НАУКИ
КУЛИКОВ Сергей Валерьевич — научный сотрудник научно-исследовательского отдела (исторического) Военного учебно-научного центра ВМФ «Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова»
«УПРАЖНЯТЬСЯ В ТЕХ ВОЕННЫХ СООБРАЖЕНИЯХ И РАСПОРЯЖЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ПРИХОДИТСЯ ДЕЛАТЬ НА ВОЙНЕ»
Исторический опыт военно-морских игр отечественном ВМФ (1880—1960-е годы)
Ряд аспектов истории военно-морских игр ранее представлены читателям «Военно-исторического журнала»1. Данная статья раскрывает не освещённый в предыдущих публикациях опыт их использования для решения тактических, оперативных и стратегических задач отечественного ВМФ.
В России использование военной игры2, рождённой в Новое время потребностями тактической, оперативной подготовки и проверки стратегических планов войны при помощи научных методов, началось сразу после разработки её первой современной системы в 1816 году прусским лейтенантом Г. фон Рейсвицем и введения в армии Пруссии3. Рейсвиц, командированный в 1824 году в Российскую империю, вместе с начальником Главного штаба Его Императорского Величества генералом от инфантерии и генерал-адъютантом И.И. Дибичем организовал несколько игр. Их участник будущий император Николай I после восшествия на престол регулярно организовывал с офицерами военные игры4. С 1871 года в Николаевской академии Генерального штаба в число обязательных упражнений включили военную игру. В то время считали, что она позволяла в мирное время «при самых простых средствах… с интересом и занимательностью упражняться в тех военных соображениях и распоряжениях, которые приходится делать на войне»5. Введение в армии и на флоте Российской империи военных игр проложило путь к их использованию для исследования проблем, связанных с подготовкой к будущим войнам6.
Продемонстрировавшая провалы отечественного флота в подготовке к ней Русско-японская война 1904—1905 гг. была проиграна до её начала по ряду причин, в т.ч. на этапе планирования из-за отсутствия единства военного мышления7. Исправить положение во флоте могли только создание и внедрение системы, способной обеспечить прочную связь военно-морской теории с практикой на всех уровнях — от высшего командования до каждого флотского офицера. Суть такой системы в 1910 году сформулировал российский военно-морской теоретик и историк, профессор, генерал-майор по адмиралтейству (с 1912 г.) Н.Л. Кладо8: «Создание этих общих мыслей — доктрины — дело высшего командования; дело высшей военно-морской школы — её распространить. В то же время эта школа представляет из себя в руках высшего командования превосходный инструмент для соответствующих исследований; она превосходно приспособлена, чтобы помогать высшему командованию создать вышеупомянутую доктрину, точно её формулировать и разработать её в таком виде, чтобы следствия из неё могли быть проверены практическим путём»9.
По мысли Кладо, высшая военно-морская школа должна была играть роль научной лаборатории, с известными ограничениями и допущениями проверять обоснованность теоретических положений доктрины и знакомить с ней обучаемых офицеров флота. В этой системе одним из главных инструментов исследований, обеспечивавших надёжную связь теории и практики, выступали военно-морские игры. Их особенность заключалась в сочетании методов теоретических исследований и практики — деятельности командиров и штабов в конкретных условиях обстановки без использования сил, оружия и технических средств флота. Военно-морская игра позволяла исследователям решить тактическую или оперативную, стратегическую задачу несколькими способами, затем выбрать одно или несколько оптимальных решений и рекомендовать их для отработки в ходе боевой подготовки флота.
Основы применения тактических военно-морских игр в исследовательских целях заложили в 1880-е годы выдающиеся военные учёные адмирал Г.И. Бутаков10 и генерал-майор по адмиралтейству Н.Н. Беклемишев11. Они первыми использовали тактическую военно-морскую игру капитана английского флота Ф.Х. Коломба для исследования и определения наиболее выгодного расположения орудий на кораблях Российского Императорского флота12.
Трудами военно-морских теоретиков и практиков капитана 2 ранга В.Х. Иениша13, лейтенанта Л.Б. Кербера14 (впоследствии вице-адмирала), старших лейтенантов Л.Г. Гончарова15 (впоследствии вице-адмирала) и Б.Б. Жерве16 (впоследствии капитана 1 ранга) в 1884—1914 гг. тактические военно-морские игры получили дальнейшее развитие в Артиллерийском офицерском классе, где были разработаны диаграммы артиллерийского огня, броневой защиты и поражаемости кораблей17, а также в Николаевской морской академии. В 1913—1914 гг. усилиями выпускников военно-морского отдела академии при поддержке командующего Морскими силами Балтийского моря адмирала Н.О. Эссена18 тактические военно-морские игры были введены в практику боевой подготовки флота. Основной тактической проблемой, исследованию которой было посвящено подавляющее большинство игр перед Первой мировой войной, стала организация боевых действий русского флота на минно-артиллерийской позиции при попытке германского флота превосходящими силами прорваться в Финский залив. В исследовательских целях розыгрыши проводили в расчёте на тогдашний и перспективный составы сил с учётом вступления в строй линейных кораблей типа «Севастополь»19.
После революционных потрясений 1917 года, последовавших за ними развала флота, Гражданской войны и иностранной военной интервенции сохранённый костяк научно-педагогических кадров Морской академии20 обеспечил преемственность её научной и педагогической деятельности, в т.ч. в использовании исследовательского потенциала военно-морских игр.
В 1920—1930-е годы академия по-прежнему оставалась важным научным центром отечественного флота. Повышение интереса его командования к тактике дало дополнительный импульс развитию военно-морских игр в рамках академического цикла «Морская тактика», старшим руководителем которого был профессор Л.Г. Гончаров. В интересах и по заданиям Управления Морских сил РККА и флотов профессорско-преподавательский состав и слушатели Военно-морской академии проводили исследовательские игры. К примеру, в ноябре 1930 года председатель Научно-технического комитета Морских сил РККА (НТКМ) предложил начальнику академии провести их по кораблестроению, минному оружию и артиллерии21. В том числе по темам: крейсер «Красный Кавказ» в бою с вероятными противниками; линейный корабль «Фрунзе» в бою с вероятными противниками при условии его вооружения по вариантам НТКМ; то же для проектировавшегося крейсера Дальневосточной военной флотилии; использование артиллерии подлодками.
В 1931 году кафедра тактики и слушатели 2 курса военно-морского факультета провели серию исследовательских игр, посвящённых способам ночного поиска и боя Морских сил Чёрного моря22. Задачу игры № 1 «Ночной поиск отдельного дивизиона эсминцев Чёрного моря» решил будущий адмирал и командующий Краснознамённым Балтийским флотом, в то время слушатель 2 курса военно-морского факультета В.Ф. Трибуц23, игры № 2 «Поиск в море в ночное время десанта противника и атака его» — сокурсник Трибуца будущий Адмирал Флота Советского Союза, нарком и главнокомандующий ВМФ Н.Г. Кузнецов24.
Руководил исследовательскими играми слушателей академии в предвоенные годы профессор, с 1935 года флагман 2 ранга, с 1940 года вице-адмирал С.П. Ставицкий25. Он внёс большой вклад в развитие тактических военно-морских игр, в феврале 1940 года предложил использовать, составил и применил первые круговые комбинированные артиллерийские диаграммы26 для исследования вероятных результатов боя между линейными кораблями — германским типа «Шарнхорст» и французским типа «Дюнкерк».
Комбинированные диаграммы напоминали лекала для стрельбы, введённые в 1880-е годы в тактическую военно-морскую игру Коломба адмиралом Г.И. Бутаковым, и диаграммы, применявшиеся в Артиллерийском офицерском классе в начале XX века. Они существенно упрощали процесс игры, делали его динамичнее и реалистичнее, так как наглядно отражали мощность артиллерийского огня, сочетавшую вероятность попадания, скорострельность и разрушительное действие снарядов27.
Каждая комбинированная включала диаграммы28 четырёх видов: скорострельности и числа орудий в залпе; вероятности попадания на один выстрел; распределения попаданий между горизонтальными и вертикальными частями корабля; пробиваемости брони палубы, борта, траверсов29 и барбетов30.
Комбинированные диаграммы всегда составляли для конкретной пары кораблей — своего и противника. На каждой отображали скорострельность, число стреляющих орудий и поражаемость огнём противника. Они позволяли оценить и сопоставить мощность артиллерийского вооружения и защиту обоих кораблей, определить наиболее выгодные и невыгодные позиции для артиллерийской атаки; необходимый для достижения её цели боеприпас; рассчитать математическое ожидание числа попаданий за конкретное время с указанием распределения попадающих снарядов и их количества, способного проникнуть к жизненно важным частям корабля; определить углы обстрела, число орудий в залпе и их скорострельность.
Наиболее полно потенциал комбинированных диаграмм был раскрыт в ходе исследовательских тактических военно-морских игр в 1940—1950-е годы, когда наш ВМФ после Великой Отечественной войны активно восстанавливался и пополнялся новыми кораблями. По заданию Главного штаба ВМФ Военно-морская ордена Ленина академия имени К.Е. Ворошилова (ВМОЛА) и Военно-морская академия кораблестроения и вооружения имени А.А. Крылова (ВМАКВ) проводили большую работу по проверке обоснованности решений, заложенных в новые проекты кораблей. Результаты исследовательских игр, как правило, влияли на судьбы этих проектов. В числе характерных примеров два крейсера — проекта 22-И и проекта 66.
Исследование тактических свойств крейсера проекта 22-И провели профессорско-преподавательский состав и слушатели ВМОЛА и ВМАКВ в конце 1947 года. Игры и сравнительный анализ комбинированных диаграмм позволили выяснить: недостаточное вертикальное бронирование крейсера проекта 22-И (в варианте, который отрабатывали совместно ВМОЛА и ВМАКВ, толщина вертикального бронирования составляла 90 мм, основное вооружение — девять 220-мм орудий) при выполнении его основной задачи — в артиллерийском бою с американскими крейсерами типа «Балтимор» и «Кливленд», вооружёнными 203-мм и 152-мм орудиями, ставило советский крейсер в худшие условия, чем противника, на дистанциях от 100 до 140 кабельтовых31. К тому же вертикальное бронирование крейсера проекта 22-И оказалось слабее, чем других отечественных — третьего варианта крейсера проекта 82 (с 220-мм орудиями, 140-мм бронированием борта) и крейсера проекта 65 (со 180-мм орудиями, 110-мм бронированием борта). Поэтому был сделан вывод: «В проекте 22-И отдаётся предпочтение подводной защите корабля, что обеспечивает живучесть в повседневной боевой деятельности. В то же время защита от артиллерийских снарядов при выполнении основной задачи крейсера в открытом бою оказалась явно недостаточной». В результате от строительства этого крейсера отказались32.
В феврале 1954 года профессорско-преподавательский состав и слушатели ВМОЛА провели всестороннее исследование основных тактико-технических элементов33 крейсера проекта 66 и серию исследовательских тактических игр, которые позволили определить его боевые возможности в артиллерийском бою с одиночными надводными кораблями противника — американскими крейсерами типов «Де Мойн», «Кливленд» и в бою эскадры крейсеров проектов 66 и 68-бис в охранении эсминцев проекта 30-бис с различными группировками кораблей противника.
По условиям семи исследовательских тактических военно-морских игр, в ходе которых были отработаны 20 вариантов боевых столкновений на Северном морском театре военных действий (ТВД), советские корабли выполняли задачи защиты своих коммуникаций и нарушения коммуникаций противника, а также уничтожения корабельного прикрытия десанта противника, высаженного на наше побережье (графические результаты первой тактической игры по третьему варианту представлены на схемах 1 и 2). Итогом стал вывод: «…предлагаемый проект крейсера 66 из-за недостаточной ударной мощи артиллерии не обеспечивает своего основного тактического назначения — успешной борьбы с крейсерами типа “Де Мойн”. Поэтому строительство крейсеров проекта 66 в данном предполагаемом виде без внесения изменений, повышающих мощь артиллерии, нецелесообразно»34. Проект не был воплощён в металл.
Тактические исследовательские игры принесли большую пользу и в решении других важных проблем. Например, в мае 1948 года прошла двухсторонняя исследовательская игра со слушателями ВМОЛА на тему: «Торпедное вооружение средних скоростных подводных лодок». В мае 1952 года двухсторонняя: «Боевые возможности малого лёгкого крейсера». В июне 1954 года: «Боевые возможности надводных кораблей с управляемыми ракетными системами ближнего и дальнего действия». В 1957 году: «Определение тактических возможностей и эффективности использования новых образцов торпедного оружия с подводных лодок».
Таким образом, в отечественном Военно-морском флоте в ходе развития тактических военно-морских игр в 1880—1960-е годы их исследовательский потенциал был востребован, раскрыт и использован для решения важных проблем. А вот игры более высоких уровней — стратегические в Российском Императорском флоте и оперативные в ВМФ СССР постигла иная участь.
Результаты регулярно проводившихся в Николаевской морской академии после создания в 1895/96 учебном году курсов военно-морских наук (с 1910 г. — военно-морского отдела) стратегических военно-морских игр оказались невостребованными по ряду объективных и субъективных причин. Главная из них — отсутствие в морском ведомстве полноценного органа, отвечавшего за оперативные вопросы, разработку программ военного судостроения и планов войны, подготовку театров военных действий. Решить эту проблему и завершить реформу морского ведомства, несмотря на то, что в 1906 году был создан Морской генеральный штаб (МГШ), до 1917 года не удалось35.
Другими важными причинами были слабая подготовка командного состава и отсутствие тесной связи высшего командования, высшей военно-морской школы и флота в том виде, в каком предлагал Н.Л. Кладо. Начальник МГШ контр-адмирал Л.А. Брусилов36 определил эти причины как «отсутствие дисциплины мысли, происходившее вследствие неподготовленности личного состава к научной разработке военно-морских вопросов»37. Корни проблемы он, как и многие другие военно-морские деятели, видел в системе подготовки кадров. В 1908 году Брусилов писал: «Как это ни кажется странным, но у нас до сего времени не имеется Военно-морской академии, существующая Николаевская морская академия, имеющая отделы гидрографический, кораблестроительный и механический, даёт высшее математическое и техническое образование, но не военно-морское. Хотя при академии и имеются курсы военно-морских наук, но они находятся в жалком умирающем состоянии. Для устранения этого существенного недочёта в командном персонале необходимо незамедлительное создание Военно-морской академии, которой должна быть поставлена задача: подготовлять офицеров для занятия высших командных должностей и офицеров для службы Генерального штаба во флоте»38.
Слушатели курсов военно-морских наук по заданиям высшего флотского командования провели ряд стратегических военно-морских игр, но их результаты и ценные выводы остались достоянием небольшой группы энтузиастов, в основном участников игр. Флотское командование не использовало их при подготовке к Русско-японской войне 1904—1905 гг. и очень незначительно использовало при подготовке флота к Первой мировой войне.
После революционных событий 1917 года стратегические игры были возобновлены. Первая состоялась в Морской академии в 1920 году со слушателями первого (ускоренного) советского выпуска 1919/20 учебного года39.
В дальнейшем, с 1922 по 1928 год стратегическая военно-морская игра в Военно-морской академии трансформировалась в цикл аттестационных мероприятий слушателей выпускного курса. Он получил название «военно-морская игра» и состоял из четырёх этапов, по программе 1926/27 учебного года включал40 разработку плана войны с детализацией судостроительной программы на Балтийском море, разработку плана и розыгрыш операции на Балтийском морском ТВД в условиях 1927 года, по результатам этого этапа — розыгрыш тактического соприкосновения главных сил, разработку мобилизационного плана флота.
Тематика игр была актуальна для страны и Вооружённых сил СССР, в них участвовали слушатели других академий (Военно-политической, Артиллерийской, Инженерной), были получены ценные результаты. Но они, как и до 1914 года, оказались невостребованными. Более того, в начале 1930-х годов командование РККА признало проведение подобных мероприятий в Военно-морской академии нецелесообразным. Одна из главных причин состояла в том, что основное назначение Военно-морской академии, по мнению руководства РККА, заключалось в подготовке командиров оперативно-тактического уровня, а стратегические игры в том виде, в каком проводились до 1928 года, соответствовали уровню Штаба РККА (в 1935 г. преобразованного в Генеральный штаб РККА).
В начале 1930-х годов в итоговую аттестацию слушателей академии вошла заключительная оперативно-тактическая игра, заменившая прежние стратегические игры. Но они со слушателями не проводились до 1943 года в связи с нехваткой учебного времени и большой загруженностью профессорско-преподавательского состава академии. А на качество игр с преподавателями негативно влияло стремление командования максимально сократить время на их подготовку. Так, в феврале 1931 года на подготовку первой преподавательской оперативной игры выделили лишь один день41.
Единственная итоговая оперативно-тактическая игра выпускного курса командного факультета Военно-морской академии 1943 года проводилась в преддверии усиления боевого состава Северного флота — передачи союзниками в 1944 году линейного корабля «Архангельск», крейсера «Мурманск», эскадренных миноносцев и подводных лодок. Игра предполагала изучение слушателями академии оперативной обстановки на Северном морском ТВД, оперативно-тактических приёмов своих сил, союзников и противника.
Темой игры стала одна из задач, которую ВМФ СССР выполнял на Северном морском ТВД, — защита внешнего конвоя (союзного из Исландии в советские порты) и внутреннего, следовавшего по Северному морскому пути в западном направлении42. Игра подтвердила боевой опыт и показала, что «в летний период при белых ночах угроза потерь в транспортах ставит под вопрос целесообразность проводки конвоев»43, а также продемонстрировала значение крупных надводных кораблей в защите и нарушении морских коммуникаций в Арктике. По итогам игры был сделан вывод: полноценная оборона крупного конвоя в зоне ответственности Северного флота ВМФ СССР к востоку от острова Медвежий из-за отсутствия в его составе (на декабрь 1943 г.) крупных надводных кораблей невозможна44.
Боевой опыт Великой Отечественной войны и необходимость планирования послевоенного развития ВМФ СССР на прочной научной основе стимулировали более широкое использование исследовательского потенциала военно-морских игр. Во второй половине 1940—1950-х годы они проводились регулярно, отрабатывались варианты действий сил флота на морских и океанских ТВД в различных видах операций самостоятельно, а также во взаимодействии с авиацией и сухопутными войсками.
Созданный до 1960 года задел в использовании исследовательского потенциала военно-морских игр позволил Военно-морской академии в 1962—1964 гг. успешно провести по заданию Генерального штаба Вооружённых сил СССР и Главного командования ВМФ ряд крупных исследований проблем развития способов вооружённой борьбы на море. В ходе исследовательских игр «Финал», «Нерпа-1», «Нерпа-2», «Звезда», комплексных научно-исследовательских работ «Тангаж», «Дельфин», «Вега» и «Тревога» были изучены состав, состояние, деятельность и перспективы развития военно-морских сил (ВМС) вероятного противника и возможности разведки ВМФ СССР45.
Проведённая в академии в те годы с активным использованием военно-морских игр научно-исследовательская работа имела большое значение для научного обоснования путей развития отечественного Военно-морского флота, оценки возможностей его сил, тактических свойств перспективных образцов вооружения и военной техники, совершенствования боевых действий в различных операциях. Её результаты также расширили и углубили представления о ВМС вероятного противника, оперативно-тактических взглядах его командования и других важных аспектах, обеспечили объективность оценок возможностей советского ВМФ и противника46.
Изучение исторического опыта исследовательских военно-морских игр в отечественном ВМФ позволило выделить принципы их организации и проведения.
Во-первых, ни ход, ни результат (победитель) в исследовательской игре не определяются заранее, её условия не подгоняются под какой-либо желаемый итог. Проигрыш своих сил является таким же нормальным результатом, как противоположный, позволяет выявить проблему (уязвимость в системе обороны государства) и направить исследовательский коллектив на поиск путей её решения.
Во-вторых, заранее подготовленный сценарий действует только до начала исследовательской игры. Её ход зависит от творчества игровых коллективов при минимальном вмешательстве посредников. Они могут влиять на ход игры путём вводных игровым коллективам, которые не готовятся заранее, должны вытекать из хода игры. Посредники имеют право исправлять только грубые ошибки игровых коллективов, влияющие на достоверность конечного результата.
В-третьих, опыт подготовки стратегических игр в 1910—1928 гг., оперативно-тактической игры 1943 года и исследовательских игр в 1947—1964 гг. показал: достоверность результатов зависит от компетентности играющих, в том числе от того, насколько хорошо коллектив, играющий за противника, знает его психологию, умеет думать и действует в игре как противник на всех уровнях.
Последствия несоблюдения этого принципа иллюстрирует пример из истории Второй мировой войны. В мае 1942 года штаб японского объединённого флота провёл серию игр в рамках планирования следующего этапа войны, включая захват острова Мидуэй и западных Алеутских островов. Все игры прошли гладко, но японский флот потерпел поражение. Расследование установило: главной причиной несовпадения результатов игр и операций стало незнание психологии противника. Как выразился один из участников тех событий, неамериканский стиль действий «красной» стороны (США) в ходе игр сформировал неправильные представления японцев об американском военном мышлении47.
В-четвёртых, достоверность и ценность результатов исследовательских игр в решающей степени зависят от качества их подготовки, в том числе точности исходных данных о силах и средствах — своих и противника. Ошибки приводят к неточным, порой ложным выводам. Сокращение времени на подготовку оперативных игр в начале 1930-х годов привело к снижению их качества и прекращению в стенах Военно-морской академии.
В-пятых, практика показала: хотя анализ посредством военно-морских игр не гарантирует неопровержимых заключений, они расширяют и углубляют понимание проблем науки и практики, для решения которых проводятся.
Анализ исторического опыта военно-морских игр в отечественном Военно-морском флоте привёл к выводу: с 1880-х годов они прошли длительную эволюцию и превратились в универсальный научный инструмент в 1950-е годы, когда полностью была реализована предложенная ещё в 1910 году Н.Л. Кладо идея системы, обеспечивающей прочную связь военно-морской теории с практикой, в ВМФ СССР, его Военно-морской ордена Ленина академии прочно укоренилась традиция проведения исследовательских военно-морских игр различных уровней.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Домошенкин С.В., Куликов С.В., Лепаев В.Н. «Для успешности действий русской эскадры необходимо иметь возможно полные сведения»: место и роль военно-морской географии и военно-морской статистики в стратегических играх Николаевской морской академии // Военно-исторический журнал. 2018. № 4. С. 20—25; Куликов С.В. «Драгоценнейшее пособие при изучении стратегии и военной географии». Военно-морские игры в академической учёбе кадров отечественного флота в 1896—1929 гг. // Военно-исторический журнал. 2019. № 2. С. 63—67; Прасников В.Б., Добрякова М.А., Куликов С.В. Стратегические военно-морские игры в Николаевской морской академии накануне Русско-японской войны 1904—1905 гг. // Военно-исторический журнал. 2020. № 9. С. 14—19.
2 В наши дни различают командно-штабную военную игру (КШВИ) и исследовательскую. Первая — форма оперативной подготовки, применяемая в целях проверки и совершенствования навыков генералов, адмиралов и офицеров в подготовке операций и управлении войсками (силами) в ходе боевых действий. Вторая — особая форма совместной подготовки профессорско-преподавательского и научного состава военных вузов. Обе — формы исследования новых вопросов военного искусства, организационной структуры войск (сил) и способов их применения. См.: Командно-штабная военная игра // Военная энциклопедия (ВЭ) в 8 т. Т. 4. М.: Воениздат, 1999. С. 115; Командно-штабная военная игра // Интернет-портал Минобороны РФ: https://www.mil.ru; Исследовательская командно-штабная военная игра // Там же.
3 Подробнее см.: Алпеев О.Е. История появления и развития военной игры в русской армии (1824—1905 гг.) // Военно-исторический журнал. 2014. № 6. С. 28—32.
4 Там же.
5 Скугаревский А.П. Военная игра. Сборник задач для тактических упражнений / При участии К.Н. Дуропа и А.Н. Энгельгартда. Ч. 1. СПб., 1874. С. 6.
6 Алпеев О.Е. Документы стратегических военных игр Генерального штаба русской армии 1906—1914 гг.: источниковедческое исследование. Дисс. … канд. ист. наук. М., 2014. С. 43.
7 Подробнее см.: Прасников В.Б., Добрякова М.А., Куликов С.В. Указ. соч. С. 14—19.
8 Кладо Николай Лаврентьевич (1862—1919), российский военно-морской теоретик и историк, генерал-майор по адмиралтейству (1912). С 1910 г. — профессор Николаевской морской академии, одновременно преподавал в Инженерной академии. В 1917—1919 гг. возглавлял Морскую академию. С 1918 г. — председатель Морской исторической комиссии по исследованию опыта войны на море в 1914—1918 г. Оставил богатое научное наследие, создал труды по организации, тактике и стратегии парового флота, теории и истории военно-морского искусства. См.: Кладо // ВЭ. Т. 4. С. 64, 65.
9 Кладо Н.Л. Введение в курс истории военно-морского искусства. Цель и метод преподавания и изучения истории военно-морского искусства (на правах записок). СПб., 1910. С. 9.
10 Бутаков Григорий Иванович (1820—1882) — адмирал, генерал-адъютант, военно-морской теоретик и практик, основоположник тактики парового броненосного флота. С 1880 г. руководил занятиями по военно-морской игре.
11 Беклемишев Николай Николаевич (1857—1934) — генерал-майор по адмиралтейству (1905), преподавал в Морском кадетском корпусе, Минном офицерском классе, Николаевской морской и Николаевской инженерной академиях. Перевёл правила тактической военно-морской игры капитана Коломба (1880). В 1885 г. сделал доклад «О применении военно-морской игры к исследованию выгоднейшего расположения орудий на корабле в 10 000 тонн». Автор брошюры «Военно-морские тактические занятия» (1887).
12 Подробнее см.: Куликов С.В. Тактические военно-морские игры в системе боевой подготовки Российского императорского флота 1880—1914 (по материалам РГА ВМФ) // Елагинские чтения. Сборник статей. Вып. X. Федеральное архивное агентство; Российский государственный архив Военно-морского флота. СПб.: Анима, 2020. С. 105, 106.
13 Иениш Виктор Христианович (1852—1893) — капитан 2 ранга, теоретик и практик морской артиллерии, преподаватель Артиллерийского офицерского класса, автор «Очерка военно-морской игры, составленного для слушателей Артиллерийского офицерского класса» (1883—1884).
14 Кербер Людвиг Бернгардович (1863—1919) — вице-адмирал, начальник штаба командующего Морскими силами Балтийского моря (1913—1915), переводчик правил тактической военно-морской игры Джейна (1902). Инициатор тактических военно-морских игр на кораблях флота.
15 Гончаров Леонид Георгиевич (1885—1948) — вице-адмирал, профессор Военно-морской академии (ВМА), начальник факультета военно-морского оружия ВМА, заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1944), автор «Пособия для практических занятий по морской тактике» (1914).
16 Жерве Борис Борисович (1878—1934) — капитан 1 ранга, военный педагог, военно-морской теоретик и практик, историк, преподаватель (1918), начальник кафедры стратегии, профессор (1927) Морской академии. В 1918—1923 гг. — сотрудник Морской исторической комиссии по исследованию опыта Первой мировой войны на море. Начальник Военно-морской академии в 1920—1921 и 1923—1930 гг. Автор «Правил ведения военно-морских тактических игр» (1914).
17 Крейсер «Богатырь» (вычислял лейтенант Затурский). СПб., 1910. 3 листа схем // Научный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
18 Эссен Николай Оттович (1860—1915) — адмирал, командующий флотом Балтийского моря в 1914—1915 гг.
19 Отзыв начальника 2-ой бригады линейных кораблей о военно-морской игре линейного корабля «Слава» — бой на позиции // Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 902. Оп. 1. Д. 81. Л. 5.
20 В 1917 г. Николаевская морская академия переименована в Морскую академию, в 1922 г. — в Военно-морскую академию Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ), в 1931 г. — в Военно-морскую академию РККА имени К.Е. Ворошилова, в 1938 г. — в Военно-морскую академию Рабоче-крестьянского ВМФ имени К.Е. Ворошилова, в 1944 г. — в Военно-морскую ордена Ленина академию имени К.Е. Ворошилова.
21 Отношение начальника Научно-технического комитета Морских сил РККА от 21 ноября 1930 г. № 30.4712 на имя начальника Военно-морской академии // РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 3. Д. 163. Л. 2, 2 об.
22 Отношение начальника штаба Морских сил Чёрного моря от 23 января 1931 г. № 10/19 на имя начальника Военно-морской академии // Там же. Л. 14.
23 Исследование способов ночного поиска и боя в условиях Морских сил Чёрного моря. Л., 1931. С. 1—6.
24 Там же. С. 7—13.
25 Ставицкий Сергей Петрович (1886—1953) — вице-адмирал, военный педагог, учёный, профессор (1935), начальник командного факультета и кафедры общей тактики Военно-морской академии (1937), заместитель начальника Военно-морской академии (с ноября 1944).
26 Ставицкий С.П. Круговая комбинированная артиллерийская диаграмма корабля. Л., 1940. 2 с., 3 л. схем // Научный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
27 Белоусов С.Ф., Садов А.И. Применение комбинированных диаграмм и работа вычислителей на военно-морских играх. Л., 1951. С. 5, 6.
28 Фельдман Н.Э., Афиногенов В.К. Комбинированные диаграммы и использование их для тактических расчётов при проведении артиллерийских атак надводных кораблей. Л., 1956. С. 4.
29 Броневые траверсы — поперечные вертикальные переборки между оконечностями главного броневого пояса, защищающие корабль с носа и кормы См.: Броневая защита корабля // Военно-морской словарь. (В-МС) М.: Воениздат, 1990. С. 60.
30 Барбет — вертикальный броневой пояс под башней корабельной артиллерийской установки для защиты подбашенного отделения; неподвижная кольцевая опора, по которой вращается башня арт. установки См.: Барбет // В-МС. С. 39.
31 Кабельтов: 1) внесистемная единица длины, применяемая в навигации, равная 185,2 м (0,1 морской мили); 2) специальная единица расстояний в морской (корабельной) артиллерии, равная 142,9 м (600 футов). Применялась в артиллерийских приборах на кораблях, построенных до Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие. См.: Кабельтов // В-МС. С. 168.
32 Краткие выводы по исследованию тактических свойств крейсера проекта 22-И. Л., 1947. С. 2 // Научный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
33 Тактико-технические элементы (ТТЭ), данные (ТТД), характеристики (ТТХ) — совокупность характеристик образца (комплекса) военной техники, определяющих его свойства (боевые возможности). ТТД — свойства (возможности) самолётов и вертолётов; ТТХ — огнестрельного оружия, бронетанковой техники, РЛС, ЭВМ и др.; ТТЭ — надводных кораблей и подлодок. Наиболее общие ТТЭ — водоизмещение, основные размерения (совокупность конструктивных, расчётных наибольших и габаритных линейных размеров: длины, ширины, осадки и высоты борта), скорость хода, дальность плавания, для ПЛ — предельная глубина погружения, автономность, тип и мощность энергетической установки, состав вооружения. См.: Тактико-технические данные // В-МС. С. 420; Главные размерения корабля // Там же. С.107, 108.
34 Отчёт по выполнению задания ГШ ВМС от 23 декабря 1953 г. Л.: ВМОЛА имени К.Е. Ворошилова, 1954. С. 104 // Научный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
35 Назаренко К.Б. «Мозг» флота России от Цусимы до Первой мировой войны. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. С. 185.
36 Брусилов Лев Алексеевич (1857—1909) — вице-адмирал, первый начальник Морского генерального штаба (1906).
37 Брусилов Л.А. Программа развития и реформ морских вооружённых сил России. СПб., 1908. С. 57.
38 Там же.
39 Подробнее см.: Куликов С.В. Первый советский выпуск слушателей военно-морского отдела Морской академии 1919—1920 // Материалы научно-практической конференции «Рождённый революцией. К 100-летию Красного флота». СПб.: Центральный военно-морской музей, 2018. С. 184—200.
40 Отношение начальника Военно-морской академии от 5 января 1927 года № 51/с на имя начальника 1-го Управления Штаба РККА // РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 3. Д. 46. Л. 151.
41 Протокол разбора преподавательской игры Военно-морской академии РККА 16 февраля 1931 года // РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 3. Д. 163. Л. 15—19.
42 Подробнее см.: Куликов С.В. Использование боевого опыта проводки полярных конвоев в учебном процессе Военно-морской академии в годы войны // Братство полярных конвоев. Значение полярных конвоев в общей победе союзников над фашистской Германией. СПб.: ГеоГраф, 2018. С. 119—124.
43 Отчёт по оперативно-тактической игре командного факультета ВМА имени Ворошилова, 3—17 ноября 1943 г. Самарканд, 1943. С. 92 // Научный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
44 Там же. С. 95.
45 Соловьёв В.И. Проблемы исследования военно-морских сил вероятного противника и военно-морской разведки в научно-исследовательских военных играх и работах. Доклад контр-адмирала В.И. Соловьёва. Л., 1964. С. 1 // Учебный фонд библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия».
46 Там же. С. 2.
47 Perla Peter P. The Art of Wargaming: a guide for professionals and hobbyists. Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1990. P. 47.
Иллюстрации из источников: rgo.ru; kortic.borda.ru; flot.com; из фондов музея и библиотеки ВУНЦ ВМФ «Военно—морская академия»