А.П. Ермолов

А.П. Ермолов: стратег и дипломат

image_print

Аннотация. В статье рассказывается о назначении в 1816 г. генерал-лейтенанта А.П. Ермолова главнокомандующим в Грузию и одновременно чрезвычайным и полномочном послом в Персии (Иране), об успешных, хотя и сложных переговорах с шахом Фетх-Али, направленных на закрепление за Россией областей, отошедших к ней по Гюлистанскому мирному договору 1813 г.

Summary. The article tells about appointment in 1816 of Lieutenant-General A.P. Yermolov as the Commander-in-Chief in Georgia and at the same time as the Extraordinary and Plenipotentiary Ambassador to Persia (Iran), successful, though difficult, negotiations with Shah Feth Ali aimed at attaching to Russia the regions ceded to it by the Peace Treaty of Guliston in 1813.

ПОЛКОВОДЦЫ И ВОЕНАЧАЛЬНИКИ

БОЧАРНИКОВ Игорь Валентинович — проректор по научной работе Московского государственного гуманитарно-экономического института, доктор политических наук

(Москва. Email: bocharnikov@ rambler.ru)

А.П. ЕРМОЛОВ: СТРАТЕГ И ДИПЛОМАТ

 

В мае 1816 года генерал-лейтенант А.П. Ермолов рескриптом императора Александра I был назначен главнокомандующим в Грузию. Решение государя не стало для Алексея Петровича неожиданным. Более того, Ермолов сам этому немало способствовал. Должность командира гренадерского корпуса в мирное время с её придворными функциями тяготила боевого генерала. Это было поприще тех, кого он называл «героями вахт-парадов и обитателями передних», в массовом порядке появившихся после окончания войны.

А.П. Ермолов
А.П. Ермолов

Пассионарность же Ермолова и его особое восприятие собственного долга перед Отечеством требовали непосредственного и активного участия в событиях и процессах, в которых он мог бы играть значимую роль и приносить реальную пользу государству. Служба, как он сам признавался, была его «единственной целью» и «господствующей страстью»1. Ещё в феврале 1816 годав письме к своему боевому товарищу А.А. Закревскому (дежурному генералу Главного штаба русской армии) Алексей Петрович писал: «Поистине скажу тебе, что во сне грезится та сторона [Грузия]… Не упускай случая помочь мне и отправить на восток»2.

Очевидно, А.А. Закревский действительно сыграл определённую роль в назначении Ермолова, доведя его слова до государя, который говорил, что едва ли принял бы такое решение, если бы не был уверен в желании самого Алексея Петровича возглавить войска Кавказского корпуса.

В мае 1816 года Ермолов в письме к другому своему боевому товарищу князю М.С. Воронцову сообщал: «Боялся я остаться в гренадерском корпусе, где бы наскучила мне единообразная и недеятельная служба… Теперь вступаю я в обширный круг деятельности. Были бы лишь способности, делать есть что! По справедливости могу назваться балованным сыном счастия»3.

Следует отметить, что стремление служить на Кавказе зародилось у Ермолова ещё в период его участия в 1796 году в Персидском походе Экспедиционного корпуса под командованием В.А. Зубова. Именно тогда Алексей Петрович впервые познакомился с Кавказом и был заворожён этим краем, притягивавшим не только своим величием, но и масштабностью задач, которые, как он уже тогда понимал, предстояло решать здесь России.

Надо сказать, что кавказское направление длительное время в силу целого ряда причин оставалось как бы в тени внешнеполитической стратегии России, несмотря на то, что уже со времён Петра I обозначилось в качестве приоритетного. В 1722 году царь-реформатор после «окна» в Европу «прорубил окно» и в Азию на территории современного Дагестана. Смерть Петра I и последовавший затем период междуцарствия, насыщенный борьбой за власть между различными группировками, значительно ослабили позиции России в регионе. Только при Екатерине II кавказское направление вновь обрело для империи серьёзное значение. При этом Кавказ рассматривался, с одной стороны, как военно-стратегический рубеж на южных границах империи, с другой — как важнейший плацдарм в рамках реализации амбициозного «греческого проекта» Екатерины II, предполагавшего раздел Турции и образование «Греческой державы» во главе с великим князем Константином Павловичем, в соответствии с чем строились и отношения с народами региона. Свою позицию по данному вопросу Екатерина II обозначила указом от 28 февраля* 1792 года, подчеркнув, что следует «не единою силою оружия… побеждать народы, в неприступных горах живущие… но паче правосудием и справедливостью, приобретать их к себе доверенность»4. Таким образом, на Кавказе сложились такие формы правления, когда сами правители, находясь в вассальной зависимости от российского императора, сохраняли абсолютную власть по отношению к своим подданным. Павел I в целом продолжил5 политику екатерининского протекционизма по отношению к народам Кавказа, стараясь не вмешиваться в их внутренние дела, но всё же ему пришлось нарушить эту устойчивую традицию. Что же произошло?

Как отмечал по этому поводу В.О. Ключевский, «в конце XVIII века правительство России, ставшей на реках Кубань и Терек перед Кавказским хребтом, совсем не думало переходить горы», поскольку, по словам историка, не имело «ни средств к этому, ни охоты». Но за Кавказским хребтом среди мусульманского населения «прозябало несколько христианских княжеств, которые, почуяв близость русских, начали обращаться с просьбами о покровительстве им России». Больше всего таких просьб исходило от Грузии. В конечном итоге, после очередного обращения о подданстве Георгия XII — царя Картли и Кахетии (Восточная Грузия), Павел I принял решение о включении этого царства в состав Российской империи. Решение это было далеко неоднозначным. Историк-этнограф Л.Н. Гумилёв (1912—1992) в одном из своих последних интервью заметил: «Долгое время первые Романовы — Михаил, Алексей, даже Пётр — не хотели принимать Грузию, брать на себя такую обузу. Только сумасшедший Павел дал себя уговорить Георгию XII и включил Грузию в состав Российской империи»6. Правда, справедливости ради надо отметить, что юридическую силу решение Павла I приобрело лишь в августе 1801 года, когда уже новый император — Александр I вынес его на обсуждение только что созданного им высшего законосовещательного органа Российской империи — так называемого Непременного совета7. Последний при обсуждении этого вопроса отметил, что «присоединение Грузии к России послужит совершенным спасением первой от погибели… Россия же сим приобретением не только найдёт в нём все пользы… но сохранит своё достоинство»8.

Таким образом, в основе принятия решения о включении в состав империи одной из самых проблемных провинций Закавказья стало великодержавное миссионерство — стремление спасти от неминуемой гибели единоверный (по терминологии того времени) народ. Никаких выгод от этого Россия не получила, а вот проблемы приобрела, противопоставив себя не только Персии, но и многочисленным кавказским образованиям, для которых эта провинция традиционно являлась местом набегов и грабежей.

За присоединением Грузии (1801—1810) последовало и присоединение в 1803—1813 гг. северного Азербайджана9, что кардинально изменило основные направления кавказской политики России. Уникальность ситуации заключалась в том, что новые территории оказались отделёнными от метрополии землями Чечни, Горного Дагестана и Северо-Западного Кавказа, населёнными воинственными горскими народностями. Так что едва ли не сразу стало очевидным, что этот политический акт вызовет потребность присоединения или завоевания других сопредельных территорий, ибо отношения с кавказскими властителями стали носить характер бесконечных переговоров, при этом подписанные договоры носили зачастую условный и временный характер. Санкт-Петербург не был даже гарантирован от того, что в случае очередного противостояния с Персией или Турцией кавказские феодалы не поддержат его противников. К этому следует добавить и то, что Россия во взаимоотношениях с местными правителями оказалась как бы данницей, выплачивая им жалованье только за то, чтобы они не совершали набеги на Грузию10.

Такое положение не могло продолжаться сколь угодно долго. Российская империя должна была или уйти с Кавказа, или же утвердиться здесь как полноценная метрополия. Победа над Наполеоном, становление России в качестве ведущей европейской державы предопределило второй путь, и Кавказ стал рассматриваться как важнейший военно-стратегический плацдарм её восточной политики. Александр I так и сказал Ермолову: «Стоять на Кавказе твёрдо»11.  <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Давыдов М.А. Оппозиция его Величества. М.: Ассоциация «История и компьютер», 1994. С. 18; Сборник Императорского Русского Исторического Общества (РИО). Т. 78. С. 273.

2 Давыдов М.А. Указ. соч. С. 54; РИО. Т. 73. С. 193.

3 Давыдов М.А. Указ. соч. С. 54; Архив князя Воронцова. М., 1891. Т. 36. С. 154.

4 Русско-дагестанские отношения в XVIII — начале XIX вв.: Сб. документов / Под ред. В.Г. Гаджиева и др. М.: Наука, 1988.

5 Так, в частности, одним из последних своих «особых повелений» от 28 мая 1800 г. Павел I предписывал русской администрации на Кавказе стараться как можно меньше вмешиваться во внутренние дела горцев, «разумея, что сии народы находятся больше в вассальстве российском, нежели в подданстве». См.: Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. СПб., 1869. Ч. 2. С. 562.

6 Гумилёв Л.Н. Меня называют евразийцем // Наш современник. 1991. № 1. С. 140.

7 Так до 1810 г. официально назывался Государственный совет.

8 Агаян Ц.П. Россия в судьбах армян и Армении. М., 1994. С. 45.

9 Бакинская и Елизаветпольская губернии.

10 В частности, по словам В.А. Потто, Анцуховское общество в Дагестане уже во времена Ермолова считало себя обиженным, не получая от России денег. Анцуховцы писали Ермолову, что обещают жить в мире с русскими только в том случае, если будут получать дань, какую платили им грузинские цари. См.: Потто В.А. Кавказская война. Т. 2. Интернет-ресурс http://www.hekupsa.com.

11 Керсновский А.А. История русской армии: В 4 т. М.: Голос, 1993. Т. 2.