Аннотация. В публикации рассматривается вопрос о времени строительства первых российских укреплений на берегах Ахтиарской бухты, на месте будущего г. Севастополя. Принятая в отечественной историографии традиция относит их появление к лету 1778 года и связывает с деятельностью А.В. Суворова. Картографические материалы и документы, представленные в статье, позволяют отнести строительство первоначальных фортификационных сооружений к более раннему времени (1771—1772) и связать его с событиями Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. Инициатором укрепления побережья, по мнению автора, следует считать начальника передового корпуса 2-й (Крымской) армии князя А.А. Прозоровского, а непосредственным исполнителем — полковника (с 1773 г. генерал-майора) И.С. Кохиуса.
Summary. The paper looks at the issue of the time when the first Russian fortresses were built on the shores of the Akhtiar Bay, on the site of the would-be city of Sevastopol. Domestic historiography traditionally dates them from the summer of 1778 and relates them to the work of Alexander Suvorov. Cartographic materials and documents presented in the paper help refer the construction of the original fortification installations to an earlier period (1771 – 1772) and relate it to the events of the Russo-Turkish War of 1768 – 1774. The idea of fortifying the coast, according to the author, must have come from chief of the forward corps of the 2nd (Crimean) Army Prince A.A. Prozorovsky, and the immediate executor was colonel (major-general since 1773) I.S. Kohius.
ИЗ ИСТОРИИ ФОРТИФИКАЦИИ
ИВАНОВ Алексей Валериевич — старший научный сотрудник Института археологии Крыма РАН, кандидат исторических наук
(г. Севастополь. E-mail: ivav@yandex.ru).
«ОСТАВИЛ… НА АХТЬЯРСКОЙ БАТАРЕЕ 100 ЧЕЛОВЕК ПЕХОТЫ С ОРУДИЕМ…»
О времени строительства первых российских укреплений на берегах Ахтиарской гавани
В историографии проблемы овладения Крымом российскими войсками под командованием фельдмаршала князя В.М. Долгорукова в июне 1771 года и основания г. Севастополя (1783) важное место занимает эпизод строительства первых русских укреплений на берегах Ахтиарской бухты. Каноническая версия событий связывает устройство первых батарей, контролировавших вход в бухту, с энергичными действиями А.В. Суворова — на тот момент генерал-поручика — по вытеснению из акватории бухты отряда турецких кораблей под командованием Гаджи-Мегмет-аги летом 1778 года1.
На «Плане Инкерманской гавани»2, выполненном секунд-майором Бушковым и заверенном А.В. Суворовым, укрепления, возведённые в ходе кампании 1778 года, разделены на две группы: литерой «С» аннотированы «Вновь сделанные шанцы» (обозначены четыре укрепления: шанец между устьем Бельбека и деревней Уч-Кую; шанец на возвышенности между деревней Уч-Кую и мысом Толстый; шанцы на современных3 мысах — Константиновском и Александровском), литерой «Д» — «Вновь заложенные шанцы» (это три укрепления — на современном мысе Нахимовском; на плато между современными Карантинной и Артиллерийской бухтами; при Инкермане).
Возникает правомочный вопрос: что заставило А.В. Суворова разделить фортификации на две группы и в чём он усматривал различия между «вновь сделанными» и «вновь заложенными» укреплениями? Интрига разрешается тем, что укрепления, отмеченные литерой «С», в т.ч. и контролировавшие вход в акваторию Ахтиарской бухты, уже присутствовали на более ранних планах и картах, отражавших события военных кампаний на территории Крымского полуострова 1771—1774 гг.4
В фондах Российского государственного архива древних актов (РГАДА) и Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) внимание автора привлекли некоторые картографические материалы рассматриваемого периода. Среди них два плана, выполненные премьер-майором, впоследствии подполковником С.Д. Бурнашевым5. На первом плане (имеет перевёрнутую ориентацию) на южной стороне бухты на месте позднейших укреплений на нынешнем мысе Александровском литерой «Д» обозначена «батарея, на которой 30 человек с одним орудием». На противоположном ему современном мысе Константиновском литерой «Е» — «батарея на два орудия, где и пост казачий». Кроме того, литерой «В» отмечен «редут, в котором батальон Селенгинскаго полку с шестью орудиями» при населённом пункте, ошибочно названном «дер. Бельбек» (точнее, это не существующая в настоящее время деревня Уч-Кую).
Второй план С.Д. Бурнашева — «План положению Ахтиарской гавани при Черном море на западном берегу Крымского полуострова межь развалин двух бывших городов Херсониса Таврического и Ахъяра… Снят во время пребывания Российских войск в Крыму по его занятию в последнюю турецкую войну подполковником и кавалером Бурнашевым в 1772 г.»6. Пространная аннотация содержит в основном информацию исторического свойства, которая касается древних поселений — Херсонеса и Ахъяра (так премьер-майор назвал Инкерман)7. Батареи зафиксированы на южном и северном входных мысах Ахтиарской бухты, однако в экспликацию они не вынесены.
Помимо материалов авторства С.Д. Бурнашева имеется ряд анонимных карт. Так, на карте «Положение Ахтырский гавани между двух древних городов Херсонеса Таврического и Алыхiара с показанием расположенных постоем российских войск в 1772 г.»8 литерами «D» и «E» отмечены «батареи, сделанные от россиян в устье Большой Ахтырский гавани».
Точная датировка «Карты береговой части Крымского полуострова от Судака до Балаклавы», фактически включавшей Севастопольскую бухту и побережье Юго-Западного Крыма вплоть до устья р. Кача (ориентация плана также перевёрнута)9, на документе не указана. Однако судя по присутствующей на ней номенклатуре и диспозиции подразделений российской армии на южном берегу полуострова карта не может быть датирована позже 1774 года. На входных мысах Инкерманской (Ахтиарской) гавани присутствуют также изображения укреплений, обозначенных как «батареи».
«План древнему городу Херсону, состоящему при Черном море от Балаклавы верстах в 14» известен в трёх экземплярах, хранящихся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) и РГАДА10 и отличающихся деталями оформления. Соответственно укрепления на входных мысах, отмеченные литерой «G», вынесены на экспликацию как «батареи, сделанные для защиты Ахтиарской гавани». Опубликовавшая один из планов И.В. Тункина, акцентируя внимание на присутствии на нём указанных укреплений и связывая их строительство с инициативой А.В. Суворова, датировала документ не ранее 1778 года11.
При этом на планах отмечены только укрепления, существовавшие, судя по датированным документам, уже с 1772 года, а собственно «суворовские» фортификации, появившиеся в 1778 году, отсутствуют. Очевидно, чертежи также датируются 1772—1774 гг.
Примечательно, что эпизод занятия побережья пустынной Ахтиарской гавани прошёл весьма незаметно как для участников, так и для позднейших историографов событий. Единственное упоминание без ссылки на источник присутствует в работе Л.Г. Бескровного. Он отметил, что согласно плану, составленному З.Г. Чернышёвым, после захвата основных стратегических пунктов (Кафа, Керчь — Ени-Кале, Козлов) «Долгоруков очистил от татар Судак, Ялту, Балаклаву и Ахтиар, где разместились русские гарнизоны»12.
Пост и батареи, устроенные при Ахтиарской гавани, также упоминаются в «Журнале генерал-фельдмаршала князя А.А. Прозоровского (1769—1776)» в связи с событиями 1771 и 1773 гг. Распоряжение об установлении контроля над Балаклавой и Бельбеком было издано 10 июля князем В.М. Долгоруковым по представлению А.А. Прозоровского «яко имеющие пристани»13. Главнокомандующий определил необходимое количество войск для занятия Балаклавы в один батальон, для Бельбека — одну роту. Однако А.А. Прозоровский, не располагая сведениями о возможной численности неприятеля, возможно, скрывавшегося в горной местности, выделил значительно больший наряд сил и отправил 14 июля генерал-майора А. Черторижского с тремя батальонами пехоты с батальонными пушками и приданными им двумя полукартаульными единорогами; выделил для конного сопровождения два эскадрона гусар и один полк казаков. Командование над Балаклавским постом А.А. Прозоровский предполагал передать полковнику И.С. Кохиусу14, «препоруча в его команду и того коменданта, который будет в Бельбеке». 30 июля для усиления отряда Кохиуса он отправил дополнительные силы: «11 орудиев с двумястами Борисоглебского полку драгунами в Бельбек отправил. И оным велел состоять в команде у командующего тем постом подполковника Следкова. И артиллерию распределить по рассмотрению господина генерал-майора Черторижского».
10 октября последовало распоряжение А.А. Прозоровского, основанное на рапорте И.С. Кохиуса об учреждении поста непосредственно при Ахтиарской бухте. Для этого требовалось выделить из состава бельбекского отряда подполковника Фон Бока две гренадерские роты Ряжского полка (на их место на Бельбек перевести четыре легионных роты) и роту егерей с тремя орудиями под командой майора Ахлябинина15.
В случае возможного турецкого десанта российское командование рассматривало как угрожаемый район «между греческого монастыря16 и Ахтиярской гавани»17.
Исходя из этих распоряжений подчинённые полковника (с 1773 г. генерал-майора) И.С. Кохиуса, видимо, устроили и вооружили указанные на вышеприведённых планах укрепления Ахтиарской бухты (шанец при устье р. Бельбек, редут при д. Уч-Кую и батареи на северном и южном входных мысах — соответственно в будущем Александровском и Константиновском).
Предусмотрительность русского командования подтвердил инцидент, случившийся в июне 1773 года. События по версии А.А. Прозоровского на основании рапортов генерал-майора И.С. Кохиуса развивались следующим образом: «От 29-го получил рапорт от него ж, генерал-майора [Кохиуса], что в виду против Чурченской18 гавани показалось неприятельское судно. А 30-го от него же прислан был рапорт, что упомянутое прежде судно есть турецкое о трех мачтах с многим числом людей корабль, легший на якоре в устье Ахтьярской гавани к берегу, где батарея сделана. Куда он, отрядив сто гранодир с пушкою, сам едет вместе с капитаном Кениксбергеном, который не смог выйти со своими кораблями на Балаклавский рейд ввиду противного ветра».
Также было послано сообщение к капитану Я.Ф. Сухотину, находившемуся со своими силами в крейсерстве между Судаком и Кафой: по возможности выдвинуться к Балаклаве на соединение с отрядом Кингсбергена.
30 от генерал-майора И.С. Кохиуса был получен очередной рапорт о захвате шлюпки с четырьмя турецкими моряками во главе с неким унтер-офицером (чавушем) Мустафой, имевшими намерение вступить в контакт с местными жителями (за коих ошибочно приняли казаков) и передать им некий письменный документ. Причину появления турецкого корабля пленные указали вполне традиционную: «Намерение прибытия его в ту гавань не в том состоит, чтоб драться, а единственно противная погода, носившая их дней пять, принудила их сюда зайти для набрания воды и некоторой исправки, в чем беспрепятственного дозволения просил, уверяя, что он возвратится паки назад по способному ветру, не производя никаких неприятельских действий. Однако ж он, господин генерал-майор, щитая для себе за стыд (здесь и далее курсив мой. — Прим. авт.), чтоб столь отважному неприятелю, приставшему к берегу почти на ружейный выстрел, не дать и в малой деталии возчувствовать силы российския оружия, отдав пленных под караул, приказал артиллерии порутчику Ларионову из полукартаульного единорога бросать в корабль бомбу, которою у него отбита часть носа. Почему и они, оборотя его стороной, начали со всего борта производить из пушек и из ружей стрельбу. Такой огонь и продолжался с 6-го до 8-го часу. Но по искусству артиллерии порутчика Ларионова от бросаемых бомб и бранскуглей зажигался раз с пять корабль, и во многих местах пробиваем был. От чего восчувствовал неприятель свою опасность, поднял сильной крик и шум и, усугубя канонаду, в великом мятеже, будучи чрезвычайно наполнен людьми, бросался везде ко исправлению поврежденного и к утушению зажегшагося, беспрестанно наливая и насосом почерпая воду, а другие пылающие вещи и мертвые тела метая в море, которых сколько можно было усмотреть нащитано более 15-ти. С другой стороны, подполковник Бок, вышед на берег с командою и тремя орудиями, производством из оных выстрелов старался также его вредить. Сие продолжалось до ночи. На другой же день, до восходу еще луны, часу в 12-м сей поврежденный корабль, несмотря на противную погоду, употребив все силы, вытянулся из гавани и взял ход прямо к Очакову. О величине сего корабля свидетельствовал капитан Кениксберген, что он гораздо превосходнее нашего фрегата в три дека и имеет о тех ярусах пушки, которых всех на нем по объявлению означенного чауса было 62, а войска всего с матрозами до 1000 человек. И капитан оного назывался Батур урну Мустафа, и есть с первых и искуснейших между своими сотоварищами. Как же только означенной корабль отделился от берегов так, что еще с виду не ушел, усмотрен и другой такой же, показавшийся из моря, приближавшийся к первому. Для каковой осторожности оставил он, господин генерал-майор Кохиус, на Ахтьярской батарее 100 человек пехоты с орудием при капитане».
Далее, уже от собственного имени Прозоровский выразил недовольство слабостью и недостаточной активностью русских морских сил, распорядился о принятии доступных мер по довооружению ахтиарских укреплений и полагал необходимым принять личное участие в возможном развитии событий: «Я того ж числа по вышеписанному послал мой рапорт главнокомандующему, что флотилия здешняя в таком положении даже, что не в состоянии [воспрепятствовать] войтить в гавань неприятельскому кораблю. А усердной офицер Кениксберген не имеет с чем иттить, а фрегат и по сие время не пришел. Для чего и принужден я был в прибавок отправить к Ахтьярской батарее одну 12 фунтовую пушку старой препорции, да полукартаульный единорог той же препорции. А и сам отправлюсь завтра рано посмотреть, что то за корабли шатаются, но только еще опасности от десанту не предвижу. А естьли б и случилось, то с помощью божией надеюсь в ничто обратить». Впрочем, на том инцидент и завершился: «Того ж числа получил рапорт от генерал-майора Кохиуса, что бывшие два неприятельские корабля чрез ночь совсем скрылись»19.
Таким образом, устройство батарей, контролировавших вход в акваторию Ахтиарской гавани, было осуществлено непосредственно после занятия Крыма русскими войсками в 1771—1772 гг. При обострении военно-политической обстановки в 1778-м по инициативе А.В. Суворова они были восстановлены, а после учреждения в 1783 году военного порта и крепости Севастополь приобрели характер постоянных укреплений.
Возможно, что на фоне образа А.В. Суворова имя Иоанна Франца фон Кохиуса в качестве устроителя первых укреплений Ахтирской гавани несколько режет слух, стало быть, сохраним его в анналах как Ивана Степановича Кохиуса.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Неделин А.И. Севастополь. Симферополь: Крымиздат, 1954. С. 10—12; Ванеев Г.И. Севастополь: страницы истории 1783—1983. Справочник. Симферополь: Таврия, 1983. С. 3; Скориков Ю.А. Севастопольская крепость. СПб: Стройиздат, 1997. С. 12, 13; Севастополь. Энциклопедический справочник. Севастополь: Национальный музей героической обороны и освобождения Севастополя, 2008. С. 10, 862.
2 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846. Оп. 16. Д. 2439. Л. 1..
3 Современная топонимика побережья Севастопольского рейда тогда ещё не сформировалась.
4 Иванов А.В. Город Чурч и пролив Андал. Бухты Севастополя и Гераклейский полуостров накануне присоединения Крыма к России. Историческая топография и топонимика // Исторические, культурные, межнациональные, религиозные и политические связи Крыма со Средиземноморским регионом и странами Востока: материалы IV международной научной конференции. Москва. М.: ИВ РАН, 2020. Т. 2. С. 117; он же. Планы Херсонеса, Инкермана и Ахтиарской гавани, снятые в 1772 г. премьер-майором С.Д. Бурнашевым // Исторические, культурные, межнациональные, религиозные и политические связи Крыма со Средиземноморским регионом и странами Востока: материалы V международной научной конференции. Москва. М.: ИВ РАН, 2021. С. 120.
5 Бурнашев Степан Данилович (1743—1824) — автор старейших из известных планов Ахтиарской бухты с прилежащей территорией; из дворян Курской губернии; военный инженер, картограф, дипломат; автор географических и политических трудов; участник русско-турецких войн 1768—1774 и 1787—1791 гг.; правитель Курского наместничества, губернатор Курской губернии в 1792—1799 гг.; кавалер орденов Св. Георгия 3-й и 4-й степеней, Св. Владимира 1-й степени, Св. Анны 2-й степени; генерал-майор; тайный советник; член Правительствующего сената (Российский государственный архив древних актов. Ф. 192. Оп. 1. № 15).
6 РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 23543. Л. 1. Несмотря на указанный 1772 г., план не мог появиться ранее 1775-го, исходя из даты производства С.Д. Бурнашева в чин подполковника.
7 Иванов А.В. Планы Херсонеса… С. 119—121.
8 РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 2286. Л. 1.
9 Там же. Д. 23681. Л. 1.
10 Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 885. Д. 243/2. Л. 58, 59; РГАДА. Ф. 192. Оп. 1. Д. 16. Л. 1.
11 Тункина И.В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII — середина XIX вв.). СПб.: Наука, 2002. С. 482.
12 Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке. М.: Воениздат, 1958. С. 492.
13 Прозоровский А.А. Записки генерал-фельдмаршала князя Алексея Александровича Прозоровского (1756—1776). М.: Российский архив, 2004. С. 453, 565, 407.
14 Кохиус Иван Степанович (Johann Franz von Kochius) — полковник (1771—1772), генерал-майор (1773), обер-комендант в г. Ревеле (с 1778 г.), генерал от инфантерии (с 10 апреля 1797 г.).
15 Прозоровский А.А. Указ соч. С. 409, 420, 452.
16 Имеются в виду греческий монастырь Св. Георгия на мысе Феолент и побережье к западу от него.
17 Прозоровский А.А. Указ. соч. С. 475, 536.
18 Чурчейская гавань — современная бухта Карантинная (от «Чурч» — крайняя форма искажения топонима Херсон (т.е. городище древнего Херсонеса), бытовавшая к моменту появления русских войск на юго-западе Крыма. См.: Иванов А.В. Город Чурч… С. 112, 114.
19 Прозоровский А.А. Указ. соч. С. 565, 566.
Иллюстрации из источников: Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 846. Оп. 16. Д. 2439. Л. 1; Д. 2286. Л. 1; Д. 23681. Л. 1; Российский государственный архив древних актов. Ф. 192. Оп. 1. № 15; Д. 16. Л. 1.