Не прошло и двух часов после отъезда офицеров штаба армии, как меня вызвали в штаб мехкорпуса генерал-майора М.И. Повелкина. Товарищ Повелкин М.И. сообщил мне приказание Генштаба: дивизия передислоцируется в Советский Союз и называется она 57-й отдельной танковой дивизией. «Это очень хорошо, но скажите куда?»- спросил я. Товарищ Повелкин М.И. ответил: «Не знаю». В тоже время он предупредил, передислокацию держать строго в секрете. Технику тщательно замаскировать: для танков поделать деревянные коробки, как средство маскировки танков. Кто находился, в те годы в составе Забайкальского Военного округа на территории МНР прекрасно знает, что МНР не имеет лесов и лесопильных заводов и следовательно все эти материалы завезены с территории Советского Союза, также привозились оттуда и дрова. Каждый рейс автомашин в оба конца составлял 900 километров. Поэтому сам по себе возникал вопрос, где же взять доски, гвозди, проволоку? Штабу было известно, что на складах гарнизона имеются только дрова и колючая проволока. Но приказ не подлежит обсуждению, его надо выполнять.
Провёл узкое совещание со своими заместителями и политорганами дивизии для того, чтобы иметь конкретные данные к даваемым распоряжениям. Выяснилось, что доски, из под гнёзд лагерных палаток, и лесоматериал на дровяном складе, можно использовать совместно с брезентом для маскировки танков и артиллерийских орудий. Проволока и часть гвоздей, как крепёжный материал – действительно оказались на складе армии, а не достающие гвозди поделать из колючей проволоки. Эти указания и были даны на совещании командиров частей. Здесь же было дано предварительное распоряжение о том, что в первую очередь будут производить погрузку разведывательный батальон и 114-й танковый полк с квартирьерами от каждой части. После совещания штаб дивизии немедленно приступил к разработке плана перевозок.
В то время среди личного состава появилось настроение, как бы быстрее уехать на Родину, куда не важно, лишь бы в Советский Союз. Вскоре переброска дивизии стала известна всем военнослужащим и семья офицеров. Офицеры дивизии прекрасно знали, надо так оставить Баин-Тумень, чтобы о переброске дивизии меньше всего знала японская агентура.
Скрыть это довольно трудно, так как вся подготовка и погрузка проходила на глазах у местного населения. Тем более, только что в этом году была проложена железнодорожная линия от ст. Борзя до Баин -Тумень. Поэтому на станции Баин-Тумень очень много было любителей посмотреть эту новинку.
В дивизии всех интересовал один вопрос – куда, в какую республику, край? Но вот этого, то никто и не знал.
Всего отгружалось 48 эшелонов.
Штаб дивизии был отправлен средним эшелоном из всех отгружаемых частей дивизии. С разрешения штаба округа я отправился с последним эшелоном. Это решение было принято исходя из того, чтобы дополучить не достающие ремонтные средства и авторезину, запланированные штабом ЗабВО и получение этого имущества в 17-й армии.
В начале июня был отправлен последний эшелон, который провожали начальник штаба армии генерал –майор тов. Гостидович, зам.комвойсками армии генерал-майор тов. Воробьёв и командующий артиллерии армии генерал-майор артиллерии тов. Корзин. Проходящие эшелоны через границу осмотру не подвергались. В город Читу прибыл ночью, где меня встретил представитель штаба ЗабВО и передал мне приказанье явиться в штаб к командующему ЗабВО генерал-лейтенанту тов. Курочкину П.А. Командующий войсками принял меня глубокой ночью у себя на квартире, где я ему и доложил о состоянии дивизии. После ответа на ряд заданных мне вопросов, командующий приказал, что согласно распоряжения Генштаба, мне срочно необходимо явиться в Москву в Генштаб, где будут даны дальнейшие указания. Проездные документы и командировочное удостоверение были уже заготовлены, и утром я выехал в Москву, проходящим манжурским курьерским поездом.
В этом поезде ехала группа иностранцев, которые между собой вели оживлённый разговор, пристально всматриваясь в лица пассажиров. Они довольно развязано вели себя и на каждых станционных остановках выходили на платформу, как бы подышать свежим воздухом. Проводник вагона зашёл к нам в купе и в не принуждённой беседе сообщил: эти иностранцы наши союзники ( нельзя было понять серьёзно он говорит или иронизирует) – немецкие дипломаты. Они едут из Китая к себе в Германию. Хотя мы ничего не знали и не предполагали, что вскоре будем врагами, но их наглость вызвала у нас неприязнь к ним. С самого начала войны очень часто приходилось вспоминать о совместном пребывании в одном поезде с врагами и думать, как мы были неоправданно доверчивы к этому фашистскому отродью.
Как только прибыл в Москву, в этот же день я начал путешествие. Москва направила меня в Киев, Киев в Курск, Курск в Орёл, Орёл в Проскуров. Проскуров – конечная станция.
20 июня я прибыл в Проскуров, а 21 июня с наступлением темноты Военный комендант железнодорожной станции Проскуров сообщил мне, что первые эшелоны дивизии на подходе к станции.
Вскоре прибыл первый эшелон 114-го танкового полка. Выгруженная техника и имущество были сосредоточены в лесу восточнее
г. Поскурово. В ночь на 22 июня, приблизительно в 23-24 часа, производилась разгрузка танков очередного эшелона того же полка, и в это же время появился ( на бреющем полёте) самолёт немцев над казармами и станцией разгрузки. Самолёт сбросил три бомбы и, сделав разворот, скрылся. В эту ночь самолёты больше не появлялись. 114-й танковый полк полностью сосредоточился в лесу.
23 июня 1941 года, приблизительно в 10-11 часов в городе Проскурове появились первые беженцы. В это время я увидел в машине генерала разговаривающего с гражданами и направился к нему, для того, чтобы получить дополнительные данные о противнике. Поговорить с генералом мне не удалось, так как, не дойдя до его машины метров 30, он двинулся в дальнейший путь. Я был огорчён тем, что генерал, проезжая посмотрел на меня из машины с открытым боковым стеклом, но не остановился и не поинтересовался, откуда появился этот танкист. А что действительно танкист, можно было определить по форме – доказательством был комбинезон. Мне очень хотелось кое о чём расспросить этого генерала. Обстановка для меня была на столько не ясна, что трудно себе представить. Связи я ни с кем не имел, кроме как с комендантом железнодорожной станции, а что он мог знать кроме прибывающих и отправляемых воинских эшелонов, и мне казалось, что про 57-ю забыли. Данные об обстановке поступали только от населения, бежавшего от фашистов. Эти данные были разноречивы. Иногда просто нелепые и если им верить, хотя бы приблизительно, то получается, что там впереди некому сдерживать фашистские войска. Данные местного населения о том, что фашисты бомбят мирные населённые пункты, расстреливают на дорогах уходящее население из пулемётов с воздуха, о том, что забрасывают в тыл парашютистов – эти данные были учтены. В связи с этим усилено охранение, вперёд на 15 километров выслана разведка, назначены подразделения по уничтожению вражеских десантов в случае их выброски.
Приблизительно 23 июня получил телеграмму в которой, -дальнейшая разгрузка эшелонов 57-й отдельной танковой дивизии будет происходить на ст. Шепетовка. Выгруженные войска в Проскурово направить своим ходом в район Шепетовки и установить связь с командующим 16-й армии генерал-лейтенантом М.Ф. Лукиным. Разведка выслана, колона построена, марш выгруженных частей совершается. На полпути между Проскуровым и Шепетовкой я зашёл на командный пункт генерала М.Ф. Лукина, доложил о положении дивизии и получил приказание: 57-й отдельной танковой дивизии сосредоточиться в лесу западнее Шепетовки.
В Шепетовке встретил НШ своей дивизии майора т. Рудой, который доложил о разгрузке штаба и разведывательного батальона. Они сосредоточились в указанном мне районе генералом тов. Лукиным. В этом районе сосредоточения, выгруженные части дивизии, простояли всего только не сколько часов, и вскоре распоряжением командующего 16-й армии тов. Лукина дивизия получила боевую задачу. В это время командный пункт тов. Лукина был на вокзале ст. Шепетовка. 26 июня я получил приказание: дальнейшая выгрузка частей дивизии в Шепетовке прекращена, выгрузка частей дивизии будет продолжаться в районе ст. Орша. Все выгруженные части в Проскурово и на ст. Шепетовка вновь погрузить и прибыть в новый район сосредоточения.
В это время 114-й танковый полк был уже задействован, он ведёт бой. Отдал приказание начальнику штаба дивизии майору тов. Рудой: к 2-00 27 июня штабу и разведбату прибыть на пред вокзальную площадь ст. Шепетовка и быть готовым к погрузке согласно приказу, а сам выехал на ст. Шепетовка для доклада командарму 16 тов. Лукину о полученном приказе. Докладывая о приказе, прошу командующего вывести из боя 114-й танковый полк и сосредоточить его для погрузки. Я прекрасно понимал, что обстановка к этому времени на участке М.Ф. Лукина была крайне напряжена и вряд ли мне удастся вырвать танковый полк из боя. Так оно и случилось. Получил отказ, но генерал-лейтенант М.Ф. Лукин заверил меня, что данный обязателен и для меня, как командарма 16, а поэтому обещаю, как только прибудут предназначенные мне части, танковый полк отгрузить. Впоследствии, это обещание было выполнено. Танковый полк прибыл в район Орша, но только с большими потерями в личном составе и без материальной части. Поэтому 114-й танковый полк в дальнейших боевых действиях в составе 57-й отдельной танковой дивизии участия не принимал.
На стр. 136 книги А.А. Лобачева «Трудными дорогами» говорится, что «когда гитлеровские войска появились под Шепетовкой, здесь не оказалось никаких других частей, кроме наших. Поэтому приняли решение 109-ю дивизию и один танковый полк бросить на защиту города». Вот этот 114-й танковый полк 57-й отдельной танковой дивизии и был тем полком, о котором пишет тов. Лобачёв, других танковых частей в этом районе не было.
Разговаривая с генерал-лейтенантом М.Ф. Лукиным в здании вокзала, мы услышали артиллерийскую и пулемётную стрельбу. По этой интенсивной стрельбе можно было предположить, что в городе ведётся уличный бой силою не менее полка. Как внезапно возникла стрельба в городе, она также внезапно и прекратилась, только в противоположной стороне города раздавались редкие одиночные выстрелы. К часу ночи 27 июня прибыл начальник штаба майор Рудой и доложил о прибытии штаба и разведывательного батальона. На вопрос – кто стрелял из пушек и пулемётов час тому назад во время нашего марша к железнодорожной станции? Майор Рудой ответил – не знаю. Но я понял, что тов. Рудой что-то скрывает. Ведь стрельба была слышна из мелкокалиберной артиллерии и эти 45-ти мм. орудия находятся на боевых машинах БТ-7 и БА-10 разведывательного, других частей в это время в городе не было. Поэтому я и направился в расположение разведывательного батальона дивизии. Придя в расположение батальона, узнал, что стрелял разведывательный батальон по указанию майора тов. Рудой. Он, наслышавшись того, что в городе появились немецкие диверсанты, отдал приказ на марш, предупредил: — огонь открывать только в том случае и в том направлении, когда я дам короткую очередь трассирующими пулями со своего головного танка. Беседуя с водителями и командирами машин, выяснил; когда колонна втянулась в город, то в это время по колонне, а может только показалось, был сделан выстрел, так они предполагали. По направлению выстрела майор Рудой дал трассирующую пулемётную очередь. С этого момента и появилась пулемётная и пушечная стрельба. Огонь прекратился без всякой команды, так как не было видно по ком вести огонь. Данные эти подтвердили экипажи двух головных танков. Об этом я не доложил генералу тов. Лукину, так как в это время находился на погрузке штаба и разведывательного батальона, и кроме того не было времени переговорить по этому вопросу с майором тов. Рудой.
В вагоне тов. Рудой признался мне, что своим не обдуманным приказом навёл только панику на местных жителей, а я заметил, что не только местных жителей перепугал, но и кое-кого ввёл в заблуждение. Но всё же, имеются диверсанты в городе. Эти данные подтверждали патрули и местные жители.