Аннотация. Статья посвящена анализу деятельности российской военной разведки в Великобритании в начале XX столетия. Цель исследования: изучить характер британо-германских отношений и степень их влияния на развязывание Первой мировой войны 1914—1918 гг. сквозь призму аналитики российских военных агентов в Лондоне. На основе неопубликованных документов из фондов Российского государственного военно-исторического архива сформулирован вывод о том, что согласно донесениям российских военных представителей в Лондоне британо-германское соперничество в военно-морской и колониальной сферах стало краеугольным камнем противоречий, приведших к Первой мировой войне. Значительное внимание военные агенты уделяли ситуации в Европе, поскольку, с одной стороны, это затрагивало непосредственные интересы России, с другой — касалось баланса сил среди великих держав, поддержание которого являлось основой внешней политики Соединённого Королевства.
Ключевые слова: Первая мировая война; Великобритания; Кайзеровская Германия; военная разведка; военные агенты; военно-морской флот; дредноут; колониальная политика; международные кризисы; Н.С. Ермолов; К.И. Вогак; Джон Фишер; Ричард Холдейн.
Summary. The paper provides an analysis of the activities of Russian military intelligence in Great Britain during the early 20th century. The aim of the study is to examine the nature of British-German relations and the extent of their influence on the outbreak of World War I in 1914—1918. This is achieved by examining the activities of Russian military agents in London. It is concluded that, according to the reports of Russian military representatives in London, the rivalry between Britain and Germany in the naval and colonial spheres became the cornerstone of the contradictions that led to the First World War, as evidenced by unpublished documents from the Russian State Military History Archive. Military agents paid considerable attention to the situation in Europe because, on the one hand, it affected Russia’s direct interests, and on the other, it concerned the balance of power among the great powers, the maintenance of which was the basis of the United Kingdom’s foreign policy.
Keywords: The First World War; Great Britain; Kaiser’s Germany; military intelligence; military agents; navy; dreadnought; colonial policy; international crises; N.S. Yermolov; K.I. Vogak; John Fisher; Richard Haldane.
ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ РАЗВЕДКИ
АРБЕКОВ Александр Борисович — научный сотрудник Тульского государственного музея оружия, старший преподаватель Тульского государственного педагогического университета имени Л.Н. Толстого, кандидат исторических наук
«ФЛОТ АНГЛИЙСКИЙ… НЕ ПОСПЕВАЕТ В СКАЧКЕ ВООРУЖЕНИЙ С ГЕРМАНИЕЙ»
Британо-германские противоречия в 1900-х — первой половине 1910-х годов в материалах российской военной разведки в Великобритании
На фоне происходящих сегодня масштабных политических событий в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, обусловленных целым рядом международных кризисов, вновь релевантной для исследователей становится проблема изучения истоков двух мировых войн, результаты которых заложили основы современного миропорядка.
Одним из дискуссионных остаётся вопрос приоритетности того или иного узла межгосударственных противоречий, приведших к раздуванию пожара Первой мировой войны (1914—1918). В частности, для отечественной историографии, вне зависимости от её идеологической окраски, в целом характерна преемственность в выделении британо-германского антагонизма в военно-морской, колониальной и экономической сферах как одного из основных и определяющих факторов в контексте развития международного кризиса накануне Первой мировой войны1.
В свою очередь, некоторые англоязычные историки стремятся пересмотреть тезис о ведущей роли британо-германских противоречий в событиях, предшествовавших Июльскому кризису 1914 года. Видным сторонником этой точки зрения является Н. Фергюсон, который в книге «Горечь войны…» критикует утверждение о том, что колониальные споры и борьба за военно-морское господство стали основополагающими причинами англо-германского соперничества2. Исследователь полагает, что, наоборот, политика и расчёты германских властей напрямую не угрожали интересам Соединённого Королевства3.
Схожих взглядов придерживается историк К. Кларк — сторонник «сбалансированного подхода» к вопросу об истоках Первой мировой. В своём труде «Сомнамбулы…» он вслед за Н. Фергюсоном указывает, что «немецкое военно-морское строительство не имело гипнотизирующего эффекта на британских стратегов»4, и «преобладание германофобских взглядов во внешней политике Великобритании не было абсолютной неизбежностью»5.
По аргументации Н. Фергюсона и К. Кларка на охлаждение британо-германских отношений в начале ХХ века в большей степени повлияло выдвижение на руководящие должности в британском правительстве сторонников «германофобской партии» во главе с министром иностранных дел Э. Греем6.
В результате акцентируется личностный фактор, и суть англо-германского антагонизма переводится из плоскости многовекторной межгосударственной борьбы, вызванной вполне объективными условиями, в сферу внутрипартийных интриг и заговоров7.
Таким образом, Н. Фергюсон и К. Кларк фактически нивелируют масштаб и значение британо-германского соперничества как одного из ключевых факторов системы международных отношений в предвоенное десятилетие.
Не рассчитывая поставить точку в рассмотрении этой проблемы, всё же отметим, что обращение к аналитике российских военных агентов в Лондоне позволит дополнить и уточнить сложившиеся представления о различных аспектах британо-германских противоречий в 1900-х — первой половине 1910-х годов.
В задачи военных агентов как официальных представителей российского посольства в Великобритании входило регулярное информирование официального Петербурга относительно внешнеполитических шагов британского правительства. В то же время избранная исследовательская оптика позволяет рассмотреть степень осведомлённости высших чинов Военного министерства России и Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) относительно характера англо-германских отношений и их влияния на расстановку сил накануне Первой мировой войны. В Петербурге вполне резонно полагали, что вовлечение Великобритании в войну с Тройственным союзом перевесит чашу весов в пользу русско-французского альянса. «Поэтому, — вспоминал впоследствии один из руководителей российской военной разведки генерал Ю.Н. Данилов8, — понятна та чуткость, с которою мы прислушивались в России к тому, что приносил нам <…> телеграф из Лондона»9.
Деятельность военной разведки России в начале ХХ века, в том числе в Великобритании, уже становилась объектом многих исторических исследований10. Тем не менее, на наш взгляд, донесения российских военных агентов в Лондоне существенно дополнят имеющиеся научные знания относительно британо-германских противоречий рассматриваемого периода.
Ухудшение отношений между Великобританией и Германией пришлось на рубеж XIX—XX столетий. К тому моменту в Германии был провозглашён курс на «мировую политику» («Weltpolitik»), которая предполагала укрепление позиций Второго рейха в качестве «мировой державы». Это, в свою очередь, влекло за собой необходимость расширения Германской колониальной империи и создание могущественного военно-морского флота, способного эффективно отстаивать интересы Берлина в различных частях земного шара. Кроме того, в исследуемый период под влиянием концепций «морской силы» в представлении современников именно военно-морской флот становился главным измерением могущества самой Германии11. В этой связи на её пути, нацеленном на изменение сложившегося баланса сил между великими державами, встала Великобритания, которая традиционно стремилась сохранить лидирующие позиции в мире.
Вероятная конфронтация между Лондоном и Берлином в обозримом будущем была вполне очевидной для высших лиц российского Военного министерства. Во всеподданнейшем докладе от 14(26) марта 1900 года военный министр генерал-лейтенант А.Н. Куропаткин отмечал, что «исторический ход событий, вероятно, укажет скоро, что на пути Англии стоят другие противники, но не Россия. Стоят, прежде всего, Германия и Соединенные Штаты, а отчасти Франция»12. Уже в ближайшей исторической перспективе прогнозы генерала А.Н. Куропаткина приобрели реальные очертания.
Несмотря на попытки достичь на рубеже веков на фоне Второй англо-бурской войны (1899—1902) соглашения между Великобританией и Германией13, в британском обществе всё больше росла убеждённость «в том, что существует “немецкая угроза” или “немецкий вызов”, которым необходимо противостоять»14. Подобные настроения своевременно уловил российский военный агент в Лондоне Н.С. Ермолов15. Характерно, что этот «дипломат в погонах» связывал британо-французские переговоры, предшествовавшие заключению «сердечного соглашения» в 1904 году, именно с фактором «германской угрозы». «Дружба эта [франко-британская. — Прим. авт.], — сообщал он в Петербург в Главный штаб (ГШ) 29 июня (12 июля) 1903 года, — между прочим, несомненно, построена на антигерманском чувстве…»16.
Во время Русско-японской войны 1904—1905 гг. в британской прессе всё чаще и громче раздавались голоса, указывавшие на опасность, которая исходила от Германии. На страницах «Вестерн Газет» («Western Gazette») анонимный «член парламента» (M.P., Memberof Parliament) заявлял: «Немцы могли бы за 24 часа высадить большое количество солдат на берегах этой страны и застать Англию врасплох, и даже если предположить, что их флот в конечном итоге будет разбит, а их армии сброшены в море, у них все равно было бы время нанести серьезный удар»17.
В исследуемый период военными агентами в Лондоне служили генерал-майоры: Н.С. Ермолов (с 1909 г. генерал-лейтенант) — в 1891—1905, 1907—1917 гг. и К.И. Вогак18 — в 1905—1907 гг.19 Учитывая послужной список обоих офицеров, важно подчеркнуть, что это были компетентные специалисты, имевшие богатый опыт военно-агентурной работы20. Это обусловливало высокую ценность их донесений, в которых довольно обстоятельно излагались перипетии британо-германских противоречий. Помощниками военных агентов в период 1906—1913 гг. состояли капитаны П.А. Половцов, Н.Л. Голеевский (с 1909 г. подполковник) и полковник Б.А. Семёнов.
В центре внимания российских военных агентов в Лондоне находились три взаимосвязанные проблемы, определявшие, по их мнению, сущность британо-германских противоречий тех лет: гонка военно-морских вооружений; раздел сфер влияния на Ближнем и Среднем Востоке; баланс сил в Европе.
По поводу первой проблемы отметим, что задача подробного анализа британской политики в области военно-морского строительства не входила в спектр прямых обязанностей военных агентов в Лондоне. Это была компетенция состоявших при российском посольстве морских агентов21. Однако военная и внешняя политика Великобритании ввиду её островного положения в значительной степени зависела от состояния военно-морского флота. По этой причине вполне естественно, что Н.С. Ермолов и К.И. Вогак, анализируя деятельность Сент-Джеймского кабинета в военной сфере, уделяли большое внимание изучению актуальных на тот момент морских программ Великобритании в тесной связи с международной обстановкой в целом и состоянием германо-британских отношений в частности.
Очередной виток обострения англо-германских отношений был связан с Гулльским инцидентом22, произошедшим 21—22 октября 1904 года. В Британском адмиралтействе искренне считали, что за действиями российской эскадры контр-адмирала З.П. Рожественского стояла длинная тень Берлина23. В ходе последовавшего 1-го Марокканского (Танжерского) кризиса (март 1905 г. — май 1906 г.) британские власти в пику Германии решили оказать дипломатическую поддержку Франции. Между тем в Петербург поступали тревожные сведения, что рейхсканцлер Б. фон Бюлов24 стремится добиться соглашения с Великобританией, чтобы разбить опасную для Берлина франко-британскую комбинацию и «не дать Англии сблизиться с Россией»25.
Генерал-майор К.И. Вогак развеял эти опасения и 15(28) декабря 1905 года сообщил в ГУГШ, что «пока нет никаких указаний на осуществление переговоров не только о союзе, но даже о соглашении между Англией и Германией». Этим он подчеркнул приверженность Лондона принципиальной линии — «воздерживаться от официальных шагов по сближению с Германией»26.
Несмотря на алармистские настроения в британском социуме, выступивший в палате общин в конце 1905 года премьер-министр юнионистского правительства А. Бальфур27 попытался заверить парламентариев в устойчивых позициях британского военно-морского флота перед германской угрозой. В этой связи, по его утверждению, «высадка неприятеля на островах Королевства в сколько-нибудь значительных силах является делом совершенно невозможным»28.
Однако, по сведениям русской военной разведки, британские власти были чрезвычайно озадачены проблемой возможного германского военно-морского доминирования, которое создавало перспективу возможной интервенции на Британские острова. Так, в аналитическом отчёте за 1906 год указывалось, что в Лондоне приняли решение сосредоточить большую часть боевых кораблей в европейских водах. В результате «ни одного броненосца не оставлено, ни на Дальнем Востоке, ни где-либо в другом месте, кроме вод отечественных, Гибралтара и Мальты»29. При этом, по заключению российских военных агентов, в основе состоявшихся в 1906 году больших стратегических манёвров британского военно-морского флота явно прослеживался «намек на войну с Германией»30.
Аналогичные выводы могли сделать и специалисты ГУГШ, ознакомившись с рапортом капитана Н.Л. Голеевского, который был составлен по итогам наблюдения за британскими армейскими манёврами, проводившимися на равнине Солсбери с 1 по 6 сентября (н.ст.) 1907 года. В основу легенды учений легло предположение, что на Британские острова успешно высадилась «синяя» армия, имевшая цель захватить Лондон. «Красная» армия должна была отразить вражеское нападение и «сбросить противника в море»31.
В качестве ответных мер, как следовало из аналитического отчёта российской разведки, в 1905 году в Великобритании «под строжайшим секретом» приступили к строительству «совершенно нового типа броненосца и броненосного корабля»32. Особенности его состояли в «увеличении водоизмещения, введении турбинных двигателей, стремлении к достижению небывалой до сих пор у больших судов скорости хода, полном видоизменении артиллерийского вооружения и, наконец, в перемене системы бронирования»33.
В данном случае речь шла о создании принципиально нового типа линейных кораблей, получивших название от первого из них — «Дредноута»34. Инициатором его строительства выступил 1-й морской лорд адмирал Дж. Фишер35. Появление на свет «Дредноута» в 1906 году сразу сделало устаревшими все прочие линейные корабли. В итоге гонка военно-морских вооружений с Германией фактически началась с нуля36.
Российские военные агенты критически оценивали данную меру и небезосновательно полагали, что военно-морское соперничество двух стран в длительной перспективе могло развиваться не в пользу Великобритании. В секретном донесении в ГУГШ от 27 марта (9 апреля) 1913 года генерал-лейтенант Н.С. Ермолов констатировал, что «флот английский не развивается достаточно и не поспевает в скачке вооружений с Германией»37. К такому выводу он пришёл на основе анализа и сопоставления прошлых британских военно-морских программ. В 1909 году на Британских островах разразилась «морская паника» в связи с принятием годом ранее нового морского закона в Германии, подразумевавшего интенсификацию строительства военно-морского флота. В результате в Великобритании развернулась широкая общественная кампания с критикой Британского адмиралтейства и 1-го морского лорда адмирала Дж. Фишера. Их упрекали в том, «что прозевали быстрый рост могущества Германии на море»38, сообщил в ГУГШ генерал Н.С. Ермолов 18(31) марта 1909 года.
Итогом «морской паники» 1909 года стало принятие стандарта «два киля к одному», по которому в Великобритании должны были закладывать два новых корабля против одного германского. Однако 27 марта (9 апреля) 1913-го генерал Н.С. Ермолов указал в рапорте в ГУГШ следующее. Учитывая реальные темпы строительства, к концу 1916 года британская флотилия вместе с шестью линейными кораблями доминионов будет иметь в своём распоряжении 45 дредноутов против 26 — у Германии, что было «далеко меньше пропорции двух килей к одному»39.
Кроме того, по наблюдениям военного агента, у британского правительства возникли определённые трения с канадскими и австралийскими властями, из-за чего метрополия не могла рассчитывать на четыре дредноута своих доминионов в борьбе за превосходство в Северном море40. В этой связи следовал закономерный вывод генерал-лейтенанта Н.С. Ермолова: «Англия отстает» в гонке морских вооружений41.
Среди причин такого положения он назвал не только экономию денежных средств на финансирование морских программ в Великобритании, но и недостаток личного плавсостава, пополнение которого без конскрипции до необходимого штата было невозможно42. И что характерно, аргументация и выводы Н.С. Ермолова во многом совпадали с аналитикой и доводами российских морских агентов43.
Итак, в центре внимания российских военных агентов оказались дипломатические шаги Сент-Джеймского кабинета по урегулированию германо-британского военно-морского соперничества.
28 января (10 февраля) 1912 года генерал-лейтенант Н.С. Ермолов переслал в Петербург шифрованной телеграммой сведения об отъезде в Берлин военного министра Великобритании лорда Р. Холдейна44, задачей которого, среди прочего, было «поговорить об ограничении вооружений и попытаться уменьшить напряженность [англо-германских] отношений»45. Несмотря на тревожность этих данных (т.к. положительный результат переговоров мог существенно изменить расстановку сил и привести к расколу Антанты), российский военный агент считал, что «английский кабинет сам сомневается в успехе» миссии Холдейна46.
Действительно, в конечном счёте Лондону и Берлину не удалось достичь компромисса по итогам переговоров, следствием чего в начале марта 1912 года стало заседание Комитета имперской обороны. Его председатели приступили «к пересмотру вопроса о возможности нашествия в пределы Соединённого Королевства со стороны Германии»47. В донесении в ГУГШ от 26 февраля (10 марта) 1912 года в качестве ключевой причины «пересмотра» Н.С. Ермолов назвал «постоянно увеличивающиеся вооружения Германии»48.
Другим, не менее важным звеном в цепи германо-британских противоречий, которое оправдывало строительство могущественного военно-морского флота, стала борьба Лондона и Берлина за сферы влияния на Ближнем и Среднем Востоке. В конце XIX века Германия активизировала экономическую экспансию во владениях османского султана. В 1899 году Второй рейх получил концессию на строительство в пределах Турции железной дороги, которая должна была соединить Берлин и Багдад. В перспективе этот проект позволял Германии получить выход к Персидскому заливу и оказаться в опасной близости к морским коммуникациям Великобритании с Индией и Египтом49.
Первоначально британские власти не исключали возможности договориться с германским правительством при условии равного участия в строительстве Багдадской железной дороги, чтобы защитить свои интересы в регионе50. Однако Лондон возражал против продления ветки до Басры и Персидского залива, допуская этот сценарий только при условии, что данная линия будет передана под британский контроль51.
Генерал-лейтенант Н.С. Ермолов внимательно наблюдал за переговорным процессом Великобритании и Германии относительно Багдадской железной дороги. Повышенный интерес к этой проблеме во многом обусловливался внешнеполитическими интересами самой империи Романовых. 18(31) августа 1907 года Россия и Великобритания заключили соглашение, частично разрешавшее прежние споры двух империй в Центральной и Восточной Азии. В частности, Персия была разделена на сферы влияния: Россия закрепляла за собой её северную часть, Великобритания — южную, центральная полоса становилась нейтральной зоной. В этих обстоятельствах в Петербурге с опаской смотрели на Берлин, где рассчитывали продолжить Багдадскую железную дорогу в Персию и выступали за принцип «открытых дверей» для экономической деятельности в этой стране52.
Генерал-лейтенант Н.С. Ермолов полагал, что в интересах России в вопросе «единоборства между Англией и Германией» следует играть роль «постороннего нейтрального зрителя»53.
Из рапорта Н.С. Ермолова в ГУГШ от 12(25 мая) 1910 года следовало, что противоречия двух государств на Ближнем Востоке имели принципиальный характер, т.к. британское правительство не собиралось отказываться от своих интересов «ни в Месопотамии, ни в Южной Персии». В то же время военный агент указал, что «Германия уже давно и чрезвычайно энергично желала бы получить в свои руки порт или станцию в Персидском заливе», а Великобритания, в свою очередь, тоже «давно и энергично противится этому». В итоге генерал-лейтенант спрогнозировал, что «на этой почве легко могут возникнуть: а) либо вооружённое столкновение; б) либо обмен или торг политических выгод»54. Российским властям, считал Н.С. Ермолов, следовало заранее «научно и материально» подготовиться к обоим сценариям развития событий55.
Наблюдая за дальнейшими перипетиями британо-германского соперничества на Ближнем Востоке, русская военная разведка отмечала, что в тот момент, особенно в свете Итало-турецкой войны 1911—1912 гг., британские власти активизировали свою политику на периферии Османской империи — в Сирии и Аравии. В первом случае российские военные агенты указывали, что куда большим соперником в регионе для Великобритании являлась Франция, нежели Германия, политическое влияние которой «в Сирии <…> ничем не проявляется»56. Тем не менее для современников становилось очевидным: британский политический истеблишмент стремится к прочному контролю над этой территорией, поскольку «обладание путем по Евфрату к Персидскому заливу и обеспечение неприкосновенности Суэцкого канала составляют давнишнюю историческую мечту Англии»57. При этом в высоких коридорах военного ведомства Великобритании небезосновательно полагали, что в случае возможного обострения отношений со Вторым рейхом Берлин окажет политическое давление на Высокую Порту с целью наступления турецкой армии на Египет через Сирию и Синайский полуостров58.
Относительно британского влияния в Аравии российские военные агенты считали, что Великобритания стремилась прежде всего к упрочению своей позиции «как единственной покровительницы и защитницы мусульманского мира»59. В ноябре 1898 года во время своего визита в Дамаск кайзер Вильгельм II заявил, что является «другом» турецкого султана и «300 миллионов мусульман мира»60. Высказывания германского императора носили отнюдь не только декларативный характер. Поскольку в британских владениях в Индии, Египте и регионе Персидского залива проживали более 100 млн мусульман, то, по словам британского историка Ю. Рогена, «Германия видела в исламе мощное потенциальное оружие против англичан, которым она могла в случае необходимости воспользоваться»61. По этой причине российские военные агенты в Лондоне полагали, что Сент-Джеймский кабинет был чрезвычайно заинтересован «овладеть Аравией и утвердить британское влияние над мусульманским миром»62, чтобы упредить в этом вопросе Германию. Но существенным фактором, препятствовавшим военному решению проблемы контроля над Аравийским полуостровом, согласно мнению военных агентов стало «отсутствие сухопутной активной силы <…> для посылки экспедиций»63.
Затрагивая проблему состояния сухопутных сил Великобритании на начало XX века, стоит указать, что британские войска после Англо-бурской войны 1899—1902 гг. подверглись структурной реорганизации. Помимо обороны имперских владений Великобритании в задачи армии также входило отстаивание внешнеполитических интересов страны на международной арене. На фоне Танжерского кризиса 1905—1906 гг. возникла вероятность новой франко-германской войны, которая безальтернативно приводила к нарушению баланса сил в Европе. В этой связи на Британских островах, указывал историк Х. Стрэтчен, росла убеждённость, что Германия представляет угрозу европейскому равновесию и как следствие — британской национальной безопасности64.
Генерал Ю.Н. Данилов впоследствии также отмечал: «Распространение возникшего конфликта на Францию позволяло нам при таких условиях, в известной мере, рассчитывать на благожелательное вмешательство в развёртывавшиеся события и Англии»65.
Однако в июне 1905 года генерал-майор К.И. Вогак в одном из донесений в Военное министерство констатировал: «Нынешние сухопутные силы Англии недостаточны для выполнения тех задач, которые могут выпасть на их долю»66. В первую очередь, по мнению представителей российской разведки, это было связано с малой численностью британской армии и добровольным характером вербовки солдат на военную службу. Как сообщал в ГШ 20 октября (2 ноября) 1902 года генерал-майор Н.С. Ермолов, в результате обсуждения различных планов по увеличению и реструктуризации британской армии, несмотря на наличие довольно радикальных проектов, руководящим принципом последующих британских военных реформ стала следующая идея: «Надо не увеличивать, но улучшать то, что есть»67.
В полной мере данный концепт нашёл отражение в умеренном проекте реформ военного министра Р. Холдейна (1905—1912). Сохранив добровольную основу регулярной армии, он уделил значительное внимание процессу формирования особых Британских экспедиционных сил (БЭС), в задачи которых входило возможное участие в войне на Европейском субконтиненте на стороне Франции. Для этого предполагалось отправление шести полевых и одной кавалерийской дивизий, а также тыловых частей общей численностью 166 тыс. человек. В свою очередь, данная мера привела к необходимости реорганизации вспомогательных войсковых формирований — ополчения и волонтёров в новую территориальную армию (ТА). В её задачи входили оборона метрополии от вражеского вторжения и замещение кадровых потерь БЭС в военное время.
Согласно рапорту генерал-лейтенанта Н.С. Ермолова в ГУГШ от 12(25) мая 1910 года «Холдейн с большим талантом проводит и развивает свою организационную схему, и с имеющимся в его руках материалом делает все, что только может»68. Тем не менее в донесении от 26 февраля (10 марта) 1912 года он пришёл к выводу, что военные реформы 1906—1912 гг. постигла «сравнительная неудача»69.
Этот вывод подтверждали официальные статистические данные военного ведомства Великобритании. Так, 27 марта (9 апреля) 1913 года в донесении в ГУГШ генерал Н.С. Ермолов отмечал: «В регулярных строевых частях, в специальном резерве, и в особенности в Территориальной армии значительные некомплекты», которые в последнем случае достигали 50 тыс. человек. В результате было набрано кадров 84 проц. от положенного штата ТА70. Наряду с этим имелся дефицит «мирных кадров для всех полевых учреждений, как то парков, обозов, военно-медицинских организаций и т.п.»71. Об этом сообщалось в докладе подполковника Н.С. Голеевского в ГУГШ от 3(16) марта 1910 года.
С учётом всех перечисленных выше фактов является справедливым вывод генерала Н.С. Ермолова в отправленном в ГУГШ рапорте от 27 марта (9 апреля) 1913 года: «Англия в смысле приготовлений к недалекой в будущем войне отстает»72. В этой связи российские офицеры задавались вполне обоснованным вопросом — о степени и характере участия Великобритании в предстоявшем мировом конфликте. Генерал Ю.Н. Данилов в мемуарах писал, что «вопрос об участии Англии в войне оставался для нас вполне открытым»73.
В донесении в ГУГШ от 31 августа (13 сентября) 1911 года генерал Н.С. Ермолов отметил: «Силы, которые Англия в состоянии высадить, недостаточно значительны, чтобы обеспечить для ее союзников действительные выгоды»74. Частично эти сомнения развеялись в свете 2-го Марокканского (Агадирского) кризиса (июнь—октябрь 1911 г.)75.
В связи с очередной фазой обострения франко-германских отношений британские власти серьёзно обсуждали возможное вмешательство в конфликт Парижа и Берлина, о чём генерал Н.С. Ермолов регулярно оповещал Петербург на протяжении августа—сентября 1911 года76.
Российские военные агенты в Лондоне Н.С. Ермолов и Н.Л. Голеевский проанализировали вероятные действия высшего британского командования в случае начала войны, рассмотрев сценарии высадки БЭС на побережье Германии, в Нидерландах, Бельгии и во Франции, и в итоге пришли к выводу: «Из всех рассмотренных планов действий англичан» план высадки «и операции экспедиционного корпуса в Северной Франции является наиболее вероятным»77.
Тем не менее Н.Л. Голеевский, отмечая малую численность БЭС и сравнительно длительный период их передислокации в Европу (примерно пять недель), выразил опасения, что за это время «на франко-германском театре войны произойдут такие события», которые британские войска «будут не в силах изменить»78. Впоследствии в направленном 15(28) февраля 1912 года в ГУГШ рапорте помощник военного агента и вовсе указал, «что официальные обещания [британского правительства] посылки 166,000 [человек] на помощь Франции были главным образом политической демонстрацией»79.
В то же время в Петербург приходили более обнадёживающие сведения из Парижа. Российский военный агент во Франции генерал-майор Г.И. Ностиц80, ссылаясь на донесения из Лондона генерала Н.С. Ермолова, напротив, 4(17) января 1912 года сообщил в ГУГШ о полной готовности Великобритании оказать военную поддержку Третьей республике в предстоявшем конфликте с Германией. При этом он ссылался на личный разговор с начальником французского генерального штаба генералом О. Дюбайлем81, который «вполне категорично <…> подтвердил достоверность английской помощи на материке и сказал, что он не имеет никакого основания не верить англичанам, что теперь, кроме того, морские генеральные штабы во Франции и в Англии вошли в тесные сношения и работают сообща над этим вопросом»82.
Генерал Г.И. Ностиц подчеркнул, что при условии британского вмешательства «превосходство в силах переходит на сторону англо-французов»83. В качестве подтверждения военный агент доложил о состоявшемся летом 1911 года визите во Францию директора оперативного отдела имперского генерального штаба Великобритании генерала Г. Вильсона84 с целью обсуждения с генералом О. Дюбайлем совместных действий против Германии. По характеристике Г.И. Ностица генерал Г. Вильсон — «самый видный деятель организации по высадке английской армии во Франции». В задачи европейского визита высокопоставленного британского офицера также входила поездка в Бельгию «для изучения ее обороноспособности против Германии и для побуждения ее принять решительные меры противодействия германскому вторжению»85.
Несмотря на противоречивый характер поступавших из Лондона и Парижа сведений, в Петербурге всё же решили: они «подтверждают предположение, что Англия на самом деле намерена поддержать Францию не только на море, но и на суше»86. Генерал Ю.Н. Данилов также вспоминал: «Более всего — в расчётах видеть Англию на нашей стороне — нас укреплял факт нарушения Германией бельгийского нейтралитета»87.
В самый разгар Июльского кризиса 1914 года генерал Н.С. Ермолов ежедневно телеграфом передавал в Петербург сведения относительно настроений, царивших в британском правительстве и имперском генеральном штабе. Данные, поступавшие из Лондона, демонстрировали убеждённость британских властей в желании Германии скорее развязать войну. Так, в сообщении от 12(25) июля 1914 года российский военный агент докладывал в ГУГШ, что «английский генеральный штаб уверен, что Австрию толкает на войну Германия, так как в Берлине полагают обстановку благоприятной»88.
23 июля (5 августа) 1914 года генерал Н.С. Ермолов сообщил в Петербург: несмотря на замешательство Сент-Джеймского кабинета в первые дни мирового пожара после нарушения нейтралитета Бельгии, «Англия в полночь объявила войну Германии…»89. На следующий день он доложил в ГУГШ об отправлении во Францию британской экспедиционной армии в составе «3-х корпусов по 2 дивизии в каждой»90.
Параллельно британские власти, по сведениям генерала, объявили набор «100, 000 [человек] для регулярной армии, новобранцы зачисляются толпами. Из Индии вызываются две дивизии, колонии предлагают свои небольшие экспедиционные контингенты…»91, что демонстрировало полную солидарность британской метрополии и её имперских владений в предстоявшей схватке с Кайзеровской Германией.
В течение предвоенного десятилетия российские военные агенты в Лондоне пристально наблюдали за перипетиями британо-германских противоречий, указывали на принципиальность британо-германского антагонизма и, несмотря на неоднократные попытки его дипломатического разрешения, констатировали ежегодный неуклонный рост напряжения в отношениях Лондона и Берлина по вопросу военно-морского и колониального соперничества. В то же время в центре внимания военных агентов России находилась проблема европейского равновесия, имевшего национальную проекцию для Соединённого Королевства, поскольку его безопасность напрямую зависела от баланса сил в Европе. Кайзеровская Германия стремилась к нарушению сложившегося порядка, обрушив свою военную мощь на Францию через территорию Бельгии, что в известной степени и предопределило вступление Великобритании в Первую мировую войну.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Зайончковский А.М. Первая мировая война. М.: Центрполиграф, 2024. С. 11; Тарле Е.В. Сочинения в 12 т. Т. 5: Европа в эпоху империализма. 1871—1919 гг. // Военная революция на западе Европы и декабристы // Витте С.Ю. Опыт характеристики внешней политики. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1958. С. 58; Мировые войны ХХ века. Кн. 1: Первая мировая война: Исторический очерк. М.: Наука, 2002. С. 34; Романова Е.В. Путь к войне: развитие англо-германского конфликта 1898—1914 гг. М.: МАКС Пресс, 2008. С. 2; Оськин М.В. История Первой мировой войны. М.: Вече, 2014; Синегубов С.Н., Шилов С.П. Кайзеровская Германия — Великобритания — Россия: альтернативы и реалии военно-морских взаимоотношений в 1897—1906 гг. СПб.: Остров, 2016. С. 3.
2 Фергюсон Н. Горечь войны: новый взгляд на Первую мировую. М.: АСТ: Соrрus, 2019. С. 110.
3 Филитов А.М. История Первой мировой войны в современном международном дискурсе: традиционные дискуссии, новые темы, «белые пятна» // Российская история. 2017. № 4. С. 109.
4 Кларк К. Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году. М.: изд-во Института Гайдара, 2023. С. 202.
5 Там же. С. 222.
6 Грей Эдвард (1862—1933) — британский политик, государственный деятель, министр иностранных дел Великобритании (1905—1916).
7 Кларк К. Указ. соч. С. 261, 262.
8 Данилов Юрий Никифорович (1866—1937) — российский офицер, генерал-квартирмейстер ГУГШ (1909—1914).
9 Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне 1914—1915 гг. Берлин: Слово, 1924. С. 62.
10 Алексеев М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Кн. 1—2. М.: Рус. разведка, 1998; кн. 3, ч. 1—2: Первая мировая война. 2001; Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Не подлежит оглашению: Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах, 1900—1914. М.: Реалии-Пресс, 2003; Лисицына Н.Н. Русские военные агенты в Лондоне в конце XIX — начале XX века: взгляд на Восток // Клио. 2005. № 1(28). С. 161—166; Кикнадзе В.Г. Развитие радиоразведки накануне и в ходе Первой мировой войны // Первая мировая война в истории Российской нации: сборник научных статей международной научно-практической конференции, посвящённой 100-летию начала Первой мировой войны. Пенза, 2014. С. 62—66; Алпеев О.Е. Вооружённые силы и стратегические планы Великобритании в Центральной и Южной Азии в оценках офицеров российского Генерального штаба (конец XIX — начало XX в.) // Взгляд чужеземца: Дипломаты, публицисты, учёные-путешественники между Востоком и Западом в XVIII—XXI вв.: Коллективная монография. М.; СПб.: Ин-т славяноведения РАН, Нестор-История, 2020. С. 173—184.
11 Романова Е.В. Указ. соч. С. 37—39; Лихарев Д.В. Флот и военно-морское ведомство Великобритании на пути к Первой мировой войне. 1900—1914. СПб.: Евразия, 2021. С. 91—93; Кларк К. Указ. соч. С. 199, 200; Фёдоров Н.В. Идеи А.Т. Мэхэна и военно-морская политика великих держав на рубеже XIX—XX вв. // Военно-исторический журнал. 2012. № 12. С. 15—21.
12 Российский государственный исторический архив. Ф. 1622. Оп. 1. Д. 269. Л. 75 об.
13 Романова Е.В. Указ. соч. С. 66—69, 77, 78; Синегубов С.Н., Шилов С.П. Указ. соч. С. 139—141.
14 Kennedy P. The Rise of the Anglo-German Antagonism, 1860—1914. New York: Humanity Books, 1987. P. 251.
15 Ермолов Николай Сергеевич (1853—1924) — российский офицер, разведчик, военный агент в Великобритании (7 января 1891 г. — 2 марта 1905 г., 20 февраля 1907 г. — 1917 г.).
16 Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Указ. соч. С. 75.
17 Inside the Commons // Western Gazette. 1904. 15 July.
18 Вогак Константин Ипполитович (1859—1923) — российский офицер, разведчик, военный агент в Китае (26 марта 1892 г. — 20 февраля 1893 г.), Китае и Японии (20 февраля 1893 г. — 17 января 1896 г.); первый военный агент в Китае (17 января 1896 г. — 25 мая 1903 г.); военный агент в Великобритании (24 марта 1905 г. — 20 февраля 1907 г.).
19 Алексеев М. Указ. соч. Кн. 2. С. 517, 518.
20 О предшествующей деятельности Н.С. Ермолова и К.И. Вогака в качестве военных агентов см.: Сергеев Е.Ю. Задачи Англии на Востоке. Донесения русского военного атташе в Лондоне Н.С. Ермолова // Исторический архив. 1995. № 1. С. 15—29; Добычина Е.В. Разведка России о японском влиянии в Китае на рубеже XIX—XX веков // Вопросы истории. 1999. № 10. С. 127—131; она же. Русская агентурная разведка на Дальнем Востоке в 1895—1997 годах // Отечественная история. 2000. № 4. С. 161—170; она же. Российские военные агенты на Дальнем Востоке о реорганизации разведслужбы в регионе в 1901—1903 гг. // Военно-исторический журнал. 2010. № 8. С. 52—55.
21 Алексеев М. Указ. соч. Кн. 2. С. 522. Подробнее о деятельности морских агентов в Великобритании накануне Первой мировой войны см.: Тениченко А.А. Русские военно-морские агенты в Лондоне об англо-германском соперничестве на море в конце XIX — начале XX века (на основе материалов Российского государственного архива военно-морского флота) // Учёные записки Орловского государственного университета. 2015. № 6. C. 79—84.
22 Гулльский инцидент — обстрел российской 2-й Тихоокеанской эскадрой З.П. Рожественского британских рыболовецких судов в ночь на 22 октября 1904 г. в Северном море, недалеко от английского г. Халл (Гулль). Инцидент поставил Россию и Великобританию на грань войны. Подробнее см.: Гребенщикова Г.А. «Наша эскадра стреляла не по каким-то подозрительным судам, но по неприятельским миноносцам, шедшим на нее в атаку». Военный инцидент, произошедший между Россией и Англией в Северном море 8(21)—9(22) октября 1904 года // Военно-исторический журнал. 2025. №. 3. С. 44—53.
23 Лихарев Д.В. Указ. соч. С. 132, 133; Синегубов С.Н., Шилов С.П. Указ. соч. С. 273, 274.
24 Бюлов Бернгард (1849—1929) — германский политик, государственный деятель, рейхсканцлер Германии (1900—1909).
25 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 1. Д. 970. Л. 166.
26 Там же. Л. 162.
27 Бальфур Артур (1848—1930) — британский политик, государственный деятель, премьер-министр Великобритании (1902—1905).
28 Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Указ. соч. С. 201.
29 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 977. Л. 8 об.
30 Там же.
31 Там же. Д. 984. Л. 3 об. — 5.
32 Там же. Д. 977. Л. 7.
33 Там же.
34 Романова Е.В. Указ. соч. С. 52—54.
35 Фишер Джон (1841—1920) — британский морской офицер, реформатор военно-морского флота Великобритании, 1-й морской лорд (1904—1910, 1914—1915).
36 Лихарев Д.В. Указ. соч. С. 135; Stratchan H. The First World War. Vol. I: To Arms. Oxford: Oxford University Press, 2003. P. 17.
37 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3692. Л. 28 об.
38 Там же. Д. 988. Л. 48 об.
39 Там же. Д. 3692. Л. 32 об.
40 Там же. Л. 49.
41 Там же. Л. 32 об.
42 Там же. Л. 29.
43 Тениченко А.А. Указ. соч. С. 81—83.
44 Холдейн Ричард (1856—1928) — британский политик, государственный деятель, военный министр Великобритании (1905—1912).
45 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3691. Л. 25.
46 Там же.
47 Там же. Л. 34.
48 Там же. Л. 34 об.
49 Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1801—1914: в 4 т. Т. 4: Внешняя политика императора Николая II. 1894—1914. М.: Кучково поле, 2018. С. 67, 68. Роген Ю. Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914—1920 гг. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. С. 66.
50 Романова Е.В. Указ. соч. С. 91, 92.
51 Там же. С. 97.
52 Айрапетов О.Р. Указ. соч. Т. 3: Внешняя политика императоров Александра II и Александра III. 1855—1894. С. 418; Ливен Д. Навстречу огню. Империя, война и конец царской России. М.: РОССПЭН, 2017. С. 277.
53 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7647. Л. 4, 4 об.
54 Там же. Л. 38 об.
55 Там же.
56 Современное политическое положение в Сирии // Сборник Главного управления Генерального штаба (Сборник ГУГШ). Июль 1913. № 50. C. 77.
57 Там же.
58 Gooch J. The Plans of War. The General Staff and British Military Strategy c. 1900—1916. London: Routledge, 2016. P. 249—255.
59 Англия в вопросе о турецких владениях в Аравии // Сборник ГУГШ. 1913. Апрель. № 47. С. 69.
60 Айрапетов О.Р. Указ. соч. Т. 4. С. 71.
61 Роген Ю. Указ. соч. С. 66.
62 Англия в вопросе о турецких владениях в Аравии. С. 69.
63 Там же. С. 70.
64 Stratchan H. Op. cit. P. 18.
65 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 62.
66 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 970. Л. 52.
67 Там же. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 578. Л. 101.
68 Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7647. Л. 33 об., 34.
69 Там же. Д. 3691. Л. 35 об.
70 Там же. Д. 3692. Л. 26, 26 об.
71 Там же. Д. 7647. Л. 17, 17 об.
72 Там же. Д. 3692. Л. 28 об.
73 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 61.
74 Международные отношения в эпоху империализма (МОЭИ). Сер. 2. Т. 18. Ч. 1. Л.: Гос. изд-во полит. лит., 1939. С. 440; Сергеев Е.Ю., Улунян А.А. Указ. соч. С. 343.
75 Агадирский кризис — острый международный конфликт, возникший в 1911 г. в результате франко-германского соперничества в Марокко. По результатам переговоров между Берлином и Парижем кризис был урегулирован 4 ноября 1911 г.: Франция получила Марокко в качестве протектората в обмен на территориальные уступки Германии в Камеруне за счёт Французского Конго.
76 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3363. Л. 18—32.
77 Там же. Л. 27.
78 Там же. Л. 28.
79 Там же. Д. 3686. Л. 17 об.
80 Ностиц Григорий Иванович (1862—1926) — российский офицер, разведчик, военный агент во Франции (3 августа 1908 г. —1 марта 1912 г.).
81 Дюбайль Огюст (1851—1934) — французский офицер, военачальник, начальник генерального штаба Франции (1911).
82 МОЭИ. Сер. 2. Т. 19. Ч. 2. С. 14.
83 Там же. С. 15.
84 Вильсон Генри (1864—1922) — британский офицер, директор оперативного отдела имперского генерального штаба Великобритании (1910—1914).
85 МОЭИ. Сер. 2. Т. 19. Ч. 1. С. 225.
86 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3363. Л. 32.
87 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 62.
88 РГВИА. Ф. 16352. Оп. 1. Д. 6. Л. 57.
89 Там же. Л. 60.
90 Там же. Л. 61.
91 Там же. Л. 62.