The story of three portraits of S.M. Budyonny (Publication of L.Ye. KOLESNIKOVA)
Аннотация. В статье рассказывается об истории создания трёх портретов С.М. Будённого Заслуженым художником РСФСР Н.Ф. Денисовским, о его встречах с легендарным полководцем.
Summary. The article tells about the history of creation of three portraits of S.M. Budyonny by Honored artist of the RSFSR N.F. Denisovsky as well as his meetings with the legendary military leader.
ВОСПОМИНАНИЯ И ОЧЕРКИ
Публикация КОЛЕСНИКОВОЙ Ларисы Ефремовны — литературоведа, Заслуженного работника культуры РФ
(Москва. E-mail: poesiya@rambler.ru).
ИСТОРИЯ ТРЁХ ПОРТРЕТОВ С.М. БУДЁННОГО
«Истинный художник, который в дни великих испытаний живёт, думает и чувствует вместе со своим народом, не может не раскрыть во всём, что он делает, лучших сторон своей души», — эти слова А.А. Фадеева можно с полным правом отнести к творчеству Заслуженного художника РСФСР Н.Ф. Денисовского.
Николай Фёдорович Денисовский прожил большую и интересную жизнь: две большие войны, революция, первые пятилетки, послевоенное возрождение, мирные будни и тревоги грозовых лет — всё это нашло отражение в его картинах, рисунках, эскизах. В 1920-х годах практически во всех сатирических журналах публиковались его карикатуры. Он иллюстрировал книги и работал как художник-декоратор, а в годы Великой Отечественной войны возглавил редакцию военно-оборонных плакатов «Окна ТАСС», возродив боевые традиции своего учителя В.В. Маяковского, с которым в годы Гражданской войны рисовал «Окна РОСТА».
В послевоенные годы Н.Ф. Денисовский — один из организаторов Агитплаката. Казалось, не было такой области искусства, в которой не работал бы этот талантливый художник, совмещая свою творческую жизнь с преподавательской работой в различных вузах нашей страны.
Мне посчастливилось на протяжении многих лет общаться с Н.Ф. Денисовским и работать с его архивом. Часто Николай Фёдорович увлекательно рассказывал мне о той далёкой эпохе начала 1920-х годов. Очень жаль, что он оставил так мало воспоминаний, а ведь ему довелось работать с поэтами В.В. Маяковским и В.Я. Брюсовым, художниками Г.Б. Якуловым и Д.П. Штеренбергом, режиссёрами В.Э. Мейерхольдом, Н.М. Фореггером и другими известными представителями Серебряного века. Он создал целую галерею портретов своих современников — В.В. Маяковского, В.Э. Мейерхольда, Г.Б. Якулова, Д.П. Штеренберга, актера И.П. Чувилёва, художника А.М. Герасимова, виолончелиста В.И. Матковского, хирурга С.П. Фёдорова, а также выдающихся советских деятелей и военачальников. Каждого портретируемого он старался запечатлеть в привычной для него обстановке, что помогало раскрыть сущность его характера.
В данной публикации представлен рассказ Николая Фёдоровича (с его слов записан мною в 1970-х годах) о создании им нескольких портретов С.М. Будённого.
В 1933 году в Хамовническом манеже при Высшей кавалерийской школе верховой езды я работал над конным портретом К.Е. Ворошилова для выставки «15 лет РККА». Мне была предоставлена возможность работать в одной из лож манежа. В манеж также приезжали многие военные руководители, преимущественно конники, для тренировки в верховой езде. Здесь и произошла моя первая встреча с легендарным полководцем, героем Гражданской войны Семёном Михайловичем Будённым, чьё имя гремело по всей стране. В детстве почти все мальчики играли в конников — будёновцев, скакали в будёновках, сделанных из бумаги, и размахивали деревянными шашками. Сколько подвигов и побед было связано в их воображении с легендарным героем!
Однажды я увидел Будённого в манеже. Он шёл мне навстречу, такой знакомый по портретам: подтянутый, плечистый, среднего роста, с пышными усами и карими глазами. Мне казалось, что он сейчас подаст какую-нибудь команду, но он подошёл ко мне и тихим голосом произнёс: «Можно поглядеть, как идёт работа?» (фото 1).
Семён Михайлович был блестящим знатоком лошадей. Для него лошадь — живое разумное существо, он знал все её повадки и привычки. Он говорил, что голова лошади имеет персональную, неповторимую особенность, что отличает одну лошадь от другой. Он узнавал по лошади и её выездке, из какого она полка. Будённый объяснял мне разницу между дрессировкой и выездкой. «В первом случае, — говорил он, — главную роль играет запоминание, а при выездке — автоматическая, привычная, мягкая устойчивость — подчинение, так сказать, “разговорному языку”, который проявляется в продуманных приёмах воздействия на лошадь или, что то же, — в управлении при помощи шенкелей и поводов». Он объяснял мне, что такое трензель, мундштук, как надо держать поводья, как поднять лошадь в галоп, как добиться боковых движений. «На свете нет более благородного существа, чем лошадь, — говорил Семён Михайлович, — в ней соединилось всё: красота чистокровных животных — их ум, чудесные таланты. Нет трюка, которого не освоил бы умный конь. Животные словно догадываются, что они доставляют людям наслаждение своей красотой». Вот как он любил лошадей.
Я стоял, зачарованный тайнами верховой езды, слушал его замечания о моей работе и об ошибках в изображении верховой лошади. Он считал, что мне надо самому сесть на лошадь, и тогда я лучше пойму свои допущенные ошибки. Его забота о моей работе была трогательной.
Я взялся с большей энергией как за овладение рисунком лошади, так и изучение конного дела. Много раз Будённый бывал в манеже и всегда заходил ко мне. Однажды во время нашей беседы я предложил написать его портрет, он согласился. Я был несказанно счастлив, что мне представилась такая неожиданная возможность, и сразу принялся за его конный портрет.
В период наших сеансов позирования мы много беседовали. Семён Михайлович часто рассказывал о себе. Будённому импонировали художники, его интересовала их работа, со многими он был лично знаком, встречался, разговаривал об искусстве. Он подробно рассказывал мне, как его лепила скульптор Мария Денисова-Щаденко и как в погоне за модой того времени испортила его портрет.
Он рассказывал мне, как его писал Василий Никитич Мешков. Один раз ему самому захотелось попробовать рисовать. Художник Мешков, уходя, оставил портрет у Семёна Михайловича дома. «Не долго думая, я взял кисть с краской и кое-что подправил, — рассказывал Будённый. — Получилось, по-моему, лучше. Однако, придя на следующий день, Мешков увидел, что кто-то прикасался к портрету, да так рассвирепел, что я не мог его унять. Он выругался, забрал портрет и краски и больше не приходил ко мне. Мало того, рассказал всем об этом инциденте».
«Михаил Иванович Калинин, которому Мешков тоже рассказал об этом происшествии, встретив меня, — продолжал Будённый, — подшучивал: “Семён, ты что же, художником стал?” Вот такой принципиальный был Мешков».
Семён Михайлович очень бережно относился к одному из старейших художников — Александру Александровичу Пржеславскому, известному знатоку лошадей, который вместе с художником Ф.А. Рубо писал Бородинскую панораму. Он посылал ему от себя дрова для отопления, в которых тот нуждался. Всё это говорило о его простоте, доброте и человечности.
Совместно с К.Е. Ворошиловым Будённый дал разрешение художнику Митрофану Борисовичу Грекову работать при 1-й Конной армии, где им были созданы замечательные полотна, рассказывающие о ярких эпизодах Гражданской войны.
В обыденной жизни Семён Михайлович был необыкновенным шутником и часто старался поставить в затруднительное положение своего собеседника. Так, однажды, приехав в манеж и взглянув на портрет Ворошилова, который я рисовал, он стал пристально всматриваться в него и спросил меня: «Николай Фёдорович! Это что же такое? У лошади Климента Ефремовича есть хвост, а у моей на портрете нету?». Я опешил и говорю, что у его лошади не видно хвоста, она стоит в фас, а у Ворошилова в профиль. «Ничего не хочу знать, — говорит он, — у моей лошади должен быть хвост». Вот такой был шутник Будённый.
Однажды ко мне обратились из кинохроники с просьбой разрешить снять наши сеансы позирования. Я передал эту просьбу Семёну Михайловичу. Он, подумав, сказал: «Возможно, ведь мне всё равно, а вам — реклама. Пусть приезжают». И на следующий день приехали из кинохроники, и Семён Михайлович, проезжая на лошади по манежу, позировал для съёмки. Была выпущена хроникально-документальная лента, как я пишу конный портрет Будённого; она демонстрировалась в кинотеатрах (фото 2).
Однажды Сёмен Михайлович приехал вместе с К.Е. Ворошиловым и художниками В.Н. Дени, Ф.А. Модоровым, Е.А. Кацманом и А.М. Герасимовым. Он их привёз, чтобы показать портреты. Эту сцену я потом изобразил в картине «К.Е. Ворошилов и С.М. Будённый среди художников». Позднее она выставлялась 4 февраля 1941 года на выставке, посвящённой 60-летию со дня рождения Ворошилова.
Семён Михайлович очень трогательно относился к судьбе моей картины. Он хотел, чтобы на его портрете была изображена шашка с орденом, которой он был награждён (золотое оружие), но я не знал, как она выглядит. И однажды я увидел его входящим в манеж. Двумя руками он держал на линии плеч шашку, на которой был золотой эфес с орденом Красного Знамени и георгиевский петляк. Он положил торжественно шашку на стол и попросту сказал: «Смотрите, чтобы её не спёрли. Вот она какая!».
Будённый считал себя соучастником в создании портрета и очень волновался, когда я повёз портрет на жюри. Он просил позвонить ему по телефону и рассказать, как будет принят портрет. Я позвонил ему и сказал, что кто-то из членов жюри отметил, что ноги у коня поставлены неправильно. Семён Михайлович очень встревожился: «Как так? Этого не может быть, я сейчас сам приеду». И через несколько минут прибыл на Кузнецкий, 11, где шло заседание жюри. Неожиданно для всех военным шагом входит в зал Семён Михайлович, подходит к столу жюри и спрашивает: «Кто здесь говорит, что ноги у коня неправильные? — Молчание, смущение, замешательство. Один из членов жюри смущенно произносит: «Это я говорил». Семён Михайлович: «А позвольте вас спросить, что вы в ногах лошади понимаете?» На этом разговор закончился… Он уехал, и работа была принята без поправок.
Второй конный портрет Семёна Михайловича мы написали совместно с Александром Александровичем Пржеславским — лучшим знатоком лошадей. Специально для этих сеансов у меня в мастерской была выстроена деревянная лошадь (фото 3).
Военная галерея Д. Доу в Эрмитаже навсегда оставила славу о русских героях войны 1912 года. Хотелось и нам видеть наших героев, прошедших тяжёлые испытания Гражданской войной, голодом, холодом и лишениями, но всё-таки увенчанных лаврами славы. Мы с Семёном Михайловичем условились, что он приедет ко мне в мастерскую и будет позировать для парадного портрета в новой форме Маршала Советского Союза. Это было в 1940 году (фото 4).
Кабинет Будённого находился в особняке, где когда-то располагался музей С.И. Щукина. Там устраивались выставки, посвящённые Красной армии. Я хорошо знал этот особняк ещё раньше, его парадный вход и лестницу с красным ковром. Много дней я провёл там, где ранее находилась галерея Щукина. Потом её распределили по другим коллекциям, но использование этого помещения Наркоматом обороны сохранило дух того времени.
Я задумал изобразить С.М. Будённого в этом помещении в полной парадной форме цвета морской волны, при орденах, с бриллиантовой звездой на шее и саблей, которая блестела. Семён Михайлович на портрете так и изображён на фоне парадной лестницы с красным ковром, что придало портрету торжественность. Это уже был не «братишка», а Маршал Советского Союза в зените воинской славы.
Семён Михайлович приезжал ко мне в мастерскую на Масловку на сеансы позирования вместе с полковником П.П. Зеленским, его ординарцем. Будённого всегда окружала группа порученцев-адъютантов, которые стояли в коридоре у лифта и в подъезде. Так проходили наши сеансы (фото 5).
Между прославленным полководцем и мной сложились очень тёплые, дружеские отношения. Как-то раз он пригласил меня к обеду к себе на дачу в Баковку. Мы были втроём — Семён Михайлович, его ординарец Пётр Павлович Зеленский и я. Будённый рассказывал о Гражданской войне, вспоминал эпизоды и различные встречи. Потом он взял баян, который лежал на диване, и начал играть и напевать народные «песни-страдания» различных местностей. Он рассказывал, как увлекался народным фольклором, характерным для каждой из них. Это своеобразное выступление очаровало меня. Оно было настолько искренним, шло как-то от души. Это пел не актер, это пел на сельской улице так задушевно о молодости, красивой мечте сам народ. Скоро подали чай, он снял с плеча баян и положил его на прежнее место, но мне показалось, что он ещё переживает и вспоминает прошедшие годы молодости. И долго ещё у меня в ушах звучали эти мотивы…
Таким я запомнил Будённого — легендарного маршала и удивительно искреннего и душевного человека. Героическое время… Героические люди… И я был рад, что мне представилась счастливая возможность языком своего искусства рассказать о легендарном герое…
* * *
Сегодня портреты Н.Ф. Денисовского стали документами эпохи. Они хранятся не только в Государственной Третьяковской галерее, но и во многих российских и зарубежных музеях. Один из парадных портретов Будённого можно увидеть и в экспозиции Института русского реалистического искусства (фото 6).