Аннотация. В статье на основе опубликованных и архивных документов исследуется деятельность учёных-лесоводов (форстмейстеров) в России периода XVIII — начала XIX века в рамках Адмиралтейского ведомства, раскрывается их роль в становлении отечественного парусного флота, анализируется процесс трансформации кадрового состава и функциональных обязанностей «лесных знателей» на протяжении столетия.
Summary. The paper stems from published and archival documents to explore the work of foresters in Russia in the 18th and early 19th century under the Admiralty department, highlights their role in the establishment of the domestic sailing fleet, and analyzes the transformation of the personnel makeup and functions of the foresters over the century.
ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
ЛУПАНОВА Евгения Михайловна — старший научный сотрудник отдела истории Кунсткамеры и российской науки XVIII века (Музей М.В. Ломоносова) МАЭ РАН, кандидат исторических наук
(Санкт-Петербург. E-mail: lupanova@kunstkamera.ru).
«При коих та должность стоит, принадлежат до Адмиралтейства…»
Форстмейстеры на службе русского парусного флота
На страницах художественных произведений отечественных литературных классиков XIX столетия современные читатели сталкиваются с описанием эпизодических, но ярких образов форстмейстеров (форштмейстеров), не совсем понимая этимологию и смысл этого иностранного термина, а тем более не представляя историческую значимость людей данной профессии.
И.И. Лажечников сопровождает упоминание о них пояснением в скобках: «Я разумею тогдашних, которые в два, три года наживали себе большие состояния, находя готовые клады, не охраняемые никакими духами, в лесах, преимущественно корабельных». У А.В. Амфитеатрова, напротив, этот художественный образ вполне положительный: «Управляющий лесными дачами графини… родом швед, молодой и в высшей степени приличный господин… фаворит госпожи». М.Е. Салтыков-Щедрин со свойственным ему юмором представляет «ужасного капитана Махоркина», о котором «в городе ходили самые загадочные и разноречащие слухи». Он рисует общий портрет форстмейстеров: «История наша относится к тем блаженным временам, когда лесничие назывались еще форшмейстерами… Лесничие… набирались из людей всякого звания и имели познания по своей части весьма ограниченные, а именно, были убеждены, что сосна, например, никакого иного плода, кроме шишки, не производит, да и эту шишку, по большей части, смешивали с еловою, потому что сведение своё почерпали исключительно из пословицы “Не хочешь ли шишки еловой?”». Как писал известный сатирик, нынешние лесники — щёголи с утончёнными манерами, а прежних отличала «чрезвычайно приятная простота форм»: «…в то время было очень просто. Лесничий не говорил имеющему до него касательство: “Mon сher, приготовь мне к завтрашнему числу триста рублей, потому что, в противном случае, я тебя, mon ami, под суд упеку”, а обращался к нему с следующею речью: “Если ты, такой-сякой, завтра чем свет мне три целковых не принесёшь, то я тебя как Сидорову козу издеру”».
Подобные литературные гиперболы имели мало общего с истинным портретом учёных-лесоводов, сыгравших в предыдущем столетии значительную роль в становлении и развитии русского парусного флота, укреплении обороноспособности государства. Строительство любого военного корабля начиналось именно с их работы. Также, как вальдмейстеры, они заведовали корабельными лесами. Но в отличие от чиновников, которые обычно имели боевой опыт, а потом получали различные назначения на гражданской службе, форстмейстеры были специалистами в своей области и организовывали ведение лесного хозяйства на основе новейших знаний, передовых зарубежных технологий и рациональных начал.
Существуют некоторые свидетельства попыток Петра I пригласить в Россию «людей, искусных в знании и хождении за лесом». Однако переговоры не приносили результатов1. В 1720-х годах к описанию лесов стали привлекать геодезистов, чья деятельность была связана с Академией наук и Географическим департаментом2. В 1726 году при посредничестве купца Говерса из Гамбурга были приглашены на службу три немецких «лесных знателя»: Мелхиер Зелгер, Иоганн (Яган) Фалентин Мерцгунмер и Фердинанд Габриель Фокель, которые служили «в княжестве герцога Броуншвейгского, Люнебургского и Бланкенбургского», в лесах, росших по берегам Эльбы. Каждому из них было предоставлено по шесть учеников и рабочие из расчёта два человека на 2500 десятин леса3. Надзору приглашённых специалистов вверялись все молодые леса и участки, которые предполагалось засеять.
Иностранные специалисты не всегда продолжали выполнять те же функции, что у себя на родине, хотя названия профессий сохранялись4. Текст договора с форстмейстерами является интересным памятником эпохи, характеризующим представления о задачах «бережения лесов». Специалисты обязывались «содержать [леса] как обыкновенно не токмо в Германии, но и лутче буде можно». Работа форстмейстеров не ограничивалась тем, чтобы леса «ото всякого вреда, тако ж от гнилости и протчих повреждений охранять неотменно». Им вменялись в обязанность подготовка и организация лесозаготовок для нужд Адмиралтейств-коллегии: «Осмотреть места и вовремя к размножению и заготовлению лесов удобные к лутчей службе, а именно вся помянутым рекам надлежащия к заготовлению на корени леса в которых местах на что угодны найдитца могут и довольно ль число и какия потребу порознь годны и в которых местах натурою и крепостию других превосходят и каким образом заготовлять способнее и к пристаням вывозить и сплавлять безубыточнее»5.
В сознании автора документа охрана, разведение, заготовление и доставка неразрывно связаны между собой. Лесное хозяйство становилось особым родом земледелия. При этом перед форстмейстерами не стояла задача сбережения лесов как объекта природы. Целью их работы являлись: отбор тех пород деревьев, которые представляли ценность для нужд кораблестроения; их разведение; уход за ними, обеспечивавший оптимальную форму ствола. Прочие же растения, не представлявшие хозяйственной ценности с государственной точки зрения, не подлежали охране.
В контракте с немецкими специалистами особо оговаривалась обязанность объяснять ученикам, «каким образом заготовлять и годность и негодность знать и всякое время рубить и каким образом сеять и размножать и от вредности всякой охранять обучать»6. Со временем они должны были подготовить поколение отечественных лесничих. Ф.Г. Фокель воспитал плеяду замечательных специалистов по лесному хозяйству. После его смерти все его ученики вели собственные описания лесов и, в свою очередь, передавали знания и опыт следующему поколению7.
Ко второй половине XVIII века удалось обеспечить форстмейстером практически каждый уезд Европейской России. Хотя на каждого из них возлагалось непосильное бремя контроля над обширными территориями, это было значительное достижение. Для правительства Елизаветы Петровны такое количество казалось более чем достаточным. В первую очередь, специалисты должны были сосредоточиться на обеспечении древесиной флота. Для «разводу вновь потребных ко флоту лесов и для починки и хранения в добром порядке рощей» в середине 40-х годов XVIII века (уже после возвращения Я. Фалентина в Германию и смерти М. Зелгера) решено было ограничить штат двумя форстмейстерами. Ощущение дефицита специалистов по лесному хозяйству появилось позже. Попытки расширить форстмейстерскую службу в начале XIX столетия были связаны с комплексным подходом к задачам государственного регулирования лесопользования.
Пока же более перспективным виделось объединение вальдмейстерской и форстмейстерской служб. Указом от 16 марта 1761 года повелевалось каждому вальдмейстеру составлять описи и карты вверенных им территорий8. Чиновники должны были овладевать умениями учёных лесоводов и выполнять функции, которые в 1730-х годах были разделены между разными должностными лицами.
В 1772 году из немецких земель снова был приглашён специалист по лесному хозяйству, но перед ним ставились принципиально иные задачи, чем при Петре Великом. Ф.Л. фон Занде прибыл для работы в Измайловском зверинце. О нём известно, что «с малолетства упражнялся с пользою в подчистке лесов в разных частях Германии по берлинскому методу»9. Ему предстояло заниматься прежде всего лесным хозяйством; уход за животными и организация охоты находились на втором плане. Аналогичным образом определялись обязанности и царскосельского егермейстера, также немецкого происхождения10. Спустя два десятилетия произошло смещение акцентов, и руководство Измайловским зверинцем было передано «сокольнику, не имеющему в лесном хозяйстве ни малейшего сведения», что вызвало возмущение Ф. Л. Фон Занде11. В 1797 году он был переведён в форстмейстеры Московской губернии.
В 1773 году была предпринята очередная попытка подготовить отечественных специалистов по лесному хозяйству. Императрица распорядилась определить десять ягд-пажей из числа дворян при обер-егермейстерском корпусе для обучения «форстмейстерству», «знанию лесоохранительного и размножительного обряда» в течение четырёх лет. В указе подчёркивалась важность восстановления форстмейстерской службы «вместо ныне обыкновенных вальдмейстеров, не имеющих о форштмейстерских делах ни малейшего знания». Планировалось, что специалисты займутся делом «с вящим искусством перед прежними, как то доныне бывало»12. Приоритетным объявлялось охотничье хозяйство: ягд-пажи должны были обеспечивать условия для охоты и охранять леса как места, благоприятные для развлечения императрицы и её ближайшего окружения. Примеры королевских, царских, княжеских охотничьих угодий легко найти как в русском, так и в западноевропейском Средневековье, эти традиции сохранялись и в XVIII веке.
В 1790 году казанский и вятский генерал-губернатор П.С. Мещерский просил через Сенат изыскать возможность определить в Адмиралтейскую школу в Казани 28 форстмейстерских детей; он предполагал, что со временем сформируется потомственная группа по аналогии с рядом других профессиональных династий. П.С. Мещерский рапортовал о необходимости «надлежащего рассмотрения, дабы тех форштмейстерских служителей дети не оставались без надлежащей той самой науки, в коей и отцы их находятся, по тому наиболее, что все те люди весьма нужны, как в подчистке, так и смотрению лесов; леса ж, при коих та должность состоит, принадлежат до Адмиралтейства». Сенат ответил отказом на основании отсутствия практики обучения этому делу в стенах учебных заведений, а также по причине необходимости экономить средства: «Таковой науки, какая форштмейстерскому званию прилична, в адмиралтейских школах не преподаётся, а заимствовалась оная обыкновенно, и ныне те малолетние должны обучаемы быть от форштмейстеров же, так как сего искусства людей ныне при Адмиралтействе никого уже нет, а по тому нет же и способа сему в адмиралтейских школах обучать». Вместе с тем, «чтобы оные малолетние дети не могли оставаться по неимуществу отцов их без пропитания», предписывалось обеспечивать их жалованьем, одеждой и продовольствием наряду с учениками Казанской гарнизонной школы13.
К рубежу XVIII—XIX столетий наступило некоторое разочарование в немецких методах и специалистах. В 1807 году в России помимо получивших необходимые знания и умения на родине работали «учёные форстмейстеры, обучавшиеся в Англии»14.
Служба учёных лесоводов стала предметом особого внимания Павла I. Он хотел подобрать благонадёжных чиновников для «наполнения ваканций обер-форшмейстерских», восстановить количество специалистов лесного хозяйства на уровне 1740—1750-х годов. На фоне ужесточения дисциплины во флоте нашлись офицеры, выразившие желание оставить службу на море и занять должности форстмейстеров. Для них было предусмотрено повышение в должности. Вчерашнему мичману вместе с должностью форстмейстера давали чин надворного советника, приравненный к званию капитан 2 ранга, т.е. происходил карьерный скачок из XII в VII класс Табели о рангах15.
В 1798 году образовавшиеся вакансии были быстро заполнены. Через год в Адмиралтейств-коллегию поступили как минимум два прошения о принятии на форстмейстерскую должность от весьма достойных кандидатов. Немец по происхождению, сын форстмейстера К.И. Мешвиц, получивший соответствующий багаж знаний и практических навыков, жил в Санкт-Петербурге и в связи с расширением штата лесных служащих надеялся получить должность, соответствовавшую его интересам и опыту. П.И. Метлин был выпускником Московского университета, проявил способности к алгебре, геометрии, тригонометрии. Как получивший за успехи в учёбе обер-офицерский чин он просил о назначении в форстмейстеры в Нижегородскую губернию, где жили его ближайшие родственники. Оба кандидата получили отказ в связи с тем, что должности были уже заняты, но с оговоркой, что в случае появления вакансии П.И. Метлина будут иметь в виду16. Остаётся непонятным, почему молодой, здоровый, образованный, заинтересованный выпускник университета получил отказ, в то время как отставной мичман был назначен на эту должность, хотя он «разбитый лошадьми» до такой степени, что «и поныне всем корпусом слаб и в ногах в сырохолодные времена имею ломоту, тако ж и в груди великое теснение»17.
При этом о наличии незанятых форстмейстерских вакансий свидетельствует документ 1799 года: «В Тобольской губернии по обширности ее положено три форшмейстера… вместо трех прислан ко мне один…»18. Помимо возможного нежелания кандидатов служить в Тобольской губернии, личных связей и других неформальных моментов, скорее всего, ценился опыт военной службы, которому в правительственных кругах было принято доверять больше, чем университетскому образованию. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
__________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Шелгунов Н.В. История русского лесного законодательства. СПб.: Тип. Мин. гос. имуществ, 1857. С. 66, 67.
2 Каримов А.Э. Государство, флот и леса: зарождение петровского лесного кадастра // Вопросы истории естествознания и техники. 1999. № 3. С. 35.
3 Редько Г.И. Лесной знатель Ф.Г. Фокель и его книга // Фокель Ф.Г. Собрание лесной науки. СПб.; Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1996. С. 3, 4.
4 Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. Система государственного управления // Очерки русской культуры XVIII века в 4 ч. Ч. 2. М.: Наука, 1987. С. 56.
5 Контракт 14 июля 1727 г. // Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 138. Оп. 1. Д. 301. О принятии мер по охране дубового леса в Казанской губернии. Л. 12 об.—14 об.
6 Там же. Л. 14.
7 Редько Г.И. Указ соч. С. 22, 23.
8 Доношение в Государственную Адмиралтейскую коллегию из Казанской губернской канцелярии. 18 июля 1761 г. // РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 1. Д. 108. Л. 47.
9 [Выписка из протокола заседания Экспедиции государственного хозяйства]. 5 июня 1797 г. // Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1594. Оп. 1. Д. 6. Л. 10, 10 об.
10 Именной данный егермейстеру фон Польману [указ] о наказании за порубку сырого леса и за обдирание коры и бересты в Сарскосельских дачах. 25 июня 1772 г. // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1833. (ПСЗ I). T. XIX. № 13835.
11 Занде Ф.Л., фон. Прошение на высочайшее имя. 16 апреля 1797 г. // РГИА. Ф. 1594. Оп. 1. Д. 6. Л. 4, 4 об.; Аттестаты Ф.Л. фон Занде от 18 апреля 1785 г. и 1 апреля 1797 г. // Там же. Л. 5—6 об.
12 Высочайшая резолюция на доклад Обер-Егермейстерской канцелярии об определении при Обер-Егермейстерском корпусе 10 ягд-пажей из дворянства для образования их к должностям при сем корпусе и к форштмейстерским делам и о назначении 2000 рублей на содержание их. 26 июня 1773 г. // ПСЗ I. Т. XIX. № 14005; Вереха П.Н. Исторический очерк развития С.-Петербургского лесного института. СПб.: Гос. тип., 1903. С. 3.
13 Сенатский [указ] об оставлении форштмейстерских детей в том самом ведении, в каком отцы их находятся. 25 ноября 1793 г. // ПСЗ I. Т. XXIII. № 17164.
14 Министерство финансов. Департамент государственных имуществ. Ответ на № 85 от правления низового округа корабельных лесов. 14 декабря 1822 г. // РГА ВМФ. Ф. 159. Департамент корабельных лесов Морского министерства. Оп. 1. Д. 1354. О находящихся между Нижним Новгородом и Казанью дубовых рощах, повреждённых от пастьбы скота. 1811—1827 гг. Л. 29.
15 [Прошение мичмана Я. Шишкова. 28 сентября 1798 г.] // РГИА. Ф. 1594. Оп. 1. Д. 22. Л. 1, 1 об.; Аттестатные списки чиновников по лесной части // Там же. Д. 33. Л. 1—54.
16 Дело по рапорту Санкт-Петербургского обер-форшмейстера Бертгольда об определении саксонского уроженца Мешвица в оную губернию форшмейстером // РГИА. Ф. 1594. Оп. 1. Д. 154. Л. 1—6; Дело по рапорту нижегородского обер-форшмейстера об определении Московского университета студента Метлина в форшмейстеры. 31 октября 1799 г. — 27 сентября 1800 г. // Там же. Д. 141. Л. 1—5 об.
17 [Прошение отставного мичмана А.А. Михайлова. 17 августа 1799 г.] // Там же. Д. 116. Л. 3.
18 Государственной Адмиралтейской коллегии по интендантской експедиции в Лесной департамент Тобольской губернии в должности обер-форшмейсера коллегского регистратора Пападопулова рапорт о получении указа. 7 июля 1799 г. // Там же. Л. 2—3.