С.И. ПАНЬКИН — «Красноармейцу из коммунистов выдать документы на дезертира…». Тайная разведка в деятельности комиссий по борьбе с дезертирством на Южном Урале в 1920 году
S.I. PANKIN — «the Red Army from the communists to give documents for a deserter…». Secret intelligence in the activities of commissions to combat desertion in the Southern Urals in 1920
Аннотация. В статье на основе архивных документов исследуются методы проведения негласной разведки специальными сотрудниками комиссий по борьбе с дезертирством в годы Гражданской войны в России на территории Южного Урала в целях обнаружения скоплений дезертиров, выявления их намерений и степени организованности, а также возможных контактов с другими повстанческими группами для последующей эффективной борьбы с данным явлением. Приведены примеры докладов агентов и анкет, аккумулировавших итоги конспиративной работы в регионе за 1920 год, раскрыты особенности оперативных мероприятий и дана оценка деятельности тайных сотрудников.
Ключевые слова: Красная армия; Гражданская война; военная служба; дезертирство; комиссии по борьбе с дезертирством; лжедезертиры; агентурная разведка; контрразведка; карательные отряды; Челябинская губерния; Южный Урал; повстанческое движение.
Summary. Based on archival documents, the article examines the methods of conducting covert reconnaissance by special officers of the commissions to combat desertion during the Civil War in Russia in the territory of the Southern Urals in order to detect concentrations of deserters, identify their intentions and degree of organization, as well as possible contacts with other rebel groups for the subsequent effective fight against this phenomenon. Examples of agents’ reports and questionnaires that accumulated the results of secret work in the region for 1920 are given, the features of operational measures are revealed, and an assessment is given of the activities of secret employees.
Keywords: Red Army; Civil War; military service; desertion; commissions to combat desertion; false deserters; undercover intelligence; counterintelligence; punitive detachments; Chelyabinsk province; Southern Urals; rebel movement.
ПАНЬКИН Станислав Игоревич — доцент кафедры публичного права Челябинского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, кандидат социологических наук
«КРАСНОАРМЕЙЦУ ИЗ КОММУНИСТОВ ВЫДАТЬ ДОКУМЕНТЫ НА ДЕЗЕРТИРА…»
Тайная разведка в деятельности комиссий по борьбе с дезертирством на Южном Урале в 1920 году
Дезертирство как спутник всех войн получает особое, во многом противоречивое содержание во время внутренних гражданских конфликтов. В ходе Гражданской войны в России масштабы явления стали серьёзной проблемой — за 1918—1920 гг. в стране выявили миллионы беглецов из Красной армии. В Челябинской губернии в 1919 году задержали 2256 дезертиров и уклонистов, в 1920 году — 36 166, в 1921 году — 765, что суммарно без учёта погрешностей отчётной статистики составляет до 40 тыс. человек1.
Различные методы борьбы с дезертирством подвергались всестороннему анализу в многочисленных научных исследованиях и в публицистике. Однако использование тайной разведки в борьбе с этим явлением до сих пор остаётся «белым пятном» современной отечественной историографии. Одни авторы обходят этот сюжет, другие исследуют весьма поверхностно, лишь обозначив его наличие. Подробно освещая борьбу с дезертирством в Пензенской губернии, Р.Ю. Поляков приводит обширную выдержку из инструкции, включавшей цели и способы проведения тайной разведки, но оставляет цитату без каких-либо комментариев2. А.С. Позднякова, анализируя аналогичный документ Вятской губернии, кратко отмечает специфику закрытой (секретной) разведки, ориентированной на поиск агентуры среди жителей и использование её результатов не только для организации облав, но также для агиткампаний и добровольной явки3.
Своего рода открытием темы являются работы К.В. Левшина, в которых тайная разведка стала непосредственным объектом исследования4. Опираясь на материалы соответствующих органов Северо-Запада России, автор отмечает, что такая оперативная работа являлась эффективной мерой по борьбе с дезертирством ввиду закрытости деревни, ограниченности ресурсов для производства тотальных облав, угрозы восстаний бывших военнослужащих. Применительно к Южному Уралу подобных исследований ранее не проводилось.
Борьбой с дезертирством, устранением его причин, выявлением и поимкой беглецов занимались созданные на рубеже 1918—1919 гг. комиссии по борьбе дезертирством (комдезы). Высшим звеном являлась Центральная комиссия по борьбе с дезертирством (ЦКД), на уровне военных округов — окружные (ОКД), далее — губернские (ГКД), уездные (УКД) и волостные (ВКД) комиссии. В 1919—1920 гг. они последовательно наделялись широкими полномочиями в рамках оперативной деятельности: дознания, следствия в отделениях ревтрибуналов при ГКД и наложения санкций. Для их реализации имелись собственные вооружённые силы и штаты сотрудников.
В функции комиссий среди прочего входила проверка всех учреждений, предприятий и властных структур (за исключением РКП(б) и ЧК) на предмет наличия дезертиров, устроенных по подложным документам либо укрывавшихся от мобилизации без веских на то оснований. Комдезы контролировали работу органов, отвечавших за обеспечение семей красноармейцев (земотделов, лескомов, оргсевов, совнархозов)5. Одним из направлений деятельности в рамках имевшихся полномочий являлась оперативная разработка. Наряду с открытыми активными формами розыска в виде облав, действий экспедиций и отрядов проводились негласные мероприятия в форме тайной разведки определённой местности.
Тайная разведка велась силами специальных агентов под видом дезертиров. Их подбирали из числа проверенных сотрудников комиссий, надёжных красноармейцев, часто — членов РКП(б). Согласно архивным данным они снабжались документами на дезертиров и мандатами на случай задержания. В районы посылали одиночные, парные и групповые разведки, не знавшие друг о друге. Подбор кадров, планирование, направление поисков, определение границ каждой операции и организация разведывательной деятельности в целом были возложены на уездные комдезы и военкоматы, которым оказывали содействие органы ЧК (политбюро) и РКП(б) того же уровня. Инструкции предусматривали, чтобы агенты специальным шифром извещали руководство о собранной оперативной информации. На её основе осенью 1920 года планировалось реализовать масштабные облавы. В фондах Объединённого государственного архива Челябинской области» (ОГА ЧО) хранятся несколько отдельных докладов агентов и сводные анкеты (отчёты), составленные в январе 1921 года по итогам разведывательных операций в районах губернии.
По данным К.В. Левшина, отдельные разведки начали проводить с осени 1919 года. В Челябинской губернии первое упоминание о них удалось обнаружить в докладе о работе ГКД за июль 1920 года. Среди планировавшихся мер в документе указывалось: «Красноармейцу из коммунистов выдать документы на дезертира, и он, лжедезертир, направляется в местность, где, возможно, скрываются дезертиры, извещает об их количестве, положении шифром, а также о работе волостных комиссий». В докладе намечена организация «Недели облав» по губернии, возможно, с расчётом на успех разведок6. Однако масштабная акция «Поход на дезертиров и укрывателей» в шести уездах одновременно с привлечением выездных сессий трибуналов и значительных сил в августе 1920 года проводилась без данных, предоставленных секретной разведкой. Базы организованных групп были известны приблизительно, предварительная работа не проводилась, местность оказалась незнакомой, а результаты в целом провальными. Отдельные отряды комдеза получили отпор и даже попали в плен. В итоге губернию объявили на военном положении, а часть дезертиров перешла к открытой вооружённой борьбе, выдвинув политические лозунги.
Более чёткие основания нелегальной разведки ввели осенью 1920 года рядом межведомственных актов. Совместным циркулярным письмом «по поводу вооружённого бандитизма» от 11 сентября 1920 года губком РКП(б), губисполком, губвоенкомат и ГКД постановили организовать в каждом уезде оперативную революционную тройку (ОРТ) в составе представителей укома РКП(б), ЧК и УКД. Данные ОРТ (штабы) организовывали в районах широкую разведку и «контрразведку, то есть тайную разведку», а активные мероприятия, то есть облавы и экспедиции, постановили проводить только на основе проверенных разведданных7. Согласно отчётам ГКД реализацию этих мер с обязательной связью между агентами, отрядами и ОРТ наметили на октябрь 1920 года.
Конкретную программу действий с закреплением полномочий и форм отчётности содержала Инструкция по борьбе с дезертирством, введённая циркуляром окружной комдез от 17 сентября 1920 года. Очевидно, что документ транслировал акт, принятый ЦКД. Исходя их опыта 1919 года, подчёркивалась необходимость усиления разведки именно осенью, когда «дезертиры группируются, ищут место для зимовки… население об этом знает… каждая группа по 10—20 человек, устраиваясь на зиму, сразу устанавливает связь с другими». Всем ОРТ приказали разбить уезды на районы, по которым произвести первую тайную разведку (под видом дезертиров), затем отправить вторую, причём «они не должны знать друг о друге». На время работы групп облавы прекращались за исключением местности, охваченной повстанчеством. Особо отмечалось, что в губернию и военный округ надлежало отправлять лишь точную и перепроверенную информацию8.
Для проведения в жизнь окружного циркуляра губвоенком Б.А. Каврайский (он же председатель ГКД) и его заместитель по линии комдез В.А. Соловьёв в тот же день отправили на места собственную инструкцию. Согласно документу УКД обязали по своей инициативе созвать в уездах экстренные собрания представителей комдез, политбюро, милиции, исполкомов, комитетов РКП(б), разбить территорию на районы, куда выслать тайную разведку, в обязательном порядке уведомив ГКД о количестве районов и агентов. Первые партии агентов отправляли до 23 сентября, а вторые (контрразведку) — не позднее чем через два дня с возвращением 6 и 8 октября соответственно. К 9 октября составленные точные сводки по итогам мероприятий направлялись в губернию9.
Таким образом, организация негласной разведки обосновывалась необходимостью сбора проверенной информации в целях успешного розыска и выявления дезертиров, скрывавшихся в сельской местности, часто при поддержке местного населения и представителей низовой администрации. Первая и проверочная группы докладывали: где и сколько обнаружено дезертиров, есть ли банды, их руководство, организованность, боеспособность, цели и лозунги, отношение местных жителей, наличие укрывателей и лиц, оказывавших содействие. В УКД анализировали и сверяли данные, затем составляли единую анкету-сводку по всем районам уезда. При этом информация из отчётов тщательно перепроверялась, включая следующие вопросы: наличие условий у красноармейских семей; число задержанных злостных и слабовольных дезертиров, из них бывших в Красной армии и уклонистов; количество явившихся добровольно; какие банды ликвидировались; объём и виды трофеев и применённых наказаний; сколько осталось не пойманных; какие административные меры применялись; число конфискаций, митингов. Эти сведения являлись обязательными и для ежемесячных отчётов и докладов УКД в губернию10. В развитие комплексного плана борьбы с дезертирством 25 сентября ГКД отправила в уезды приказ с требованием отозвать все оперировавшие отряды до 10 октября (срок возвращения разведок и составления сводных анкет) и «не высылать до разработки чёткого плана»11.
Однако развитие повстанчества в ряде районов в конце сентября 1920 года и иные местные факторы внесли коррективы в сроки и результаты исполнения данного плана. В ряде случаев, как в Миасском и Троицком уездах, агентам меняли задачу и внедряли в повстанческие формирования. Вооружённое противостояние в активной фазе продолжалось в регионе до ноября 1920 года, губернский военком возглавил штаб по ликвидации бандитизма, ему подчинялись несколько бойучастков со своим командованием и десятки воинских соединений. Ввиду этих обстоятельств и быстрой смены обстановки оперативная, а также аналитическая информация разведок в первоначальном смысле несколько утратила актуальность. «Генеральные облавы» в лесных массивах на основании докладов агентов теряли смысл из-за действий повстанцев, отсутствия свободных сил и наступивших холодов. Но в ходе подавления очагов на стадии зачистки территорий, ликвидации уцелевших групп и развёртывания программы репрессий развединформация вновь стала востребованной.
Невзирая на различные трудности, сводные анкеты из ряда уездов поступили в губкомдез к указанному сроку. Председатель Челябинской УКД П.И. Соболев представил рапорт, приложив анкету от 11 октября. Согласно документу уезд разбили на семь районов по 10—11 волостей (станиц). Первая и проверочная парные разведгруппы в каждом из них состояли из чекиста и сотрудника комдез. Отмечались отсутствие бандитизма, слабая организация борьбы с дезертирами на волостном уровне, враждебное либо равнодушное отношение к ним населения. Входившие административными анклавами в уезд Яланский и Аргаяшский кантоны Башкирии также охватили разведкой, но в последнем агентов задержала «РайЧК северных кантонов Башкирии». Для проверки слухов о наличии вооружённых людей в некоторых пунктах УКД 9 октября отправила ещё одну разведгруппу из трёх человек. В целом данные этой анкеты можно было в большей степени использовать в борьбе с нарушениями должностных лиц волостных комиссий и военкоматов. П.И. Соболев предлагал в конце октября организовать межведомственные экспедиции по опыту сентября, составил маршрут их движения и просил помощи ресурсами, считая высылку отрядов излишним12.
Из других уездов столь развёрнутой информации не представили. В Кустанае циркуляр и инструкцию об организации разведок вообще не получили; Верхнеуральская УКД отправила анкету сразу в военный округ, минуя ГКД; Миасская комиссия анкету не предоставила, кратко отметив в ежемесячном рапорте: «…идут военные действия»; из Кургана данные пришли с большим опозданием. В Троицком уезде отправили всего две разведки в Санарский и Джабык-Карагайский боры, где ничего не нашли, отметив лишь враждебность населения и военные действия с повстанцами13.
По содержательному характеру осенние анкеты большей частью включают перечень волостей, входивших в разведрайоны, состав групп, изложение разных слухов и указание на организационные трудности, нежели оперативную информацию. Рапортов сотрудников, на основании которых составлялись анкеты-сводки, сохранилось ничтожно мало.
Рабочие будни разведчиков первой волны иллюстрирует доклад агента УКД Г. Барышникова и красноармейца Д. Жеркова о контрразведке с 25 сентября по 8 октября в относительно спокойном Челябинском уезде. Они прошли шесть волостей, где помимо прочего задавали жителям провокационные вопросы: «Что не идёте в восстание? Кто прячет беглецов?». Выдавая себя за дезертиров, они слышали нарекания на власть. В своих рапортах агенты подробно отразили те разговоры с жителями, в которых ругали советы, проклинали коммунистов и обвиняли их в грабеже народа, передавали слухи о наличии в деревнях одного-двух дезертиров, а также изложили мнение о необходимости наказать собеседников, недовольных властью14.
В конце октября все силы были брошены на подавление повстанчества. Развёрнутую информацию по итогам анализа «сконцентрированного разведматериала» по трём уездам аккумулировал начальник 35-й бригады войск ВНУС П.К. Студеникин, но в сохранившихся приказах и сводках отражались далеко не все пункты инструкций15.
В ноябре—декабре 1920 года в губернии проводились недели добровольной явки, локальные военные операции, что отчасти объясняет паузы в отчётах по конспиративной работе. Разведку в тот период могли вести на основании различной оперативной информации. Так, в начале ноября бойцы караульной роты Челябинского военкомата Бакин и Анхимюк обнаружили в Назаровском бору землянки дезертиров и охранявших схрон часовых, после чего незаметно скрылись16. По итогам их донесений 13 ноября на место прибыл отряд во главе с членом УКД Дворянцевым, обнаруживший лишь пустые землянки. Но предпринятыми мерами в течение недели угрозу ликвидировали17.
Сводные анкеты «о результатах конспиративной работы тайной разведки» за ноябрь—декабрь 1920 года18, датированные январём 1921 года, помимо разведданных содержат информацию оперативного и статистического характера, включая результаты ранних разведок. В деле представлены не все уезды, но отчасти пробелы восполняет итоговая сводка по губернии от 9 февраля, подписанная заместителем председателя ГКД В.А. Соловьёвым. Согласно документу вся территория была разбита на 27 разведрайонов: наибольшее их число в Курганском уезде (10), наименьшее в Троицком (2), по четыре в Миасском и Верхнеуральском, в Челябинском, включая Куртамышский район — семь. В первых двух уездах второй разведки не проводили. Суммарно в губернии работали 134 агента. Многие из них являлись коммунистами (в Челябинском уезде в первой разведке таковыми были все 14 информаторов), а в каждую из проверочных групп входил сотрудник Губчека. В Курганском уезде производили одиночную разведку, в районах Верхнеуральского и Миасского уездов одновременно действовали несколько групп по 2—4 человека. Обнаруженным группам повстанцев даны характеристики по командованию, составу, лозунгам, связям с населением. По некоторым уездам отразилась информация о количестве привлечённых к ответственности за укрывательство и пособничество дезертирству (прежде всего, должностных лиц), числе конфискаций у семей дезертиров и контрибуций в посёлках. Анкеты из Троицка и Верхнеуральска содержали данные о повстанческих отрядах во всех районах, их социальном составе, ходе ликвидации, числе задержанных, скрывшихся, добровольно явившихся и расстрелянных на месте19.
Ни одно из донесений, легших в основу составленных анкет, обнаружить не удалось. Можно предположить, что некоторые из них содержали проверочный материал относительно информации о служебных злоупотреблениях на основании жалоб жителей. Безусловно, результаты негласной разведки являлись основанием для проверок и сказывались на дисциплинарных взысканиях, когда налагались санкции на сотрудников комдезов, военкоматов и органов социального обеспечения. Из отчёта ГКД за 1920 год следует, что количество сотрудников волостного и уездного уровня, привлечённых к ответственности за попустительство, бездеятельность и иные нарушения, резко возросло в сентябре—октябре 1920 года20.
К.В. Левшин высказывает предположение, что лжедезертиры не являлись провокаторами, т.к. отсутствуют выявленные факты привлечения к ответственности лиц, оказавших им помощь в предоставлении ночлега, продуктов, указавших безопасный маршрут, в целом проявивших сочувствие к разведчикам21. По Южному Уралу картина несколько иная. В рамках деятельности совместных групп с привлечением сотрудников ЧК, особенно в зоне действия повстанцев, провокационные методы и последующие санкции имели место. Так, лесника И.М. Петрова приговорили к пяти годам заключения за укрывательство в ноябре 1920 года двух разведчиков, прибывших к нему на заимку якобы от Златоустовской повстанческой армии22.
Таким образом, тайная разведка представляла собой важное и чётко регламентированное направление деятельности комдезов. Охват территории, задействованные ресурсы, межведомственная координация и надзор со стороны вышестоящих структур свидетельствуют о её значимости для военно-политических органов, возлагавших серьёзные надежды на успех оперативных операций. Однако различные факторы вносили коррективы в планы по сбору информации и её эффективному использованию в регионе. Тем не менее в ряде случаев разведка стала действенной превентивной мерой разрастания дезертирства и его слияния с повстанчеством, предоставив возможности нанесения точечных ударов по организованным вооружённым группам. Информация агентов, внедрившихся в банды, использовалась и в ходе подавления организованного повстанчества, особенно в контакте с органами ЧК. В плане привлечения к ответственности самих сотрудников УКД и военкоматов по итогам работы агентов ясно просматривается усиление функций контроля и собственной безопасности, которые стали значимой составляющей деятельности тайной разведки к концу рассматриваемого периода.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Объединённый государственный архив Челябинской области (ОГА ЧО). Ф. Р- 97. Оп. 2. Д. 142. Л. 55; Д. 139. Л. 13, 13 об.; Д. 141. Л. 219.
2 Поляков Р.Ю. «Для борьбы с дезертирством нужно больше репрессий…». Дезертирство и его ликвидация в Пензенской губернии во время Гражданской войны в России (1918—1920 гг.) // Военно-исторический журнал. 2022. № 6. С. 82.
3 Позднякова А.С. Создание и деятельность Вятской губернской комиссии по борьбе с дезертирством в 1919 году // Genesis: исторические исследования. 2018. № 11. С. 56—66.
4 Левшин К.В. Лжедезертиры Красной армии в годы Гражданской войны // Военно-исторический журнал. 2015. № 2. С. 19—22; он же. Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны: по материалам Северо-Запада России. СПб.: Нестор-История, 2016.
5 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 109. Д. 61. Л. 27—28.
6 ОГА ЧО. Ф. Р-97. Оп. 2. Д. 139. Л. 53, 55.
7 Там же. Ф. П-77. Оп. 1. Д. 109. Л. 82.
8 Там же. Ф. Р-97. Оп. 2. Д. 139. Л. 230.
9 Там же. Л. 222.
10 Там же. Д 144. Л. 3, 5, 6.
11 Там же. Д. 139. Л. 220.
12 Там же. Л. 239, 239 об., 240.
13 Там же. Л. 185, 235, 242, 248—250.
14 Там же. Д. 137. Л. 97.
15 Там же. Ф. Р-393. Оп. 1. Д. 145. Л. 264—290; Ф. Р-97. Оп. 2. Д.139. Л. 255.
16 Там же. Ф. Р-467. Оп. 3. Д. 6807. Л. 307, 308, 310.
17 Там же. Ф. Р-97. Оп. 2. Д. 139 б. Л. 68.
18 Там же. Д. 144. Л. 1—39.
19 Там же. Л. 9—10, 12—13, 15—16, 19, 22—23, 27—29.
20 Там же. Д. 139. Л. 213.
21 Левшин К.В. Лжедезертиры Красной армии в годы Гражданской войны. С. 21.
22 ОГА ЧО. Ф. Р-467. Оп. 4. Д. 6806. Л. 171, 183—184.