Аннотация. В статье проанализировано состояние информационной среды в Швеции во время Второй мировой войны. Подробно рассмотрено, каким образом нацистская Германия обеспечила себе доминирование в шведском информационном пространстве в тот период. Показаны цели, средства и методы германской пропаганды, а также реакция шведских властей на эту деятельность, в частности, рассмотрен практиковавшийся в Швеции механизм самоцензуры. Особое внимание уделено организации советскими информационными структурами противодействия немецкой пропаганде в Швеции в условиях их ограниченных возможностей и пристального контроля германских властей над содержанием материалов шведских СМИ. Впервые вводятся в научный оборот источники, освещающие участие в этом информационном противостоянии военного дипломата и писателя А.А. Игнатьева.
Summary. The paper analyzes the condition of the information environment in Sweden during WWII. It examines in detail how Nazi Germany secured its domination in the Swedish information medium at the time. It shows the objectives, means and methods of German propaganda, and also the reaction of the Swedish authorities to this activity, in particular, it explores the mechanism of self-censorship practiced in Sweden. Especial attention is given to the Soviet information structures organizing opposition to German propaganda in Sweden despite their limited scope and close control from the German authorities over the contents of Swedish media. The paper has been the first to introduce in scientific circulation the sources that covered the part of military diplomat and writer A.A. Ignatyev in this information standoff.
ИЗ ИСТОРИИ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОБОРСТВА
ЛАРИНА Яна Игоревна — научный сотрудник НИИ (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации, кандидат исторических наук
«ШВЕЦИЯ ВСЕГДА СОХРАНИТ ПО ОТНОШЕНИЮ К НАМ НЕЙТРАЛИТЕТ»
Участие А.А. Игнатьева в советском противодействии немецкой пропаганде в Швеции во время Второй мировой войны
В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в личном фонде военного деятеля генерал-лейтенанта А.А. Игнатьева, автора классических мемуаров «50 лет в строю», нами была обнаружена его статья «Русско-шведская дружба. Из воспоминаний русского военного атташе в Стокгольме»1. Статья была подготовлена для публикации в шведской прессе в рамках зарубежной работы Совинформбюро2. Машинописный текст с незначительной правкой датирован 22 декабря 1941 года3, был написан в Куйбышеве, где до осени 1942 года находился А.А. Игнатьев. Удалось выявить и публикацию статьи в шведской газете «Дагенс Нюхетер» от 25 января 1942 года4.
Обращение к этим материалам позволит на примере Швеции существенно дополнить сведения о зарубежной работе советских информационных структур и их противодействии немецкой пропаганде в годы Второй мировой войны; рассмотреть, какие вопросы поднимались в тот период в отношениях Швеции и СССР; а также осветить неизученный аспект биографии А.А. Игнатьева — его публицистическую деятельность в военное время.
По оценке исследователей, «между отправлением материалов в редакции западных СМИ и размещением их на газетных полосах обнаруживается дистанция огромного размера. Достоверных данных о выходе из печати материалов Совинформбюро в зарубежной прессе выявить не представляется возможным. […] Далеко не все редакции иностранных газет и журналов сообщали о получении и публикации статей Информбюро»5.
Выявление как первоначального, так и опубликованного вариантов статьи А.А. Игнатьева даёт уникальную возможность для анализа тематики и обстоятельств размещения советских материалов в заграничной прессе во время войны. Сопоставление двух текстов также позволяет сделать ряд наблюдений о том, какой правке подвергся материал А.А. Игнатьева в условиях жёсткого контроля пропагандистского и внешнеполитического ведомств Германии за содержанием статей, выходивших в шведской прессе.
Во время Второй мировой войны Германия обеспечила себе доминирование в информационном пространстве Швеции двумя путями: во-первых, осуществляла собственную пропаганду, во-вторых, — контроль над шведской информационной средой. Таким образом, Германия оказывала постоянное давление на шведское правительство для решения собственных политических, экономических и военных задач. Шведско-германское сотрудничество в первые годы войны и отход от строгого нейтралитета остаются одними из самых болезненных вопросов для шведской историографии и общественности6.
В начале войны произошло полное включение шведской экономики в обслуживание воевавшей Германии, куда поставлялись важные в стратегическом отношении товары: железная руда, лес, целлюлоза и др. Несмотря на то, что германский долг Швеции составлял 50 млн крон, в сентябре 1941 года с Германией было заключено соглашение о предоставлении кредита для оплаты дальнейших немецких заказов7. Ещё в 1944 году туда направлялось свыше 80 проц. всего шведского экспорта (по стоимости). Шведский экспорт железной руды в Германию (около 11 млн т в 1944 г.) покрывал около четверти потребностей рейха, причём треть перевозивших грузы судов всё ещё оставалась шведской. Её экономика, в свою очередь, зависела от немецкого импорта, особенно угля и нефти8.
Хотя после нападения Германии на Данию и Норвегию 9 апреля 1940 года шведское правительство заявило о строгом нейтралитете, оно же разрешило транспортировку через территорию Швеции на север Норвегии, в Нарвик, продовольствия, одежды, медицинского оборудования и медицинского персонала и эвакуацию оттуда раненых9.
Более того, 22 июня 1941 года в 6.30 шведское правительство получило заявление германского правительства об иностранных самолётах, которые могут пролетать над Швецией «по ошибке». Вооружённым силам был дан приказ производить только предупредительные выстрелы. А уже в 8.30 германский посол сообщил министру иностранных дел Швеции К.Э. Гюнтеру новые требования: обеспечить транспортировку через территорию Швеции из Норвегии в Финляндию 18 тыс. немецких солдат дивизии под командованием генерал-лейтенанта Э. Энгельбрехта; предоставить Германии телефонную и телеграфную сеть, воздушное пространство, аэродромы и возможность военным судам беспрепятственно заходить в шведские территориальные воды и порты.
После дискуссии в правительстве и закрытого заседания парламента требования Германии были приняты10. Транзит немецкой дивизии начался вечером 25 июня и продолжался по 12 июля. Станции на пути следования охранялись шведскими военными, немцы получали там пищу и воду11.
Во второй половине 1941 года под видом отпускников по шведским железным дорогам ежемесячно перевозили 30—40 тыс. немецких солдат и военные грузы. Всего до августа 1943 года были транспортированы около 2 млн немецких солдат и около 100 тыс. вагонов военных материалов12. Германия также использовала для перевозки войск и военных материалов территориальные воды Швеции, немецкие самолёты беспрепятственно летали над всей территорией страны13.
Советский дипломат А.М. Александров-Агентов, работавший во время войны в Швеции, вспоминал: «Уже после оккупации гитлеровцами Дании и Норвегии […] немцы, исподволь создавая психологическую атмосферу для будущей агрессии против СССР, всячески старались распространить в Швеции недружественные нам настроения»14.
Немецкая пропаганда была очень активна: в 1946 году в Швеции был подготовлен доклад правительственной комиссии «Немецкая пропаганда в Швеции во время войны 1939—1945 гг.» на основе данных писем, телефонных разговоров, телеграмм и пропагандистских публикаций, которые были обобщены органами государственной безопасности. В докладе отмечалось, что ещё 30 апреля 1940 года глава шведской службы госбезопасности сообщал правительству о «рьяной пропаганде» немцев в Швеции. Осенью 1940 года наблюдения службы госбезопасности позволили сделать вывод о том, что Германия активно осуществляла различные пропагандистские акции, чтобы повлиять на шведское общественное мнение. В структуре шведских спецслужб был сформирован специальный отдел информации, который собирал данные о немецкой пропаганде и составлял о ней отчёты15. До конца 1942 года было представлено не менее восьми таких отчётов. Масштабы нацистской пропаганды стали предметом обсуждения в риксдаге, но никаких мер принято не было16.
Немецкая пропаганда в Швеции методично и систематически проводилась по двум направлениям. С территории Германии — например, немецкое радио ежедневно (с ноября 1939 г. и до окружения немецкой группировки в Восточной Пруссии в январе 1945-го) осуществляло из Кёнигсберга пропагандистское вещание на шведском языке17; массово распространялись подготовленные в Берлине печатные материалы и т.д. Внутри самой Швеции по указаниям германского МИДа и министерства пропаганды энергично действовало немецкое посольство — численность сотрудников его отдела культуры и пресс-бюро постоянно росла вплоть до конца войны. В его структуре были специальные атташе по вопросам кино и по вопросам радиовещания, отвечавшие за соответствующие сегменты пропагандистской деятельности18. В Швеции работали культурные, образовательные и туристические немецкие организации19. Устраивались выступления немецких лекторов в шведских университетах и училищах. Так, германский военный атташе Б. фон Утманн выступил весной 1941 года перед студентами Уппсальского университета с докладом «Военное положение в 1917 и 1941 годах»20. Одним из основных направлений германской пропаганды было внушение страха перед военной мощью рейха, для чего демонстрировались документальные военные фильмы, военная хроника (например, «Польский поход», «Критская операция», «Победа на Западе» и др.). Их показы организовывали военный атташе и атташе по вопросам кино21.
По воспоминаниям З.И. Воскресенской, Швеция была наводнена фашистскими газетами, книгами, листовками и брошюрами, постоянно крутили фильмы и вели радиопередачи, которые прославляли «великую миссию» нацистской Германии. На центральной улице Стокгольма Кунгсгатан германское посольство в огромной витрине каждый день помещало устрашавшие шведов военные фотографии и карту мира, на которой закрашивались всё новые и новые территории, отошедшие к «непобедимому» «третьему рейху»22.
Помимо собственной пропаганды Германия осуществляла контроль над шведской информационной средой. Рейх начал пристально следить за публикациями в шведской прессеещё в 1933 году, сразу после прихода Гитлера к власти. На протяжении 1933—1945 гг. немцы досконально изучали местные и центральные шведские газеты, выискивая негативные высказывания. Сотрудники германского посольства в Стокгольме подбирали вырезки, переводили их и отправляли в Берлин. Затем их пристально изучали в МИДе и министерстве пропаганды. В случае обнаружения материалов нежелательного содержания немецкое посольство в Стокгольме заявляло протест в шведский МИД или напрямую министру иностранных дел К.Э. Гюнтеру, и номера газет конфисковывали23.
Германское посольство следило не только за шведской прессой, но и за книжным рынком, театральными постановками, фильмами и радиопередачами, чтобы пресечь появление в них антинацистских тенденций и высказываний. Любые, с его точки зрения, недружественные проявления в этих сферах общественной жизни становились поводом для протестов и угроз24. Германия угрожала политическими осложнениями, если её не устраивали тон и недостаточно «нейтральная» позиция шведской прессы. Во время войны германское правительство было заинтересовано в нейтральной Швеции, поставлявшей железную руду и другое сырьё, поэтому важен был не просто нейтралитет, а нейтралитет благожелательный. Для этого необходимо было заручиться поддержкой общественного мнения Швеции, и поэтому Германия уделяла внимание даже небольшим провинциальным газетам25.
Германии удалось достичь своих целей и по крайней мере до 1943 года удерживать сложившееся положение — исследователи говорят не просто о «благожелательном» шведском нейтралитете, но и о «сильном крене» позиции шведского правительства в сторону Германии26.
В докладе шведской комиссии о немецкой пропаганде приводятся расшифровки телефонных разговоров сотрудников германского посольства, где обсуждались «неприемлемые» статьи (о которых необходимо было сообщить в Берлин) в шведских газетах27.
Согласно расшифровкам существовала определённая классификация шведских газет по уровню их соответствия немецким интересам — по шкале от 1 до 5, о которой было «сложно говорить по телефону», например, рупор посольства, абсолютно прогерманская газета «Дагспостен», имела индекс «5»28.
Германия финансировала газету «Фолькетсдагблад», газета «Финанстиднинген» через подставное лицо была куплена немцами. В феврале 1942 года германский посол в Швеции принц Виктор цу Вид (нем.: Victor Prinz zu Wied) обратился к германскому военному руководству с предложением финансировать шведскую газету «Дагспостен». В результате газета стала получать деньги и в течение всей войны свободно распространялась и имелась во всех офицерских столовых29. Генерал-майор Н. Розенблад, командовавший войсками одного из военных округов Швеции, известный своими давними прогерманскими симпатиями, был владельцем акций этой газеты30.
Своё восхищение гитлеровским режимом и энтузиазм по поводу кампании на Восточном фронте открыто выражала газета «Афтонбладет»31. Она ежедневно печатала переводы немецких статей и размещала на первой полосе новости, полученные от германского МИДа. Руководитель отдела печати ЦОПШ32 Р. Каспарссон писал в своих мемуарах, что можно было подумать, будто сам Й. Геббельс был автором статей «Афтонбладет»33.
Примечателен случай, когда в июле 1941 года была остановлена печать уже готового номера этой газеты, чтобы по требованию начальника отдела прессы германского МИДа Пауля Шмидта поместить в ней срочное сообщение из Берлина. Более того, однажды шеф-редактор «Афтонбладет» присылал статью в германское посольство для проверки содержания (статья не была одобрена и не вышла)34.
Германское посольство активно применяло адресный подход — в июле 1941 года распространило 100 тыс. экз. пропагандистской брошюры «Война против Советской России», выбрав для этого адреса парикмахерских, кафе и маленьких кондитерских из специального справочника35.
В 1941—1944 гг. оно рассылало всем шведским епископам, а также священникам, учителям, профессорам и религиозным обществам десятки тысяч экземпляров различных пропагандистских материалов о притеснениях церкви в Советском Союзе и о «победоносной германской армии, открывавшей храмы советскому народу»36.
Немецкая пропаганда стремилась навязать шведскому обществу представление о войне против Советского Союза как о европейском «Крестовом походе против большевизма». 20 тыс. экз. одноимённой брошюры было распространено в апреле 1943 года. В ней было показано, как представители разных европейских народов совместно борются с большевизмом якобы для «сохранения общих культурных ценностей»37.
По мере изменения положения на фронтах, ознаменовавшегося победами Красной армии, в 1943—1944 гг. в Стокгольме германское посольство издало и распространило три других брошюры. Там были описаны ужасы предполагавшейся русской гегемонии в Европе и страшные последствия советских побед38.
В конце 1944 года в передачах немецкой радиостанции, вещавшей на Швецию из Кёнигсберга, шведов обвиняли в безразличии и бездействии относительно наступления Красной армии и «неуместном нейтралитете» по отношению к воевавшим странам. Популярными темами стали Катынь, вопрос о положении беженцев из Прибалтики и спекуляции о растущем русском влиянии в Скандинавии39.
С учётом позиции германской стороны во время Второй мировой войны в Швеции сложился механизм самоцензуры. Шведский закон о свободе печати содержал положение, позволявшее правительству ограничивать высказывания, которые могли быть расценены как неприемлемые с точки зрения внешнеполитической позиции государства. Нарушавшими закон признавались оскорбительные или враждебные высказывания как об иностранных государствах в целом, так и об их дипломатических миссиях, правительствах, высших должностных лицах или внутренней и внешней политике. Первые судебные преследования начались ещё в 1933 году против коммунистических газет, раскритиковавших Г. Геринга в ходе его визита в Швецию. Наказание предусматривало конфискацию материалов, принудительные работы или тюремное заключение40. Более того, один из параграфов позволил в дальнейшем конфисковывать газеты с неприемлемыми материалами без санкции суда41.
Изданные в Швеции материалы были впервые конфискованы без судебного разбирательства в сентябре 1939 года — изъяли книгу немецкого журналиста-эмигранта Курта Зингера «Геринг, самый опасный человек Германии»42.
Решение о конфискации принимало правительство по представлению министра юстиции, однако уже с 1941 года он получил право самостоятельно принимать такие решения, лишь постфактум согласовывая их с правительством. При этом зачастую шведские власти действовали превентивно, не дожидаясь положенной по закону жалобы со стороны «оскорблённого» иностранного государства, т.е. Германии43.
В 1940 году шведским правительством было создано государственное бюро информации (Statens Informationsstyrelse, SIS), чтобы контролировать содержание газет, журналов, книг, устных сообщений, изображений, фильмов, радиопередач и граммофонных пластинок с целью предотвращения распространения в обществе информации, нежелательной с точки зрения военно-политической обстановки. В его задачи входило информирование прессы о том, что следует или не следует публиковать. Для этого бюро рассылало указания прессе — «серые записки» — секретные, не предназначенные для распространения инструкции о том, что не должно освещаться в прессе. В случае обнаружения материалов, которые расценивались как угрожавшие интересам страны, их размещение квалифицировалось как злоупотребление свободой печати и наказывалось44. За время войны было распространено 260 «серых записок». Наиболее «опасными» темами считались: положение беженцев, военная и внутренняя политика, внешняя торговля, отношения Швеции с иностранными государствами и других государств между собой45.
В 1941 году был сформирован комитет по делам прессы (Pressnämnden), который был подчинён министерству иностранных дел и финансировался им. Он представлял собой своеобразный форум для взаимодействия государства и СМИ, распространял указания для прессы, организовывал встречи высокопоставленных представителей прессы и министра иностранных дел. На практике эта система взаимодействия означала, что самоцензура стала важным методом приспособления СМИ к нуждам правительства46.
Несмотря на то, что в законодательстве речь шла об иностранных государствах в целом, подавляющая часть ограничительных мер касалась высказываний, направленных против Германии и её союзников, и ограничивала публикации коммунистической прессы. При этом протесты советской стороны против многочисленных оскорбительных выпадов в шведской прессе принимались непропорционально редко. Так, с сентября 1939 по ноябрь 1943 года было конфисковано 313 газет, из них 264 — за неподобающие материалы о Германии и её союзниках. В 1939—1944 гг. только 6 проц. газет было конфисковано из-за материалов, направленных против СССР, а 71 проц. — против стран оси (Германия, Италия, Япония), 11 проц. — против Финляндии47.
Примечательно, что ещё во время Советско-финляндской войны (1930—1940) было возбуждено несколько дел против коммунистических газет за статьи, «оскорблявшие» Финляндию. При этом, когда посланник СССР в Стокгольме А.М. Коллонтай заявила протест против антисоветской кампании в шведской прессе, которая активно поддерживала Финляндию в ходе войны, в ответной ноте шведское правительство заявило о нежелании конфликтовать с СССР, однако отметило, что не может нести ответственность за то, что пишут газеты48.
После нападения Германии на Советский Союз германская пропаганда в Швеции усилилась. Присоединение Финляндии к войне с СССР повлекло за собой антисоветское освещение военных событий большей частью шведской печати49. З.И. Воскресенская вспоминала: «Идёт война. Швеция объявила себя нейтральной. Но какой зыбкий этот нейтралитет. Вместе с продвижением гитлеровских войск на советском фронте нейтралитет даёт крен в сторону Германии и, того и гляди, опрокинется. Швеция разрешила транзит через свою территорию на северный финский фронт немецких войск и военной техники. Шведская руда, шарикоподшипники оснащают германскую военную промышленность. Немцы требуют кредиты. Служба пропаганды распространяет слухи о “зловещих” планах Советов в отношении Швеции, сеет панику»50.
Лишь после коренного перелома в войне, когда стало очевидным ослабление сил вермахта, ситуация на севере Европы поменялась51. Как минимум в декабре 1941 года (и даже позже) шведские военные, политики и обозреватели были убеждены в скорой победе Германии52. Но после контрнаступления Красной армии под Москвой освещение военных новостей шведами стало менее антисоветским, чем прежде, и их газеты начали обсуждать возможность немецкого поражения53.
А.М. Александров-Агентов также отмечал, что отношение к СССР и советским представителям в Швеции «влиятельных кругов» было по преимуществу негативным и менялось волнообразно. После нападения на СССР гитлеровской Германии со страниц всех «солидных» газет и из окон шведских домов, где было включено радио, неслись предсказания «неизбежного крушения Советов в течение максимум шести недель». После первой победы Красной армии под Москвой начал развеиваться миф о непобедимости вермахта. После сражений под Сталинградом и на Курской дуге официальная Швеция заметно «смягчила» свою позицию в отношении СССР, острота враждебной пропаганды в «большой» прессе притупилась54.
Советский Союз мирился с отходом Швеции от строгого нейтралитета, хотя он чаще всего вредил именно советским интересам55. Война повлекла для СССР резкое ограничение возможностей импорта стратегически важных промышленных товаров. Швеция оставалась одним из немногих государств, способных отчасти удовлетворить советские потребности.
С другой стороны, Швеция нуждалась в поставках сырьевых товаров56. Советская сторона в начальный период войны была неизменно сдержанной в претензиях к политике Швеции, в том числе в вопросе транзита немецких частей через шведскую территорию57. До 1942 года уступчивая позиция правительства Швеции в вопросах германского транзита не создавала в отношениях с СССР сколько-нибудь серьёзной проблемы. Однако по мере развития ситуации на фронте, в течение 1942 года советская сторона всё более настойчиво стала высказывать недовольство по поводу шведской политики и продолжавшегося транзита германских военных грузов через шведскую территорию58.
Несмотря на проведение взвешенной внешнеполитической линии, СССР было необходимо организовать работу по противодействию немецкой пропаганде в Швеции и более активно действовать в сложной информационной обстановке. Помимо распространения сведений о ситуации на фронте важнейшей задачей было удержать страну на позиции нейтралитета, не допустить её втягивания в войну на стороне Германии, оказывать в этом направлении всё возможное влияние и на правящие круги, и на шведскую общественность59.
Также необходимо было донести информацию о преступлениях нацистов, о которых шведские газеты практически не писали: «Наше посольство получило по телеграфу текст ноты Советского правительства о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных злодеяниях германских властей в захваченных ими советских городах и посёлках. Нота датирована 2 января 1942 года и адресована послам и посланникам стран, с которыми СССР имел дипломатические отношения. Мы решили ознакомить шведскую общественность с этой нотой, поскольку газеты Швеции информации о зверствах гитлеровцев не давали»60. Современные шведские исследователи также отмечают: шведская многолетняя позиция пассивных наблюдателей за нацистским государственным антисемитизмом была морально предосудительной. Ведь по крайней мере с осени 1942 года, после облавы на норвежских евреев и бегства половины из них через открытую границу в Швецию шведы знали о холокосте. У СМИ нейтральных стран, и в частности Швеции, были информация и возможность рассказать об истребительной политике нацистов на оккупированных территориях, однако этого не произошло61.
Советским представителям удалось договориться с рядом шведских газет о публикации в них очерков, статей, рассказов ведущих советских писателей и журналистов — А.Н. Толстого, И.Г. Эренбурга62. Однако их выход был сопряжён с многочисленными трудностями, материалы подвергались редактуре из-за опасности конфискации. Например, 9 сентября 1942 года уполномоченный по вопросам свободы печати в Гётеборге, в обязанности которого входило просматривать местные газеты и сообщать в МИД о неприемлемых материалах, позвонил в МИД и сообщил, что в номере «Гётеборгс Хандельстиднинг» за этот день вышла статья Ильи Эренбурга, в которой он сравнил немцев с чудовищами. На номер был наложен арест. Однако когда газету получили и прочитали в самом МИДе, выяснилось, что произошла ошибка, и статья Эренбурга была напечатана в другой газете — коммунистической «Арбетартиднинген». Её тираж, конечно, конфисковали. Однако поскольку уже было вынесено и разослано ошибочное решение о конфискации «Гётеборгс Хандельстиднинг», в ней тоже пришлось срочно выискивать «неприемлемые» материалы, чтобы это решение оправдать63.
И.Г. Эренбург вспоминал: «Швеция, как известно, во Второй мировой войне оставалась нейтральной; однако правительство разрешило Гитлеру провозить через шведскую территорию войска и боевое снаряжение. Одним шведам это нравилось, другие с этим скрепя сердце мирились, третьи возмущались. Газета “Гётеборгс хандельстиднинг” была настроена просоюзнически и предложила мне присылать ей статьи из Москвы. Я понимал, что положение Швеции трудное, и старался писать как можно деликатнее. Всё же мои статьи вызывали возмущение немцев. ДНБ (Германское информационное бюро) сообщило, что на пресс-конференции представитель министерства иностранных дел предупредил шведов, что “статьи Эренбурга в гётеборгской газете несовместимы с нейтралитетом и могут иметь для Швеции неприятные последствия” […] В начале 1943 года в шведском журнале “Фолксвильян” было напечатано следующее: “Мы опубликовали комментарии Ильи Эренбурга к последней речи Гитлера. Мы опустили ряд мест, чтобы в статье не было ничего оскорбительного для главы германского государства. Статья не встретила возражений со стороны органа, контролирующего печать. Однако на следующий день состоялось заседание кабинета, который решил конфисковать все номера со статьёй Эренбурга. Мы считаем это настоящим перегибом”. […] Редактор “Гётеборгс хандельстиднинг” профессор Сегерстедт мне сообщил, что, из-за цензуры ему приходится порой делать купюры в моих статьях»64.
Свой материал для шведской прессы подготовил также друг и коллега И. Эренбурга по Союзу советских писателей — тогда генерал-майор Алексей Алексеевич Игнатьев. В 1908—1912 гг. граф Игнатьев был российским военным агентом (атташе) в Швеции, Дании и Норвегии, в 1912—1917 гг. — во Франции, а также представителем российской армии при французской Главной квартире во время Первой мировой войны. После революции он принял сторону советской власти и в 1937 году приехал из Франции в СССР, где получил звание комбрига (в 1940 г. — генерал-майора, 1943 г. — генерал-лейтенанта) и должность старшего инспектора по иностранным языкам в Управлении высших военно-учебных заведений (УВВУЗ).
С начала Великой Отечественной войны и до осени 1942 года он находился в Куйбышеве, где исполнял служебные обязанности в Куйбышевской Военно-медицинской академии, а также инспектировал недавно сформированный при его участии Военный институт иностранных языков и продолжал писать свои мемуары «50 лет в строю». С 1940 года А.А. Игнатьев был членом Союза советских писателей и наряду с другими авторами, находившимися в Куйбышеве, вёл активную пропагандистскую и просветительскую работу.
Он выступал с докладами в госпиталях, заводских помещениях. В декабре 1941 года на творческой встрече в областном драматическом театре имени А.М. Горького ознакомил собравшихся с отрывками из третьей части своей книги «50 лет в строю», а в апреле 1942 года выступил в Куйбышевской филармонии на вечере-концерте, посвящённом 700-летию Ледового побоища)65; писал статьи для прессы и фронтовых газет; выступал (в т.ч. на французском и шведском языках) по радио в передачах Иновещания66.
Сохранились две телеграммы, проливающие свет на условия и характер работы А.А. Игнатьева в те дни. Одна была адресована ему и подписана начальником Куйбышевской Военно-медицинской академии: «16-го декабря 1941 года Начальником Главвоенсанупра от заместителя начальника Главного Управления кадров Красной армии — дивизионного комиссара Борисова получено телеграфное указание об откомандировании Вас в распоряжение начальника Управления Военно-учебных заведений в г. Свердловск»67.
Другую телеграмму, уже из Свердловска, отправил А.А. Игнатьев комиссару УВВУЗ Галкину 19 декабря 1941 года: «Выполняя приказ откомандирования меня Свердловск прерываю ответственную работу пропаганде точка телеграфьте управление кадров дивкомиссару Борисову пересмотреть решение»68. По всей видимости, речь шла в том числе о прерывании работы над статьёй «Русско-шведская дружба», которая датирована 22 декабря 1941 года. В ней была затронута важнейшая тема — победа Красной армии в Битве под Москвой и поражение считавшейся прежде непобедимой германской армии, и статью необходимо было как можно быстрее отправить для печати за границу.
Уже через месяц, 25 января 1942 года статья вышла в шведской газете «Дагенс Нюхетер», которая была в 1940-е годы ведущим либеральным изданием и самой массовой газетой Швеции (тираж — почти 210 тыс. экз.). Она выходила в Стокгольме, однако её читали и далеко за пределами столицы69. Редактор её иностранного отдела Йоханнес Викман считался в германском посольстве одним из самых нежелательных журналистов — из-за своей критической антинацистской позиции. Немецкий посол Вид регулярно заявлял протесты министру иностранных дел Швеции Гюнтеру по поводу публикаций в этой газете70. По этой причине «Дагенс Нюхетер», как и остальные издания, вынуждена была следить за тональностью и выражениями публикаций.
Примечательно расположение статьи на страницах газеты — она не была передовицей или «гвоздём» номера, выглядела как небольшая заметка с неброским заголовком, набранным обычным (не крупным и не жирным) шрифтом, была помещена на краю полосы и разделена на две части — вторая часть переходила на следующую полосу. При сопоставлении первоначального и опубликованного текстов видна существенная разница: статья вышла сокращённой примерно в три раза. Некоторые выражения А.А. Игнатьева, характерные для риторики советской прессы, оказались слишком «сильными» для шведской.
Они были исключены или сглажены (например, «безнравственный гитлеровский режим», «подвиги германских нацистских молодчиков», «разбойничьи приёмы нападения на слабых»), т.к. могли послужить поводом к конфискации газеты. Прежде всего это касалось тех номеров газет, в которых содержались неприемлемые, по мнению шведского МИДа, такие слова и выражения, как «гитлеровская тирания», «гитлеровские бандиты», «гитлеровские захватчики», эпитет «варварский», слова «террор» и «порабощение»71.
В опубликованном тексте пропали почти все выражения, относившиеся к советской власти, её символам и армии: упоминание Мавзолея Ленина, даты 1 Мая, «могучих карре72 полков» на параде, объезда войск Маршалом Советского Союза С.К. Тимошенко. Это лишний раз подчёркивает, насколько оправданным было решение опубликовать в шведской прессе статью именно за авторством А.А. Игнатьева. Его репутация и позиция как человека, знавшего и уважавшего Швецию, её язык и вооружённые силы, задавали публикации нужный тон. В Швеции, где преследовали коммунистов, могли с недоверием и невниманием отнестись к «привету» из СССР, эффект статьи был бы сведён к минимуму. А.А. Игнатьев же был для шведского читателя не представителем советской власти в полной мере, а скорее человеком «старой традиции» — царским дипломатом и потомственным военным.
Подобным образом, по воспоминаниям А.М. Александрова-Агентова, в Швеции и А.М. Коллонтай «для придворных кругов и вообще аристократии была хоть и “большевичкой”, но как бы только наполовину, там знали и помнили её аристократическое происхождение и воспитание, близость её семьи к Царскому двору и даже тот факт, что детские годы Шурочка нередко проводила в поместье своей бабушки в Финляндии»73.
В шведском варианте отсутствует очень тонко рассчитанное обращение А.А. Игнатьева к офицерам определённых «знакомых» со времён службы в Швеции полков, которое могло бы напрямую подействовать на позицию шведских военных. Также удалены апелляция к корпоративному духу и призыв «объединиться против германского гитлеризма». Существенно изменена фраза об отношении шведских офицеров к германской армии.
Поскольку до декабря 1941 года в Швеции большинство офицеров верили в быструю победу Германии над Советским Союзом74, показательно, что командующий шведскими войсками Улоф Тёрнелль подал летом 1941 года две промемории — министрам обороны и иностранных дел. В них он высказывал убеждённость, что в германо-советском конфликте победит Германия, полагая, что Швеция могла бы поддержать немцев75. Также весьма характерно, что в напечатанном варианте не оказалось ключевого упоминания о первом крупном военном успехе Красной армии под Москвой.
Статья А.А. Игнатьева находилась в общем русле советских внешнеполитических установок и усилий — важнейшее место в ней отводилось вопросу сохранения Швецией нейтралитета. Он не случайно обращался к опыту Первой мировой войны — тогда Швеция также испытывала сильнейшее давление со стороны Германии, однако воздержалась от вступления в войну на её стороне. И если художественные подробности первой части статьи можно признать удалёнными для сокращения объёма, то редактура заключительной части, в которой А.А. Игнатьев затронул вопрос о сохранении шведского нейтралитета и отношении шведов к гитлеровскому режиму, ярко свидетельствует о попытке избежать неудовольствия и угроз германского посольства.
Статья вышла в выхолощенном виде по сравнению с оригиналом в условиях доминирования Германии в шведском информационном пространстве и ограниченных возможностей советской стороны, однако сам факт её появления в крупнейшей газете можно считать достижением. Для понимания информационной обстановки в Швеции во время Второй мировой войны и анализа отправлявшихся в зарубежную прессу советских материалов важно не только то, что было опубликовано, но и то, что было удалено. Изменения изначального текста А.А. Игнатьева позволяют также говорить о том, что он затронул важные и чувствительные вопросы.
Постепенно в Швеции удалось достичь позитивного изменения в информационной сфере, освещении событий на фронте, в восприятии СССР и, как следствие, в военно-политической обстановке в регионе. Это произошло в первую очередь благодаря успехам Красной армии. Однако в это также внесли вклад советские публицисты и писатели, сотрудники советских учреждений и ведомств, боровшиеся с информационной блокадой за рубежом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Российский государственный архив литературы и искусства(РГАЛИ). Ф. 1403. Оп. 1. Д. 43. Л. 1—5.
2 Подробнее о зарубежной деятельности Совинформбюро см.: Борков А.В. СССР в мировом информационном пространстве (1917—1945 гг.). Ч. 1. Нижний Новгород, 1995. С. 107—119; Минаева О.Д. История отечественной журналистики. 1917—1945: Учеб. пособие. М., 2018. С. 224—227; Баландина О.А. Давыдов А.Ю. Власть, информация и общество: их взаимосвязи в деятельности Советского информбюро в условиях Великой Отечественной войны. СПб., 2020.
3 Согласно помете материал был сдан 24 декабря 1941 г.: РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 43. Л. 1.
4 Ryskhälsning // Dagens Nyheter. 1942. 25 января. S. 8, 9.
5 Баландина О.А., Давыдов А.Ю. Указ. соч. С. 171.
6 Кан А.С. Швеция и Россия в прошлом и настоящем. М., 1999. С. 210.
7 Чернышёва О.В. Швеция в годы Второй мировой войны. М., 1980. С. 96.
8 Кан А.С. Указ. соч. C. 205, 206.
9 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 84.
10 Carlgren W.M. Swedish Foreign Policy during the Second World War. London, 1977. P. 114—116; Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 89—91.
11 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 94.
12 Oredsson S. Svensk rädsla — offentlig fruktan i Sverige under 1900-talets första hälft. Falun, 2001. S. 236.
13 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 94, 95.
14 Александров-Агентов А.М. От Коллонтай до Горбачёва / Под общ. ред. И.Ф. Огородниковой. М., 1994. С. 25.
15 Statens offentliga utredningar (SOU) 1946:86 Den tyska propagandan i Sverige under krigsåren 1939—1945. Stockholm, 1946. S. 7.
16 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 99.
17 SOU 1946:86. S. 181; Sennerteg N. Tyskland talar. Hitlers svenska radiostation. Lund, 2006.
18 SOU 1946:86. S. 25, 27.
19 Ibid. S. 7.
20 Ibid. S. 25, 27.
21 Ibid. S. 29, 30.
22 Воскресенская З.И. Теперь я могу сказать правду: Из воспоминаний разведчицы. М., 1993. С. 63, 64.
23 Funcke N. Tryckfriheten under tryck. Ordets makt och statsmakterna. Stockholm, 1996. S. 57; Åmark K. Att bo granne med ondskan. Sveriges förhållande till nazismen, Nazityskland och Förintelsen. Stockholm, 2016. S. 224—227.
24 SOU 1946:86. S. 39; Carlgren W.M. Op. cit. P. 139.
25 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 97.
26 Кан А.С. Швеция и нацистская Германия: мораль и политика (обзор новейшей шведской литературы) // Новая и новейшая история. 2010. № 4. С. 105; Корунова Е.В. Скандинавский плацдарм в период Второй мировой войны: планы фашистской Германии // Актуальные проблемы истории Второй мировой и Великой Отечественной войн. Воронеж, 2016. С. 18.
27 SOU 1946:86. S. 40, 41.
28 Ibid. S. 42.
29 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 99; Åmark K. Op. cit. S. 251.
30 Cronenberg A. G. Nils O. Rosenblad // Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 30. Retzius–Ryd / red. G. Nilzén. Stockholm, 2000. S. 489.
31 Torbacke J. Dagens Nyheter och demokratins kris 1937—1946. Genom stormar till seger. Stockholm, 1972. S. 240.
32 ЦОПШ — Центральная организация рабочих Швеции (профсоюзное объединение).
33 Чернышёва О.В. Указ. соч. С. 98.
34 SOU 1946:86. S. 42, 43.
35 Ibid. S. 48.
36 Ibid. S. 245, 246.
37 Ibid. S. 247.
38 Ibid.
39 Ibid. S. 182.
40 Funcke N. Op. cit. S. 63.
41 Ibid. S. 68.
42 Ibid.
43 Åmark K. Op. cit. S. 235.
44 Funcke N. Op. cit. S. 102—105; Torbacke J. Op. cit. S. 191, 192.
45 Funcke N. Op. cit. S. 105.
46 Ibid. S. 115, 121; Pollack E. As the Holocaust escalated, the Swedish press fell silent: media and the normalisation of passivity and non-engagement in WWII Sweden // Social Semiotics. 2020. Vol. 30. № 4. P. 455.
47 Funcke N. Op. cit. S. 75, 76.
48 Ibid.S. 64—66; Åmark K. Op. cit. S. 229.
49 Кан А.С. Швеция и Россия… С. 204; он же. Швеция и нацистская Германия… С. 105.
50 Воскресенская З.И. Указ. соч. С. 67.
51 Корунова Е.В. Нейтралитет или участие? Вторая мировая война и эволюция внешнеполитических концепций Скандинавских стран // Вестник Московского университета. Сер. 25. «Международные отношения и мировая политика». 2020. Т. 12. № 3. С. 238.
52 Кан А.С. Швеция и Россия… С. 204.
53 Там же. С. 206.
54 Александров-Агентов А.М. Указ. соч. С. 14, 32.
55 Кан А.С. Швеция и Россия… С. 210.
56 Рупасов А.И. От сдержанности к нетерпимости: 1941—1945 гг. // Кен О., Рупасов А., Самуэльсон Л. Швеция в политике Москвы. 1930-е —1950-е годы. М., 2005. С. 305.
57 Carlgren W.M. Op. cit. P. 173; Рупасов А.И. Указ. соч. С. 310.
58 Рупасов А.И. Указ. соч. С. 317, 318.
59 Александров-Агентов А.М. Указ. соч. С. 28, 29.
60 Там же. С. 68.
61 Подробнее о проблеме (не)освещения в шведской прессе истребительной политики нацистов см.: Кан А.С. Швеция и нацистская Германия… С. 109; Åmark K. Op. cit. S. 223, 269, 274—288; Pollack E. Op. cit. P. 457—462.
62 Воскресенская З.И. Указ. соч. С. 99.
63 Funcke N. Op. cit. S. 71.
64 Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь: книги четвёртая и пятая / Подг. текста, предисл., коммент. Б.Я. Фрезинского. М., 2018. С. 387—389.
65 Перепёлкин М.А. «Осколок ковчега»: писатели в эвакуации в Куйбышеве // Память о прошлом — 2020. Сборник докладов и сообщений IX историко-архивного форума / Сост. О.Н. Солдатова, Г.С. Пашковская. Самара, 2020. С. 271.
66 РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 960. Л. 391; Д. 742. Л. 27.
67 Там же. Д. 804. Л. 1.
68 Там же. Л. 2.
69 «Dagens Nyheter» (швед. «Новости дня»). Pollack E. Op. cit. P. 456.
70 Funcke N. Op. cit. S. 129, 130. Более того, главный редактор «Дагенс Нюхетер» Стен Дельгрен был также и председателем комитета по делам прессы, следившего за тем, чтобы в шведской прессе не появлялись статьи, которые могли бы «повредить государственным интересам». Однажды сложилась абсурдная ситуация: председатель комитета по делам прессы Дельгрен должен был вынести предупреждение главному редактору «Дагенс Нюхетер» — себе же — за антинацистские статьи Викмана (Åmark K. Op. cit. S. 248, 250).
71 Funcke N. Op. cit. S. 77, 78.
72 Так в тексте у Игнатьева.
73 Александров-Агентов А.М. Указ. соч. С. 24.
74 Кан А.С. Швеция и Россия… С. 204; Oredsson S. Svensk rädsla. Falun, 2001. S. 241.
75 Oredsson S. Op. cit. S. 239, 240.
76 РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 43. Л. 1—5. На Л. 1: «Сдано Информбюро т. Кеменеву 24—12—41». По всей видимости, имеется в виду В.С. Кеменов — руководитель Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС).
77 Ryskhälsning // Dagens Nyheter. 1942. 25 января. S. 8, 9. Перевод со швед. яз. мой. — Я.Л.
78 Так в тексте.
79 Так в тексте. Устоявшееся современное словоупотребление — «Далекарлийский».
80 Этот эпизод также описан А.А. Игнатьевым (Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1986. С. 314).
81 «Эта мимолётная встреча с представителем шведской» — вписано от руки.
82 В январе 1942 г. А.А. Игнатьеву было 64 года.
83 Шведским военным атташе в Москве в 1939—1942 гг. был майор Энгельбрект Флудстрём (Anders Engelbrekt Flodström).
84 «med sine hus och tru wår» —вписано от руки.
85 Ваксхольм — город в 35 км от Стокгольма, знаменит своей крепостью, построенной для защиты столицы от нападения с моря.
86«Lifgarde till häst, Skånska husaren, Skånska dragoner» — вписано от руки. Имеются в виду кавалергарды, Сконский гусарский и Сконский драгунский полки.
87 1907 г. приведён ошибочно. А.А. Игнатьев приехал на службу в Скандинавию зимой 1908 г., а Далекарлийский полк посещал в июле 1909 г. Подробнее о поездке см.: Svenska Dagbladet. 1909. 3 июля; Игнатьев А.А. Указ. соч. С. 330, 331.
88 Так в тексте. Даларна — провинция (лен) в центральной части Швеции.
89 На рубеже XIX—XX вв. в Швеции появились русские точильщики (ножей, пил и других инструментов) — крестьяне преимущественно из Новгородской губернии, которые после завершения сельскохозяйственных работ приезжали осенью на заработки в Швецию (а также в польские и финляндские земли Российской империи). Вскоре стали распространяться слухи, приобретавшие в прессе масштабы истерии, что эти бородатые чужаки — шпионы, засланные для того, чтобы разведать возможные пути для русского вторжения. Очевидно, именно в этом заключалась шутка шведских офицеров над своим товарищем, что и русский военный атташе должен выглядеть, как и крестьяне-точильщики — коренастым бородачом. Этот сюжет получил развитие в 1912 г., когда А.А. Игнатьева в Швеции обвинили в шпионаже под видом крестьянина (Ларина Я.И. Зачем графу обряжаться в крестьянина? // Родина. 2020. № 7. С. 116—119).
90 Последней в действительности была Русско-шведская война 1808—1809 гг., по итогам которой Финляндия вошла в состав России.
91 Так в тексте.