Аннотация. В статье рассматривается датированный 4 мая 1917 года отчёт помощника британского военного атташе в России майора Кадберта Торнхилла «Последствия Русской Революции». Этот документ посвящён положению Западного фронта русской армии к началу мая 1917-го. Цель статьи заключается в раскрытии и анализе содержания отчёта, который хранится в Национальном архиве Соединённого Королевства и впервые в отечественной историографии вводится в научный оборот. К. Торнхилл сообщил об актуальных проблемах Западного фронта русской армии, в том числе о падении боеспособности войск, возраставшей роли солдатских комитетов, ослаблении позиций офицеров и активизации немецкой разведывательно-агитационной деятельности. В результате автором отчёта сделаны неутешительные выводы. Западный фронт русской армии переживал дезорганизацию в основном из-за пагубной деятельности солдатских комитетов и агитаторов. Ввиду этого появились серьёзные сомнения в прочности положения и способности фронта вести боевые действия против немецких сил. В целом содержание документа соответствовало тому, что происходило на фронте и в тылу западной группировки российских армий.
Summary. The paper deals with the report of May 4, 1917, by Major Cadbert Thornhill, Deputy British Military Attaché in Russia, «Consequences of the Russian Revolution». This document is devoted to the situation on the Western Front of the Russian Army at the beginning of May 1917. The purpose of the paper is to reveal and analyze the contents of the report, which is kept in the National Archives of the United Kingdom and for the first time in the Russian historiography is introduced into the scientific turnover. C. Thornhill reported on the current problems of the Western Front of the Russian Army, including the decrease in the combat effectiveness of the troops, the increasing role of soldiers’ committees, the weakening of the officers’ positions and the intensification of German intelligence and agitation activities. As a result, the author of the report drew disappointing conclusions. The Western Front of the Russian Army was in a state of disorganization, mainly due to the disastrous activities of soldiers’ committees and agitators. In view of this, there were serious doubts about the strength of the position and the ability of the front to fight against the German forces. In general, the content of the document corresponded to what was happening at the front and in the rear of the Western Group of the Russian armies.
ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ
ГРАЧЕВ Андрей Борисович — доцент кафедры истории Института экономики и управления АПК Российского государственного аграрного университета — МСХА имени К.А. Тимирязева, кандидат исторических наук
МИРОНЮК Сергей Алексеевич — ассистент кафедры истории Института экономики и управления АПК Российского государственного аграрного университета — МСХА имени К.А. Тимирязева, кандидат исторических наук
ШЕРСТЮК Максим Витальевич — доцент кафедры истории Института экономики и управления АПК Российского государственного аграрного университета — МСХА имени К.А. Тимирязева, кандидат исторических наук
«75% СОЛДАТ НЕ ЗНАЮТ, ЗА ЧТО ОНИ СРАЖАЮТСЯ»
Положение Западного фронта русской армии в отчёте Кадберта Торнхилла от 4 мая 1917 года
Армия страны — один из важных элементов сохранения и укрепления государственности и общественного порядка как в мирное, так и в военное время. Она относится к числу весомых факторов развития внутренней и в некоторых случаях внешней государственной политики. Ввиду этого армия является объектом повышенного внимания и интереса в целом у общества и у исследователей разных стран в частности, что делает эту тему актуальным направлением общественных и научных обсуждений.
В этой связи имеют значение исследования по различным аспектам, связанным с историей армий разных стран в определённые периоды. Полученные в результате этой работы знания являются востребованными в связи с необходимостью накопления фактов по этой тематике, их структурирования, а также анализа в современных реалиях. Одной из важных тем исторических исследований стали времена, когда в силу обстоятельств армия была в числе главных участниц тяжелейших катаклизмов, возникших в переломные периоды, в частности, революций и гражданских войн.
В этой связи представляет интерес опыт русской армии в 1917 году. В рамках данной темы, ставшей особым предметом исследований, изучались положение русской армии в целом и его отдельные аспекты. К таковым относилось, например, исследование положения различных фронтов российских армий. В их числе — Западный фронт, переживавший специфичное развитие после Февральской революции.
Тема Западного фронта русской армии в 1917 году изучалась с различных точек зрения: деятельности на нём РСДРП(б) (Н.Е. Гуревич, И.М. Поляков, Х.В. Коников, П.С. Кругликов, П.А. Голуб и В.Г. Ивашин)1; событий, явлений, процессов и наблюдений внутри западной группировки российских армий (Л.С. Гапоненко, М.М. Смольянинов, Н.А. Лобан, В.В. Краснокутский, О.С. Данилова, Л.В. Слуцкая, А.В. Попов, Н.Е. Семенчик, М.В. Оськин и А.В. Петренко)2; общественно-политической жизни внутри данного фронта и в его тылу (Л.Г. Цвыров, Д.С. Лавринович, В.В. Василенко, Э.В. Старостенко и И.В. Шардыко)3.
Вместе с тем историография Западного фронта требует введения в научный оборот новых исторических источников. В частности тех, в которых описываются и анализируются динамика и результаты внутренних процессов в западной группировке российских войск после Февральской революции.
К числу таких источников относится отчёт майора Кадберта Торнхилла «Последствия Русской Революции» от 4 мая 1917 года. Он был подготовлен в британском посольстве в Петрограде в результате апрельской поездки автора в штаб Западного фронта (Минск) с учётом проведённых там встреч с представителями военного командования, а также личных наблюдений. Документ хранится в Национальном архиве Соединённого Королевства4. В то время К. Торнхилл являлся помощником военного атташе А. Нокса. Отчёт, как и многие другие официальные документы британских представителей из России, был чрезвычайно важен для английского Военного кабинета.
Армия России стала важным фактором выстраивания Великобританией на фронтах Первой мировой военных планов против её главного антагониста — Германии. Британская сторона была очень заинтересована в сохранении как максимум активного военного участия России или как минимум — Восточного фронта даже без неё, но в любом случае, чтобы не допустить, например, переброски немецких войск с этого фронта на Западный. Для выработки скорректированных планов английскому правительству требовалось получать и изучать сообщения своих официальных представителей в России, поступавших после Февральской революции. Среди них был отчёт К. Торнхилла, который отвечал актуальной повестке дня Военного кабинета, особенно по ситуации с русской армией.
Отчёт начинается рассуждениями об отсутствии в течение двух месяцев надежды на боевые действия Западного фронта5. Тем не менее главнокомандующий фронтом генерал от кавалерии В.И. Гурко говорил К. Торнхиллу о вероятности начала наступления 10-й армии приблизительно 1 июля, если не произойдут ужасные события внутри России и не будет никаких препятствий по реорганизации и восстановлению дисциплины.
Сам автор отчёта сомневался в восстановлении дисциплины за два месяца в условиях плачевного состояния армейских дел. Своё мнение он аргументировал пагубным влиянием деятельности солдатских комитетов на дисциплину.
Как только до солдат на фронте дошли информация о революции и подробности самоуправления в запасных частях Петроградского гарнизона, стали образовываться комитеты во всех воинских формированиях, будь то корпус, дивизия, полк и т.д. Эти комитеты избирались солдатами и приобрели реальную власть в армии. Для них резолюции Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов значили много больше, чем приказ Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии М.В. Алексеева или своих фронтовых командиров. С этих пор армия стала местом вооружённых общественных дискуссий. Наиболее часто обсуждавшимися вопросами были внутренняя политика и армейская реформа, а не продолжение войны и общие интересы союзников.
Относительно офицеров: одних арестовывали, других лишали должностей на основании солдатского «вотума недоверия». Они не могли наказывать и использовали только своё красноречие для отстаивания позиций и поддержания видимости дисциплины. В некоторых армиях изменения сопровождались насилием, но ни во 2, ни в 3, ни в 10-й не было ни одного случая убийств офицеров в находившихся непосредственно на фронте частях. Вместе с тем появилась информация об убийстве трёх офицеров солдатами недавно сформированной 168-й дивизии до занятия ею линии фронта.
Ещё одним событием, которое ухудшило положение дел, стал Съезд представителей армий фронта в Минске (20—30 апреля 1917 г.). Общее мнение офицеров, включая В.И. Гурко, состояло в том, что это — пустая трата времени и в некотором смысле даже вредная. Съезд продемонстрировал лидирующие позиции солдат и беспомощность офицеров: в президиум не попал ни один офицер, а председателем стал минский рабочий6.
В ходе работы съезда выступали председатель Государственной думы М.В. Родзянко, комиссар Временного правительства по делам Финляндии Ф.И. Родичев, неназванный представитель Думы7 и В.И. Гурко. Как заметил К. Торнхилл, было интересно видеть, как рабочий, а не солдат приглашал главнокомандующего фронтом обращаться к своим людям.
Первые трое призывали к поддержке Временного правительства; двое из них в общих чертах излагали причины войны и причину, по которой союзники продолжали борьбу. «Это, — отмечал К. Торнхилл, — могло бы показаться излишним в любой другой союзной стране, но это очень необходимо здесь, поскольку 75% солдат не знают, за что они сражаются»8.
В.И. Гурко выступил с сильной речью. Им был задан вопрос солдатам — о готовности атаковать, когда им прикажут: «Разве та армия, которая при тирании старого режима так храбро защищала свою родину, порой голыми руками, когда винтовки и боеприпасы выходили из строя, разве эта армия теперь, когда свобода завоевана, не пойдет вперед против врага, когда ее призовут?». Делегаты закричали в ответ: «Мы будем идти вперед»9. Но К. Торнхилл считал: не было никакой гарантии, что можно убедить солдат действовать в условиях, когда с каждым днём усиливалась пропаганда, направленная на «строго оборонительную войну»: она всё больше нравилась большинству.
Несмотря на то, что выступавшие были хорошо приняты, резолюции съезда оказались не в их интересах. Упразднялось звание «офицер», появились звания: «солдат», «солдат-лейтенант», «солдат-капитан» и т.д. Кроме того, решили, что «избранный комитет представителей солдат будет присутствовать при обсуждении любого плана военных операций, и уполномочен обсуждать события по окончании операций»10. Ещё одним важным решением стала выдача свидетельства каждому офицеру представительным комитетом подразделения, которым он командовал или в котором служил. Такой документ сопровождал его при назначении на новую должность и зачитывался комитетом. Если свидетельство оказывалось неблагоприятным для офицера, проводилось расследование, и при необходимости он должен был быть отстранён от занимаемой должности.
Далее описывался уход небольшого числа командиров дивизий, младших офицеров и т.п., но вместе с тем арестов не было. Помощник военного атташе приводит информацию о позициях трёх корпусов 3-й армии: 15, 20 и 35-го. Первый намерен был придерживаться строго оборонительной линии и не предпринимать никаких наступательных действий, остальные — атаковать, когда солдаты сочтут концентрацию артиллерии и боеприпасов достаточной для обеспечения успеха. Особенно важной стала позиция XX корпуса, который согласно планам командования должен был сковать на своём участии противника и обеспечить правый фланг 10-й армии при её наступлении на фронте.
Особое внимание в отчёте уделено переговорам русских солдат с немцами и разведывательно-агитационной деятельности противника. По всему фронту солдаты отправлялись во вражеские окопы для обсуждения условий мира, думая, что немцы готовы свергнуть у себя монархию и установить республику. Противник, используя невежество русских солдат как своё преимущество, вывешивал плакаты «Долой кайзера!» и «Долой войну!». Русский солдат шёл навстречу им, не снимая номеров на погонах — так сдавалось расположение войск. Противник, со своей стороны, делал ответный визит с фотоаппаратом — и большая часть первой российской линии ему теперь была известна.
Одновременно на фронтах 2-й и 10-й армий русские артиллеристы несколько раз открывали огонь по тем, кто переправлялся на немецкие позиции. За подобными инцидентами немедленно следовали воззвания, брошенные в российские окопы. В них содержался призыв: прекратить войну, в которой виновата Англия, и найти работавших в тылу английских агентов, заставлявших русских артиллеристов убивать собственных людей. Российская пехота пригрозила убить своих артиллеристов, если они в будущем откроют огонь по немцам.
Вместе с тем немцы, зная о разногласиях между русскими офицерами и солдатами, применяли артиллерию по штабам наших полков, дивизий и корпусов, пытаясь якобы убедить русского солдата, что они воюют не с ним, а с его офицерами, которые заставляют его продолжать войну. Чтобы доказать своё стремление заключить мир, они свели стрельбу к минимуму. Раньше на всём Западном фронте русской армии потери составляли от 80 до 100 человек в день. В течение недели, закончившейся 1 мая, они снизились до 30—40 человек ежедневно.
Дезертирство — следующая актуальная тема; его В.И. Гурко оценил в 17 проц. По словам генерала, число дезертиров из фактически находившихся на фронте частей никогда не достигало серьёзных масштабов. К. Торнхилл видел сводки из 2-й армии, где указывались в общей сложности 80 дезертиров за неделю, закончившуюся 14 апреля. По наблюдениям автора отчёта, численность личного состава маршевых рот, направлявшихся на усиление частей на фронте, иногда не дотягивала до 40—50 проц. Хотя дезертиры постепенно возвращались. Бóльшая часть неприятностей была связана с приказом, который предоставлял амнистию дезертирам до 1 июня, двусмысленно сформулированным и позволявшим различное толкование. Приказ был воспринят в том смысле, что любой, кто отлучится без разрешения в перерыве, не будет наказан.
Небольшие фрагменты отчёта касались польской армии и автономии Белоруссии. В первом случае среди служивших в русской армии поляков наблюдалось движение за формирование отдельной национальной армии под командованием своих офицеров. Этот вопрос обсуждался на встрече польских военных делегатов в Минске в начале мая, когда было решено направить петицию в Ставку. Жители Белоруссии агитировали за автономию и провели совещание в Минске для обсуждения деталей подготовки представления своих требований правительству.
К. Торнхилл сообщал об уверенности командиров корпусов и дивизий всех трёх армий в отражении нападения противника, но приводил мнения командира и одного унтер-офицера 20-го гренадерского полка. Первый считал, что впервые за время войны он не может отвечать за своих людей, и те побегут в случае атаки немцев. Второй был готов ответить головой, что его товарищи будут защищать свои окопы до последнего.
По мнению В.И. Гурко, худшая часть неприятностей миновала, но каждый следующий офицер, с которым К. Торнхилл беседовал, считал, что они только сейчас проходят. При этом сам главнокомандующий Западным фронтом обвинял высшее командование в его слабости ввиду следования за волной революции вместо того, чтобы возглавить её и устанавливать определённый предел своих требований. Командующие 2, 3 и 10-й армиями (соответственно А.А. Веселовский, М.Ф. Квецинский и Н.М. Киселевский) были настроены в целом оптимистично на будущее, но для этого сам помощник британского военного атташе не видел оснований.
Офицеры же были подавлены, но стремились продолжать воевать. Удивляло отсутствие людей с сильным характером в офицерстве, хотя были и те, кто стремился навести порядок на новой основе. Перед ними стояла очень трудная задача, и в тот момент все усилия казались безрезультатными. 90 проц. офицеров являлись монархистами в душе и не разделяли республиканских взглядов большинства солдат.
Единственной надеждой, в то время не оправданной, было появление сильного человека — военного министра или главнокомандующего, который заставил бы различные группы объединиться, ввёл бы жёсткую дисциплину и таким образом восстановил бы привычные отношения между начальником и подчинённым, а также утраченный престиж офицерства.
В этой ситуации русская армия сталкивалась с двумя удручающими обстоятельствами. Первое было связано с тем, что, по мнению автора отчёта, за два с половиной года войны 75 проц. солдат понятия не имели, за что они сражались. Для иллюстрации этого факта русские офицеры рассказывали анекдот: «Души трех союзных солдат, погибших в бою, встретились и вместе отправились на Небеса. Когда они появились у врат Святого Петра, он спросил, почему они вышли навстречу смерти на поле боя. Они ответили по очереди: англичанин: — “Бить немцев!”; француз: — “За Францию и свободу!”; русский: — “Не могу знать, Ваша Святость!”»11.
Вторым обстоятельством было, как считал К. Торнхилл, отсутствие патриотизма, будь то личный или коллективный. По его мнению, «русский смутно осознает, что он “защищает свою страну”, потому что эта фраза вдалбливается ему с самого начала войны, и он видит, как враг захватывает русскую землю. Но если его собственный маленький кусочек России не подвергается угрозе или вторжению, то это не вызывает у него никакого беспокойства, и крестьянин скорее предпочел бы сидеть дома»12.
Одновременно с этим люди, избранные в различные комитеты, в основном выбирались из более умных унтер-офицеров и солдат, но многие из них также были прискорбно невежественны. Претензии интеллигентного унтер-офицера и солдата были такие же, как и у офицера. Они говорили, что «непросвещенная масса осознает силу их аргументов, когда они на самом деле разговаривают с ними, и все они согласны с необходимостью продолжения войны; но через несколько минут пламенный революционер или экстремист получит такое же внимание и такие же аплодисменты, хотя и выступает за прямо противоположное»13. Наибольший эффект производил тот, кто говорил последним.
Далее К. Торнхилл переходил к заключительной части отчёта. Он полагал, что агитаторы являлись причиной трёх четвертей неприятностей на фронте. В стране, состоявшей на 80 проц. из неграмотных, задача агитатора, естественно, была лёгкой, и до тех пор, пока опасность не будет устранена на корню и агитаторам не будет запрещён доступ в зону действующей армии, нельзя было ожидать никаких улучшений. Практически невозможно было противостоять их влиянию, как только они попадали в войска, поскольку принадлежали к тому же классу, что и солдаты, и пользовались их полным доверием. Те, кто выступал против них, обычно относились к высшему классу, и, поскольку Россия находилась в агонии социальной революции, этих людей сразу же называли контрреволюционерами, буржуа или агентами-провокаторами.
Падение влияния и престижа офицеров приписывалось автором отчёта исключительно злонамеренной деятельности этих агитаторов. Они настолько испортили отношения между офицерами и солдатами в ущерб первым, что «солдаты теперь с готовностью принимают за бесспорную истину самые фантастические истории и истолковывают простейший поступок как попытку предательства»14.
Например, офицер гвардейского егерского полка рассказал К. Торнхиллу следующее. Одна дивизия, получив приказ перебазироваться для поддержки на другую позицию, отказалась подчиниться, т.к. солдаты заподозрили намеренное ослабление их фронта. В другом случае, также в гвардии, был отдан приказ подготовить глубокие широкие траншеи в ожидании атаки немецких «танков». Солдаты подумали, что это делалось для обеспечения готового прикрытия врагу, и отказались выполнять свою работу.
Согласно отчёту русская армия являлась вооружённой группой крестьян. Кавалерия и артиллерия находились в лучшем состоянии, чем пехота, но в целом армия представляла собой вооружённую группу невежественных крестьян, не подконтрольную своим офицерам и управлявшуюся небольшим процентом грамотных унтер-офицеров и солдат, которые могли быть смещены, если бы стали действовать вопреки желаниям массы.
Последним пунктом отчёта помощника британского военного атташе являлось протестное письмо депутата Государственной думы В.М. Пуришкевича, где он резко нападал на большевистскую фракцию Социалистической партии15. Её члены, крича громче всех, наносили наибольший вред армии. Вся российская пресса была вынуждена отказаться от публикации письма В.М. Пуришкевича из-за отказа рабочих всех типографий по всей России. К. Торнхилл вспоминал, что публикация этого письма комитетом 10-й армии, куда оно было лично передано им генерал-квартирмейстеру 23 апреля, едва не вызвала мятеж. Вслед за этим была подготовлена обращённая к солдатам листовка, в которой письмо В.М. Пуришкевича объяснялось попыткой вызвать раскол между рабочими и солдатами.
Таким образом, отчёт помощника британского военного атташе К. Торнхилла представляется ценным источником по истории Западного фронта русской армии. В документе дана негативная оценка положения этого фронта спустя более 1,5 месяца после образования в воинских подразделениях солдатских комитетов как одного из ощутимых по своей пагубности результатов Февральской революции.
Как профессиональный военный и внимательный наблюдатель помощник британского атташе высказывал то открыто, то иносказательно мысли о нараставшей дестабилизации на фронте и об ухудшении военно-политической обстановки в Минске. Оба этих процесса были связаны с апрельскими решениями Съезда представителей армий фронта, падением авторитета офицеров, движением польских военных за создание отдельной национальной армии, непониманием целей войны солдатами (в основном крестьянами), разрушительной деятельностью агитаторов на фронте. Исправлению такого положения способствовало бы появление человека с железной волей и характером.
Описанные К. Торнхиллом негативные процессы, явления и настроения на Западном фронте русской армии подтверждались воспоминаниями главнокомандующего этим фронтом В.И. Гурко и его преемника на этом посту генерал-лейтенанта А.И. Деникина. Последний, в частности, отмечал: «Демократизация разрушила все служебные перегородки и вызывала беспощадное отношение ко времени и труду старших начальников»16.
В отличие от мемуаров двух главнокомандующих в отчёте К. Торнхилла содержалась более детализированная информация, в первую очередь о решениях Съезда представителей армий фронта в Минске. Вместе с тем в нём не было информации о положении дел в Особой армии, находившейся вблизи Юго-Западного фронта.
В целом, судя по тексту отчёта К. Торнхилла, перспективы для Западного фронта русской армии были удручающими. Автор документа доводил до сведения Военного кабинета Соединённого Королевства информацию о ненадёжности Западного фронта в качестве активной, влиятельной, сдерживавшей военной силы против Германии. После получения из России данного документа (как и многих ему подобных) члены кабинета вынуждены были пересмотреть британскую военную стратегию и тактику на фронтах Первой мировой войны в сторону минимализации участия России в боевых действиях (или вообще его исключения), а также аспекты российского направления своей внешней политики.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Гуревич Н.Е. Борьба большевиков за солдатские массы на Западном фронте в 1917 году (март—октябрь). Дис. … канд. ист. наук. М., 1949; Поляков И.М. Борьба большевиков за солдатские массы на Западном фронте в 1917 году: март — октябрь. Дис. … канд. ист. наук. М., 1950; Коников Х.В. Большевики Западного фронта в борьбе за подготовку и проведение Великой Октябрьской социалистической революции (март—ноябрь 1917 г.). Дис. … канд. ист. наук. Минск, 1954; Кругликов П.С. Большевики Минской губернии и Западного фронта в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции (февраль 1917 — март 1918). Дис. … канд. ист. наук. М., 1955; Голуб П.А. Партия, армия и революция: Отвоевание партией большевиков армии на сторону революции. Март 1917 — февр. 1918 г. М.: Политиздат, 1967; Ивашин В.Г. Большевики Белоруссии и Западного фронта в борьбе за осуществление ленинского Декрета о мире. Минск: Изд-во БГУ, 1972.
2 Гапоненко Л.С. Солдатские массы Западного фронта за власть Советов. М.: Госполитиздат, 1953; Смольянинов М.М. Революционное движение солдатских масс на Западном фронте в 1917 году. Минск: Наука и техника, 1981; он же. Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 году. Минск: Белорусская наука, 2007; Лобан Н.А. Антиправительственное и антивоенное движение в частях 3-й армии Западного фронта, март—декабрь 1917 г. Дис. … канд. ист. наук. Минск, 1993; Краснокутский В.В. Демобилизация русской армии в 1917—1918 гг.: на примере Западного фронта. Дис. … канд. ист. наук. М., 1997; Данилова О.С., Слуцкая Л.В. Западный фронт Российской империи в воспоминаниях французских участников Первой мировой войны // Новейшая история России. 2015. № 1(12). С. 16—28; Попов А.В. Дезертирство как проявление разложения русской армии на Западном фронте в феврале — октябре 1917 года // Псковский военно-исторический вестник. 2017. № 3. С. 152, 158; Семенчик Н.Е. От войны Отечественной к войне Гражданской (Западный фронт в Белоруссии в 1917 — в начале 1918 г.) // Военная история: даты, факты, люди. Тенденции развития добровольчества в Санкт-Петербурге: материалы конференций СПб ГБУ ДМ «Форпост» за 2017 год / [Под ред. В.А. Носова и др.]. СПб.: Форпост, 2017. С. 91—95; Оськин М.В. Продовольственное снабжение русского Западного фронта в период Первой мировой войны (1915—1917) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2018. Т. 45. № 3. С. 543—552; Петренко А.В. Офицерский корпус Западного фронта Российской армии в 1915—1918 гг.: эволюция политических взглядов // Беларусь у кантэксце еўрапейскай гісторыі: асоба, грамадства, дзяржава у 2 ч. Ч 1. Гродна: ГрДУ, 2019. С. 293—295.
3 Цвыров Л.Г. Политические партии на Западном фронте: борьба за демократизацию армии и выбор путей общественного развития, март 1917 — февраль 1918 гг. Дис. … канд. ист. наук. Минск, 1993; Лавринович Д.С. Либералы, Ставка Верховного Главнокомандующего и Западный фронт в 1916—1917 гг. // Великая война 1914—1918: альманах Российской ассоциации историков Первой мировой войны. Россия в Первой мировой войне. Вып. 3. М.: МБА; Квадрига, 2013. С. 127—134; Василенко В.В. Медицинская деятельность всероссийского земского союза и всероссийского союза городов на Западном фронте в 1915—1917 гг. // Научные труды Республиканского института высшей школы. Исторические и психолого-педагогические науки. 2017. № 17-1. С. 32—38; Старостенко Э.В. Съезд православного духовенства Западного фронта 1917 года в Минске // Романовские чтения — 15: сборник статей Междунар. науч. конф., Могилёв, 26—27 ноября 2020 г. Могилёв: МГУ имени А.А. Кулешова, 2021. С. 28, 29; Шардыко И.В. Политическая ситуация в Беларуси и на Западном фронте после июльских событий 1917 г. // Копытинские чтения — V: сборник статей Междунар. науч.-практ. конф. Могилев: МГУ имени А.А. Кулешова, 2022. С. 53—55.
4 G.T. 890. Effects of Russian Revolution. Report by Major Thornhill // The National Archives (THA). CAB 24/14/90. P. 379—381.
5 Весной 1917 г. в состав Западного фронта входили 2-я армия под командованием генерал-лейтенанта А.А. Веселовского (1865—1939), 3-я армия — генерал-лейтенанта М.Ф. Квецинского (1866—1923), 10-я армия — генерал-лейтенанта Н.М. Киселевского (1866—1939) и Особая армия — генерала от инфантерии П.С. Балуева (1857—1923).
6 Председателем съезда был выбран Познер — «малозначительный местный активист неопределённой национальности, причислявший сам себя к социалистам-революционерам». См.: Война и революция в России = War and Revolution in Russia 1914—1917: мемуары командующего Западным фронтом, 1914—1917 / [Пер. с англ. М.Г. Барышникова]. М.: Центрполиграф, 2007. С. 334.
7 Это был депутат Государственной думы IV созыва от Прогрессивной партии, комиссар по Юго-Западному фронту А.М. Масленников (1858—1950).
8 G.T. 890. Effects of Russian Revolution… P. 379.
9 Ibid.
10 Ibid.
11 Ibid. P. 380.
12 Ibid.
13 Ibid. P. 380, 381.
14 Ibid. P. 381.
15 Имеется в виду Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков).
16 Деникин А.И. Очерки русской смуты в 2 т. Т. 2. Минск: Харвест, 2017. С. 328.