Аннотация. В статье представлены результаты анализа отражения в научной литературе причин, признаков и определений коллаборационизма.
Summary. The paper gives the results of analyzing the causes, features and definitions of collaboration.
История войн
БРЫЧКОВ Анатолий Сергеевич — профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Военной академии войсковой противовоздушной обороны Вооружённых сил РФ имени Маршала Советского Союза А.М. Василевского, полковник в отставке, доктор философских наук, профессор (г. Смоленск. Е-mail: Bricanat@maill.ru);
КАРПЕКО Валерий Петрович — доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Военной академии войсковой противовоздушной обороны Вооружённых сил РФ имени Маршала Советского Союза А.М. Василевского, полковник запаса (г. Смоленск. Е-mail: belkansk83@rambler.ru).
Коллаборационизм: причины, признаки и определения
Коллаборационизм — не маргинальная форма недостойного поведения отдельных лиц, а социально-политическое явление, более сложное, нежели представлялось ранее в советской и зарубежной историографии, хотя и чуждое большинству населения оккупированных стран, но распространённое в прошлом и возможное в будущем. Причины относительно поверхностного его изучения, по мнению одного из авторов, в том, что «историки сами признали коллаборационизм опасной и неблагодарной темой, разработка которой может ухудшить образ собственного народа в глазах иностранцев. При этом историческую роль играло и играет убеждение историков, что их труды должны соответствовать общественному заказу»1.
Хотя коллаборационизм существует с древних времён, понятие, обозначающее его (от франц. collaboration — сотрудничество), появилось в начале XIX века, в ходе Наполеоновских войн, широко стало употребляться в годы Второй мировой войны. Первоначально под ним понимали сотрудничество граждан Франции с германскими властями в период её оккупации. Затем термин стали применять и к пособничеству захватчикам граждан других государств, оккупированных Германией или Японией2.
Актуальность исследования коллаборационизма повышают международная обстановка, информационная война против России, вызванная, по оценке пресс-секретаря Президента РФ Д.С. Пескова, желанием подавить суверенитет нашей страны3, активность фальсификаторов истории Второй мировой и Великой Отечественной войн, реабилитация и героизация соучастников преступлений нацизма в некоторых странах.
Стратегия национальной безопасности РФ обращает внимание на «усиливающееся противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением некоторых стран использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения своих геополитических целей, в том числе путём манипулирования общественным сознанием и фальсификации истории»4.
За выработку чёткой юридической нормы в отношении определения коллаборационизма выступили представители Федеральной службы безопасности РФ и научной общественности в ходе посвящённого событиям Второй мировой войны «круглого стола», прошедшего в 2010 году5. И в исторической науке необходимо всесторонне выверенное, исчерпывающе ёмкое и точное определение коллаборационизма для противодействия фальсификации истории. Попытаемся найти его.
Среди обобщающих работ выделяется труд известного отечественного военного историка М.И. Семиряги. Исследовав его как социально-политическое явление, характерное для всех стран Европы и территорий СССР, оккупированных фашистами в годы Второй мировой войны, он предложил определение: «Коллаборационизм — это содействие в военное время агрессору со стороны граждан его жертвы в ущерб своей родине и народу. В условиях оккупации деятельность коллаборационистов представляет собой измену родине… в соответствии с международным правом они совершают военное преступление»6.
Кроме того, М.И. Семиряга предложил разграничить понятия «коллаборационизм» и «сотрудничество». По его мнению, коллаборационизм — синоним «осознанного предательства и измены», а сотрудничество — вынужденные и неизбежные в условиях оккупации контакты и связи местного населения с врагом7. Но так как понятие «сотрудничество» соответствует французскому — «collaboration», от которого произошёл термин, употреблено в определениях коллаборационизма на страницах авторитетных энциклопедических и других изданий, активно используемых в информационной, научной и образовательной деятельности, противопоставление понятий «коллаборационизм» и «сотрудничество» может вызвать путаницу. Чтобы избежать её, очевидно, есть смысл определить сотрудничество с оккупантами, не являющееся коллаборационизмом, другим словом (например, словом «контакты»), которое исключит противоречивые толкования и их использование для оправдания коллаборационистов.
Коллаборационизм советских граждан, добровольно служивших оккупантам, по мнению М.И. Семиряги, был порождён не столько симпатиями к нацистской идеологии и гитлеровской Германии, сколько неудовлетворённостью социально-политическими, экономическими и национальными условиями в СССР, карьеристскими мотивами, психологическими причинами — страхом перед жестокостью фашистов, а также стремлением спастись самим и спасти свои семьи от расправы, выжить в тяжёлых условиях оккупации8. Обратив внимание на это, Семиряга отметил, что задача историков — расставить всё на свои места: подлинные коллаборационисты заслужили наказание, а миллионы граждан, которые были вынуждены ради выживания сотрудничать с оккупантами на бытовом уровне, должны быть ограждены от позорных ярлыков предателей9.
Большинство отечественных исследователей разделяют и поддерживают вывод о качественных различиях двух явлений: коллаборационизма как измены родине и вынужденного сотрудничества с оккупантами, не причинявшего вреда коренным интересам Отечества.
Российский историк О.В. Романько, специалист по проблеме коллаборационизма в годы Второй мировой войны, определил это явление как «добровольное сотрудничество с нацистским военно-политическим руководством на территории Германии или оккупированных ею стран в целях установления или укрепления нового административно-политического режима»10.
Б.Н. Ковалёв, предложив определение коллаборационизма, практически идентичное сформулированному М.И. Семирягой, отметил, что «степень вины людей, которые в той или иной форме сотрудничали с оккупантами, безусловно, была разной». По его мнению, «трудно обвинить в чём-то людей, которые под дулами вражеских автоматов занимались расчисткой, ремонтом и охраной железных, шоссейных дорог», разные причины заставляли население оккупированных территорий сотрудничать с врагом: «Были среди них те, кто сознательно встал с оружием в руках на сторону нацистов. Это, как правило, «обиженные» советской властью, ненавидевшие её. Встречались и приспособленцы, желавшие всегда жить хорошо, быть выше других»11. Их Ковалёв назвал предателями, у преступлений которых нет срока давности.
Он обратил внимание на то, что нацисты использовали в своих целях и неудовлетворённость тех, кто считал, что им не дали реализовать себя в творческом или деловом плане. Например, после НЭПа в нашей стране запретили заниматься частным бизнесом, а оккупанты давали такую возможность. Но чтобы получить разрешение, нужно было выполнить два условия: представить, говоря современным языком, бизнес-план и доказать свою лояльность оккупационному режиму — выдать прятавшегося коммуниста или еврея. Были и те, кто путём доноса оккупантам на соседей улучшали свои жилищные условия или материальное положение. Но подавляющее большинство населения не совершало преступных деяний, просто старалось выжить в экстремальных условиях оккупации12.
С.В. Кудряшов считает, что многие были принуждены к сотрудничеству с оккупантами под страхом смерти. Среди старост и прочих работников гитлеровской оккупационной администрации были занявшие эти посты как по принуждению, так и по просьбам односельчан или по заданиям советских спецслужб. Некоторые поступали на службу к оккупантам из-за безысходной нужды, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи.
Переход от неизбежных в условиях оккупации контактов с врагом, не причинявших вреда коренным интересам Отечества, к предательству — коллаборационизму порой представлял собой один шаг. Поэтому, по мнению С.В. Кудряшова, «иногда очень сложно, а то и почти невозможно выявить ту грань, которая отделяет простое взаимодействие с оккупационными властями от сотрудничества с ними»13.
Конечно, не все деяния коллаборационистов выявлены. Но каждый из них переступил роковой рубеж, отделявший безвредные контакты с врагом от коллаборационизма. Переход к нему с точки зрения морали и закона — совершение преступления независимо от того, было ли оно впоследствии оценено правосудием или осталось не выявленным, поэтому безнаказанным.
Ряд зарубежных авторов считают, что большая часть сотрудничавших с гитлеровцами видела в службе врагу способ выживания в условиях жесточайшего оккупационного режима. В книге «Последняя тайна» английский политический деятель, историк Н. Бетелл писал о судьбах советских военнопленных: «Помимо тех, кто добровольно сражался на стороне нацистов, гораздо большее число советских граждан надело немецкую форму под влиянием голода, непосильной работы и угрозы смерти… Во многих случаях русские становились перед страшным выбором: либо присоединиться к немцам, либо быть расстрелянным на месте»14. Итальянский историк Дж. Боффа в труде по истории Советского Союза отметил: «Если немцам и удалось навербовать некоторое количество людей, согласившихся сотрудничать с ними, то результат этот был достигнут не столько с помощью политических средств, сколько с помощью самого элементарного шантажа голодом»15.
Российские историки Н.А. Кирсанов и С.И. Дробязко16 тоже рассматривают коллаборационизм как «способ выживания под пятой оккупантов», обращают внимание на силовое и моральное давление оккупационного режима, под которым часть советских граждан теряла привычные политические и моральные ориентиры, добровольно или по принуждению становясь на путь сотрудничества с врагом. К нему подталкивали и нацистская пропаганда, националистические настроения, карьеристские побуждения, соображения материальной выгоды и др.
Анализ работ исследователей коллаборационизма показывает: большинство предлагает классифицировать его формы в зависимости от сфер взаимодействия с оккупантами. Например, С.В. Кудряшов в первой половине 1990-х годов выделил военное, политическое и экономическое (гражданское) сотрудничество, а военный коллаборационизм разделил на пассивный (труд в воинских частях) и активный (участие в боевых действиях с оружием в руках)17. В.В. Малиновский предложил классификацию по такому критерию, как мотив взаимодействия с нацистами, отметив: в Прибалтике и на Западной Украине коллаборационизм «имел определённую националистическую окраску — местные коллаборационисты надеялись при помощи фашистских войск воссоздать и создать свои национальные государства», а в других районах нашей страны коллаборационизм порождали социальные причины, с оккупантами чаще всего сотрудничали бывшие кулаки, нэпманы и асоциальные элементы, наказанные советским правосудием за преступления18.
Типологизация коллаборационизма с использованием в качестве критерия мотивов службы врагу выделяет сознательный, порождённый неприятием Советского государства, обдуманным желанием содействовать оккупантам, и вынужденный, вызванный обстоятельствами (коллаборационизм «желудка и страха»).
Наиболее обширный, но, возможно, небесспорный перечень типов предательства и сотрудничества с оккупантами предложил Б.Н. Ковалёв, включив в него военный, экономический, административный, идеологический, интеллектуальный, духовный, национальный, детский и половой коллаборационизм. По его мнению, в большинстве случаев они сочетались19.
М.И. Семиряга, очерчивая диапазон форм взаимодействия населения с оккупантами (бытовое, административное, экономическое и военно-политическое), сформулировал положения, на наш взгляд, важные для понимания сути проблемы. Коллаборационизм для большой войны — неизбежное явление. Без сотрудничества с местным населением не может обойтись ни один завоеватель, оккупационная система не может быть дееспособной, она нуждается в местных переводчиках, администраторах, хозяйственниках, знатоках политического строя, обычаев населения и т.д. При этом необходимо отличать деятельность местных жителей, наносящую ущерб своей стране, от их хозяйственной деятельности ради спасения своих жизней и семей, невозможной без контактов с оккупантами. Не все действия в рамках этих форм можно квалифицировать как измену родине. Исключение историк сделал для военно-политического коллаборационизма, которому, по его мнению, нет оправдания20.
С точки зрения В.А. Пережогина гражданский коллаборационизм в большей степени носил вынужденный характер, т.к. у многих советских людей, особенно в городах, не было другого способа добыть средства к существованию21. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Веригин С.Г. Предатели или жертвы войны: коллаборационизм в Карелии в годы Второй мировой войны 1939—1945 гг. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2012. С. 3.
2 Коллаборационизм // Большая российская энциклопедия: электронная версия (БРЭ ЭВ). Интернет-ресурс: https://bigenc.ru.
3 Песков объяснил, чем вызвана информационная война против России. 2017. 13 декабря // РИА «Новости». Интернет-ресурс: https://ria.ru.
4 Стратегия национальной безопасности Российской Федерации (утв. Указом Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683) // Сайт Совета безопасности РФ. Интернет-ресурс: http://www.scrf.gov.ru.
5 ФСБ выступает за определение коллаборационизма в годы Второй мировой // РИА «Новости». 2010. 3 марта. Интернет-ресурс: https://ria.ru.
6 Семиряга М.И. Коллаборационизм: природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. С. 11.
7 Там же. С. 815.
8 Там же. С. 322.
9 Там же. С. 815.
10 Романько О.В. Крым в период немецкой оккупации: национальные отношения, коллаборационизм и партизанское движение: 1941—1944. М.: Центрполиграф, 2014. С. 7.
11 Ковалёв Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России: 1941—1944. М.: АСТ, 2004. С. 10, 11.
12 Там же.
13 Кудряшов С.В. Предатели, «освободители» или жертвы режима?: советский коллаборационизм (1941—1942) // Свободная мысль. 1993. № 14. С. 91.
14 Штрайт К. Они нам не товарищи: вермахт и советские военнопленные в 1941—1945 гг. / Пер. с нем. И. Дьяконова, предисл. и ред. И. Настенко. М.: Русское историческое общество; Русская панорама, 2009. С. 250.
15 Боффа Дж. История Советского Союза в 2 т. Т. 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущёв. 1941—1964 гг. 2-е изд. М.: Международные отношения, 1994. С. 108.
16 Кирсанов Н.А., Дробязко С.И. Великая Отечественная война 1941—1945 гг.: национальные добровольческие формирования по разные стороны фронта // Отечественная история. 2001. № 6. С. 64.
17 Кудряшов С.В. Указ. соч. С. 86.
18 Малиновский В.В. Кто он, российский коллаборационист: патриот или предатель? // Вопросы истории. 1996. № 11—12. С. 165.
19 Ковалёв Б.Н. Указ. соч. С. 62.
20 Семиряга М.И. Указ. соч. С. 10, 11.
21 Пережогин В.А. Вопросы коллаборационизма // Война и общество: 1941—1945. М.: Наука, 2004. С. 293.