N.V. VASHCHENKO – «Do not go straightforward, but do resort to artificial means…» Geopolitical views of the last General — Field Marshal of the Russian Empire
Аннотация. В статье исследуются геополитические концепции русского военного историка и государственного деятеля, военного министра (1861—1881 гг.), генерал-фельдмаршала Д.А. Милютина, раскрывается его роль в становлении отечественной школы геополитики XIX столетия.
Summary. The article explores the geopolitical concepts of the Russian military historian and statesman, War Minister (1861-1881) General-Field Marshal D.A. Milyutin, as well as reveals his role in formation of the national school of geopolitics of the XIX century.
НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
Ващенко Наталья Васильевна — научный сотрудник военного института (управления национальной обороной) Военной академии Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации
(Москва. E-mail: vnv-24rus@yandex.ru).
«НЕ ИДТИ В ЛОБ, А ПРИБЕГНУТЬ К ИСКУССТВЕННЫМ СРЕДСТВАМ…»
Геополитические воззрения последнего генерал-фельдмаршала Российской империи
Развитие русской геополитической мысли правомерно прослеживается с XV века, когда монах Филофей заложил основу концептуальному имперскому пониманию Московского государства — «Москва — Третий Рим». Политическая география, а затем и геополитика оформились в самостоятельное научное направление уже на рубеже XIX—XX вв. При этом, в ряд основателей новой науки вместе с Рудольфом Челленом, Фридрихом Ратцелем и Карлом Хаусхофером вполне логично поставить и русского генерал-фельдмаршала, военного историка, исследователя внешней политики России и международных отношений, занимавшего в период с 1861 по 1881 год пост военного министра империи, Дмитрия Алексеевича Милютина1. Его геополитические концепции не возникли спонтанно: всесторонняя экспертная оценка требовалась российской монархии для обоснования территориальной экспансии на Кавказе, нейтрализации сложных антироссийских комбинаций европейских держав, в разрешении череды черноморских и балканских кризисов XIX столетия.
Будучи приверженцем политики расширения пределов Российской империи, Д.А. Милютин обосновывал целесообразность территориальных приобретений и «российского владычества на Кавказе» как «к собственной своей пользе» государства в видах «обеспечения своих пределов и усиления своего веса на Востоке», так и в целях «благотворного влияния на самый край». Д.А. Милютин исходил из того, что Россия являет «человечеству утешительную и беспримерную картину бескорыстного, великодушного стремления метрополии к благу и пользе нового своего приёмыша»2.
Обоснование просвещённой цивилизаторской политики России на Кавказе Д.А. Милютин искал в изучении и систематизации исторического прошлого. В начале 1840-х годов он составил аналитическую записку, включавшую хронологически полный (300 лет) военно-исторический анализ действий русской армии в этом регионе. Самым важным в документе стали выводы и предложения автора по мерам «успешного покорения Кавказа и… прочного водворения спокойствия».
Геополитический по своей сути анализ привёл автора к мысли, что Кавказ — сильная крепость, не только «чрезвычайно твёрдая по местоположению и искусно ограждённая укреплениями», но и обороняемая «многочисленным гарнизоном» (автор не упоминал враждебно настроенное население). Вывод был вполне обоснован: лишь «безрассудность» может толкнуть на прямой штурм такого бастиона.
Как военный, размышляя категориями «благоразумного полководца», Д.А. Милютин считал оптимальным не идти «в лоб», а «прибегнуть к искусственным средствам… подвигаться сапою, призвать на помощь мины…». При этом автор указывал, что такая тактика «не была предварительно начертана для поступательного руководства», а реализовывалась вынужденно и ситуативно, так как военно-политическая обстановка «вынудила приступить к сему образу действий», что, безусловно, порождало «частые отклонения от истинного пути», замедляло «общий успех», но было правильным3.
В своей работе Д.А. Милютин провёл комплексный географический, топографический и этнографический анализ региона, сегментировав его по стратегически важным частям, уделив особое внимание Кавказской линии, Дагестану, берегу Чёрного моря, Закавказью.
Исследуя территорию, он акцентировал внимание на влияние географического фактора, а именно того, как «разнообразие местности» и «положение частей Кавказского края» влияет на «спокойствие, устройство гражданское и степень покорности к России»4. Таким образом, автор в начале 1840-х годов развил новое для той поры направление военно-политической мысли, концептуально обосновав теорию контроля над присоединяемой территорией, рассуждая о закономерностях распределения сфер влияния, смещении центров силы на Кавказе.
Идеи Д.А. Милютина не выходили за рамки традиционной геополитики, делавшей акцент на военно-политические инструменты так называемой сегодня «жёсткой силы» и доминирование географических факторов в присоединении территорий. Данная позиция была созвучна с более поздней теорией К. Хаусхофера о «географическом разуме» государства5.
Говоря о том, «каким образом Россия была постепенно вовлечена в упорную борьбу с кавказскими народами», Д.А. Милютин фактически уходил от объяснения российской экспансии на Кавказ, подменяя его обоснованием военно-политической необходимости борьбы, которой, по мнению автора, «избежать было невозможно». При этом обеспечивалась цель спокойствия «на линии», т.е. российской границе, и безопасности сухопутных сообщений с Закавказьем.
Не мог Д.А. Милютин обойти и такие классические «мирные» способы колонизации, как торговля и создание на Кавказе русских и казацких поселений. Впрочем, и то, и другое, хотя и применялось в колониях западных стран, здесь признавалось негодными «к покорению страны враждебной». Торговля и заселение, по Д.А. Милютину, могли быть применены лишь после принудительного «замирения края уже покорённого».
Учёный исходил из того, что русские и казачьи селения могли существовать лишь в безопасности, на «сплошной полосе земли», за «кордоном» или «естественной оборонительной линией». Пока такого кордона не было, казаки занимали отдельные пункты, окружённые враждебными народами, не могли вести хозяйство, а защита станиц требовала регулярной армии. В связи с этим, полагал историк, русские и казачьи вкрапления среди местных аулов не имели бы такого значения как, например, казачьи сторожевые поселения на линии.
Д.А. Милютин признавал, что русские поселения не только «не имели бы влияния на туземцев», но и сами бы попали в сложное положение, так как их «благосостояние, а в большинстве случаев и жизнь, зависели бы от расположения местного населения»6. К этому же выводу позже пришёл и крупнейший немецкий геополитик К. Хаусхофер, указывая на обречённость всякой «попытки подрыва и рассечения естественных сухопутных и водных путей искусственными, насильственно проведёнными и установленными границами на длительный срок». Такие границы, по мнению автора, «рано или поздно» под воздействием «неутомимой встряски непризнанных коммуникаций» рушатся7.
Налаживание торговли и обустройство поселений было невозможно без дорожной сети, развитие которой Д.А. Милютин, скептически подходя к экономическим аспектам на Кавказе вообще, считал лишь вспомогательным средством. Автор исходил из высокой стоимости и трудоёмкости строительства «в стране горной или лесистой», невозможности поддержания инфраструктуры в условиях «разрушительного действия природы и покушения самих жителей». Анализ очередного фактора приводил автора к однозначному выводу о необходимости «постоянного присутствия войск»8.
Таким образом, фактически отрицая продуктивность инструментов политики «мягкой силы» или предполагая их, но лишь в будущем, как дополнение военных мер, Д.А. Милютин сосредоточивается исключительно на инструментах «жёсткой силы», т.е. делает вывод о том, что «водворение в крае спокойствия и порядка» возможно исключительно военным путём. Причём никакой мирный компромисс не казался ему возможным по причине того, что «когда борьба уже так разгорелась, отказаться от употребления оружия было бы даже совершенно невозможно»9.
Учёный при этом предостерегал от «предположения несбыточного — покорить Кавказ «одним ударом», но считал полезной тактику опорных районов, т.е. не распыления сил на «покорение всех частей края», а в большей степени — «постоянного удержания в покорности уже занятых частей»10.
Д.А. Милютин критически оценивал существующую кордонную систему, полагая, что возведение укреплений в регионе не всегда «сообразно с истинным их назначением». Их расположение не имело логического построения и было непропорциональным: «число их умножалось непомерно в некоторых частях края».
Пространственное мышление российских полководцев и военной администрации на протяжении многих лет ориентировалось на задачи контроля территории. Укрепления строились для охраны путей сообщений, но не торговых, а военных, между линией и передовыми укреплениями, а также между ними. Предполагалось строительство линий малых укреплений лентой вдоль оснований гор, чтобы «запереть» выходы из ущелий и отрезать равнину, принудив немирных горцев к покорности голодом. Контроль территории осуществлялся бессистемно, не имел концептуального единства, отсюда строительство множества укреплений вело к их измельчанию как фортификационно, так и по личному составу. Такие форпосты были способны в лучшем случае отбиться от противника, но контроль территории не обеспечивали.
Д.А. Милютин предлагал сосредоточиться на строительстве крупных передовых укреплений, перед кордоном и на линиях выходов из основных ущелий. Данный подход обеспечивал опорные пункты и склады для мобильных войсковых резервов, способных оперативно контролировать территорию в зоне ответственности.
Важнейшим методологическим выводом Д.А. Милютина стало обоснование геополитического мышления военного начальствующего состава группой факторов:
— необходимостью иметь «совершенное знание края и обстоятельств», кроме «общих военных дарований»11;
— исходя из того, что никакая одна система не могла быть реализована для всех частей Кавказа, «каждое средство могло быть с пользой употреблено в своём месте, сообразно с местными условиями, обстоятельствами и необходимостью».
Средство решения проблемы Д.А. Милютин видел в субъективном факторе, полагая, что если «каждый местный начальник основательно вникнет» в «подробности» и «свойства края», в «дух племён», будет отслеживать «все события среди них», включая личные отношения, наладит разведку, приманит «людей верных в самих горах», тогда каждый начальник будет в состоянии «расстроить всякое враждебное покушение горцев», а при необходимости — перейти в наступление, чтобы заставить местные племена всегда обороняться. Именно эти факторы он называл «сущность всей войны Кавказской», считая их «основаниями весьма простыми». В то же время учёный признавал, что «в самом исполнении» эта война «требует искусства особого рода — доступного, конечно, не всякому»12.
В конце 1848 года профессор Императорской военной академии полковник Д.А. Милютин был назначен «для особых поручений» (в основном для аналитической работы) при военном министре13, что позволило ему завершить фундаментальный военно-исторический труд «История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 году». За эту работу он был удостоен полной Демидовской премии. По совокупности своих заслуг учёный получил статус члена-корреспондента Академии наук и стал доктором русской истории Петербургского университета. Таким образом, с начала 1850-х годов Д.А. Милютин признаётся авторитетным военным аналитиком, обладавшим обширными знаниями и методологией анализа в истории, военном деле, политике, географии и экономике. С 1853 года именно ему давались «личные поручения» военного министра князя В.А. Долгорукова по вопросам «военных приготовлений»14.
Геополитический анализ ситуации позволил Д.А. Милютину прийти к адекватным выводам при оценке положения русской армии, государства, экономики и дипломатии в Крымской войне. Он пришёл «к грустному заключению, что при наших истощённых средствах невозможно продолжать упорную войну»15.<…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Милютин Дмитрий Алексеевич (1816—1912) — русский военный историк и теоретик, военный министр (1861—1881), основной разработчик и проводник военной реформы 1860-х гг. Последний из русских, носивший звание генерал-фельдмаршала (с 1898 г.).
2 Габелко Д.Е. Д.А. Милютин и «Записка, приготовленная для военного министра к совещанию, происходившему в Зимнем дворце, о том, соглашаться ли или нет на мир» 19 декабря 1855 г. // Вестник ВУиТ. 2012. № 1(9) С. 155—160.
3 Козьменко И.В. Петербургский проект Тырновской конституции 1879 года // Исторический архив. М., 1949. Т. IV. С. 184, 185.
4 Милютин Д.А. Дневник. 1873—1875 / Под ред. Л.Г. Захаровой. Т. I. М.: ТРИТЭ, 2008.
5 Шишхова Н.М. Политическая лирика Ф.И. Тютчева как часть его мировоззренческой концепции // Вестник Адыгейского государственного университета. 2013. № 1(114). С. 54—60.
6 Милютин Д.А. Дневник. 1873—1875. Т. I. С. 75.
7 Шишхова Н.М. Указ соч. С. 54—60.
8 Милютин Д.А. Дневник. 1873—1875. Т. II. С. 167.
9 Там же. Т. I. С. 103.
10 Там же. С. 64.
11 Там же. Т. II. С. 211—219.
12 Там же. Т. I. С. 32.
13 Габелко Д.Е. Указ. соч. С. 155—160.
14 Там же.
15 Носков В.В. Крымская война и развитие славянофильской философии истории // Известия РГПУ имени А.И. Герцена. 2002. № 2.