Аннотация. В статье на основе работы Н.Н. Головина «Россия в Первой мировой войне» предпринята попытка проанализировать его точку зрения на развитие настроений общества России относительно её участия в Первой мировой войне.
Summary. The paper falls back on the work by N.N. Golovin Russia in the First World War to attempt analysis of his vision of the changes in the public mood in Russia with regard to its participation in the First World War.
ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
КУЗНЕЦОВ Роман Вячеславович — преподаватель кафедры военно-политической работы в войсках (силах) филиала Военной академии материально-технического обеспечения имени генерала армии А.В. Хрулёва, кандидат исторических наук, доцент
«РЕВОЛЮЦИЯ ОПРОКИНУЛА УСТАНОВЛЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПОРЯДОК»
Генерал Н.Н. Головин об эволюции настроений населения России относительно войны в 1914—1917 гг.
Современному читателю имя Н.Н. Головина мало о чём говорит, хотя он многого смог достичь за свою жизнь — генерал-лейтенант, военный теоретик, педагог, историк.
Родился Н.Н. Головин 22 февраля 1875 года в дворянской семье, которая вела свою историю от крестника царя Ивана III — московского боярина Ивана Головы. Сын генерала от инфантерии Н.М. Головина (участник обороны Севастополя в Крымскую войну, заведующий передвижением войск и военных грузов в русской армии в 1886—1896 гг.), он в 1894 году окончил Пажеский корпус, в 1900 году — Николаевскую академию Генерального штаба. Служил в различных, преимущественно гвардейских, штабах. Совмещал службу с научной деятельностью в Обществе ревнителей военных знаний (в 1905—1907 гг. — его секретарь). В 1907 году защитил диссертацию на звание экстраординарного профессора. Осенью 1908 года был откомандирован на год во Французскую военную академию для изучения зарубежного опыта высшей военной школы. По возвращении в Россию представил отчёт, где обосновал необходимость реорганизации военного обучения в России. Выразил эти идеи в защищённой им в 1909 году диссертации на звание ординарного профессора. Его предложения по реорганизации учебного процесса не встретили поддержки военного министра генерала В.А. Сухомлинова и части профессуры академии во главе с генералом А.К. Байовым. Конфликт вынудил полковника Головина в начале 1914 года покинуть академию1. Первую мировую войну встретил командиром 2-го лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, успешно им командовал во время Галицийского сражения в августе—сентябре 1914 года, после чего был произведён в генерал-майоры. В ноябре 1914 года после ранения и контузии назначен генерал-квартирмейстером штаба 9-й армии, с октября 1915 года — начальник штаба 7-й армии.
После Февральской революции (в апреле 1917 г.) ему поручено исполнение должности начальника штаба помощника главнокомандующего армиями Румынского фронта. Получил чин генерал-лейтенанта в августе 1917 года, а в октябре переведён в распоряжение министра-председателя и Верховного главнокомандующего А.Ф. Керенского. В Гражданскую войну уехал на Юг России, а затем во Францию. Летом 1919 года прибыл из Франции в армию А.В. Колчака, который предложил ему пост начальника штаба и военного министра. В ноябре 1920 года эвакуировался из Крыма в Галлиполи, затем во Францию, где жил до 1944 года2.
В эмиграции Н.Н. Головин опубликовал большое количество трудов по военной теории и истории. Но наиболее интересной для широкого круга читателей, с нашей точки зрения, является его фундаментальная работа «Россия в Первой мировой войне»3. Эта книга впервые была издана в Париже в 1939 году, когда деятельность существовавших там и возглавлявшихся профессором Головиным «Военно-научных курсов систематического изучения современного военного дела» (работали с марта 1927 по сентябрь 1939 г.) находилась на высшей точке своего развития4. Лекции Н.Н. Головина, читавшиеся там и ставшие основой для книги «Россия в Первой мировой войне», впоследствии были переведены на 8 языков. Годы труда и практической семинарской работы на курсах позволили Николаю Николаевичу систематизировать свой труд и довести его до полноценного издания, содержание которого даёт подробную картину русской армии накануне и во время Первой мировой войны. В своём труде Головин постарался уйти от нарочитого академизма, что делает его достаточно просто воспринимаемой и вместе с тем познавательной книгой. Она является одной из первых попыток осмыслить Первую мировую войну с военно-социологической точки зрения, проследить зависимость духа войск от социальных и политических причин. Мы не будем отрицать, что зачастую оценки Головиным социально-психологической стороны войны могут показаться современному читателю несколько узкими. Но если проанализировать существующую литературу, то станет ясно, что данный вопрос так и не получил должного освещения.
Будучи представителем правящего класса России, генерал Н.Н. Головин был настроен к основной части населения с достаточной степенью пренебрежения и недоверия. Относительно патриотических настроений народных масс в начале войны он писал довольно резко, считая, что они находились на недостаточно высокой ступени развития (особенно по сравнению с настроениями в союзных странах): «Для правильной оценки такого сложного явления, как народное настроение, нужно учесть то, что русские народные массы были на много низшей степени социального развития, нежели таковые же западноевропейских народов… Задерживающие начала, воспитываемые в ряде поколений просвещением и жизнью среди правового порядка, не могли развиться в наших народных массах»5. Но даже такая недостаточная, по его мнению, степень развития не помешала проявиться высокому уровню патриотизма в начале войны. Для нас подтверждением патриотического подъёма являются приведённые самим же Головиным из воспоминаний председателя Государственной думы М.В. Родзянко данные о количестве прибывших на призывные пункты — «96% всех призывных явились без отказу и воевали впоследствии на славу»6.
И вот в чём ему видится причина такого подъёма: «Первым стимулом, толкавшим все слои населения России на бранный подвиг, являлось сознание, что Германия сама напала на нас. Миролюбивый тон русского правительства по отношению к немцам был широко известен… Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения.
Другим стимулом борьбы, оказавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа… Это было сочувствие… Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вёл длинный ряд войн с турками… Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербов — и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа»7.
Но существуют и диаметрально противоположные оценки общественного настроения в начальный период войны. Так, Ю.Н. Данилов8 в своей работе «Россия в Мировой войне 1914—1915 гг.» отмечал, что «с началом мобилизации беспорядки среди призванных прокатились довольно широкой волной по ряду местностей». При этом он высказал предположение, что эти беспорядки были следствием чьих-то злонамеренных действий: «Чья-то злая воля вела толпы запасных к запертым винным складам и лавкам, толкая их на разгром и бесчинства»9.
Что же касается известной фразы, приписываемой Даниловым крестьянству в то время («Мы вятские, тульские или пермские, до нас немец не дойдёт»), то здесь мы склонны согласиться с Головиным, что такая точка зрения была высказана впервые на митингах в 1917 году, «только через три года кровавых усилий победить, после того, как революция опрокинула установленный государственный порядок, и после того, как началось общее государственное разложение»10.
Правда, практически сразу Н.Н. Головин вновь отступает на прежние позиции. Говоря о «неправильном» патриотизме русского народа, он настаивает, что русский патриотизм «лишь сырой материал, из которого в условиях культурной жизни и вырастают те более сложные виды «патриотизмов», которые можно было наблюдать во Франции, в Великобритании и в Америке»11. Причём, и это является, по нашему мнению, большим плюсом, Головин подчёркивает, что «вывод о примитивности форм русского патриотизма относится не только к низшим слоям народа, а должен быть распространён и на высшие его слои»12. В этом с ним согласен и Ю.Н. Данилов: «Не было здорового понимания долга и в кругах интеллигенции. Это лучше всего доказывается обилием лиц, искавших случая или возможности уклониться от призыва вообще, или в крайности — избежать тягостей службы на фронте, пристроившись в тылу»13.
Далее генерал Головин снова ударяется в другую крайность оценки общественных настроений, описывая настроения русского народа относительно союзников: «Подъём национального чувства… в начале войны сопровождался энтузиазмом по отношению к союзникам… Поэтому, когда с первых же дней войны из Франции начали прибывать тревожные вести, они немедленно же вызывали всеобщий порыв желания скорее выручить нашу верную союзницу из тяжёлого положения»14. Несмотря на положительные итоги кампании 1914 года, ситуация с позитивным настроем населения России относительно войны и её исхода начинает ухудшаться: «Хотя эта победа (удачные действия русской армии в Галиции. — Прим. авт.) одерживается почти одновременно с нашим поражением в Восточной Пруссии, тем не менее она не может загладить тягостное моральное впечатление от этого последнего. Рождается недоверие к своим силам против немцев. Особенно тяжело отзывается это в тылу, где оппозиционные к правительству элементы легко поддаются мрачному пессимизму»15. Здесь уже начинает сказываться неудачное управление тыловыми вопросами: «Вследствие этого… каждая из неудач на фронте воспринималась особенно болезненно, и общий стратегический результат кампании совершенно заслонялся. А между тем он был положительный и большой»16.
Следующим серьёзным ударом по позитивным настроениям народных масс страны Головин считает совершенно необходимое и оправданное в сложившейся ситуации отступление войск в 1915 году: «Всякое отступление подрывает дух войск, а такой грандиозный отход, как очищение громадной территории империи, именно всей Польши, Литвы, Белоруссии и части Волыни, должен был тяжело отразиться на психике всей страны… росли слухи об измене. Эти слухи становились всё сильнее и сильнее и проникали даже в среду более интеллигентных лиц. Причиной, дающей особую силу этим слухам, являлось то обстоятельство, что происшедшая катастрофа в боевом снабжении как бы оправдывала те мрачные предположения, которые нашли сильное распространение ещё в конце 1914 г.»17. По всей видимости, Н.Н. Головин именно «великое отступление» 1915 года считает началом той катастрофы, которая постигла наше государство в 1917 году: «Письма к родным, жалобы раненых, рассказы возмущённых представителей общественности являлись теми каплями, составлявшими целые потоки мрачных настроений, которые в конце сливались в океан общего недовольства и растерянности»18.
Схожим образом (а в чём-то и гораздо более резко) высказывается и Данилов: «Факт оставления нашими войсками значительной части Галичины… отозвался весьма тяжело во всей России»19. И далее, заявляя, что «много было критики… большей же частью… исходившей из самых дурных человеческих побуждений», почти сразу указывает на виновников такой ситуации: «…небольшая кучка крайних революционеров, для которых, в борьбе с ненавистным для них в России строем, не существовало пределов»20.
Тем не менее, несмотря на столь сложную ситуацию, Головин не считал, что в тот момент она была катастрофической, заявляя, что к концу года положение заметно и существенно улучшается: «Настроение масс Русской армии оправилось. Оно не носило на себе печати того горячего порыва, который был присущ началу войны, оно представляло собой спокойную уверенность», хотя полного возврата к настроениям начала войны не произошло в силу двух факторов.
Во-первых, разочарование в союзниках, не оказавших нам помощи в нужный момент (в отличие от нас в 1914 г. — Прим. авт.). И вновь здесь можно привести схожее мнение Ю.Н. Данилова, правда, он склонен оправдывать Антанту: «Вооружённые силы Держав Согласия… действовали без должной связи, руководствуясь преимущественно той обстановкой, которая создавалась на фронте каждого участника союза»21.
Во-вторых, общее недовольство «тылом», «под которым, прежде всего, понималась деятельность правительства. Это недовольство подготовляло во всех слоях армии почву, чрезвычайно благоприятную для всякого рода слухов о… изменах в верхах страны… армия, морально восстановившись в военном отношении, в политическом отношении представляет собою разболевающийся организм, к которому легко может привиться всякая зараза»22. Но это армия. Более тяжёлой была ситуация с остальной частью населения России: «…мысль о том, что русский народ втравлен в войну вопреки его интересам, особенно легко прививалась к тёмным народным массам, в которых доверие к правительству было в корне подорвано»23.
Схожую, а скорее даже худшую, ситуацию генерал Головин описывает и по итогам кампании 1916 года: «В растущем пессимизме все ошибки… рассматривались в увеличительное стекло. При этом совершенно упускалось из виду, что атаки наших союзников не приводили к бо́льшим результатам, чем наши атаки против немцев»24. Моментом, искренне возмутившим Николая Николаевича, стал рост негативного отношения общества к ситуации в стране и на фронтах даже после Брусиловского прорыва, «величайшей из побед, равной которой не было одержано за 1914, 1915 и 1916 гг. ни одним из союзников»25. Впрочем, Головин сам предлагает объяснение данной ситуации: «Ни правительство, ни сами народные массы не были подготовлены к современным сложным формам управления. Представители первого привыкли только приказывать… вторые — вследствие своей малой культурности не были способны подняться выше интересов “своей колокольни” и осознать интересы широкого государственного значения. Положение же ухудшалось ещё тем, что все представители русской интеллигенции были отброшены к концу 1916 г. правительством в лагерь оппозиции»26. Головин достаточно однозначно показывает, что к концу 1916 года положение стало откровенно тяжёлым, что смена власти (если не революция) уже тогда была возможна и даже желаема для подавляющей части населения: «…во всех слоях общества… ползли слухи один мрачнее другого… Страна была окончательно деморализована. Из такого тыла не мог уже вливаться в армию дух бодрости; такой тыл мог только вносить в армию дух разложения»27.
Генерал Данилов в своей работе хотя и не затронул поздний период войны, тем не менее также постарался объяснить причины постигших Россию военных неудач: «В качестве ответа гораздо правильнее выдвигать нашу общую неготовность к войне; неготовность — вообще, а к наступательной войне в особенности… Для борьбы с западными соседями её (России. — Прим. авт.) армия ещё не была готовой… а главное — не имела должной связи с народом, для которого служба в войсках рисовалась лишь как особая “повинность”. Командный состав армии… продолжал страдать многими прежними недочётами; солдат же… оставался далёким от идеала современного воина, долженствовавшего обладать качествами индивидуального и развитого бойца»28.
Что же касается событий Февральской революции, то Н.Н. Головин относится к ней как к совершенно закономерному и даже ожидаемому в текущей ситуации событию: «Дезорганизация, наблюдаемая в тылу, недостаток в снабжении, расстройство транспорта, озлобленная критика правительства во всех слоях интеллигенции, с другой стороны — отталкивание общественных сил самим правительством, министерская чехарда и самоё ничтожество выдвигаемых на эти посты лиц — всё это широко проникало в гущу солдатской массы и атрофировало в ней всякое чувство доверия и уважения к правительственной власти»29.
Относительно настроя солдатских масс к революции он также отмечает черту, характерную не только для России, но и для всех остальных воюющих стран — «степень революционизирования и податливости к разлагающим влияниям этих масс росла по мере удаления от боевой линии в тыл»30. Отношение Головина к такой ситуации вполне спокойное, т.к. для него это ожидаемое и совершенно закономерное явление в поведении населения неудачно воюющей страны, которое при этом не понимает её смысла. Правда, подобная реакция солдат не вызывает у генерал-лейтенанта Головина понимания, поскольку он придаёт, на наш взгляд, излишне большое значение воинской дисциплине, забывая при этом, что от кадровой армии мирного времени, воспитанной на ней, практически никого не осталось, а пополнение приходило как раз из «заражённого революцией» тыла.
Впрочем, Николай Николаевич, по всей видимости, так и не смог (или не захотел) до конца принять произошедшие события, хотя в его работе прекрасно показаны истинные причины поражения России в войне и столь лёгкой (внешне) победы большевиков. И здесь можно сделать предположение о мотивах этого нежелания понять. И Н.Н. Головин, и Ю.Н. Данилов были офицерами Генерального штаба, оба участвовали в подготовке к Первой мировой войне и в своих работах говорили о причинах проигрыша в ней. В конечном итоге они нашли объяснение в том, что у крестьян, из которых в основном и комплектовались войска, были недостаточно развиты патриотические чувства и национальное самосознание и поэтому они не являлись солдатами-гражданами, необходимыми для победы в современной войне.
Это объяснение есть не что иное, как попытка самооправдания, поскольку позволяет перенести вину с военного руководства и политиков-реформаторов на кого-то ещё. Во-первых, на якобы издревле характерную для русского народа «отсталость» и, во-вторых, на тех политиков-консерваторов, которые, стремясь сохранить существовавшее положение вещей, в предвоенный период мешали попыткам реформаторов модернизировать процесс национального строительства.
Зарубежный период жизни Н.Н. Головина в научном плане был плодотворным. В эмиграции он пишет целую серию трудов по истории Первой мировой войны, кроме используемой нами работы «Россия в Первой мировой войне». Николай Николаевич анализирует как отдельные кампании на русско-германском фронте, так и применение отдельных родов войск в войне31. Его публикации выходят на русском, английском, французском, немецком, испанском, сербском и болгарском языках.
Итогом многолетней работы по изучению опыта Первой мировой войны явился выход в свет фундаментальной монографии «Мысли по устройству будущей Российской Вооружённой силы»32, выдержавшей три издания и нашедшей читателей во многих странах мира, в т.ч. и в нашей стране. В этой работе Н.Н. Головин подчёркивал важность поддержания во время войны патриотического общественного мнения страны на уровне, необходимом для победы.
Профессор Н.Н. Головин сотрудничал с известным русским социологом П.А. Сорокиным33. Заинтересовавшись новой областью науки, Николай Николаевич стал одним из основоположников специальной сферы социологических знаний — социологии войны. Начиная с 1932 года, Н.Н. Головин работал над одним из главных произведений своей жизни — книгой «Наука о войне. О социологическом изучении войны»34, охватившей целую эпоху в истории развития отечественной социологической мысли. В 1938 году она вышла в свет и стала предметом обсуждения в созданных им Парижском и Белградском военно-научных институтах.
Кроме написания научных трудов, преподавал, выступал с лекциями. Имея целью сохранить научные традиции императорской армии и воспитать новые кадры профессиональных военных, в 1922 году Николай Николаевич организовал во Франции курсы высшего военного самообразования для русских эмигрантов, которые к 1925 году в общей сложности посетили около 550 человек и отделения которых действовали в ряде стран. Основываясь на начитанном на этих курсах учебном материале, 22 марта 1927 года он основал и возглавил Военно-научные курсы систематического изучения современного военного дела в Париже, которые являлись своего рода преемником Николаевской академии Генерального штаба. Курсы эти формально прекратили существование только после начала Второй мировой войны
Во время Второй мировой войны, после оккупации Франции генерал Н.Н. Головин занял пост в коллаборационистском Комитете взаимопомощи русских эмигрантов, преобразованном в апреле 1942 года в Управление делами русских эмигрантов во Франции. Он занимался пополнением армии А.А. Власова офицерами, а также отправкой русских добровольцев на работы в Германию. В дальнейшем писал пропагандистские статьи о неизбежной победе Германии в войне. Но поражения, нанесённые вермахту Красной армией, смерть в августе 1943 года его жены и, наконец, тот факт, что единственный сын Михаил по-прежнему находился во враждебном ему лагере (авиационный инженер и один из ведущих сотрудников военно-технической разведки ВВС Англии), подорвали его силы. Умер Н.Н. Головин 10 января 1944 года от сердечного приступа после того, как получил от представителей французского движения Сопротивления угрозу расправы. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа35.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Подробнее о конфликте см.: Ганин А.В. Закат Николаевской военной академии 1914—1922. М.: Книжница, 2014. С. 18, 19.
2 Залесский К.А. Кто был кто в первой мировой войне. Биографический энциклопедический словарь. М.: АСТ; Астрель, 2003. С. 163, 164.
3 Головин Н.Н. Россия в Первой мировой войне. М.: Вече, 2016. Впервые выпущена под названием: Головин H.H. Военные усилия России в Мировой войне. Париж: Товарищество объединённых издателей, 1939. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru.
4 Образцов И.В. Исследование войны как специфического социального процесса // Социологические исследования. 1992. № 3. С. 137.
5 Головин Н.Н. Россия в Первой мировой войне. С. 384.
6 Цит. по: там же. С. 383.
7 Там же. С. 386, 387.
8 Данилов Юрий Никифорович (1866—1937) — генерал от инфантерии. Выпускник Николаевской академии Генерального штаба по первому разряду (1892 г.). В 1908—1909 гг. — обер-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба. В 1909—1914 гг. — генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба. В 1914—1915 гг. — генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. В 1915—1916 гг. — командир 25-го армейского корпуса. В 1916—1917 гг. — исполняющий должность начальника штаба Северного фронта. В 1917 г. — командующий 5-й армией. С сентября 1917 г. находился в резерве чинов при штабе Петроградского военного округа. Служил в Красной армии, затем из-за несогласий с новой властью подал в отставку и перешёл в расположение Добровольческой армии. Эмигрировал в Константинополь, затем жил в Париже. Автор военно-исторических трудов, посвящённых участию русской армии в Первой мировой войне.
9 Данилов Ю.Н. Россия в Мировой войне 1914—1915 гг. Берлин: Слово, 1924. С. 111. Интернет-ресурс: https://www.prlib.ru.
10 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 387.
11 Там же. С. 389.
12 Там же. С. 390.
13 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 112.
14 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 396.
15 Там же. С. 398.
16 Там же. С. 402.
17 Там же. С. 407—409.
18 Там же. С. 410, 411.
19 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 52.
20 Там же. С. 354.
21 Там же. С. 363.
22 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 429.
23 Там же. С. 431.
24 Там же. С. 437.
25 Там же. С. 438.
26 Там же. С. 439.
27 Там же. С. 440, 441.
28 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 392, 393.
29 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 455.
30 Там же.
31 Он же. Из истории кампании 1914 года на Русском фронте: план войны. Париж: Изд-во Главного правления зарубежного союза русских военных инвалидов, 1936. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru; он же. Современная конница. Белград, 1923. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru.
32 Он же. Мысли об устройстве будущей Российской Вооружённой силы: общие основания. 4-е изд. Белград: издание Русского военно-научного института, 1939. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru.
33 Питирим Александрович Сорокин (1889—1968) — русский и американский социолог и культуролог, педагог. Один из основоположников теорий социальной стратификации и социальной мобильности.
34 Головин Н.Н. Наука о войне: о социологическом изучении войны. Париж: Сигнал, 1938. Интернет-ресурс: http://militera.lib.ru.
35 Интернет-ресурс: http://militera.org.