Аннотация. В статье на основе архивных материалов рассматриваются отдельные аспекты цензуры печати в период блокады Ленинграда.
Summary. On the basis of archival materials the article considers some aspects of the press’ censorship during the siege of Leningrad.
ГАЗИЕВА Людмила Леонидовна — старший преподаватель кафедры отечественной истории Санкт-Петербургского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова, кандидат исторических наук (Санкт-Петербург. E-mail: LLGHist@yandex.ru)
ВОЕННАЯ ЦЕНЗУРА В ОСАЖДЁННОМ ЛЕНИНГРАДЕ
Деятельность Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР в годы Великой Отечественной войны была в основном направлена на то, чтобы не допустить разглашения в средствах массовой информации сведений, имевших военную и государственную тайну. Такие же задачи стояли и перед Леноблгорлитом, оказавшемся в период блокады, так сказать, на переднем крае информационного противоборства с противником. Вместе с тем его запретительные меры сыграли и некоторую негативную роль: кроме блокады военно-экономической, жители города на Неве, оказались и в блокаде информационной. Более того, о бедствиях гражданского населения длительное время ничего не знали на Большой земле, что, по мнению многих исследователей, только усугубляло положение женщин, стариков и детей.
Информационный кризис стал ослабевать с ноября 1942 года.
В 1943 году начали работу четыре типографии из 32 и три издательства из шести, уже выпускались две областные и 46 многотиражных газет, действовали радиостанция Ленинградского радиокомитета, 14 фабрично-заводских и 17 районных радиоузлов1. Возобновился выход в свет литературы, тиражи которой были отпечатаны ещё до войны и находились в законсервированном положении. Стали открываться вновь книжные магазины и библиотеки.
Фото ЛенТАСС, 1941 г.
Деятельность цензуры в то суровое время определялась специальным документом2, а также дополнениями к нему и многочисленными циркулярами, которые уточняли и расширяли правовую базу цензуры. В зависимости от положения на фронтах и иных условий внешней и внутренней жизни страны претерпевали изменения и цензурные правила и нормы. Так, согласно перечню Главного управления по охране государственных тайн в печати (Главлит) от 26 марта 1943 года, согласованному с Отделом «Б» НКВД, не подлежали разглашению: сведения о конкретных мероприятиях по противовоздушной, противохимической и противобактериологической обороне отдельных населённых пунктов; данные, кроме официальных публикаций, о воздушных нападениях и причинённых разрушениях; информация о появлении агитационных материалов гитлеровской пропаганды; какие бы то ни было сведения о шпионской, вредительской и диверсионной деятельности противника, о поимке шпионов, вредителей, диверсантов и о методах борьбы с ними; данные о фондах продовольствия и снабжения, о перебоях в снабжении населения; сведения о катастрофах на транспорте и на предприятиях, о стихийных бедствиях, вспышках эпидемических заболеваний (чума, холера, жёлтая лихорадка, сыпной тиф) и эпизоотии (сибирская язва, сап)3. Запрещались антисоветские и контрреволюционные высказывания в адрес советских руководителей, советского народа, его ценностей, публикация каких-либо произведений «врагов народа», упоминания о них либо демонстрация их фото- и кинопортретов. Кроме того, принятыми ранее дополнениями к основному документу запрещались, например, публикации материалов о бедствиях гражданского населения в тылу4, об участии в военных действиях женщин и детей, об эвакуации предприятий (место отправки и пункт назначения), о семьях партизан5 и т.п.
В системе запретов учитывались и международные отношения. Например, Отделом военной цензуры Главного разведуправления Генштаба Красной армии было запрещено употреблять понятия «нацисты» или «националисты», заменяя его словом «фашисты»6. Эти указания в мае 1942 года продублировал своим циркуляром и Ленгорлит7. Данный запрет можно объяснить заключением 26 мая 1942 года договора между СССР и Великобританией, а также соглашения 11 июня 1942 года с Соединёнными Штатами, заложивших правовую основу антигитлеровской коалиции: в антифашистскую борьбу вовлекались движения европейских и азиатских стран, получившие названия национально-освободительных.
Вмешательство цензуры в тексты публикаций проявлялось как путём запрета целых материалов, так и с помощью отдельных так называемых вычерков. Попробуем проиллюстрировать это примерами из СМИ Ленинграда, а также Кирова и Куйбышева, куда была эвакуирована часть ленинградского населения. Тиски всевозможных запретов давили как на журналистов, так и на самих цензоров, пропускавших подчас всякие нелепости. Так, цензором Клениным в газете «Мы победим» № 25 от 23 декабря 1941 года была пропущена такая фраза: «помочь Красной Армии освободить нашу священную Советскую землю от гнусных Советских захватчиков». Кленин был снят с работы8. Надо сказать, легко отделался.
С декабря 1941 года в ленинградской прессе стали появляться и такие пассажи, которые можно расценить как выпады против советского руководства. Так, в газете «Красный выборжец» № 1 от 6 января 1942 года чуть не прошла статья с такой вот фразой: «Под руководством стратега тов. Сталина немецко-фашистские банды, вероломно напавшие на нашу Родину и рассчитывавшие на лёгкую победу, откатываются назад и несут огромные потери» (отредактировано цензором Дейнека)9. Как, кроме издевательства, могли воспринять ленинградцы, умиравшие от голода и холода, артобстрелов и бомбёжек, подобное «откровение»? Несколько позже, 5 июня 1942 года, тот же «Красный выборжец» хотел «порадовать» своих читателей фотомонтажом, в котором над портретами Ленина и Сталина были напечатаны жирным шрифтом слова: «Крепче громить врага». Этот опус был снят цензором Чихаревым, а газета перевёрстана10.
Перестраховка цензоров в этот тяжёлый период приводила к тому, что порой не допускались к печати произведения или отдельные фразы из них, которые согласно всем документам никак не попадали в разряд «запретительных». Например, в октябре—ноябре 1941 года в журнале «Звезда» было снято стихотворение О. Берггольц «Говорит мать» из-за такой фразы: «Мы на сто лет постарели с тех пор, когда проклятая легла на тёплые дома и колыбели густая тень Германского крыла». Эти стихи были расценены как пессимистические и политически вредные11. Не ясно, почему из статьи в газете «Ленинградская правда» № 102 от 1 мая 1942 цензором Захаровым была вычеркнута фраза: «Мы ещё увидимся в освобождённом Ленинграде»12.
В апреле 1942 года, видимо, были пересмотрены определения военной тайны, и требования цензуры стали мягче: по крайней мере, сведения, относившиеся к прошедшему времени, разрешили для публикации13. Возможно, это было связано со статьей Н. Тихонова «Ленинград в апреле» в сборнике «Ленинградский год», где, кажется, впервые открыто говорилось о трагедии Ленинграда: о 125-граммовом пайке хлеба с примесями, о наличии в городе детей и значительных жертвах среди них, о работе подростков на оборонных заводах14.
В то же время сведения политико-идеологического характера продолжали оставаться под запретом. Под него попал и плакат, изданный Медгизом 20 июня 1942 года в Куйбышеве с целью санитарно-гигиенического просвещения населения: «Матери! Следите за чистотой детей! Проверяйте, нет ли на них вшей после прихода из школы и детского сада». Цензор посчитал, что плакат носит клеветнический, антисоветский характер, и запретил его выпуск в свет15. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
___________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Государственный архив РФ (ГА РФ). Ф. Р-9425 (Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР). Оп 1. Д. 170 (Леноблгорлит. Переписка). 20 февраля 1943 — 20 января 1944. Л. 33.
2 Там же. Д. 207. (Перечень сведений, составляющих военную и государственную тайну на военное время. 18 апреля — 4 декабря 1944). Л. 198.
3 Там же. Д. 195 (Леноблгорлит. Переписка с НКВД СССР по цензурным вопросам). Л. 10 об., 14.
4 Там же. Д. 81 (Переписка и сводки Кировского обллита). Л. 1.
5 Там же. Д. 170. Л. 7.
6 Там же. Д. 113 (Переписка, сводные указания, обзоры Отдела военной цензуры. 27 марта 1942 — 30 декабря 1942 г.). Л. 90 об.
7 Текстовая сводка важнейших вычерков предварительной цензуры военно-экономического характера за время с 21 мая по 31 мая [19]42 г. См.: ГА РФ. Ф. Р-9425. Оп 1. Д. 84 (Леноблгорлит. Переписка и сводки. 1942 г.). Л. 132.
8 Текстовая сводка характерных вычерков предварительной цензуры политико-идеологического характера за время с 20 декабря по 31 декабря[19]41 г. См.: Там же. Л. 86.
9 Текстовая сводка важнейших вычерков предварительной цензуры политико-идеологического характера за время с 1 января по 15 января[19]42 г. /См.: Там же. Л. 87.
10 Текстовая сводка важнейших вычерков предварительной цензуры политико-идеологического характера за время с 1 июня по 10 июня [19]42 г. См.: Там же. Л. 90.
11 Текстовая сводка характерных вычерков предварительной цензуры политико-идеологического характера за время с 20/X по 1/XI — [19]41 г. См.: Там же. Л. 61.
12 Текстовая сводка важнейших вычерков предварительной цензуры военно-экономического характера по радио-газетным сообщениям за время с 1 сентября по 1 октября [19]42 г. См.: Там же. Л.126.
13 От начальника Леноблгорлита Артамонова по поводу ст. Н. Тихонова «Ленинград в апреле» в газете «Красная звезда» от 27 / IV — [19]43 г. № 98. См.: Там же. Д. 170. Л. 4; От уполномоченного СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальника Главлита Н. Садчикова о допустимости сообщения прошедших сведений (как о прошедшем), не входящих в перечень сведений, не подлежащих разглашению. См.: Там же. Л. 5.
14 Тихонов Н. Ленинградский год. Л.: Военное изд-во Н.К.О., 1943. 115 с.
15 ГА РФ. Ф. Р-9425. Оп 1. Д. 83 (Переписка и сводки Куйбышевского обллита. 1942 г.). Л. 59.