Аннотация. В статье рассказывается о создании в России первого серийного образца полевой скорострельной пушки, её боевом применении в Русско-японской войне и о том влиянии, которое оказало появление скорострельной артиллерии на способы ведения боя.
Summary. The article tells about creation in Russia of the first serial field rapid-fire gun’s sample, its combat employment during the Russo-Japanese War and influence of the new quick-firing artillery on the ways of warfare.
ИЗ ИСТОРИИ ВООРУЖЕНИЯ И ТЕХНИКИ
ШАЛКОВСКИЙ Алексей Геннадьевич — проректор по работе с ВПК Санкт-Петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики, кандидат технических наук (Санкт-Петербург. E-mail: himhistory@yandex.ru).
СОЗДАНИЕ ЛЕГЕНДАРНОЙ «ТРЁХДЮЙМОВКИ»
Создание скорострельных полевых орудий в России занимает особое место в истории отечественного артиллерийского вооружения, поскольку с них начинается серийное производство орудий, полностью сконструированных российскими оружейниками. Именно они явились основой целого класса орудий — дивизионных пушек.
Практически в течение всего XIX века инженерная мысль работала над повышением скорострельности и в итоге — поражающей эффективности артиллерии. Появились казнозарядные нарезные и даже автоматические артиллерийские орудия, унитарный патрон, противооткатные устройства, гидравлический привод заряжания орудия и другие многочисленные изобретения, направленные на совершенствование артиллерийских систем. Все это, казалось бы, должно было наконец-то привести к искомому результату. И он не замедлил бы очень скоро появиться, если бы скорострельность не зависела от… скорости ветра.
В ту пору для зарядов артиллерийских выстрелов в ходу был дымный порох, поэтому после каждого выстрела позиция орудия окутывалась облаком дыма, закрывавшего или цель, или точку наводки, и для производства следующего выстрела нужно было ждать рассеивания облака дыма ветром. Лишь после изобретения бездымных порохов это препятствие было устранено. Тем самым был дан старт разработке самых массовых полевых скорострельных артиллерийских орудий — 75—77-мм пушек, предназначенных для поддержки боевых действий пехоты и конницы.
Наиболее решительные шаги в этом направлении сделали извечные соперники в борьбе за гегемонию в Европе — Германия и Франция, где в конце века развернулась дискуссия, вызванная сочинениями немецкого генерала Р. Вилле «Полевое орудие будущего». Не менее яркими объектами дискуссии были также военные труды профессора тактики артиллерии французской военной академии генерала И. Ланглуа, которые не уступали исследованиям Р. Вилле ни в оригинальности мыслей, ни в блеске изложения.
Трудно было отказать генералу И. Ланглуа и в логике при формулировании требований к орудию будущего. Будущая война мыслилась военными теоретиками как манёвренная, и потому орудие, отвечающее условиям её ведения, рассуждал И. Ланглуа, будет тем совершеннее, чем оно подвижнее. Одним из важнейших средств достижения этого условия в то время являлось уменьшение калибра орудия, что к тому же позволяло увеличить его скорострельность, и это давало возможность выбросить в единицу времени больше металла, чем из орудия большего калибра. Увеличение же числа выстрелов в единицу времени вело к повышению числа попаданий за то же время.
Россия также не осталась в стороне от создания орудия будущего. Для выбора наиболее выгодного варианта по инициативе Главного артиллерийского управления (ГАУ) в 1892—1894 гг. были подвергнуты предварительным испытаниям ряд скорострельных патронных пушек иностранного производства. В сентябре 1896 года была также испытана 3-дюймовая полевая патронная пушка Александровского завода с эксцентрическим затвором. В результате испытаний в декабре того же года ГАУ были разработаны тактико-технические требования к полевой скорострельной пушке:
— калибр, мм 76,2;
— угол вертикального наведения, град -5; +17;
— масса ствола, кг не более 393;
— масса системы, кг:
— в боевом положении не более 983;
— в походном положении не более 1900;
— масса снаряда, кг около 6,35;
— начальная скорость снаряда, м/с 548,6.
Работы по выбору лучшего образца скорострельной пушки в России велись, «имея в виду обеспечить свою готовность к принятию нового образца пушек к тому времени, когда одна из держав первая подаст пример к такому перевооружению полевой артиллерии…»1.
Первой подала пример Германия, где в 1897 году на вооружение была принята скорострельная 77-мм полевая пушка фирмы «Крупп» образца 1896 года (Feldkanone 96). В её конструкции использовались основные технические новинки того времени: ствол, изготовленный из никелевой стали; горизонтальный клиновой затвор, башмачные тормоза, а на хоботовой части лафета — сошник для уменьшения отката. Орудие имело массу в боевом положении — 1020 кг, в походном положении — 1910 кг. Скорострельность пушки составляла 10 выстрелов/мин. При начальной скорости снаряда 495 м/с она посылала снаряд массой 6,85 кг на дальность 7800 м.
Но Германия была не единственной страной, где разрабатывались скорострельные орудия. Имелось немало сведений о создании подобных орудий во Франции и Японии, хотя французы тщательно скрывали свои разработки, особенно данные об устройстве гидропневматического тормоза отката, накатника и о составе новых, особо прочных ствольных сталей.
В целях поиска наиболее совершенного прототипа полевого скорострельного орудия Военное министерство России провело открытый конкурс систем и предложило четырём русским (Александровскому, Обуховскому, Путиловскому и Металлическому) и четырём зарубежным (Круппа, Шатильон-Камантри, Шнейдера и Максима) заводам в годичный срок поставить по два экземпляра полевой скорострельной пушки с лафетом, передком, зарядным ящиком и 250 патронами. Система должна была удовлетворять требованиям ГАУ. За каждый представленный на конкурс образец была установлена премия 20 тыс. рублей.
В 1897—1898 гг. в Россию были доставлены 11 опытных образцов, из которых после предварительных испытаний были отобраны четыре: Круппа, Шнейдера, Сен-Симона и Путиловского завода. После продолжительных испытаний стрельбой и возкой на расстояние свыше 600 км лучшей была признана 3-дюймовая артиллерийская система Путиловского завода, в конструкции которой имелись некоторые заимствования от французской пушки Кане.
В 1899 году были начаты войсковые испытания восьми батарей (шести пеших и двух конных), оснащённых пушками Путиловского завода, в пяти военных округах, результаты которых в целом были удовлетворительными. Не довольные итогами конкурса Крупп и Шнейдер потребовали повторить его, однако и во втором конкурсе, проведённом в 1900 году, победа осталась за русской конструкцией.
системой, которая, по мнению русского командования, могла бы разрешать все задачи полевого манёвренного боя при одном снаряде, считалась 3-дюймовая (76-мм) скорострельная «буферная пушка», сконструированная в конце 1890-х годов на Путиловском заводе выдающимися конструкторами Л.А. Бишлягером, К.М. Соколовским и К.И. Липницким. Однако не все согласны с тем, что эта пушка была создана отечественными авторами. Так, английский исследователь техники артиллерии К. Шант утверждает, что у отечественной 3-дюймовки были немецкие корни2. Но, скорее всего, К. Шант серьёзно заблуждается, поскольку немецкие оружейники тяготели к горизонтальному клиновому затвору и снабдили своё скорострельное орудие гидропневматическим накатником, в то время как «трёхдюймовка» имела поршневой затвор и накатник из каучуковых буферов. Да и баллистика у немецкого орудия была несколько хуже. По-видимому, заимствования всё же были, но не у немцев, а у французов — и по затвору, и по накатнику.
Конструкции орудий некоторых стран, кроме того, отличались определённым своеобразием. Так, Франция для своего 75-мм орудия выбрала более тяжёлый снаряд, вследствие чего при его начальной скорости получалась более крутая траектория на малых дальностях стрельбы и более пологая при стрельбе на большие дальности.
Благодаря устойчивой линии прицеливания у французского орудия была получена наивысшая скорострельность. Кроме того, в связи с использованием двух подъёмных механизмов была реализована так называемая независимая линия прицеливания, когда один наводчик, используя один подъёмный механизм, учитывал угол места цели и осуществлял горизонтальную наводку, а второй наводчик, используя другой подъёмный механизм, — придавал стволу угол прицеливания. На французской пушке впервые (после В.С. Барановского) были установлены оптический прицел коллиматорного типа и угломер с делениями, равными 1/6400 части окружности.
В Германии приняли калибр 77 мм, то есть несколько больше, чем в других странах, с тем чтобы во время войны противник не мог использовать попавшие к нему немецкие снаряды, в то время как немецкие войска вполне могли использовать захваченные снаряды противника.
Путиловская пушка отличалась от иностранных систем высокой надёжностью, простотой устройства и удобством работы расчёта во время стрельбы. Результаты войсковых испытаний 8 батарей скорострельных пушек, проведённых в 1899 году в пяти военных округах, оказались вполне удовлетворительными. Комиссия под председательством генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича, в которую входил и военный министр А.Н. Куропаткин, в январе 1900 года вынесла положительное решение о качествах пушки. В нём отмечалось3, что благодаря своей большой начальной скорости (589 м/с) 3-дм пушка обладает значительно большей меткостью по сравнению с лёгкой пушкой (начальная скорость 445 м/с). вследствие этого скорострельная пушка на расстоянии 2,2 км наносила такие же поражения, которые при стрельбе из лёгкой пушки достигаются на расстоянии, не превышающем 1,1 км.
В начале 1900 года пушка была принята на вооружение под названием «Трехдюймовая полевая скорострельная пушка обр. 1900 г.». 9 февраля 1900 года Николай II утвердил заключение комиссии, и Путиловский завод получил заказ изготовить 1500, а в 1902-м — ещё 900 новых орудий4.
Для испытаний пушки в боевых условиях в августе 1900 года на Дальний Восток, в район военных действий, была отправлена 2-я батарея гвардейского стрелкового артиллерийского дивизиона, вооружённая 3-дм скорострельными полевыми пушками образца 1900 года. Она участвовала в четырёх экспедициях, в ходе которых батарея прошла походом 3792 км по самому разнообразному грунту и при изменениях температуры от -28 до +44 Со. Некоторые переходы доходили до 60 км в сутки.
В ходе испытаний батарея, израсходовав 389 выстрелов, выполнила 11 огневых задач по поражению пехоты, кавалерии, разрушению фанз и укреплений, открывая огонь на дистанциях от картечного выстрела до 2 км. При этом были отмечены высокая действенность огня и хорошие условия наблюдения за разрывами снарядов. Результаты испытаний материальной части были признаны вполне удовлетворительными, особенно если учесть крайне тяжёлые условия похода, время года и спешность формирования батареи из имевшейся в наличии материальной части.
Пожалуй, наихудшими характеристиками обладала японская шрапнель, она уступала остальным образцам снарядов практически по всем параметрам: начальной скорости, массе снаряда и количеству пуль в нём. Но и российская шрапнель не отличалась конструктивным совершенством. Она уступала шрапнелям Франции и Германии по коэффициенту наполнения (доли массы пуль в массе снаряда), этой важнейшей характеристике снаряда.
Обращает на себя внимание и следующее обстоятельство — только в России весь боекомплект скорострельного орудия состоял из шрапнели. в остальных странах она являлась лишь основным снарядом. её доля в составе боекомплекта колебалась от 0,88 до 0,95, так как наряду со шрапнелью в боекомплекте орудий имелся ещё один снаряд — граната. Например, в Японии таким снарядом была «шимоза» — бризантная граната, снаряжённая 800 г шимозы5.
Таким образом, лишь командование русской армии приняло решение принять к новой пушке один снаряд, который должен был действовать как против открытых, так и против закрытых войск (с установкой трубки «на удар»). В последнем случае, однако, была упущена из виду слабость разрывного заряда шрапнели (85 г пороха), поэтому, прекрасно действуя по открытым целям, снаряд оказался малоэффективным при поражении укрытых целей, например, живой силы и огневых средств, расположенных за заборами, стенками, брустверами окопов.
Именно Генеральный штаб обязан был не только сформулировать требования, которым должна удовлетворять лёгкая полевая скорострельная пушка, но и пояснить, что бой в манёвренной войне будет разыгрываться не на открытых равнинах полигонов и лагерных учебных полей того времени, а на пересечённой местности, при этом противник будет использовать любые укрытия, рассыпные строи, полевую фортификацию, маскировку, перебежки, переползание и т.п.
Не вняли чиновники из военного ведомства России и предостережению об оснащении русской скорострельной пушки «единым снарядом» — шрапнелью, высказанному за 8 лет до принятия этого решения в книге капитана А. Нилуса, где отмечалось: «Шрапнель (картечная граната) может быть, бесспорно, признана королевою между снарядами; при действии по живым целям — она незаменима, но при действии по закрытым целям и постройкам слаба (выделено мною. — Прим. авт.)»6. А. Нилус предостерегал от поспешности в решении этого вопроса. Но, как видно, военным чиновникам было недосуг читать книжки, тем более вышедшие в России.
Российский Генеральный штаб упускал из виду и то обстоятельство, что даже в наступлении на обороняющегося противника, да и во встречном бою придётся поражать противника за укрытиями или же в складках местности, и для выполнения подобных задач необходимо орудие с более крутой траекторией, чем у пушки, а для поражения противника в укрытиях, куда не проникает шрапнель, потребуется снаряд, обладающий сильным фугасным действием.
Короткие сроки перевода артиллерии на новую технику во многом предопределили то обстоятельство, что некоторые артиллеристы получили новую материальную часть уже на фронте, и новая техника войсками в полной мере освоена не была. Следовательно, офицерский и рядовой состав кадра многих частей и подразделений русской артиллерии смогли изучить новые орудия только во время боевых действий. Рядовой состав, призванный из запаса, вообще не знал новой материальной части, поскольку по большей части состоял из пехотинцев и кавалеристов.
Слабое знание офицерским и рядовым составом артиллерии новой материальной части значительно облегчило японцам достижение превосходства над русской артиллерией в первые месяцы войны. И всё же, несмотря на недостатки в овладении новым вооружением, на стремление общевойсковых и артиллерийских начальников расположить орудия для ведения огня прямой наводкой на вершинах господствующих высот, наиболее передовые офицеры-артиллеристы настояли на переходе артиллерии на закрытые позиции, что должно было повысить её живучесть. Уже в бою под Дашичао большинство российских батарей располагались на закрытых огневых позициях, обеспечив тем самым успех в огневом противоборстве с японской артиллерией.
война устроила серьёзную проверку боеприпасам к 3-дм скорострельным полевым пушкам, которые в ходе боевых действий показали высокие результаты. Патроны к скорострельной пушке отличались большой прочностью и функционировали надёжно, осечки бывали очень редко. Особо высокую оценку заслужила шрапнель, которая успешно прошла крещение в бою и выдержала «экзамен на звание главного полевого снаряда», доказав на полях сражений свои высокие боевые качества. Участники войны отмечали прежде всего её высокое поражающее и моральное воздействие на живую силу противника, большую глубину поражаемой зоны и, вследствие этого, нетребовательность к точности пристрелки. Ссылаясь на мнение одного из корреспондентов при ставке японской армии, немецкий генерал Баан писал: «…японские артиллеристы были вынуждаемы искать укрытия от града шрапнелей, посылаемых русскими батареями, стоящими за пределом досягаемости японских орудий. Часто русские батареи сосредоточивали по неприятельской артиллерии такой жестокий и такой убийственный огонь, что японские позиции становились настоящим адом»7.
Благодаря большой начальной скорости снаряда русская шрапнель обладала наибольшим могуществом, существенно превосходя в этом отношении японскую. Один из известных участников войны, полковник В.Т. Гаврилов, сообщил об эпизоде, когда он попал под шрапнельный обстрел из русских орудий. Дело в том, что из трофейных русских орудий японцы сформировали несколько батарей, сведённых в дивизион под командованием генерала, лучшего своего артиллериста. Полковник В.Т. Гаврилов на собственном опыте испытал, насколько русская шрапнель могущественнее японской. «Какое великое счастье, что японцы имеют такую слабую шрапнель; в противном случае — наши потери были бы несравненно тяжелее, — писал он. — Откровенно сознаюсь, что не имею ни малейшего желания состязаться с этим дивизионом…»8.
Ввиду всё более настойчивых требований с фронта ГАУ было вынуждено заказать 3-дм фугасные гранаты за рубежом, и на вооружение 3-дм пушки была принята стальная мелинитовая граната, в определённой мере облегчавшая борьбу артиллерии с лёгкими полевыми укреплениями. Однако это было лишь полумерой, т.к. при небольшом разрывном заряде (около 0,75 кг) граната обладала слабым фугасным действием, и только оглушительный взрыв производил довольно сильное моральное действие. Эта граната не оправдала возлагавшихся на неё надежд и была малопригодной для разрушения земляных и других укрытий, а также для применения по живым целям.
Русские пушки прибыли на фронт без орудийных щитов. Дело в том, что пока артиллерия была вооружена старыми орудиями, которые откатывались назад при каждом выстреле, в орудийных щитах особого смысла не было. Всё равно расчёт орудия должен был отбегать от него во время отката. Кратковременное укрытие расчёта за щитом не оправдало бы того значительного увеличения массы орудия, которое связано с установкой щита. Но как только на вооружении русской армии появились новые скорострельные пушки, вопрос о щите встал совершенно по-иному. Теперь расчёту орудия не надо было отбегать при каждом выстреле, так как в скорострельной пушке откатывался только ствол, лафет же оставался неподвижным. При таких условиях орудийный щит мог уже принести огромную пользу, так как защитил бы расчёт от пуль и осколков, уменьшил потери людей в артиллерии и потому сделал бы её более устойчивой в бою. Кстати, орудийный щит к скорострельной пушке успешно прошёл испытания на Главном артиллерийском полигоне ещё в 1902 году. Тем не менее этот недостаток пришлось устранять уже в ходе войны, используя, как не одиножды случалось, знаменитую русскую смекалку: некоторые командиры батарей пытались изготовлять защиту для орудийного расчёта из подручных материалов. Так, в батареях III Сибирского корпуса в качестве защиты использовались мешки с землёй, при каждом орудии возили 12 мешков. Изготовляли щиты и из котлового железа, которое командиры батарей приобретали за собственные средства.
Таким образом, 3-дм полевая скорострельная пушка образца 1900 года и её снаряд — шрапнель прошли суровое испытание в ходе войны и в общем показали себя с хорошей стороны. Как следует из отчёта по управлению инспектора артиллерии 1-й Маньчжурской армии, опыт манёвренного периода войны свидетельствовал, что скорострельная пушка вполне удовлетворяла современным требованиям как по баллистическим, так и по прочностным качествам9. Многие орудия выдерживали до 2500 выстрелов без заметных или угрожающих недостатков. Их точность начинала несколько изменяться только после 1500 выстрелов, когда в каналах орудий появлялись омеднение и износ нарезов, а иногда и раздутие стволов.
Конечно же, опыт войны вскрыл ряд недостатков новых орудий. Имела место частая течь компрессоров даже при самых тщательных доливках и сальниковой набивке, что объяснялось большой разницей в температуре дня и ночи? колебания доходили до 25оС. Кроме того, при большой жаре размягчались каучуковые буфера накатников, при низких температурах они утрачивали эластичность. Иными словами, и компрессор, и накатник орудия функционировали недостаточно надёжно. Между тем у зарубежных орудий уже применялись пружинные накатники, работа которых практически не зависела от колебаний температуры.
Вместе с тем создание полевой скорострельной пушки, которая, несмотря на отдельные недостатки, по своим баллистическим качествам и скорострельности значительно превосходила основное орудие японской полевой артиллерии — 75-мм пушку образца 1898 года Арисака, явилось несомненным успехом русских учёных-артиллеристов и оружейников. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки
http:www.elibrary.ru
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Центральный государственный военно-исторический архив (ЦГВИА). Ф. Секретарской части при военном министре. Оп. 4. Д. 10. Л. 2.
2 Шант К. Артиллерия. Иллюстрированная энциклопедия. Свыше 300 лучших мировых образцов. С 1914 года до наших дней / Пер. с англ. М.: Омега, 2006. С. 34, 35.
3 ЦГВИА. Ф. Секретарской части при военном министре. Оп. 4. Д. 10. Л. 213.
4 Там же. Л. 287, 297.
5 Шимоза — японская разновидность мелинита, названная по имени её изобретателя. В обиходе снаряды, снаряжённые шимозой, назывались «шимозами».
6 Нилус А. Полевое орудие будущего (Генерал Вилле перед судом современной критики). СПб., 1892. С. 95, 96.
7 Bahn. Einiges über die Artillerie im russisch-japanischen Kriege. Berlin, 1910. S. 25, 26.
8 Беляев С. Вопросы артиллерийской тактики (очерки и заметки). Вып. 1. 2-е изд, испр. и доп. СПб.: Изд-во Березовского, 1908. С. 153, 154.
9 Отчёт по управлению инспектора артиллерии 1-ой Маньчжурской армии. Приложение к отчёту Командующего 1-ой Маньчжурской армии. М.: Главное артиллерийское управление, 1906. С. 43—45.