Русский медведь навалится на Турцию и раздавит её меньше чем через месяц

image_print

ИЗ ИСТОРИИ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

СЕМЕНЦОВ Олег Юрьевич — ведущий специалист по маркетингу ОАО «Химпром», кандидат исторических наук (г. Волгоград. E-mail: sementsow@volgodon.ru)

«Русский медведь навалится на Турцию и раздавит её меньше чем через месяц»

Противоречивый нейтралитет США во время Русско-турецкой войны 1877—1878 гг.

О возможностях вооружённого столкновения России и Турции* дипломаты Соединённых Штатов Америки стали информировать своё руководство ещё до начала основных событий. Когда в начале ноября 1876 года Россия в ультимативном порядке потребовала от турецкого правительства заключения шестинедельного перемирия с Сербией, пригрозив разрывом дипломатических отношений и отзывом российского посла из Константинополя, американский посланник в Петербурге Бокер, извещая о том правительство США, выражал серьёзное беспокойство относительно развязки ситуации1. Пять месяцев спустя секретарь американской миссии в России Аткинсон сообщал: «Все попытки разрешить восточный вопрос мирным путём потерпели провал… В России больше не осталось надежды на то, что войны удастся избежать… разве что свершится чудо дипломатии… Военные приготовления идут в спокойной, сдержанной манере, в отличие от того энтузиазма, которым сопровождалось ожидание данного конфликта в прошлом году… Шансы на мир малы, но во имя страны, которая всегда была нашим другом и высоко ценила наш народ, я ревностно надеюсь на то, что следующие несколько дней смогут предложить иной сценарий развития событий»2.

Однако этим оптимистическим ожиданиям не суждено было сбыться. 12(24) апреля Россия объявила Турции войну**.

В направлявшихся в Вашингтон из американской миссии дипломатических депешах просматривается чёткое понимание того, какими последствиями (экономическими, политическими, социальными) чревато это столкновение для России. Сообщая, что страна не готова к нему ни в финансовом, ни в военном отношении, Бокер вместе с тем отмечал высокую популярность антитурецких настроений в широких слоях российского общества, и прежде всего в армии. Размышляя о причинах войны, он исходил из убеждения, что это вынужденная мера, что «и император, и князь Горчаков*** жаждут мира ради мира и считают, что «интересы России требуют от неё длительного периода спокойствия для развития государства и благополучия народа»3, что «Россия своим вмешательством в восточный вопрос ищет не расширения своей территории… а улучшения условий для христиан Турции»4.

Зная о неготовности России вести боевые действия, американские политики, используя падкую на сенсации и интриги прессу, пытались, создаётся впечатление, настраивать против «северного медведя» мировую общественность. Тот же Бокер, которого начало войны застало в домашнем отпуске, в одном из интервью филадельфийской газете высказал предположение, что война не будет слишком продолжительной, а Россия выполнит стоящие перед ней задачи, если Турция не найдёт себе союзника или союзников. Своё «резюме» он, дескать, вынес из разговора с «одним высокопоставленным офицером, состоящим на турецкой службе». Тот ему «доверительно» сказал, что «состояние турецких войск не позволяет им противостоять армии, укомплектованной в соответствии с современными принципами ведения войны, и что без помощи извне русская армия будет стоять у Константинополя не позднее, чем через шесть недель»5. А корреспондент популярного в США издания, следовавший к театру военных действий, поведал своему коллеге, что «надеется вернуться домой к осени, когда русские, закончив войну, будут господствовать в Азии и распоряжаться Константинополем». Такую уверенность ему якобы внушил шеф командировавшей его газеты, заявивший: «Русский медведь навалится на Турцию и раздавит [её] меньше чем за месяц»6.

Уведомляя Вашингтон месяц спустя7 о вступлении в войну и ориентируясь на заверения госсекретаря США Эвартса о соблюдении «всех обязательств нейтральной державы», поскольку возникший конфликт «в силу удалённости Соединённых Штатов от театра» может затрагивать их «лишь косвенно»8, российское правительство не совсем доверяло подобным высказываниям9. За всю историю независимости Америки она не так уж активно проявила себя в вопросах нейтралитета, поэтому Петербург заметно осторожничал, пытаясь выведать, насколько далеко готовы зайти США в выполнении соответствующих обязательств в русско-турецком конфликте.

Между тем объявленная Портой, но эффективно не обеспеченная корабельными силами блокада черноморских портов России позволяла последней вести торговую деятельность. В специально подготовленном Горчаковым циркуляре у правительства США по этому поводу испрашивалось его мнение10. В кратком несколько замысловатом ответе содержалось следующее: «Хотя Соединённые Штаты не подписали и до сих пор не присоединились к Парижской декларации 1856 г., наше неучастие в ней не было и не является обусловленным неким сомнением в правильности норм в отношении блокады, которые содержит в себе этот инструмент. Это правило всегда рассматривалось нашим правительством в качестве наиболее мудрого принципа, главным образом отвечающего интересам нейтральных стран, поскольку он основан на положениях общественного права, признаваемого повсеместно»11. И всё же такую позицию в Петербурге восприняли как моральную поддержку со стороны заокеанского партнёра. Особую значимость ей придавали рассуждения всё того же Эвартса о «флаге Соединённых Штатов». Тот, дескать, и «в мирное время был редким гостем в Чёрном море». В сложившейся ситуации, заявлял он, «вероятно, и вовсе не будет возможности для применения нами на практике принципов, касающихся блокады»12.

Американская пресса, более тесно связанная с торговыми интересами «деловых людей», оказалась прагматичнее и откровеннее своего правительства. Причём публикации в газетах о «вмешательстве и невмешательстве» появились раньше, чем начались переговоры в верхах. «Не может не возникать мрачных предчувствий, что ведущаяся война затронет американскую торговлю либо вблизи наших портов, либо в дальних морях», — предсказывало известное издание13.

И действительно, госдепартамент США, судя по фактам, а не по «официальным заявлениям», придавал Русско-турецкой войне более весомое значение. Иначе как можно объяснить появление в Босфоре четырёх штатовских военных кораблей в середине апреля 1877 года? «Права американских судов в водах воюющих стран, — объявлялось в упомянутом издании, — будут охраняться недавно усиленной эскадрой Соединённых Штатов в той степени, насколько это может потребоваться, с привлечением одинаково пристального внимания к защите наших морских интересов и выполнению обязательств США как нейтральной державы»14.   <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Foreign Relations of the United States, Transmitted to Congress, with the Annual Message of the President. W., 1877. P. 464.

2 Ibid. P. 468.

3 Ibid.

4 Ibid. P. 467.

5 Mr. Boker on the «Situation» // The New York Times. 1877. 12 мая.

6 The New York Times. 1877. 26 июля.

7 Foreign Relations of the United States… P. 475.

8 Ibid.

9 American Neutrality // The New York Times. 1877. 13 мая.

10 Foreign Relations of the United States… P. 475, 476.

11 Ibid. P. 475.

12 Ibid.

13 The New York Times. 1877. 30 апреля.

14 Ibid.

* Войну против Турции в 1877—1878 гг. Россия вела с целью ликвидировать господство Османской империи на Балканах и Чёрном море.

** Предлогом для начала военных действий стал отказ Турции принять проект автономии Боснии, Герцеговины и Болгарии, выработанный европейскими державами по инициативе России (см.: Военная энциклопедия: В 8 т. М.: Воениздат, 2003. Т. 7. С. 319).

*** А.М. Горчаков, являвшийся в то время министром иностранных дел, сумел обеспечить нейтралитет европейских держав в войне.