Аннотация. В статье представлены результаты анализа архивных и иных источников о создании лагерей японских военнопленных в Хабаровском крае и самом сложном, начальном этапе их содержания в 1945—1946 гг., укомплектовании лагерных администраций и развёртывании оперативной работы. Отражены влияние на решение этих задач послевоенных экономических условий, трудности адаптации японцев к режиму плена и непривычным для них климатическим условиям советского Дальнего Востока, работа оперативных сотрудников НКВД-МВД с японскими военнопленными, которую усложняли их значительные ментальные отличия от европейцев и языковой барьер при нехватке переводчиков. Автор пришёл к выводу: в сложнейших условиях структуры НКВД-МВД в Хабаровском крае решили проблемы наиболее сложного организационного этапа содержания японских военнопленных с соблюдением норм международного гуманитарного права, а также внесли вклад в выявление среди них военных преступников и сбор доказательств злодеяний японской военщины для правосудия.
Ключевые слова: СССР; Япония; Дальний Восток; НКВД-МВД; японские военнопленные; Хабаровск; Комсомольск-на-Амуре; Байкало-Амурская магистраль; лагеря военнопленных; бытовые условия; оперативная и агентурная работа; выявление военных преступников.
Summary. The paper presents the results of the analysis of archival and other sources concerning the establishment of camps for the Japanese prisoners of war in the Khabarovsk territory and the initial, most difficult, stage of their maintenance in 1945—1946, the staffing of the camp administrations and the deployment of operational work. It describes the impact of post-war economic conditions, the difficulties of Japanese adaptation to the captivity regime and unfamiliar to the POWs climatic conditions of the Soviet Far East, the work of NKVD operatives and officials of the Ministry of Internal Affairs with the captives, complicated by their significant mental differences from Europeans and the language barrier with a shortage of interpreters. The paper concludes: in the most challenging conditions, the structures of the People’s Commissariat of Internal Affairs (NKVD) and the Ministry of Internal Affairs of the Khabarovsk territory solved the most difficult organizational stage of holding Japanese prisoners of war in accordance with the international humanitarian law, and also helped to identify war criminals among them and to collect evidence of atrocities of the Japanese military clique for justice.
Keywords: USSR; Japan; Far East; NKVD (People’s Commissariat of Internal Affairs); Ministry of Internal Affairs; Japanese prisoners of war; Khabarovsk; Komsomolsk-on-Amur; Baikal-Amur Mainline; camps for prisoners of war; living conditions; operational work; covert intelligence work; identification of war criminals.
ВОЕННОПЛЕННЫЕ: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ
ДОРОХОВ Вячеслав Жоржович — заместитель начальника кафедры социально-гуманитарных и экономических дисциплин Дальневосточного юридического института МВД России, полковник полиции, кандидат исторических наук, доцент
«НКВД СССР ТРЕБУЕТ ОТ ВАС РЕЗКОГО УЛУЧШЕНИЯ КОММУНАЛЬНО-БЫТОВЫХ УСЛОВИЙ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ ЯПОНЦЕВ»
Проблемы содержания японских военнопленных в Хабаровском крае в 1945—1946 гг.
История пребывания в СССР японских военнопленных много лет привлекает внимание отечественных и зарубежных исследователей. Наибольших успехов в этой сфере добились наши учёные, получившие доступ к закрытым ранее архивным материалам. Одним из первых отечественных исследователей представил общественности результаты их изучения доктор юридических наук В.П. Галицкий1. Он на научной основе обобщил статистические данные о пленных японцах, вывезенных в СССР и вернувшихся на родину, проанализировал показатели и причины их смертности в советских лагерях и т.д. Открывшееся исследовательское поле привлекло немало учёных, взявшихся прорабатывать материалы центральных и региональных архивов2. Основное внимание уделялось содержанию и трудоиспользованию3, организации идеологической работы, материальному4 и медицинскому обеспечению5 японских военнопленных в Красноярском и Алтайском краях, Читинской области6 и Бурят-Монгольской АССР. Решение тех же проблем в Хабаровском крае освещено меньше. Дополнить опубликованную ранее информацию призвана данная статья, подготовленная с использованием архивных и иных источников.
Выбор рамок темы связан с тем, что на Дальнем Востоке нашей страны к началу сентября 1946 года находились более половины (237 250 — 51,2 проц.) из 463 760 японских военнопленных, содержавшихся в СССР. В том числе в Хабаровском крае 167 827 — 36,2 проц. их общего числа, более 70,7 проц. размещённых на советском Дальнем Востоке, в 1,2 раза больше, чем суммарно в Красноярском и Алтайском краях, Читинской, Иркутской областях и Бурят-Монгольской АССР (139 215 человек)7. Хабаровский край в то время занимал 95 проц. советских дальневосточных территорий (3,3 из 3,47 млн кв. км). В него входили 6 областей (Амурская, Камчатская, Сахалинская, Южно-Сахалинская, Нижне-Амурская, Еврейская автономная), 2 национальных округа (Корякский и Чукотский), а также районы, непосредственно подчинённые Хабаровскому крайисполкому (ныне Магаданская обл.).
Изучение архивных документов Управления НКВД (с марта 1946 г. МВД) по Хабаровскому краю и подчинённых ему структур позволило проанализировать и оценить их деятельность по организации лагерей, быта и оперативному обслуживанию японских военнопленных. Особый интерес вызывает начальный этап этой деятельности — укомплектования лагерных администраций, адаптации оперативного аппарата НКВД к работе с японцами, их привыкания к суровому дальневосточному климату, режиму плена, условиям жизни и труда.
23 августа 1945 года Государственный Комитет Обороны (ГКО) постановлением № 9898 «О приёме, размещении и трудовом использовании 500 000 военнопленных японской армии»8 предписал Главному управлению по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД перевезти их в различные регионы СССР, в т.ч. 150 тыс. на строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. 30 августа ГКО постановлением № 9936 «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали» поставил НКВД задачу с 1946 года приступить к нему от станции Тайшет до станции Советская Гавань, направив в районы строительства 200 тыс. японских военнопленных9. Тыл Красной армии 5 сентября утвердил план перевозок военнопленных из Маньчжурии в СССР и 29 сентября приступил к его выполнению10.
8 сентября 1945 года нарком внутренних дел Л.П. Берия приказом № 001026 поставил задачу начальникам Главного управления лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС) НКВД СССР и соответствующих региональных управлений НКВД организовать вдоль будущей трассы БАМа 8 лагерей (№ 1—8) на 200 тыс. военнопленных японцев, из них 4 в Хабаровском крае, 2 в Иркутской области, по одному в Приморском крае и Читинской области. Начальниками лагерей были назначены по совместительству начальники строительств отдельных линий БАМа и угольных разрезов ГУЛЖДС11.
Размещать военнопленных японцев пришлось в сложных экономических условиях, вызванных огромными потерями нашей страны в Великой Отечественной войне, когда множество советских людей жили впроголодь, на территориях, пострадавших от фашистского нашествия, ютились в землянках, времянках, бараках, население Дальневосточного региона испытывало дефицит продуктов питания и предметов первой необходимости, не хватало техники, горючего, рабочих рук и много другого12. Экономическая база региона была слаба. Управление НКВД по Хабаровскому краю (УНКВД по ХК) не располагало необходимыми материальными, финансовыми средствами и кадрами, так как в годы войны отправляло всё, что могло, на нужды фронта и обеспечивавших его отраслей. Поэтому не было ни возможности быстро выделить ресурсы для строительства мест размещения сотен тысяч пленных, ни времени. Формированием лагерей занялись за несколько недель до прибытия первых эшелонов с японскими военнопленными на пустых местах и там, где ранее были подобные учреждения, но от них почти ничего не сохранилось.
С первых дней оперативные органы НКВД участвовали в выполнении задачи мирового политического, юридического и гуманитарного значения — «указания Советского правительства о том, чтобы после войны установить такой мир в Европе и мире, который полностью исключил бы возможность развязывания новой агрессии со стороны Германии и Японии»13. Необходимой частью выполнения этой задачи были оценка правосудием злодеяний агрессоров и возмездие военным преступникам, для чего требовалось выявить их и собрать доказательства. В этой работе участвовали отделение по особо важным делам 1-го отдела Оперативного управления ГУПВИ НКВД-МВД СССР, сотрудники Управления НКВД-МВД по Хабаровскому краю, оперативных (оперативно-чекистских) отделов, отделений и оперчекгрупп. Они собирали доказательства и выявляли среди военнопленных участников и свидетелей планирования и ведения агрессивной войны, преступлений против мира, обычаев войны и человечности, советских и китайских граждан, массовых убийств, нарушений международного законодательства, разведывательно-подрывной деятельности против нашей страны, в т.ч. сотрудников и агентуру спецслужб Японии14.
Оперативной работой в лагерях НКВД на территории Хабаровского края охватили 2849 пленных генералов и офицеров, 12 117 унтер-офицеров управленческих звеньев японских войск15. В Хабаровске на спецобъекте № 45, где по указанию наркома внутренних дел СССР разместили высокопоставленных военнопленных16, в агентурной разработке следственной группы НКВД, присланной из Москвы, по данным УМВД по ХК на 25 декабря 1946 года находились 234 пленных. В том числе 135 японских, 24 китайских (Маньчжоу-го) генерала и 24 представителя верхушки прекратившего существование марионеточного государства Маньчжоу-го с его экс-императором Пу И, отрёкшимся от престола17. Уже в первый год оперативники УНКВД по ХК и подчинённых структур собрали значительный массив доказательств, выявили и вели агентурную разработку 701 пленного18, которые ранее служили в японских военной миссии, жандармерии, полиции и т.д., и могли быть участниками, свидетелями злодеяний японской военщины и располагать информацией о них. Например, были выявлены и привлечены к уголовной ответственности за зверства над советскими воинами и мирным населением в августе 1945 года в тылу советских войск в составе отряда № 25253 майор японской армии Кондо, поручик Сугиура и ефрейтор Кимура19 (в архивных документах не указаны инициалы этих и некоторых других упомянутых лиц).
Собранные специалистами НКВД-МВД доказательства способствовали разоблачению главных военных преступников, представших перед Международным военным трибуналом для Дальнего Востока 1946—1948 гг. в Токио20, а также участников преступлений японской военщины, осуждённых в нашей и других странах. В том числе военным трибуналом Приморского военного округа на Хабаровском процессе 1949 года — 12 участников подготовки бактериологической войны, разработки в японских отрядах 731, 100 и применения бактериологического оружия, проведения чудовищных опытов над людьми с тысячами умерщвлённых; военным трибуналом войск МВД Дальнего Востока — 194 японских военнопленных, причастных к отряду 73121. Были осуждены и другие военные преступники.
На протяжении всей послевоенной истории и в наши дни результаты разоблачения преступлений японской военщины, отражённые в решениях органов правосудия, служат сохранению и отстаиванию исторической правды об участии Японии — союзницы гитлеровской Германии во Второй мировой войне в составе фашистского блока (стран «оси»). По оценке Генерального прокурора РФ И.В. Краснова, «хотя Хабаровский процесс не носил международного статуса, общемировое гуманитарное значение его итогов трудно переоценить. Наряду с Нюрнбергским и Токийским трибуналами он лёг в основу базовых документов ООН. Несомненно, оказал воздействие на последующие запрет и ликвидацию бактериологического оружия»22. Говоря об этом, И.В. Крылов отметил немалую роль правоохранительных органов в кропотливой работе по сбору доказательств вины японских военнослужащих.
Органы НКВД развернули её в сложнейший, начальный период размещения японских военнопленных. Для них в Хабаровском крае, выделив 3620 сотрудников, организовали 12 лагерей НКВД23. Там в декабре 1945 года содержались: в лагерях № 1, 5, 18 (в Комсомольске-на-Амуре) — 59 360 японских военнопленных, ещё в трёх в Амурской области (№ 3, 19 в г. Райчихинске и № 20 в г. Благовещенске) — 27 439, в лагере № 4 (пос. Известковый в Еврейской АО) — 24 138, № 16 (г. Хабаровск) — 9981, № 17 (пос. Хор в 66 км от Хабаровска) — 6374, № 21 (г. Николаевск-на-Амуре) — 5500, № 22 (г. Оха, о. Сахалин) — 1986, № 46 (г. Биробиджан) — 638124.
Эшелоны с военнопленными японцами в летнем обмундировании начали прибывать к местам железнодорожного строительства с конца октября 1945 года при среднемесячной температуре, например, в Комсомольске-на-Амуре — плюс 2,8°C, в ноябре — минус 8,1°C, в декабре — минус 24,2°C25. Военнопленных старались размещать, как писали в отчётах, во всех «мало-мальски пригодных для жилья помещениях независимо от кубатуры»26. Но их было мало. Те же тяготы переносили администрации лагерей, конвойные подразделения и оперативный состав. Большинство людей располагались в палатках. Немногим лучше было тем, кому достались ветхие строения без дверей, окон и полов27. Типичный пример — лагерь № 5, оборудовавший 23 лагерных пункта, рассредоточенных на 183 км. В них разместили 20 413 японских военнопленных, 3106 советских заключённых и 5378 репатриантов из Германии, приписанных к лагерю для железнодорожного строительства. С учётом администрации, охраны, оперативного состава НКВД и вольнонаёмных с нуля обустраивали жизнь 32 621 человек28. Электроснабжения не было. Использовали лучины, свечи, самодельные лампы из консервных банок с бензином за неимением керосина. До мая 1946 года к железнодорожному строительству не приступали. Все силы уходили на обустройство. В бытовых условиях пленных и охраны было мало отличий.
Для японцев непривычные климатические, бытовые и психологические условия плена стали нелёгкими испытаниями. Подавляющее большинство их выдержало. Но были и отчаявшиеся, которые теряли чувство самосохранения, нарушали запреты, искали выход в самоубийстве либо самоубийственном побеге через бескрайнюю заснеженную тайгу. Так, в декабре 1945 и январе 1946 года в том же лагере повесились 2 японца. С ноября 1945 по январь 1946 года произошли 17 групповых побегов. Всех беглецов задержали. Трое при задержании погибли. Остальные были осуждены. Получили по 8 лет заключения29.
Были и несчастные случаи. Из четырёх в декабре 1945 года в лагере № 5 на лесозаготовках три со смертельными исходами, не исключено — убийствами одними пленными других из-за конфликтов между ними, но доказать это не удалось. В январе 1946 года военнослужащие конвойного полка, как отмечалось в документах расследований, «в результате незаконного применения оружия» убили трёх пленных. Одного — за выход к запретной полосе, двух других — за невыполнение команд конвоира во время работ за пределами лагеря (материалы предварительных расследований были переданы в контрразведку «СМЕРШ»). В том же лагере ещё одного расстреляли по распоряжению начальника лагпункта № 205, а начальник лагпункта № 305 в декабре 1945 года в 38-градусный мороз вывел на работы 300 японцев. 62 обморозились. Двое умерли от переохлаждения30.
Каждый такой и другие случаи нарушения законности в отношении японских военнопленных тщательно расследовало краевое УНКВД-УМВД и принимало строгие меры31. Так, в декабре 1945 года за дискредитацию офицерского звания, пьянство и незаконное изъятие у пленных ценных вещей были уволены из органов НКВД и преданы суду военного трибунала 3 сотрудника лагеря № 17, включая начальника отдела охраны и режима32. Кроме того, подвергали взысканиям и снимали с должностей начальников лагерей, допускавших рост заболеваемости и смертности военнопленных33.
С началом размещения японских военнопленных большое внимание уделяли сохранению их здоровья и медицинскому обеспечению. Наркомы внутренних дел СССР и здравоохранения РСФСР поставили задачу к 15 октября 1945 года срочно подготовить спецгоспитали для военнопленных34. В среднем около 25 проц. персонала управлений лагерей составляли сотрудники санитарных отделов (врачи, фармацевты, медсестры, лаборанты, санитары, дезинфекторы, обслуживающий персонал). В лагерях оборудовали лазареты. К примеру, в лагере № 1, рассчитанном на 30 тыс. человек, — на 600 коек, по штату из 181 сотрудника 52 входили в санитарный отдел. В лагере № 3 на 10 тыс. человек — на 400 коек, в управление входили 33 медработника. В лагерях № 4 и 5, каждый примерно на 35 тыс., — по 600 коек, из 187 сотрудников по штату 52 составляли санитарный отдел. В ноябре 1945 года для военнопленных с ослабленным здоровьем сформировали оздоровительное лагерное отделение НКВД № 14 на станции Бирокан с лимитом в 1000 коек. Отсутствие в нём планово-производственного отдела свидетельствует: органы НКВД не предполагали привлечения пленных с ослабленным здоровьем к активной хозяйственной деятельности. Другие оздоровительные отделения, как правило, закрепляли за совхозами УНКВД с более лёгкими условиями труда и лучшим продовольственным обеспечением пленных35.
Управление НКВД по Хабаровскому краю постоянно контролировало размещение и обеспечение пленных японцев, предъявляя требования об этом приказами. Первый — № 0114 от 17 сентября 1945 года. В приказе № 0153 от 28 ноября 1945 года начальник краевого УНКВД требовал обеспечения в жилых помещениях для пленных «уюта, тепла и порядка»36.
Улучшения бытовых условий и снижения смертности в лагерях японских военнопленных требовал НКВД СССР. Заместитель наркома внутренних дел СССР генерал-полковник С.Н. Круглов 24 ноября 1945 года директивой № 221 указал: «НКВД СССР требует от Вас резкого улучшения коммунально-бытовых условий для военнопленных японцев». Учитывая «неприспособленность военнопленных японцев к суровому климату Дальнего Востока, Сибири, Средней Азии и в целях сохранения военнопленных» он поставил задачи: «Всё Ваше внимание, аппарат НКВД-УНКВД и лагерей и имеющиеся ресурсы лагерей обратить на обеспечение нормального размещения и содержания военнопленных в условиях зимы. Считать эту работу на зимний период 1945—1946 гг. — основной… Через республиканские (краевые, областные) партийные и советские органы обязать всех директоров предприятий и начальников строек немедленно обеспечить лагеря стройматериалами и инструментом, необходимыми для окончания всех работ по приспособлению и ремонту лагерных помещений». Предупредить, «что все лагеря и лагерные отделения, не подготовленные к нормальному содержанию военнопленных в зимних условиях, будут закрыты», военнопленные «переведены в пункты, где имеются условия, необходимые дня их размещения», и «немедленно принимать решения о переводе» пленных «в более благоустроенные помещения»37. В директиве указаны и другие меры, включая контроль.
Но всё же основное число смертей пришлось на первые полгода адаптации японских военнопленных к непривычным для них суровому климату и условиям плена. В справке о заболеваемости и смертности среди них за первую декаду февраля 1946 года замначальника 1-го управления ГУПВИ НКВД СССР генерал-лейтенант медслужбы М.Я. Зетилов констатировал: за эти 10 дней «процент смертности в лагерях для военнопленных японцев больше чем вдвое превышает процент смертности в лагерях для военнопленных немцев». Отметив работу комиссий «ГУПВИ, по материалам которых принимаются меры по улучшению жилищно-бытовых условий содержания военнопленных, питания и медико-санитарного обслуживания», он перечислил меры, намеченные в правительстве: в Совнаркоме СССР подготовили докладную записку об улучшении продснабжения военнопленных; увеличении норм питания для ослабленных; введении для больных дистрофией в лазаретах лагерей и спецгоспиталях норм питания с учётом национальных особенностей; переводе военнопленных из лагерей Восточной и Западной Сибири и Хабаровского края в Среднюю Азию и Закавказье; освобождении ослабленных и нетрудоспособных военнопленных для вывоза на родину38. К слову, эту спасительную меру — массовую репатриацию начали применять раньше, в завершающий период Маньчжурской стратегической наступательной операции. На фронтах освободили всех раненых и больных военнопленных японской армии (64 888 человек). В 1945 году репатриировали 233 тыс. инвалидов и больных пленных разных национальностей. В 1946-м — 34 300 японских военнопленных. Репатриация многим сохранила жизни39.
Лагеря НКВД в первый год содержания пленных японцев испытывали значительные трудности в обеспечении продовольствием, вызванные скудостью его ресурсов в стране. Нормы продовольственного снабжения военнопленных японской армии были объявлены 28 сентября 1945 года приказом НКВД СССР и начальника Тыла Красной армии № 001117/0013, начальнику Главного управления военного снабжения НКВД поставлена задача «обеспечить бесперебойное снабжение лагерей НКВД для военнопленных продовольствием в соответствии объявляемыми нормами»40. Они были разными для рядовых и унтер-офицеров, офицеров, генералов, общегоспитальных больных и страдавших дистрофией. Наряду с другими продуктами в рацион японцев входили рис и мисо (продукт японской кухни — брожения соевых бобов, злаков или их смеси с помощью специального вида плесневых грибов). Опубликованный в «Военно-историческом журнале» сравнительный анализ показал: не было никаких существенных различий норм обеспечения продовольствием советских граждан, японских и других военнопленных. Они получали равноценное питание и переживали такие же трудности в обеспечении продовольствием. Японские военнопленные питались не хуже, а порой даже лучше наших соотечественников41.
Краевому УНКВД пришлось также решать острую кадровую проблему. При хроническом некомплекте кадров заполнить штаты лагерей для японских военнопленных было некем. Удалось это лишь благодаря содействию Красной армии, направившей часть своих военнослужащих на эту специфичную службу. 1258 таких офицеров-фронтовиков были назначены на административные должности в лагере № 5 — начальниками лагерных пунктов, дежурными офицерами в штабах и т.д.42 Но пополнение из армии не обладало ни оперативно-розыскным опытом, ни знанием японского языка, поэтому не могло качественно возместить нехватку оперов и переводчиков.
При создании отдела по делам военнопленных и интернированных (ОПВИ) при УНКВД по ХК на основании приказа НКВД СССР № 00991 от 27 августа 1945 года были вакантны 29 из 44 штатных должностей ОПВИ. Лишь к началу декабря его удалось укомплектовать на 79,5 проц. (не хватало ещё 9 сотрудников)43. Не хватало оперов и на местах. Так, штат оперативно-чекистской группы лагеря № 5 удалось заполнить только к декабрю 1945 года, оголив другие участки работы.
Были введены дополнительные должности переводчиков и созданы спецподразделения — оперативно-чекистские отделы: ОЧО Амурского ГУЛЖДС НКВД, а также подчинённые ему ОЧО Строительства № 500 НКВД и ОЧО Ургальского строительства Амурского ГУЛЖДС НКВД с периферийными оперативно-чекистскими группами в лагерях военнопленных44. Их формирование затрудняла нехватка кадров. Не было ни одного переводчика в ОЧО Амурского управления ГУЛЖДС НКВД из четырёх по штату (на 3 ноября 1945 г.); в ОЧО Строительства № 500 и оперчекгруппах лагерей № 1, 3 из семи штатных (на 3 декабря 1945 г.)45. А в лагере № 5 из четырёх по штату был лишь один переводчик на 20 тыс. военнопленных. И всё же в этом лагере оперативники только за январь 1946 года смогли сформировать первые элементы агентурной сети. Привлекли в качестве резидентов 14 офицеров администрации, которым служебные обязанности позволяли быть связующими звеньями между завербованными агентами и оперативниками, 9 осведомителей из начальников и дежурных офицеров штабов лагерных пунктов, командиров, бойцов охраны, вольнонаёмных и завербовали 13 агентов из военнопленных46.
Налаживать агентурную работу среди японцев было трудно из-за нехватки пригодных для неё помещений (многие опера жили и работали в палатках) и нормативных документов. Инструкции для оперативников НКВД по вербовке военнопленных европейцев не учитывали особенности японцев и структуру их армии. Как признал в отчёте за февраль 1946 года начальник ОЧО Амурского управления ГУЛЖДС НКВД подполковник Марин, «работа среди военнопленных японцев продолжала оставаться для нас совершенно неисследованной»47.
С первых дней оперативники столкнулись с необходимостью специфичных подходов к работе с японскими военнопленными и за короткое время сделали первые обобщения: японцы более фанатичны, чем военнопленные других национальностей; для вербовок заслуживают внимания японцы, призванные в армию в военное время, а также представители привилегированных классов; большинство японских офицеров настроены антисоветски, требуется их опосредованная разработка через близких к ним унтер-офицеров и других пленных48. Сложность работы с японскими офицерами увеличили просчёты в распределении военнопленных по лагерным пунктам. В одном из них оказался практически весь бывший состав штаба 4-й армии, входившей до капитуляции в Квантунскую, что позволило им сохранить прежнюю субординацию и скрытно противодействовать влиянию лагерной администрации на пленных49. Но вопреки трудностям в лагерях военнопленных на территории Хабаровского края целенаправленная оперативная работа охватывала весь комплекс её задач, включая агентурную разработку упомянутых ранее возможных участников и свидетелей военных преступлений, сбор информации о злодеяниях японской военщины для правосудия, профилактику и предотвращение нарушений режима плена, прав военнопленных, формирования в лагерях преступной среды и др. Так, в лагере № 4 обнаружили подпольную организацию из 23 человек, боровшуюся против советского влияния на военнопленных японцев50, и пресекли её деятельность.
К середине 1946 года условия быта, труда и материально-техническое обеспечение японских военнопленных существенно улучшились. Были разработаны и внедрены в практику инструкции по работе с ними. Оперативная и политическая работа с военнопленными японцами приобрела более системный, плановый характер. ГУПВИ уделяло большое внимание организации культурного отдыха военнопленных. В лагерях оборудовали клубы, библиотеки, радиоузлы, антифашистские комнаты, развивали самодеятельность, организовывали драматические, хоровые кружки, поощряли творчество пленных — создание живописных, графических работ, пьес, стихов, повестей, романов, а также занятия физкультурой и спортом. Военнопленные создавали футбольные, волейбольные команды, с ними проводили турниры по шахматам и национальным видам игр51. Как справедливо отметил один из исследователей пребывания японских пленных в Хабаровском крае, «гуманное отношение к военнопленным в СССР являлось краеугольным камнем их политико-идеологического перевоспитания»52.
Изучение архивных документов и других источников привело к следующим выводам. Объективная оценка деятельности НКВД-МВД и его территориальных структур по размещению и содержанию японских военнопленных в 1945—1946 гг. возможна только сквозь призму условий того времени. Перечисленные проблемы были вызваны не отношением лагерных администраций к пленным японцам, а, во-первых, ограниченностью финансовых и материальных ресурсов нашей израненной страны, победившей фашизм и японский милитаризм ценой огромных потерь и лишений, отсутствием необходимых ресурсов у структур НКВД-МВД. Во-вторых, отсутствием времени на строительство лагерей и подготовку к приёму военнопленных, их доставкой в короткий срок многочисленными группами. В-третьих, дефицитом кадров. В-четвёртых, физиологическими, культурными и психологическими (ментальными) особенностями японцев, затруднявшими их адаптацию к непривычным климату, условиям плена, социально-культурной реальности. В-пятых, трудностями общения с военнопленными администраций лагерей и оперсостава из-за незнания особенностей японцев и языкового барьера при нехватке переводчиков.
Однако структуры НКВД в Хабаровском крае в сложнейших экономических и климатических условиях зимы 1945/46 года при нехватке ресурсов и кадров смогли чрезвычайными усилиями наладить обеспечение и сберечь подавляющее большинство японских военнопленных. Отношение к ним было гуманным, соответствовало нормам международного права.
Оперативные сотрудники Управления НКВД-МВД по ХК и лагерной сети внесли вклад в решение задачи большого политического, юридического и гуманитарного значения — выявление военных преступников и сбор доказательств для правосудия, возмездия участникам злодеяний японской военщины, которое стало предостережением потенциальным агрессорам и ныне служит сохранению и отстаиванию исторической правды об участии Японии во Второй мировой войне.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Галицкий В.П. Архивы о лагерях японских военнопленных в СССР // Проблемы Дальнего Востока. 1990. № 6. С. 115—123; он же. Вражеские военнопленные в СССР (1941—1956 гг.) // Военно-исторический журнал. 1990. № 9. С. 39—46; он же. Обретут ли покой усопшие? // Новое время. 1990. № 41. 5 октября. С. 37—39; он же. Японские военнопленные в СССР: правда и домыслы // Военно-исторический журнал. 1991. № 4. С. 66—78; он же. Японские женщины в лагерях военнопленных // Проблемы военного плена: история и современность: материалы Международной научно-практической конференции в 2 ч. Ч. 2. Вологда, 1997. С. 256—262; он же. Японские военнопленные и интернированные в СССР // Новая и новейшая история. 1999. № 3. С. 18—33; он же. Японские военнопленные: разменная карта японских антируссистов // Шестидесятилетие Победы над милитаристской Японией: сборник статей. М.: Институт востоковедения РАН, 2006. С. 47—53; он же. Судьба японских военнопленных и интернированных в Советском Союзе: 1945—1956 гг. // Феномен военнопленных как фактор межгосударственных отношений: сборник материалов конференции, посвящённой судьбам японских военнопленных и интернированных в Советском Союзе, 1945—1956 гг. Красногорск: Рейтар, 2009. С. 15—39; он же. Японские военнослужащие в советском плену: военнопленные или интернированные? // Партитура Второй мировой. Гроза на Востоке. М.: Вече, 2010. С. 329—343; он же. Японские военнослужащие в советском плену — заложники чужой воли // Советский Союз и Япония во Второй мировой войне: участие и последствия. М.: Институт Дальнего Востока РАН, 2016. С. 102—114; он же. Разоблачение отечественными органами безопасности военных преступников среди военнопленных в лагерях НКВД-МВД СССР. 1941—1956 гг. // Тайная стража России: очерки истории отечественных органов государственной безопасности в 6 кн. Кн. 4. М.: Алгоритм, 2020. С. 429—480; он же. Выявление и предание суду военных преступников из числа японских военнопленных СССР на Хабаровском процессе: неизвестные страницы // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2022. № 1. С. 6—34; и др.
2 Например: Кошкин А.А. Японский фронт маршала Сталина: Россия и Япония: тень Цусимы длиною в век. М.: ОЛМА-Пресс, 2004. 478 с.; он же. Россия и Япония. Узлы противоречий М.: Вече, 2010. 480 с.;Карасёв С.В. Проблемы плена в советско-японской войне и их последствия (1945—1956 годы). Иркутск: изд-во Иркутского гос. технического ун-та, 2006. 353 с.
3 Спиридонов М.Н. Японские военнопленные в Красноярском крае, 1945—1948 гг.: проблемы размещения, содержания и трудового использования. Дисс. … канд. ист. наук. Красноярск, 2001. 306 с.
4 Серебренников С.В. Продовольственное обеспечение японских военнопленных на территории Сибири и Дальнего Востока СССР (1945—1950 гг.) (страницы отечественной историографии) // Научный диалог. 2017. № 6. С. 236—256; Ким С.П. Японские военнопленные на территории Советского Союза (1945—1956 гг.). Дисс. … канд. ист. наук. М., 2016. 291 с.; он же. Продовольственное обеспечение японских военнопленных в 1945—1950 гг. // Военно-исторический журнал. 2015. № 2. С. 61—68.
5 Серебренников С.В. Медицинское обслуживание японских военнопленных в лагерях и спецгоспиталях Сибири и Дальнего востока СССР (1945—1950 гг.) (вопросы отечественной историографии) в 2 ч. Ч. 1 // Грамота. 2017. № 10(84). C. 152—159.
6 Карасёв С.В. Японские военнопленные на территории Читинской области, 1945—1949 гг. Дисс. … канд. ист. наук. Иркутск, 2002. 225 с.
7 Сообщение министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова министру иностранных дел СССР В.М. Молотову о японских военнопленных, содержащихся в лагерях МВД СССР. 2 сентября 1946 г. // Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 143. Л. 190, 191.
8 Постановление ГКО СССР № 9898 «О приёме, размещении и трудовом использовании 500 000 военнопленных японской армии». 23 августа 1945 г. // Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 644. Оп. 2. Д. 533. Л. 112—118. Цит. по: В штабах Победы, 1941—1945: документы в 5 кн. Кн. 5. М.: Научно-политическая книга, 2020. С. 526—532.
9 Афанасов О.В. Лагеря и строительные организации ОГПУ-НКВД-МВД СССР при возведении западного участка БАМ в 1930—1950-х гг. // Проблемы социально-экономического развития Сибири. 2016. № 4(26) С. 46, 47.
10 План перевозки военнопленных японских солдат и офицеров из Маньчжурии с 11 сентября по 29 октября 1945 г. Не позднее 5 сентября 1945 г. // Центральный архив Министерства обороны РФ. Ф. 67. Оп. 12011. Д. 48. Л. 50—60.
11 Коротаев В.И. Коллекция архивных документов «Японские военнопленные в СССР (1945—1956 гг.)» // Портал «Архивы России». URL: https://rusarchives.ru/online-project/yaponskie-voennoplennye-v-sssr.
12 Жадан А.В. Организация лагерей НКВД для японских военнопленных на территории Хабаровского края в августе—декабре 1945 г. (по материалам архивов НКВД-МВД) // Вестник московского университета. Сер. 8. История. 2020. № 2. С. 69.
13 Галицкий В.П. Выявление и предание суду… С. 12—14.
14 Там же. С. 14, 15.
15 Сообщение Управления НКВД по Хабаровскому краю в ГУПВИ НКВД СССР о распределении военнопленных японцев по отраслевым наркоматам для их трудового использования. 18 декабря 1945 г. // Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 1п. Оп. 01е. Д. 40. Л. 5.
16 Жадан А.В. Указ. соч. С. 60, 61.
17 Докладная записка «Об агентурно-оперативной работе на спецобъекте № 45 УМВД по Хабаровскому краю за 1946 год, по состоянию на 25.12.1946» начальника спецобъекта № 45 майора Денисова начальнику УМВД по Хабаровскому краю генерал-лейтенанту И. Долгих // Архив Управления МВД по Хабаровскому краю (АУМВД по ХК). Ф. 35. Оп. 1. Д. 175. Л. 37.
18 Там же. Л. 85—87.
19 Там же. Л. 40.
20 См.: Катасонова Е. Токийский Нюрнберг // Интернет-портал Минобороны РФ. URL: https://mil.ru/winner_may/history/more.htm?id=12101798%40cmsArticle; Токийский процесс 1946—48 // Большая российская энциклопедия: электронная версия (bigenc.ru); Кикнадзе В.Г. Российская политика защиты исторической правды и противодействия пропаганде фашизма, экстремизма и сепаратизма. М.: Прометей, 2021. С. 551—555.
21 См.: Христофоров В.С. Хабаровский процесс 1949 г. // Великая Победа в 15 т. Т. 8. М.: МГИМО — Университет, 2015. С. 102—110; Ким С.П. Предисловие // Интернет-проект «Хабаровский процесс над японскими военными преступниками 1949 г.». URL: https://khabarovsk1949.rusarchives.ru/predislovie.
22 Игорь Краснов принял участие в Международном научно-практическом форуме «Хабаровский процесс: историческое значение и современные вызовы» // Сайт Генпрокуратуры РФ. 2021. 6 сентября. URL: https://epp.genproc.gov.ru/web/gprf/mass-media/news?item=64996227.
23 Доклад отдела кадров Управления МВД по Хабаровскому краю «О подборе и закреплении кадров» от 7 апреля 1946 г. // АУМВД по ХК. Ф. 33. Оп. 3. Д. 2. Л. 2.
24 Сообщение Управления НКВД по Хабаровскому краю в ГУПВИ НКВД СССР о распределении военнопленных японцев по отраслевым наркоматам для их трудового использования. 18 декабря 1945 г. // РГВА. Ф. 1п. Оп. 01е. Д. 40. Л. 5, 5 об.
25 По данным 1945 г. См.: Средние месячные и годовые температуры воздуха в Комсомольске-на-Амуре // Портал «Погода и климат» (pogodaiklimat.ru).
26 Докладная записка «Об итогах агентурно-оперативной работы среди военнопленных японцев лагеря № 5 при Амгуньском строительстве за январь 1946 года» от 16 февраля 1946 г. Подготовлена начальником оперчекотдела Амурского Управления ГУЛЖДС НКВД СССР подполковником Мариным начальнику УМВД по Хабаровскому краю генерал-лейтенанту И. Долгих // АУМВД по ХК. Ф. 35. Оп. 1. Д. 174. Т. 5. Л. 57.
27 Там же.
28 Там же. Л. 58.
29 Там же. Л. 64, 65.
30 Там же. Л. 67.
31 Протокол совещания начальников областных управлений, городских и районных отделов МВД, начальников управлений лагерей военнопленных МВД по Хабаровскому краю. 18—19 июня 1946 г. // АУМВД ХК Ф. 35. Оп. 1.Д. 186. Т. 2. Л. 28—39.
32 Жадан А.В. Указ. соч. С. 66.
33 Коротаев В.И. Указ. соч.
34 Там же.
35 Жадан А.В. Указ. соч. С. 63, 64.
36 Там же. С. 69.
37 Директива НКВД СССР № 221 об улучшении коммунально-бытовых условий для военнопленных японцев. 24 ноября 1945 г. // ГА РФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 744. Л. 442—444.
38 Справка М.Я. Зетилова о заболеваемости и смертности в лагерях НКВД и спецгоспиталях НКО и НКЗ для военнопленных японцев за первую декаду февраля 1946 г. Москва. 19 февраля 1946 г. // ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 2433. Л. 170—174. Цит. по: Военнопленные в СССР. 1939—1956: документы и материалы. М.: Логос, 2000. С. 483—486.
39 Коротаев В.И. Указ. соч.
40 Приказ НКВД СССР и начальника Тыла Красной армии № 001117/0013 с объявлением норм продовольственного снабжения для военнопленных японской армии. Москва. 28 сентября 1945 г. // ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 729. Л. 473—483. Цит. по: Военнопленные в СССР. 1939—1956: документы и материалы. М.: Логос, 2000. С. 390—393.
41 См.: Ким С.П. Продовольственное обеспечение… С. 61—68.
42 Докладная записка «Об итогах агентурно-оперативной работы среди военнопленных японцев лагеря № 5 при Амгуньском строительстве за январь 1946 года…». Л. 58.
43 Жадан А.В. Указ. соч. С. 60.
44 Докладная записка «Об итогах агентурно-оперативной работы среди военнопленных японцев лагеря № 5 при Амгуньском строительстве за январь 1946 года…». Л. 56.
45 Жадан А.В. Указ. соч. С. 64, 65.
46 Объяснение по докладной записке № 0/789 от 17 января 1946 г. «Об итогах агентурно-оперативной работы ОЧК Амурского УГЛЖДС НКВД СССР» // АУМВД по ХК. Ф. 35. Оп. 1. Д. 176. Л. 1—3.
47 Докладная записка «Об итогах агентурно-оперативной работы среди военнопленных японцев лагеря № 5 при Амгуньском строительстве за январь 1946 года…». Л. 59.
48 Там же. Л. 61.
49 Там же. Л. 62.
50 Докладная записка «Об агентурно-оперативной работе на спецобъекте № 45 УМВД по Хабаровскому краю за 1946 год по состоянию на 25.12.1946…». Л. 85—87.
51 См.: Коротаев В.И. Указ. соч.
52 Жадан А.В. Указ. соч. С. 70.
Иллюстрации из Российского государственного военного архива (Ф. 4п. Оп. 30. Д. 12. Л. 14, 16; Д. 13. Л. 7, 16, 20. Портал «Архивы России» (rusarchives.ru) и с сайтов: regnum.ru; smolbattle.ru; warspot.ru; zvezdaweekly.ru.