Аннотация. В статье представлена суть обучения личного состава русского флота ведению боевых действий на берегу накануне войны с Пруссией (1756—1763), а также последствия пренебрежения этим элементом боевой подготовки в случае поручения флоту самостоятельной операции на приморском направлении.
Summary. The paper gives a concise account of how the Russian Navy personnel was trained to fight on land on the eve of the 1756—1763 war with Prussia, and also describes the consequences of neglecting this element of combat training in the event of tasking the Navy with carrying out an operation on its own in the coastal sector.
ВОИНСКОЕ ОБУЧЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ
ПОПОВ Юрий Митрофанович — старший преподаватель Военно-воздушной академии имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина (г. Воронеж), капитан 1 ранга запаса, кандидат исторических наук
«МАТРОЗЫ… ОБУЧАЛИСЬ РУЖЕЙНОЙ ЭКЗЕРЦИЦИИ…»
Подготовка русских моряков к боевым действиям на берегу накануне кампании 1760 года
Солдатская экзерциция всегда занимала особое место в боевой подготовке флота. Идея обучения моряков навыкам сухопутного боя принадлежала создателю отечественного флота Петру I и состояла в том, чтобы в случае необходимости иметь обученных солдатскому делу морских служителей для использования их в качестве десанта на берегу или для резерва сухопутных войск.
В вооружённых силах Европы в XVII—XVIII вв. ведение боя на суше и море определялось линейной тактикой. Основой обучения сухопутных войск являлись «теория и практика подготовки и ведения боя в линейных боевых порядках при равномерном распределении войск… по фронту»1. Благодаря данному боевому порядку достигалось одновременное, массированное использование наибольшего количества огнестрельного оружия для ведения залпового огня.
При уровне технического развития оружия того времени возможность такого способа его использования являлась главным преимуществом линейной тактики, несмотря даже на ряд отрицательных моментов (открытость флангов, возможность действий только на достаточно ровной местности и др.). Основой линейного боевого порядка было построение войск в несколько линий, которые в русской армии состояли из четырёх шеренг2. Овладение этой тактикой в русской армии базировалось на проведении соответствующего обучения в виде экзерциций («солдатская экзерциция») согласно положениям Военного устава. В начале его главы «О экзерциции» дано следующее определение: «Обыкновенное учение с кратчайшим растолкованием, которое имеет быть в инфантерии, а особливо како лутчим образом во осмотрении иметь в приемах мушкетных, которое состоит в три темпа; и притом всякие порядки в позитурах, в стрельбе, в поворотах, в здваивании шереног и рядов и прочих принадлежащих поведениях»3.
В Уставе особо оговаривались основополагающие моменты: способы ведения стрельбы в линейных боевых порядках (прежде всего линией последовательной, пошереножной стрельбы, начиная с задней, четвёртой, шеренги), а также залпового огня — всеми шеренгами4. Кроме того, отрабатывалась последовательная стрельба частями подразделений5.
Указывались и способы создания таких боевых порядков при помощи самых необходимых перестроений: поворотов, сдваивания рядов и шеренг. Способы перемещения подразделений вне поля боя до вступления в соприкосновение с противником не рассматривались. Предусматривались полная самостоятельность командиров и опора на их инициативу: «А каким образом повзводно, поротно, баталионом или целым полком, направо или налево швенковать, о том уже во всех полках… употребляемо… и твердо знаемо, что… упоминати ненадобно». Но о правильном создании оборонительного построения «баталион де каре» давалась подробная инструкция. Ведь в нём участвовали значительное число военнослужащих, правильное распределение которых способствовало не только нахождению их в постоянной готовности к отражению вражеских атак со всех направлений, но и энергичным перемещениям внутри порядков противника6.
Чтобы правильно действовать в составе боевых порядков подразделений (в линиях, шеренгах, плутонгах), требовалась индивидуальная работа с каждым бойцом, кроме всего, направленная на выработку необходимого автоматизма при выполнении операций по заряжанию оружия и дальнейшей стрельбы. Заряжание ружья являлось достаточно сложной процедурой и включало в себя 18 операций, объединённых в шесть групп, выполнявшихся на три счёта («темпа»). В данный процесс входили не только чисто технические действия по засыпке пороха и укладке патронов, но и необходимые строевые приёмы, выполнявшиеся для удобства указанных действий. Они были обусловлены необходимостью придания заряжавшемуся с дула ружью определённого пространственного положения для его удобного удержания, например, в положении «на караул» перед началом стрельбы: «1. Взводи курки. 2. Прикладывайся. 3. Пали»7.
Одновременно разучивались приёмы правильного перемещения военнослужащих (например, повороты на месте и в движении «с мушкетом и уклонах с примкнутым штыком и без него»). Основное внимание акцентировалось на развитии умения вести прицельный огонь («Того ради надобно, чтоб по сему учению каждому мушкетеру особливо стрелять») и рукопашный бой («Напоследок же можно с выступкою колоть учить»). Особая роль отводилась быстрому примыканию и отмыканию штыка, выработке необходимой сноровки и чёткости во время обучения приёмам боя на штыках. На вооружении сухопутных войск имелись и ручные гранаты, которые должны были применять в бою специально обученные гранатометанию солдаты — гренадеры. Подготовка эта состояла из последовательной отработки девяти операций с гранатой и заканчивалась командой «Зажигай и бросай»8. Итак, со времён Петра I основной целью индивидуального обучения стала «подготовка солдата к бою огнём, штыком и гранатой»9.
Проведение солдатской экзерциции на флоте обусловливалось рядом существенных обстоятельств, главным из которых являлось то, что объём и отводимое на её проведение время в силу различия стоявших перед армией и флотом задач были гораздо меньше армейских аналогов. Кроме того, в соответствии с двумя периодами использования флота в зависимости от времени года — летним и зимним — в проведении солдатской экзерциции также имелись два этапа. С момента окончания кампании и разоружения кораблей вплоть до начала кампании следующего года с морскими служителями должна была проводиться на берегу солдатская экзерциция. Она охватывала все направления подготовки к ведению боевых действий: «По регламенту повелено как салдат, так и матроз учить экзерциции с ружьем и гранатами два дня в неделе, також и в два месяца стрелять из ружьев в цель каждому человеку по четыре раза и те выстрелы определено записывать секретарям карабелным, которые в той экзерциции определены будут»10.
Проводилась подготовка и во время плавания, но имела специфику: ограниченность свободного пространства, на котором можно было выполнять приёмы; наличие удобного времени для занятий, а также степень занятости личного состава. Даже простой, на первый взгляд, вопрос, где установить мишень для стрельбы, требовал особого решения: «Для ружейной цели вывешивается с ноку фор-унтер-линя раскрашенная кругами доска», т.е. для установки мишени использовался корабельный рангоут. Последнее обстоятельство прямо зависело от режима использования корабля — при его плавании или стоянке на якоре: «Всякой раз, когда время позволяет, как стоя на якоре, так и под парусами, производят ружейную и пушечную экзерцицию, сначала примером, потом с пальбою и, наконец, учат стрелять в цель»11.
Соответственно и занятость команды была разной: практически полная в первом случае и частичная — во втором, и как следствие — появление дополнительного времени, которое можно было использовать для различных видов подготовки, в том числе и для солдатской экзерциции. Поэтому в море в силу указанных обстоятельств основной акцент делался только на отработку отдельных элементов подготовки, прежде всего заряжание ружей с выполнением необходимых строевых приёмов с последующей стрельбой холостыми патронами. Главным, заключающим элементом этой подготовки являлась стрельба в цель. Акцентирование внимания на этих элементах отразилось и в названии данного упрощённого варианта подготовки: «экзерциция ручным ружьём», или «ружейная экзерциция», при этом подчёркивался индивидуальный характер обучения, без разделения на категории морских служителей (на солдат или матросов). Наиболее наглядно такой вариант демонстрирует пример подготовки малолетних матросов, указанный в приказе контр-адмирала Я.С. Барша от 2 июня 1745 года: «Кают-юнгов и малолетних матросов… тех обучать сделанными деревянными ружьями, коими на берегу обучались, а у кого нет, тем сделать и обучать солдатской экзерциции, дабы и они равномерно с возрастными обучены быть могли». Для проведения этой экзерциции подавался отдельный сигнал, выделялось определённое число патронов: «Для обучения солдатской экзерциции всегда иметь патроны в готовности, и когда сигнал бывает к тому обучению, чтоб всегда имели служители по пять патронов ради пальбы»12.
Во втором случае, при стоянке корабля на якоре, всех корабельных солдат готовили их офицеры. Общее руководство осуществлял майор, он же объезжал все корабли эскадры и проводил соответствующую проверку. Такой порядок определён в 7 главе «О маэоре» Морского устава, в артикуле с характерным названием: «Повинен солдат учить на кораблях»13. При наличии на кораблях различного огнестрельного оружия приоритет в подготовке, естественно, оставался за пушечной экзерцицией14.
В период между кампаниями обучение обращению с оружием и тактическим приёмам при ведении сухопутного боя (проведение «солдатской экзерциции с ружьём и гранатами» на берегу) должно было начинаться после разоружения кораблей и идти всё время, вплоть до очередного их вооружения. При переводе для проживания в береговые казармы экипажи переформировывались в роты. Узаконивал такую организацию всё тот же регламент, в котором было «определено о всем, что касается добраго управления в бытность флота в порте». Артиллеристы тоже сводились в отдельные подразделения под командой своих офицеров. Аналогично поступали и с другими категориями служителей: «Роты матрозские имеют определены быть по рангам кораблей… а у рот первые началники имеют быть капитаны, каждой над ротою своего корабля. Солдаты морские, в тех же ротах, и таким же порядком определены быть имеют»15.
Непосредственная организация и обучение служителей «солдатской экзерциции с ружьем и гранатами» возлагались на командиров корабельных рот (командиров кораблей). Обучение должны были проводить два дня в неделю с докладом главному командиру порта. При этом старший солдатский офицер, майор, руководивший всеми морскими солдатами на берегу, имел свои обязанности: «Когда флот в гавене, а люди на земле… должен смотреть и матрозской экзерциции и доносить о том, так ли учатся? И офицеры при том были ль? И исполняли ль при том по своей должности? И о том доносить командующему над портом под потерянием своего чина»16. Значит, он должен был контролировать процесс обучения и в случае необходимости вмешиваться в него, если он не соответствовал требованиям Военного устава. Майор, как и командиры рот, подчинялся главному командиру над портом, на которого возлагалась ответственность за организацию всей боевой подготовки на берегу — не только солдатской, но и прочих экзерциций. Он согласно первой главе регламента «О должности главнаго командира над портом» «должен приказывать всякие экзерциции чинить по должности чинов, как определено. И смотреть, дабы отправлялись не видом, но самым делом, не льготя никому, а ленивых наказывать. В чем долженствует ответ дать, ежели что пренебрежено будет»17.
Единственным должностным лицом, который, по крайней мере формально, не зависел от командования порта (хотя местом его нахождения был определён Кронштадт), являлся интендант (секунд-интендант), подчинявшийся непосредственно Адмиралтейской коллегии. В соответствии с должностным статусом были оформлены и его обязанности по контролю за боевой подготовкой на берегу: «Должен смотреть, чтоб экзерциции с ружьем, пушками, гранатами, во определенные времена по регламенту отправлялись порядочно и исправно. А ежели что увидит неисправно, о том доносить в Коллегии адмиралтейской»18. Перечисленные обязанности должностных лиц являлись формальной основой проведения солдатской экзерциции. В действительности всё обстояло гораздо сложнее.
Основной обязанностью главного командира порта при нахождении флота в Кронштадте были сохранение и дальнейшая его подготовка к грядущей кампании. Солдатская экзерциция при этом стояла особняком, уделение же ей должного внимания целиком зависело от отношения к этому вопросу главного командира. Если он считал проведение такого обучения несущественным, то и отношение подчинённых было соответствующим. Кроме того, нельзя забывать и одно немаловажное обстоятельство, явно не вызывавшее энтузиазма: обучение должны были проводить под открытым небом, в основном в суровых условиях — длительной зимы и короткого светового дня. Здесь отметим две существенные детали. В пункте обязанностей командира корабельной роты имелась принципиальная оговорка: «Учить… ежели какая работа не помешает»19. Но наличие такой оговорки являлось, в сущности, лазейкой для лиц, считавших подобное обучение лишним. И, как следует из документов, она использовалась достаточно широко. Другим важным обстоятельством было то, что все эти пункты регламента являлись лишь внешней канвой, т.к. процедура проведения обучения отсутствовала. Поскольку большинство должностных лиц считали солдатскую экзерцицию ненужной тратой времени, она представляла собой кратковременные и проводившиеся только для проформы занятия с небольшим числом участников. Конечно, не приходилось ожидать каких-либо результатов в деле подготовки не только матросов, но и солдат к ведению сухопутного боя, а у морских офицеров — умения ими в этих условиях управлять.
И такая ситуация была не только на флоте. Чрезмерное отвлечение военнослужащих армейских частей от исполнения своих прямых обязанностей на выполнение посторонних работ, не имевших отношения к боевой подготовке, приняло массовый характер. Накануне начала боевых действий в Пруссии эта проблема стала довольно острой для руководства страны. 27 февраля 1757 года состоялось заседание членов Конференции при высочайшем дворе, на котором было решено подать императрице следующую докладную записку: «Наиглавнейшее… чтоб солдаты безпрестанно в ремесле своем упражнением были в нем способными и прибыклыми и точным воинской дисциплины наблюдением храбрыми и надежными, а офицеры… приобретали всегдашнею практикою от часу новое и большее знание… употребление солдат к трудам не их ремесла и знания сему доброму порядку препятствует… Не соизволите-ли Ваше Императорское Величество всевысочайше указать: 1) чтоб для нынешняго крайне нужного времени солдатство со всяких казенных работ сведено и единственно к приведению самого себя в лучшее и исправнейшее состояние и всегдашнюю к походу и действиям готовность употребляемо было»20. Хотя речь в этом документе идёт об армейских частях накануне войны, но вывод о состоянии солдатской подготовки на флоте следует однозначный.
В деле обучения и проведения соответствующей подготовки на флоте многое зависело от контролирующего органа Адмиралтейской коллегии — интенданта (от его принципиальности, авторитета, опыта и понимания необходимости процесса) и подчинённой ему Канцелярии интендантских дел. Этими качествами, несомненно, обладал назначенный в 1758 году на должность секунд-интенданта И.М. Пущин, бывший командир линейного корабля «Ингерманланд», приступивший к выполнению новых обязанностей после смерти своего предшественника Д.И. Овцына. Необходимость в кардинальном улучшении боевой подготовки на берегу и преодоление косности и инертности должностных лиц при её организации и проведении, в том числе и солдатской экзерциции, как свидетельствуют документы, стали лейтмотивом деятельности Пущина.
Важную роль сыграло поставленное при нём должным образом делопроизводство — сфера ответственности канцелярии секунд-интенданта. Проведённая работа по всему кругу его обязанностей и зафиксированные в документах все её перипетии позволяют представить объективную картину происходившего. В каком же состоянии находилась боевая подготовка на берегу, в частности солдатская экзерциция с ружьём и гранатами после вступления России в войну с Пруссией, а именно между кампаниями 1758, 1759 и 1760 гг., накануне указа флоту самостоятельно собственными силами захватить приморскую прусскую крепость Кольберг?
17 февраля 1759 года (в самый разгар боевой подготовки на берегу) Пущин отправил полную недоумения промеморию в контору главного командира порта: «В присланной ко мне от оной канторы… за прошедший декабрь месяц 758 году табели показано, что имеется служителей на лицо капралов и редовых до 5000 человек. А в поданной от обучения ружейной экзерциции… табели ж показано, что имелось при обучении той экзерциции ундер-афицеров и капралов и редовых 1500 человек и со уменьшением и видно, что… людей весма мало»21. 9 марта он высказал главному командиру своё возмущение фактом отсутствия обязательного обучения с проведением фактических боевых стрельб из ружей всеми солдатами и матросами в Кронштадте.
Пущин также потребовал от командиров корабельных рот высылки отчётного документа — табеля с указанием результатов стрельб в случае их проведения22. Мало того, что к обучению привлекалась едва ли треть имевшегося в наличии личного состава, его подготовка проводилась весьма формально. Благодаря справедливым требованиям секунд-интенданта руководство порта вынуждено было принять какие-то меры по наведению порядка в делопроизводстве, касавшемся боевой подготовки.
Настойчивость Пущина можно понять: за четыре месяца (считая и декабрь), несмотря на неоднократные напоминания о необходимости выполнения требований регламента, без каких-то серьёзных, препятствовавших тому причин (не приступая ещё к вооружению кораблей) солдатская экзерциция с солдатами и матросами фактически не проводилась. Контора главного командира пренебрегла своими обязанностями организатора указанного вида обучения и даже не требовала приступить к нему от подчиненных ей корабельных команд. В свою очередь, надзорный характер интендантской должности, отсутствие возможности прямо вмешиваться в дела управления флота в период между кампаниями, минуя главного командира порта, необходимость для воздействия на последнего обращаться непосредственно в Адмиралтейскую коллегию и дожидаться её решения, отрицательно сказались на подготовке и повседневной жизни флота. Налицо имелось несовершенство всей организации боевой подготовки на берегу.
С момента вооружения кораблей проведение солдатской экзерциции практически прекратилось. В мае перед началом кампании для составления отчётного доклада Адмиралтейской коллегии о состоянии дел по этому вопросу за указанный период Пущину потребовались уточнённые данные. Для этого 26 мая 1759 года от «интендантских дел» на все корабли, фрегаты и другие суда, находившиеся в Кронштадте, были посланы напоминания. Но и через неделю необходимые сведения секунд-интендант не получил.
3 июня Пущин вынужден был обратиться с соответствующей промеморией, чтобы «благоволено было б оной канторы главного командира кронштатского порта на те карабли о подаче тех ведомостей приказать да впредь по требованиям моим, что касатся будет, от которой команды давано было знать без замедления даты»23.
Однако по регламенту даже при нахождении в гаванях Кронштадта уже вооружённых для кампании кораблей они продолжали быть в подчинении главного командира до тех пор, пока на эскадру не прибывал вновь назначенный командующий и не создавался орган её управления — «флагманские дела». Тогда же на один из кораблей переходил и секунд-интендант со своей канцелярией. Но и в этом случае, пока эскадра не уходила в море, связанные с её жизнедеятельностью вопросы решались в конторе главного командира. Кроме того, невысокий статус должности секунд-интенданта (несколько выше командира корабля, но ниже любого флагмана) даже при его непосредственном вмешательстве в необходимых случаях в руководство позволял некоторым из командиров кораблей в силу причин разного характера, в том числе личного, игнорировать поступавшие распоряжения.
25 июня в Кронштадт был доставлен высочайший указ от 23 июня 1759 года о планах использования флота в эту кампанию. Кронштадтской эскадре поручалась перевозка на боевых кораблях 3 тыс. человек пополнения для армии в Гданьск, командующим эскадрой был назначен контр-адмирал Н.Г. Лопухин, секунд-интендантом — И.М. Пущин. В начале июля в «интендантских делах» наконец-то собрали все необходимые для составления отчёта по этому виду боевой подготовки сведения. Уже 4 июля этот отчёт — «учиненная при интенданских делах табель» — вместе с рапортом самого Пущина была отправлена в Адмиралтейскую коллегию. В рапорте обращает на себя внимание то, что контора главного командира отдала приказ на проведение солдатской экзерциции только после неоднократных напоминаний Пущина. Однако, несмотря на его требования, боевые стрельбы по мишеням из ружей так и не провели. Между тем они должны были проводиться со всеми служителями в соответствии с регламентом не реже одного раза в два месяца, за отчётный период их должно было быть не менее двух24.
В объективности самого отчёта Пущина сомневаться не приходится. Он был составлен и перепроверен по данным из двух источников — «от состоящих при кронштатском порте дежурных дел табелей и от тех команд ведомостей»25. Как следовало из отчёта, между кампаниями 1758—1759 гг. в разное время к обучению привлекалось примерно столько же нижних чинов, как и в декабре, но офицеров — единицы.
Отметим, что из всех пяти разделов «Росписи экзерциции» (перечня её составляющих) Военного устава26 проводились лишь относившиеся к первому разделу нерегулярные показные занятия («примером») — показывалась процедура заряжания ружья с дальнейшим холостым выстрелом. Общее число участников за всё время обучения не превысило 1500 человек (из более 7000 по списку). Штаб- и обер-офицеры при этом практически не присутствовали. Но на эти факты Адмиралтейская коллегия отреагировала без каких-либо серьёзных организационных выводов. Видимо, такое положение дел являлось обыденным, никак не отразившимся на выполнении уже поставленной флоту на кампанию 1759 года главной задачи. Начавшаяся для её выполнения подготовка кораблей снизила и актуальность итогов солдатской экзерциции. Её проведение с ружьём и гранатами на самом деле было формальным (такая ситуация сложилась уже до 1758—1759 гг.), подтверждая пословицу: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!».
В прошедшую кампанию (впрочем, как и в предыдущие) действовать на берегу в качестве сухопутных войск личному составу кораблей не пришлось, да и ничего подобного не предвиделось. Поэтому убеждение в бесполезности проведения в полном объёме солдатской экзерциции у командования кронштадтского порта только усилилось. И Пущин после возвращения флота на свои базы вновь вынужден был доказывать и напоминать очевидные вещи конторе главного командира. В очередной раз в её адрес в промемории от 23 сентября 1759 года он сообщил о необходимости общевойсковой подготовки27. Секунд-интендант как искушённый в службе человек (всё-таки бывший командир корабля!) понимал необходимость проведения различных срочных работ. Однако он был убеждён, что и для соответствующего обучения тоже можно найти время. Но, как оказалось, в Кронштадте не имелось специально оборудованного места для стрельбы в цель! Вероятно, именно этим обстоятельством объяснялось отсутствие стрельб при проведении солдатской экзерциции в прошлом сезоне. Ответ Пущину от конторы главного командира был составлен в духе представления о второстепенности этого вида боевой подготовки: якобы «за тяжкими многими работами учить не время»28.
После отправления главному командиру промеморий от 23 сентября и 19 ноября Пущин впервые присутствовал при проведении солдатской экзерциции и указал: «Сего ноября 23 дня усмотрено мною, что обучалось экзерциции салдат 249, матроз 160 и для обучения их были ундер-афицеров 6, капралов 9 и над ними надсматривал майор Грамотин; итого всех чин было 425 человек». Но при этом секунд-интендант не обнаружил ни одного обер-офицера. Об этом он сообщил 21 ноября 1759 года в контору главного командира29. После стольких официальных напоминаний командованию порта (да и личных встреч с должностными лицами) вопрос о проведении солдатской экзерциции сдвинулся наконец-то с мёртвой точки. Обучение проводили достаточно регулярно, но его качество оставляло желать лучшего. Указания Пущина, касавшиеся повышения действенности обучения, не выполнялись, о чём он и сообщил 2 марта 1760 года командованию порта30. Нового места проведения солдатской экзерциции, соответствовавшего условиям обучения, так и не выделили, поэтому по-прежнему не было и возможности «наступление чинить наступным и отступным боем». О результатах очередной проверки проведения солдатской экзерциции Пущин сообщил в контору главного командира 17 марта 1760 года. И на этот раз, назвав в качестве недостатка отсутствие во время обучения матросов, секунд-интендант опять обратил внимание конторы на игнорирование требований регламента31.
Через месяц с лишним накануне массовых работ по вооружению кораблей и подготовке их к грядущей кампании 1760 года Пущиным во время очередной проверки солдатской экзерциции 26 апреля было «усмотрено… матрозы и салдаты обучались ружейной экзерциции, и при том обучении находились толко одне ундер-офицеры и капралы, а обер-офицеров как матрозких, так и салдатских при том обучении никого не имелось»32. В тот же день на прежний адрес он отправил промеморию обескураживающего содержания: «По данным ко мне от состоящих при кронштатском порте караблей командующие ведомостьми объявляют, что команды у салдат имеется ружъе и шпаги старокалиберные, а у них не имеется патронов с пули и картечи и ремней фузейных и протчаго»33.
О каком обучении можно было говорить, если многие солдаты не имели даже положенного им стрелкового оружия и боеприпасов? Несмотря на ряд положительных моментов, связанных с деятельностью Пущина и заключавшихся в организации и совершенствовании системы обучения и контроля, коренного улучшения в проведении солдатской экзерциции на берегу не произошло. Усилий одного секунд-интенданта для исправления положения дел оказалось недостаточно.
Рассмотрим особенности обучения личного состава сосредоточенной в Кронштадте основной части флота вести самостоятельные боевые действия на берегу против сухопутных сил противника. К занятиям солдатской экзерцицией за рассмотренный срок (два года) привлекалась едва ли третья часть числившегося по спискам личного состава. Экзерциция проводилась не регулярно и достаточно редко — от случая к случаю, далеко не в полном объёме, как того требовал Военный устав. Всё сводилось к проведению «обучения примером» правилам обращения с оружием в виде выполнения отдельных приёмов, а заряжание и стрельба холостыми патронами в основном только имитировались. Боевые стрельбы по мишеням из штатного стрелкового оружия не проводились, не имелось и соответствующим образом оборудованного стрельбища. При обучении отсутствовали корабельные офицеры. Солдатских офицеров, имевших необходимые опыт и знания, к проведению занятий не привлекали. Организация солдатской экзерциции ещё только налаживалась и апробировалась. Вплоть до начала кампании 1760 года штатное стрелковое оружие нового образца на кораблях отсутствовало, а к оружию, имевшемуся в наличии, не было боеприпасов.
Всё это доказывает, что руководящий состав флота даже не рассматривал возможность непосредственного участия личного состава кораблей в боевых действиях на берегу в качестве десанта. Особое положение солдатской экзерциции в системе боевой подготовки флота было связано, прежде всего, с явным нежеланием различных руководящих инстанций заниматься её организацией и проведением во время нахождения флота в своих базах в разоружённом состоянии. Понимание важности подготовки служителей к ведению боевых действий на берегу в тот момент отсутствовало у большинства должностных лиц. Такое отношение стало возможным потому, что командование кронштадтского порта и командиры кораблей считали проведение солдатской экзерциции дополнительной и ненужной процедурой, обузой. Кроме того, наличие внутреннего противоречия в регламенте в виде оговорки о возможности отмены солдатской экзерциции в случае какой-либо необходимости делало необязательным выполнение требований по её проведению. В результате нижние чины не умели действовать в бою на берегу и использовать стрелковое оружие, а офицеры не могли ими руководить в соответствии с требованиями Устава.
16 июня 1760 года флот готовился к выходу в море для выполнения уже ставших обычными для него задач34, подготовка шла заведённым порядком — с момента разоружения кораблей осенью 1759 года. В дополнение к перевозке войск в очередной раз флоту было необходимо продемонстрировать заботу о безопасности союзников на Балтийском море и готовность к тесному взаимодействию со Швецией. Но уже через шесть дней, 22 июня 1760 года вышли высочайшие рескрипты, где конкретно указывалось на изменение плана использования флота: «Чтоб флот наш не для одной экзерциции ныне в море выходил, то вознамерились мы оным сделать с помощию Божиею новые завоевания, а имянно Кольберг взять и, утвердясь в Померании, завладеть сею провинциею (выделено мной. — Прим. авт.)»35.
Эта дата явилась началом подготовки флота к выполнению совершенно новой для него задачи, но времени для исправления ситуации и обучения личного состава уже не осталось. Хотя командующему флотом адмиралу З.Д. Мишукову и было предписано «смешать» всех солдат армейских и морских, которые должны были быть высажены на берег для ведения боевых действий, имея в виду повышение боеспособности сил десанта, но каких-то мероприятий по «их боевому слаживанию» проведено не было.
Таким образом, к моменту получения флотом новой задачи, заключавшейся во взятии собственными силами прусской крепости Кольберг, личный состав (офицеры и нижние чины) к ведению самостоятельных боевых действий на берегу против сухопутных сил противника готов не был. Но самое главное, что об этом не известили военное руководство страны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Большой энциклопедический словарь. М.; СПб., 1993. С. 714.
2 Со времён Петра I «русская армия приняла новейшее линейное построение… переход к построению в 4 шеренги уменьшал потери… и значительно повышал эффективность ружейного огня… усиление флангов гренадерами». См.: Военные уставы Петра Великого. М., 1946. С. 37.
3 Военной устав с артикулом военным, при котором приложены толкования, также с кратким содержанием процессов, экзерцицею, церемониями и должностьми полковых чинов. СПб., 1748. С. 173.
4 В обоих случаях первая шеренга стрельбу не вела (только по особому приказанию): «Передняя шеренга без самой нужды отнюдь не стреляет». В этом случае получался резерв для стрельбы — пока три стрелявшие шеренги перезаряжали бы ружья. При подходе на необходимую дистанцию к неприятелю к ружьям примыкались штыки, после чего шеренгам по команде необходимо было «выпалить… [потом] на неприятеля со штыками пойдут» (Военной устав с артикулом военным… С. 176).
5 Например, рота делилась на четыре части — «плутонга», поэтому такой способ стрельбы назывался «пальба плутонгами» (Военной устав с артикулом военным… С. 176).
6 Там же. С. 174, 175, 178.
7 Там же. С. 173.
8 Там же. С. 174, 173, 176.
9 Военные уставы Петра Великого. С. 30.
10 Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 229. Оп. 1. Д. 9. Л. 39.
11 Гамалея П.Я. Опыт морской практики. СПб., 1804. Ч. II. С. 375.
12 Материалы для истории русского флота. СПб., 1882. Ч. IX. С. 475.
13 Книга Устав морской. СПб., 1720. С. 21.
14 Там же. С. 7.
15 Регламент благочестивейшего Государя Петра Великаго Отца Отечества императора и самодержца всероссийскаго о управлении Адмиралтейства и верфи и о должностях Коллегии адмиралтейской и прочих всех чинов, при Адмиралтействе обретающихся. Ч. I. СПб., 1753. С. 20.
16 Там же. С. 42.
17 Там же. Ч. II. СПб., 1753. С. 2. Как видим, требования по этому вопросу к главному командиру были весьма строгими.
18 Там же. С. 11.
19 Там же. С. 48.
20 Протоколы Конференции при Высочайшем дворе. Т. I. (14 марта 1756 — 13 марта 1757) // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 136. СПб., 1912. С. 618.
21 РГА ВМФ. Ф. 229. Оп. 1. Д. 8. Л. 31.
22 Там же. Л. 47.
23 Там же. Л. 91.
24 Там же. Л. 102.
25 Там же.
26 Их содержание было раскрыто в разделах «О экзерциции, или учении», «О здваивании шереног и рядов», «О учении стрельбы», «О пальбе плутонгами» и «О баталион де каре» (Военной устав… С. 171).
27 РГА ВМФ. Ф. 229. Оп. 1. Д. 8. Л. 162.
28 Там же. Л. 182.
29 Там же. Л. 191.
30 Там же. Д. 9. Л. 32.
31 Там же. Л. 39.
32 Там же. Л. 48.
33 Там же.
34 Российский государственный архив древних актов. Ф. 178. Оп. 1. Д. 32. Л. 11.
35 Семилетняя война. Материалы о действиях русской Армии и Флота в 1756—1762 гг. М., 1948. С. 596.