Аннотация. В России, где долгие годы Первая мировая война постулировалась как империалистическая, не получали освещения многие страницы боевого прошлого царской армии и оказались преданы забвению подвиги русских солдат и офицеров, павших на поле брани. Современниками же тех событий увековечению памяти о погибших и формированию уважительного отношения к «серым героям» отводилась важная роль в воспитании подрастающего поколения. В статье рассмотрен вопрос об отношении российских педагогов к проблеме восприятия детьми и подростками трагических событий Первой мировой войны, о мерах, нацеленных на создание героического образа русского воинства, а также об участии российской молодёжи в памятных мероприятиях как составной части воспитания патриотизма и гражданственности.
Summary. In Russia, where for many years the First World War was postulated as an imperialist war, many sides of the tsarist army’s combat past were not publicized, and the exploits of Russian soldiers and officers who fell on the battlefield were forgotten. Contemporaries of the events, however, assigned an important role in the education of the younger generation to the perpetuation of the memory of the dead and the formation of respect for the “gray heroes.” The paper deals with the attitude of Russian teachers to the problem of children’s and youth’s perception of the tragic events of World War I, the measures aimed at creating a heroic image of the Russian army, as well as the participation of Russian youth in commemorative events as part of the education of patriotism and citizenship.
ВОЕННО-ПАТРИОТИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
ТВЕРДЮКОВА Елена Дмитриевна — профессор кафедры новейшей истории России Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, ведущий научный сотрудник отдела современной истории России Санкт-Петербургского института истории РАН, доктор исторических наук
«НЕ “СКРЫВАТЬ” ОТ ДЕТЕЙ… КАРТИНЫ ВОЙНЫ, А УЧИТЬ ПО НИМ, ГОТОВИТЬ ИХ К БУДУЩИМ ПОДВИГАМ, БУДУЩЕЙ СЛАВЕ»
Почитание воинов Первой мировой войны как часть системы патриотического воспитания молодёжи в Российской империи (1914—1916)
В России историческая память о событиях Первой мировой войны оказалась, по образному выражению О.С. Поршневой, «межвоенной конструкцией»1. Долгие годы считавшаяся несправедливой, империалистической, захватнической, эта война, несмотря на обширную литературу, так и не была в полной мере вписана в общенациональный исторический нарратив2. Помимо идеологических причин, как считает Б.И. Колоницкий, этому способствовало то, что в России в 1914—1917 гг. не удалось создать такие книги и картины, которые было бы невозможно забыть. По его мнению, «забвение войны» началось уже в ходе неё самой3.
С последним выводом согласиться сложно. Формирование положительного образа «серого героя» — простого русского воина — с помощью средств массовой информации и так называемой героической литературы, увековечение имён погибших в мемориалах братских кладбищ, на памятных досках занимали важное место в общественном дискурсе тех лет. Как обоснованно полагал В.А. Сухомлинов, в 1909—1915 гг. занимавший пост военного министра, «поддержание и сохранение боевых преданий… о славных подвигах, совершенных их героями, составляло тот краеугольный камень, на котором зиждилась духовная мощь армии и общества в целом»4. В данной статье предпринимается попытка охарактеризовать эти меры как составную часть системы патриотического воспитания подрастающих поколений в Российской империи, что актуально в контексте современной политики памяти.
С началом Первой мировой войны российская молодёжь, как и общество в целом, в массе своей переживала неподдельные чувства гражданского воодушевления и солидарности, что стало важным элементом педагогического воздействия. Большинство наставников молодёжи закономерно полагали, что накопившийся в детях и подростках энтузиазм целесообразно направлять в сторону общественно-полезной активности. Газета «Школа и жизнь» писала, что было бы преступно и безумно не учитывать врождённого, стихийного, неодолимого порыва любви к России: «Если в эти великие и грозные дни школа и педагоги промолчат или ограничатся старыми опошленными казенными фразами, не сумеют искренно и с увлечением подойти к молодежи, не сумеют на словах и на деле войти в курс этого широкого и увлекающего патриотического настроения, то они, и школа, и педагоги… окажутся чужими, немыми и глухими свидетелями нового великого явления в русской общественности»5.
Представители подрастающего поколения с начала вступления России в войну активно участвовали в различных мероприятиях, направленных на оказание помощи фронту: в сборе денег и вещей, в изготовлении предметов повседневного обихода, белья, одежды, в организации лазаретов и оказании помощи раненым и пр.6 В большинстве начальных и средних учебных заведений каждый учебный год открывался молебнами о здравии императора и даровании победы русскому воинству; преподаватели (обычно священники-законоучители) разъясняли ученикам причины войны и доносили до них информацию об обязанностях юного гражданина в период переживавшегося Родиной тяжёлого испытания: усердных молитвах о ниспослании победы над врагом, посильной помощи в пользу воинов, прилежных учебных занятиях и развитии своих духовных и физических сил, дабы впоследствии стать доблестными сынами Отечества. Ежедневно учениками читалась молитва о ниспослании помощи Божией в годину брани, изданная Святейшим Синодом. В случаях успехов на фронте в учебных заведениях проводились собрания (иногда возникавшие стихийно) с исполнением гимнов России и союзных держав7.
За непатриотическое поведение учащиеся по решению педагогических советов подлежали исключению без права поступления в какое бы то ни было учебное заведение Министерства народного просвещения. Этой «высшей степени наказания»8 был подвергнут 18 ноября 1914 года ученик Аккерманской гимназии П. Берков за высказанное им резкое осуждение патриотических чувств, проявленных его товарищами, выразившими желание поступить добровольцами в действующую армию9. Аналогичное взыскание было наложено 20 ноября того же года на ученика 5-го класса Рижской городской гимназии датского подданного Э. Педерсена «за дерзкое оскорбление патриотического чувства своего товарища»10. В феврале 1916 года та же мера наказания была применена в отношении 18-летней ученицы Осташковской женской гимназии И. Рознер, допустившей в среде своих подруг оскорбительное для национального чувства русского народа заявление11.
С самого начала войны на страницах детских изданий стали размещаться сообщения о ходе военных действий, рассказы и очерки о героях, издательства целыми сериями выпускали предназначенные детской аудитории брошюры патриотического содержания12. В 1915 году писательница К.В. Лукашевич призвала устраивать вместо обычных детских праздников «патриотические литературные “утра”». Подготовленная ею хрестоматия состояла из поэтических и прозаических произведений, объединённых в разделы: «Наши воины. Поход»; «На войне. В бою»; «Первые победы и подвиги родных героев»; «Светлой памяти павших героев» и др. Подобранный в таком ключе материал, по её мысли, «имел целью ответить на патриотические чувства, мысли и запросы юношества и детей в связи с переживаемыми событиями»13. Подобные издания, изобиловавшие примерами верности долгу, стойкости, самопожертвования, рекомендовались для внеклассного чтения и рассылки по школьным библиотекам. Так, например, Училищным советом Святейшего синода был одобрен к покупке библиотеками духовных семинарий и женских епархиальных училищ подготовленный Скобелевским комитетом иллюстрированный сборник «Вторая Отечественная война по рассказам ее героев» как «истинно-патриотическое и глубоко-нравственное чтение, долженствующее заронить в душу читателя, в особенности ребенка, лучшие чувства любви к Родине, преданности Престолу и истинно христианского смирения»14. Министерство народного просвещения призвало попечителей учебных округов обратить внимание на журнал «Летопись войны 1914—1915 гг.» в видах выписки для библиотек средних учебных заведений и бесплатных народных читален15. Для распространения по Петроградскому учебному округу предназначалась изданная в 1916 году по Высочайшему повелению брошюра «Описание жизни и подвига героя-мученика крестьянина Стефана Веремчука»16.
Однако некоторые педагоги выступали за то, чтобы оградить детей от картин ожесточения, насилия, человеческого страдания, от «рвущих нервы» публикаций в прессе. Так, по мнению члена Петербургского педагогического общества С.А. Золотарёва, в тех условиях, когда «война ловит детей на улице… забирается к ним в детскую с озабоченными лицами, тревожными разговорами и часто траурными одеждами взрослых», учителю остаётся лишь «обезвреживать влияние тяжелых жизненных впечатлений»17. С подобной точкой зрения не соглашался автор заметки в газете «Русский инвалид»: «Как-то обидно и больно читать подобную критику… в те дни, когда свершается великая работа русской армии — видеть разглагольствования о чуть ли не “постыдности” этой работы!! Армия, а с ней и весь русский народ совершает великое таинство, великое дело на пользу человечества и человеческих идеалов… и дело педагогики — не скрывать его сущности, а открывать, говорить, кричать о нем этим детям, чтобы навсегда русский подвиг слился с их душой и стремлениями!.. не “скрывать” от детей надо картины войны, а учить по ним, готовить их к будущим подвигам, будущей славе»18.
Большинство наставников детей и юношества придерживались того подхода, что молодое поколение нельзя уберечь от «военных переживаний», поэтому необходимо урегулировать, насколько это возможно, стихийный поток военных впечатлений19.
В этой связи на страницах педагогических изданий развернулась дискуссия вокруг вопросов: в чём сущность героизма и в какой мере следует поощрять в детях культ героев? Наряду с формированием национального пантеона (в который входили К. Крючков, Р. Иванова, С. Веремчук, К. Сивый и др.) в обществе создавался образ героя, которым считался каждый участник войны (так называемый серый солдат), а не только совершивший акт самопожертвования. В результате, например, среди учеников Волынской духовной семинарии наблюдалось «весьма внимательное, любовное» отношение к своим товарищам-добровольцам. Как сообщал ректор, «появляющиеся в здании семинарии (особенно уже прославившиеся на войне), они всегда окружены воспитанниками, которые с ними оживленно беседуют, устраивают им овации, “качают”»20. Когда З. Асанович, состоявший прапорщиком в пулемётной команде Сквирского полка, излечившись после ранения, полученного в бою под Скутари, возвращался в действующую армию, его товарищи, семинаристы 3-го класса, на собранные по подписке 25 рублей приобрели для него нижнее тёплое бельё, башлык, перчатки, снабдили табаком и бытовыми мелочами. В день отъезда в семинарии был отслужен напутственный молебен. На вокзал Асановича провожали всем классом во главе с одним из преподавателей, произносили патриотические речи, благословили иконой; позднее наладили с ним переписку и с оказией посылали подарки21.
Война ставила перед педагогами важнейшие нравственные вопросы, например, как объяснить ученикам, в чём состоит наивысшее благо, за которое культурный человек готов жертвовать жизнью?22 Учителям предстояло внушить подросткам, что сущность героизма заключается не во внешней эффектности поступка, но в величии духа, которым поступок вызван. Неслучайно и в героической литературе общим лейтмотивом стали призывы «не плакать о павших в бою», «не унывать, а гордиться». Так, в патриотическом стихотворении М.Г. Веселковой-Кильштет «Братские могилы» были слова: «Нет, не рыдайте на этих могилах,/ Слезы нарушат их чуткий покой…/ В грезах победных огненнокрылых/ Дремлет здесь каждый герой…/ Небу навстречу открыли объятья…/ Плакать, рыдать здесь нельзя./ Грезят победами павшие братья, —/ К славе ведет их стезя!»23.
Стихи и прозу такого содержания детям и подросткам предлагалось учить наизусть и произносить на патриотических утренниках спокойно, без лишнего пафоса, но с осознанием величия подвига, совершавшегося народом и его воинством.
Боевые потери, понесённые русской армией, заставили общество задуматься о способах увековечения памяти павших воинов. Так, художник Н.К. Рерих задавался вопросом: «О смерти ли говорить? Не отвозить ли маленькими шествиями павших в бою на мирные кладбища?». И сам же отвечал: «Можно говорить о смерти тем, кто ее не боится… А Русь умирать умеет. Умеет умирать на поле битвы… Умеет Русь и хранить священную память»24.
Вскоре после начала войны межведомственная комиссия при утверждённом с высочайшего соизволения Александровском комитете о раненых предложила в целях увековечения памяти воинов во всех приходских церквях помещать доски с начертанием имён павших, на родине убитых на видных местах ставить памятники («хотя бы примитивного устройства») в виде часовен, крестов, каменных столбов и пр. Умерших в госпиталях воинов предлагалось хоронить на одном кладбищенском участке, обсаживать такие места деревьями, обносить решётками и создавать братские кладбища, напоминая последующим поколениям о жертвах великой европейской войны. Пожелания комитета 19 сентября 1914 года удостоились высочайшего одобрения25.
Весной 1915 года в Петрограде возникло и 13 августа 1916 года было принято под высочайшее покровительство Всероссийское общество памяти воинов русской армии, павших в войну 1914—1915 годов с Германией, Австрией и Турцией. Целью общества, состоявшего под председательством главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерал-адъютанта Н.В. Рузского, являлось сохранение и увековечение памяти героев, принявших «мученический венец от руки неприятеля», а равно умерших от ран и болезней, путём охранения могил павших на поле брани, устройства храмов, часовен в местах их погребения, издания исторических описаний подвигов как воинских частей, так и отдельных героев, открытия благотворительных учреждений (в т.ч. приютов для увечных воинов, их вдов и сирот), учреждения стипендий и пр.26 Н.В. Рузский письмом на имя министра народного просвещения от 24 августа 1916 года просил известить об этом чинов ведомства, имея в виду, что выполнение этих задач имело важное воспитательно-патриотическое значение для подрастающего поколения27.
Впрочем, ещё до создания указанного общества и объявления по поручению его главного совета конкурса Императорского общества архитекторов-художников на составление проектов памятных досок для записи имён павших героев-воинов русской армии, часовен и памятников по местной инициативе проводились траурные мероприятия и возникали небольшие мемориалы. Так, после получения известия о гибели 29 ноября 1914 года «на снежных Карпатах в границах Венгрии», у местечка Лиманова, рядового 59-го пехотного Люблинского полка И. Моторного на его родине, в Одесской духовной семинарии после всенощного бдения в семинарской церкви в присутствии всех учащихся и педагогов была совершена панихида по новопреставленному рабу Божиему Иоанну, отец-ректор произнёс речь о высоком смысле смерти за Веру, Царя и Отечество, а спустя два дня по желанию товарищей погибшего были совершены заупокойная литургия и панихида. На доклад об этом событии 16 декабря 1914 года последовала резолюция архиепископа Херсонского и Одесского Назария: «Царство небесное павшему юному герою. Предлагаю поставить в семинарской церкви мраморную или металлическую доску и на ней записать имя павшего в бою за Веру, Царя и Отечество ученика Ивана Моторного»28.
В начале января 1915 года на заседании училищного совета при Святейшем синоде имперский наблюдатель за церковно-приходскими школами А.М. Ванчаков предложил в каждой школе по получении известия о смерти на поле брани учителя или бывшего воспитанника совершать панихиду, а затем их имена поминать ежедневно в течение года на утренних школьных молитвах29. Согласно определению Святейшего синода следовало также размещать в классных помещениях портреты погибших на войне с краткими их биографиями30.
Со своей стороны и Министерство народного просвещения циркуляром от 15 января 1915 года обратило внимание начальников учебных заведений на важность почитания героев войны, в первую очередь местных выпускников. Предписывалось устанавливать в гимназиях, училищах и школах портреты бывших учеников, отличившихся в боях выдающимися подвигами, заносить их имена на мраморные доски, а в домовых церквях размещать доски с перечислением имён убитых на войне или умерших от ран, полученных в сражениях31. Такие же мероприятия следовало проводить в учебных заведениях других ведомств (Министерства торговли и промышленности, Министерства путей сообщения и пр.).
К сожалению, в архивохранилищах пока удалось найти только фрагментарные упоминания о таких мероприятиях. Например, для увековечения памяти ученика 6-го класса Бобруйской гимназии И. Сурмача, павшего, по сообщению командира 157-го пехотного Имеретинского полка, геройской смертью 2 октября 1914 года под Варшавой32, Министерство народного просвещения разрешило поставить в актовом зале гимназии мраморную доску и учредить на добровольные пожертвования стипендию его имени33.
Участвовали дети и в траурных мероприятиях при захоронении павших героев. Так, в день открытия Московского братского кладбища, 15 февраля 1915 года в домовой церкви Сергиево-Елизаветинского трудового убежища преосвященным Дмитрием, епископом Можайским, была совершена литургия при хоре воспитанников, составленном из одетых в солдатскую форму детей-сирот, чьи родители погибли на войне. Затем малолетние певчие прошли в составе траурной процессии вместе с августейшей покровительницей кладбища великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, московским городским руководством, генералитетом, иностранными консулами34.
Похожие церемониалы, пусть и с меньшим размахом, проводились и в провинции. Например, после того как тело подпоручика 2-го стрелкового Финляндского полка В. Космоненко, умершего от ран, полученных в бою на р. Стрыпе, было перевезено на его родину, в Новгород, в ритуале торжественного погребения участвовали учащиеся и персонал мужской гимназии императора Александра I, выпускником которой являлся погибший35. В ближайший воскресный день в гимназической церкви была отслужена панихида в присутствии всех учеников, перед которой законоучитель священник В. Семеновский произнёс назидательное слово о почившем герое, награждённом за отличия в боях георгиевским оружием, Георгиевским крестом и другими орденами.
Некоторые учебные заведения брали на себя обязательство производить регулярные отчисления на вспомоществование семьям учеников, чьи отцы пали в боях. Так, педагогический комитет Казанской четырёхклассной торговой школы в августе 1914 года постановил производить еженедельно после пятничной молитвы добровольный сбор среди учащихся, разместив в школе кружку для пожертвований, на содержание семьи погибшего запасного Богданова. На семью в составе шести человек ежемесячно выделялось в среднем по 18 рублей36. Цель подобных мероприятий преподносилась двояко: с одной стороны, чтобы участие школы приобрело особое значение, «достойное быть запечатленным в сердцах ее питомцев как патриотический акт, беспримерный в истории»; с другой стороны, умирая на войне за Отечество, воины «в великую минуту смерти должны были быть озарены верой, что их дорогие дети останутся на попечении России» и будут поддержаны пособиями от школ37.
Таким образом, в годы Первой мировой войны система патриотического воспитания подрастающего поколения базировалась на культивировании чувства ответственности, гражданской активности, осознании обязанностей перед участниками боевых действий и Родиной. Увековечение памяти местных уроженцев, вчерашних выпускников, было направлено на формирование в среде молодёжи представления о том, что героем может стать каждый. Однако патриотическое «священное единение» сложно стало поддерживать по мере того, как конфликт становился всё более затяжным и кровопролитным, на фоне слухов о немецком засилье и злоупотреблениях камарильи38. Постоянное присутствие в общественном дискурсе разговоров о тех, кто не стеснялся «беззаботно срывать цветы удовольствий в разгуле и кутежах», «тыловом мародёрстве» и неспособности власти справиться с повседневными задачами управления, вызванными войной, и в то же время недоверие к живым общественным силам — всё это становилось известно молодёжи, вызывало в ней тревогу и недоумение39. С углублением социально-политического и экономического кризиса в стране патриотические настроения эволюционировали частично в пацифизм, частично в открытое пораженчество. В советские же годы мемориалы и братские кладбища, служившие напоминанием о тех военных событиях, оказались уничтожены, что, по мнению Д. Орловски, объяснялось желанием забыть не только Великую войну, но и павших в ней, и смерть как таковую40.
Исследование подготовлено при финансовой поддержке Фонда русской цивилизации «Светославъ», проект КГРИ № 3/2023 «Воспитание гражданственности у детей и юношества в России начала ХХ в.: теория и практика государственной политики».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Поршнева О.С. Политика памяти в России: Первая мировая война в европейском контексте // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2021. Т. 20, № 2. С. 232.
2 См. об этом, например: Бородин И.В. Историческая память о Первой мировой войне в ландшафте российских населённых пунктов // Первая мировая война: историографические мифы и историческая память в 3 т. Т. 1 / Под ред. О.В. Петровской. М., 2014; Колоницкий Б.И. «Забытая война»? Политика памяти, российская культура эпохи Первой мировой и культурная память // Наше прошлое: ностальгические воспоминания или угроза будущему? СПб., 2015; Сенявская Е.С. Историческая память о Первой мировой войне: особенности формирования в России и на Западе // Вестник МГИМО-Университета. 2009. № 2(5); Petrone K. The Great War in Russian Memory. Bloomington and Indianapolis, 2011 и др.
3 Колоницкий Б.И. Первая мировая война: культура эпохи и социальная память // Звезда. 2014. № 11. С. 216.
4 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 2. Д. 483. Л. 2.
5 Смирнов С. Задачи национального воспитания // Школа и жизнь. 1915. 22 июня.
6 Подобные проявления общественно-полезной деятельности молодёжи неоднократно служили предметом изучения. См., например: Аксенов В.Б. Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914—1918. М., 2020; Беленцов С.И. Социально-гражданское воспитание в России в конце XIX — начале ХХ веков. Курск, 2002; Ватник Н.С. Повседневная жизнь учащихся средних школ Московской губернии в годы Первой мировой войны // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2014. № 9; Долидович О.М. «Акробаты благотворительности»: вовлечение детей в практику социальной работы в годы Первой мировой войны (на материалах города Красноярска Енисейской губернии) // Вестник Пермского университета. История. 2018. № 2; Минакова В.П., Фомичёв И.В. Общественно-педагогическое движение в России в годы Первой мировой войны. Воронеж, 2003; Морозова П.А. Влияние Первой мировой войны на мировоззрение и повседневную жизнь российских школьников (1914—1918 гг.) // Актуальные проблемы исторических исследований: взгляд молодых учёных: сборник материалов Всероссийской молодёжной научной школы-конференции с международным участием. М., 2018; Самович А.Л. Патриотическое движение среди учащейся молодёжи Минской губернии в годы Первой мировой войны // Новейшая истории России. 2015. № 1; Тарасова Н.В. Педагогический опыт добровольческой деятельности школьников в России второй половины XIX — начала XX вв. // Отечественная и зарубежная педагогика. 2014. № 3 и др.
7 Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб.). Ф. 139. Оп. 1. Д. 1397. Л. 16, 16 об.
8 См.: Российский исторический государственный архив (РГИА). Ф. 1263. Оп. 1. Д. 3272. Л. 192; Устав гимназий и прогимназий ведомства Министерства народного просвещения // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. Т. XXXIX. Отд. 2.
9 РГИА. Ф. 733. Оп. 168. Д. 1023. Л. 96.
10 Там же. Л. 97.
11 ЦГИА СПб. Ф. 148. Оп. 1. Д. 432. Л. 17.
12 Так, например, издательством И.Д. Сытина в 1915 г. в серии «Рассказы о Великой войне: для семьи и школы» были выпущены брошюры: «Все о войне», «На войне», «По следам войны», «Наши герои», «Наши раненые»; книжным товариществом «Общее дело» в 1914—1915 гг. издавалась библиотека общедоступных очерков, посвящённых войне 1914 г., «Мир и война»; товариществом М.О. Вольф публиковались популярные повествования С.Ф. Либровича (В. Русакова) о героях войны: «Юные русские герои». Пг.; М., 1914; «Русские герои-солдаты: история подвигов серых богатырей». Пг.; М., 1915.
13 Лукашевич К.В. Патриотическое школьное литературное утро: хрестоматия. 1914—1915 гг. М., 1915.
14 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 — 1905 г. Д. 131. Л. 1, 1 об.
15 ЦГИА СПб. Ф. 148. Оп. 1д. Д. 432. Л. 91.
16 Там же. Л. 178.
17 Золотарев С.А. Война и детские журналы // Школа и жизнь. 1914. 20 октября.
18 Дети — надежда России // Русский инвалид. 1914. 31 октября.
19 Потёмкин И.Е. Отражение войны в детской психике // Вестник воспитания. 1915. № 8. С. 195.
20 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 — 1914 г. Д. 380а. Л. 37 об.
21 Там же. Л. 37. Прапорщик 229-го пехотного Сквирского полка З. Асанович был убит 29 апреля 1915 г. См.: Сведения об убитых и раненых // Разведчик. 1915. № 1289. С. 475.
22 Володкевич Н.Н. Война и задачи воспитания // Дети и война. Киев, 1915. С. 22.
23 Текст по: Лукашевич К.В. Указ. соч. С. 51.
24 Рерих Н.К. «Дивинец» // Царскосельский район и особый эвакуационный пункт. 1915. № 6. С. 6.
25 Петроградский листок. 1914. 29 октября.
26 Устав Всероссийского общества памяти воинов русской армии, павших в войну 1914—1915 годов с Германией, Австрией и Турцией. Пг.: Гос. тип., 1917. С. 1, 2. О создании братских кладбищ и военных мемориалов в годы Первой мировой войны см.: Кудрец А.С. Пантеоны забытой войны. Создание воинских мемориалов в 1915—1917 гг.// Военно-исторический журнал. 2018. № 10. С. 77—80.
27 ЦГИА СПб. Ф. 148. Оп. 1. Д. 432. Л. 256, 256 об.
28 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 — 1914 г. Д. 404а. Л. 121, 121 об.
29 Школа и жизнь. 1915. 12 января.
30 Там же. 9 марта.
31 Там же. 2 февраля.
32 РГВИА. Ф. 16196. Оп. 1. Д. 309. Л. 34 об., 35.
33 Школа и жизнь. 1915. 17 августа.
34 Пучков С.В. Московское городское братское кладбище. М.: Гор. тип., 1915. С. 10.
35 ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 1397. Л. 57.
36 РГИА. Ф. 25. Оп. 5. Д. 203. Л. 5.
37 ЦГИА СПб. Ф. 148. Оп. 1. Д. 432. Л. 104.
38 Калиновский В.В., Пученков А.С. «Немецкий вопрос» в Крыму в годы Первой мировой войны // Новейшая история России. 2021. Т. 11. № 4. С. 844.
39 М-ль. Настроение учащейся молодежи и современная воспитательная обстановка // Вестник воспитания. 1915. № 9. С. 104.
40 Орловски Д. Великая война и российская память // Россия и Первая мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб.: Д. Буланин, 1999. С. 49.