Систематическое потребление в пищу сухих, консервированных продуктов моряками корабельного и парусного-гребного (галерного) флотов в первой четверти XVIII в., приводило к тому, что нижние чины довольно часто заболевали цингой, страдали кровавыми поносами и другими расстройствами желудочно-кишечного тракта. Из-за постоянной сырости и холода на  деревянных судах, отсутствия отопительных систем, среди рядового состава были также распространены  простудные и кожные заболевания[1]. Заболевшие военнослужащие направлялись корабельными лекарями на излечение во флотские медицинские учреждения.

Пётр I, находясь в 1698 г. в Англии, посетил в Гринвиче адмиралтейский госпиталь, где лечились больные и раненые нижние чины британского флота. Возможно, этот наглядный образец, подвигнул великого реформатора к устройству подобных лечебных учреждений в спешно создаваемом русском военно-морском  флоте[2].

Не исключено воздействие в данном вопросе на венценосного моряка высокопоставленных иностранцев, принятых им на ключевые командные должности в русском военно-морском  флоте. Так, 3 ноября 1704 г. вице-адмирал, норвежец по национальности[3], К. И. Крюйс направил рапорт царю, в котором писал: ,,Госпиталь или больница на русских матросов и корабельных солдат зело нужна есть, и сия под надзиранием дохтора и аптекаря и 2 угодных лекарей…”[4].

В 1705 г. одним из первых построенных зданий в Санкт-Петербургском адмиралтействе была больница (,,лазарет”), в которой лечились рядовой состав Балтийского флота и мастеровые люди Морского ведомства[5].

Тогда ещё специальной нормы продовольственного пайка для раненых и больных установлено не было, но по предписанию доктора им постоянно  из адмиралтейского провиантского магазина отпускалось мясо, рыба, масло коровье, а также хлебное вино[6].

К 1714 г. списочная численность Балтийского флота по отношению к 1705 г.  возросла в 3,7 раза[7], что постоянно вызывало проблемы, связанные с размещением, снабжением лекарствами и питанием больных.

7 июня 1714 г. Государь крайне обеспокоенный массовыми желудочно-кишечными заболеваниями нижних чинов на кораблях Ревельской[8] эскадры с озабоченностью писал адмиралтейскому советнику А. В. Кикину об острейшей необходимости строительства госпиталя, который  ,,зело нужен  для больных салдат и матрозов”[9].

В тот же день было велено санкт-петербургскому губернатору                     А. Д. Меншикову строить ,,гошпиталь каменный на Выборгской стороне”[10]. Сооружение флотского госпиталя осуществлялось неподалеку от действующего  сухопутного госпиталя, принадлежащего Военному ведомству, и включавшему, два длинных деревянных лечебных корпуса[11].

Создание нового лечебного учреждения облегчалось тем, что к 1714 г. был накоплен определённый опыт, в том числе, и в провиантском обеспечении раненых и больных.

С 21 октября 1707 г. в Москве начал функционировать госпиталь, построенный рядом с Немецкой слободой на левом берегу р. Яузы. Первоначально госпиталь размещался в деревянном двухэтажном здании, состоявшем  ,,из светлиц, разделённых сенями”. Одновременно в госпитале врачебную помощь и горячее питание могли получать 200 раненых и больных. Только за четыре  года существования госпиталя курс лечения прошли около 2000 человек. В 1711 г. его коечная сеть была расширена до 300 мест[12]. В госпитале, наряду с основным контингентом больных, направленных лекарями из пехотных и кавалерийских полков русской армии, курс лечения проходили и небольшие команды матросов[13].

Московский госпиталь вначале находился в ведении Монастырского приказа, а затем коллегии Экономии. Обеспечение больных основными продуктами питания и дровами для приготовления пищи, варения квасов и пива производилось из синодальных подмосковных вотчин. Рожь (муку), крупы, ячмень, овёс, сено для восьми табельных лошадей и для набивки матрасов госпиталь получал с Житного двора Монастырского приказа.

Первоначально живой скот в госпиталь поставляли крестьяне синодальных вотчин, который в лечебном учреждении забивался своими силами и средствами. В последующем свежее мясо закупалось у подрядчиков. Молоко доилось от коров, периодически пригоняемых из монастырских сёл. Из остатков молока (,,молочных скопов”) вырабатывалось коровье масло, используемое на довольствие больных. Недостающая потребность лечебного учреждения в масле, яйцах куриных, взамен мяса, покрывалась разовыми покупками на столичных рынках. Хлеб свежий в госпиталь получали с московских монастырей от ,,хлебодарственных монахов”. Московский госпиталь в ведении Священного Синода находился до 1755 г., затем после многократных обращений  иерархов Русской Православной церкви в Правительствующий Сенат, сенаторы решили   передать  его  в подчинение Военному ведомству[14].

В отличие от Московского, Санкт-Петербургский сухопутный госпиталь со дня его формирования находился в ведении Военного приказа, и естественно, финансировался из бюджета страны. Поэтому для него, как и для войсковых частей и учреждений русской армии, основным способом поставки продуктов являлся подрядный.  Подрядчики, в соответствие с договорами заключёнными с госпиталем, поставляли живой скот (коров и овец), мясо и мясопродукты, свежую и сушёную рыбу, масло коровье, соль, пиво[15]. Вино для больных отпускалось с Санкт-Петербургского Отдаточного двора. Муку ржаную и крупы госпиталь получал с местного провиантского магазина (склада).

Ежедневная потребность в продуктах питания была весьма значительна, так как в данном медицинском учреждении обычно проходило курс лечения свыше 1000 человек.   Например, по состоянию на 28 мая 1714 г. в госпитале находилось 1383 больных нижних чинов из 7 пехотных полков русской армии (Лефортовского-57 чел., Рязанского-215 чел., Гренадёрского-230 чел., Воронежского-318 чел., Копорского-92 чел., Шлиссельбургского-233 чел., Тобольского-248  чел.)[16].

Больные дважды в сутки получали горячее питание через кухню госпиталя. Котловое довольствие осуществлялось по специально установленной норме лечебного (госпитального) пайка. Норма суточного довольствия не являлась постоянной, её количественные показатели и ассортимент ежегодно зависели от суммы денежных средств, выделяемых на закупку продовольствия.

С 1715 г. на Выборгской стороне Санкт-Петербурга начал действовать первый на Балтийском флоте адмиралтейский генеральный госпиталь[17]. Лечебные корпуса вводились в эксплуатацию поэтапно.  Царь по своему обыкновению торопил строителей, возложив персональную ответственность за  создание материально-технической базы госпиталя на светлейшего князя          А. Д. Меншикова[18]. Создание материально-технической базы госпиталя продолжалось под руководством архитектора Д. Трезини в течение пяти лет, и завершилось к 1722 г.[19].

15 октября 1715 г. в учреждениях и предприятиях Санкт-Петербургского адмиралтейства с барабанным боем был доведён приказ обер-штер-кригс-комиссара генерал-майора Г. П. Чернышёва:  ,,Объявить всем обретающимся в Адмиралтействе солдатам, мастеровым и работным людям, ежели кто-либо заболеет, того отправлять в Адмиралтейский госпиталь”[20].

Генеральный адмиралтейский госпиталь на о. Котлин,  ставшим с 1714 г. главной базой Балтийского флота, Петр I открыл в 1716 г. [21]. Однако вскоре сильный пожар полностью уничтожил лечебные корпуса. В связи с чем, госпиталь с 1717 г. размещался в приспособленных больничных казарменных зданиях, предположительно, Владимирского и Новгородского пехотных полков[22]. Весной 1718 г., по случаю  массовых  заболеваний матросов Котлинской эскадры цингой,  вице-адмирал К. И. Крюйс подал Петру I рапорт, в котором просил монарха начать строительство адмиралтейского госпиталя[23].

К январю 1722 г. казарменные госпитальные помещения, из-за ветхости пришли в негодность, в некоторых палатах обвалились стены и крыши, и  ,,болящие с ранами в жестокую и студёную зиму” мёрзли от холода.  Для временного размещения ,,болящих” по указу Петра I от 17 января 1722 г. предписывалось выделить два[24] по другим данным  три[25], губернских дома ,,в которых внутри не убрано”, а капитан-командору Э. Лейну  строить первый ,,для содержания больных дом, где 4 полаты”[26]. Лечебные  корпуса планировалось сооружать деревянные ,,прочные по морю, немного отступя от каменных (губернских. – И. Д.) домов к востоку”[27].

Возведение первого лечебного корпуса госпиталя началось в 1723 г.  в северо-восточной части острова, на том участке, который он занимает, по сей день[28].

Военно-морской госпиталь в Ревеле был открыт, предположительно, в конце марта  1715 г. ,,Для больных госпитель построена, изрядна” доложил генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину[29]  после командировки генерал-майор         Г. П. Чернышёв, когда, в передовой для Балтийского флота военный порт, на постоянное базирование была окончательно приписана корабельная эскадра.

По состоянию на 1 июня 1716 г. в Ревельском госпитале содержалось свыше 200 больных[30]. Однако, из-за отсутствия в госпитале собственной кухни[31] пищу для них по договору готовили местные жители. Только в феврале 1722 г.  была заложена ,,для варения болящим пищи поварня”[32]. Поварню ввели в эксплуатацию в 1723 г.[33].

В 1724 г. на Каспийской флотилии в Астрахани при Ивановском монастыре начал действовать адмиралтейский госпиталь[34]. В том же году был открыт адмиралтейский госпиталь при Тавровской верфи, расположенной примерно 7 вёрст от Воронежа[35].

В госпитали, кроме больных корабельных м  адмиралтейских служителей, мастеровых и работных людей Морского ведомства, принимались на излечение все раненые в бою или получившие травмы на работах. Также в госпиталях лечился рядовой состав русской армии из полков ,,обретавшихся на флоте”[36].

В соответствии с указом царя  от 1719 г. каждый ветеран при нахождении в отставке по старости или по болезни, по направлению врача помещался на излечение в инвалидные палаты госпиталя. Однако запрещалось принимать в госпиталь и оказывать помощь лицам, склонных к пьянству, и заболевших сифилисом[37].

13 октября 1715 г. для котлового довольствия раненых и больных обер-штер-кригс-комиссар Адмиралтейства генерал-майор Г. П. Чернышёв установил норму лечебного пайка. Ежедневно на одного человека полагалось по ¹/₂  фунта свежего мяса, канна пива на трёх человек, (,,а если пива нет, то квас хороший”), ¹/₈ фунта масла коровьего, которое на руки не отпускалось, а закладывалось в кашу. Нормы крупы и соли остались в ,,их месячную дачу”, соответственно, 1 малый четверик и 2 фунта[38]. Вместо сухарей ,,болящим” выдавался свежий хлеб. Каждый больной, по предписанию лекаря, получал в день 1 чарку простого хлебного вина[39].

Таким образом, впервые на русском военно-морском флоте для больных  матросов и корабельных солдат, которые при нахождении в береговых лазаретах прежде, по указанию А. В. Кикина от 21 августа 1713 г., получали паёк ,,против салдацких дач”[40], была введена специальная норма довольствия.

Инструкция, подписанная Г. П. Чернышёвым, определяла режим питания, распределение лечебного рациона в госпитале в течение суток: ,,По всякий день принять мяса на сколько человек надлежит нарезать в штуки и варить обще всем и сваря разделить всем разделить все поровну… . Крупу и кашу обирать от оных же больных месячную дачу и варить всем обще. …масла коровьего принимать из Провиантской Канцелярии на каждый день осми человекам фунт и класть в ту же общую кашу для навара, а в постные дни варить кашу со снетками[41].  …Квас делать обще всем, чтоб был хороший и кислый”[42].

В отношении питания пациентов, все лечебные учреждения Балтийского флота фактически являлись хозрасчётными ,,предприятиями”, точнее функционировали на принципах самоокупаемости. Своё лечение и питание больные оплачивали из собственного жалованья.

За сутки (,,день”) пребывания в госпитале удерживали: с матросов и пушкарей 1 и 2 статей, мастеровых людей по 4 денги, а  с матросов 3 статьи, матросов-рекрутов, морских пехотинцев, солдат армейских полков, прикомандированных к флоту и каторжников-астраханцев  по пол 3 денги[43].

Провиантские ведомости во всех военно-морских госпиталях являлись документами строгой отчётности, поэтому учёт движения питающихся вёлся самым тщательным образом. Выявленные нами в фонде ,,Провиантская контора”  ведомости (,,В Адмиралтейском гошпитали  нижеписанные адмиралтейские служители в прошедшем генваре месяце сего 720 году за болезними были  ис покупного гошпитальном провиант ели, а хто имяны сколко дней провёл писано ниже…” [44]) позволяют, на основе имеющихся  делопроизводственных материалов, сформировать чёткое представление и понятие о питании больных во флоте Петра Великого.

Изучение первоисточников показало, что большинство заболевших военнослужащих, лечилось в госпиталях весьма продолжительное время. Например, в течение с 6 сентября по 1 октября 1711 г. у 31 корабельного солдата и матроса, ,,…а иные и ныне в больнице Морского флота…” за 668 дней удержали по пол 4 денги  на одного человека в сутки[45].

В 1718 г. в Ревельском адмиралтейском госпитале из 7 младших командиров и нижних чинов ,,покупной провиант” в пищу потребляли: квартирмейстеры Ф. Полозов и Е. Розживин 80 дней, пушкарский капрал         С. Семёнов 37 дней, матросы 3 статьи: В. Козмин 95 дней, Д. Волков 38 дней, С. Воронов 83 дня, И. Медведков 57 дней[46].

Деньги за лечебное питание удерживались, не только у природных россиян[47], но и иноземцев, проходивших по контрактам службу в русском военно-морском флоте. В январе 1719 г. адмиралтейский комиссар подполковник И. Ю. Вадковский послал комиссару Ревельского военно-морского госпиталя прапорщику Беклемищеву следующее указание: ,,Боцманматам и шхиманам и матросам иноземцам, которые присылаютца в госпиталь изволте приказать быть на своём провианте, а не государевом…”[48].

С 19 июня 1721 г. жалованье у нижних чинов,  заболевших венерическими болезнями, так назывемой ,,французской болезнью”, вычиталось полностью, а у страдающих другими болезнями удерживалось только по 1 копейке за каждый день пребывания в госпитале[49]. Кроме того, за дни, проведённые в госпитале, у больного удерживался ранее выданный ему сухопутный провиант (хлебное жалованье для мастеровых людей)[50].

Матросам, заболевшим венерическими заболеваниями, дополнительно к норме пайка отпускалось на одного человека в сутки по ¹/₂ фунта (всего 1 фунт) свежей говядины и  калач, выпеченный из пшеничной муки, стоимостью 1  копейка[51].

Вместе с тем, суммы, вычитаемые из денежного содержания рядового состава и мастеровых людей, естественно не могли полностью оплатить ,,покупной гошпитальный провиант”, и руководство Адмиралтейств-коллегии вынуждено было  изыскивать другие источники доходов.

Указом Петра I с 1716 г. с офицеров на содержание адмиралтейских госпиталей удерживалось по одной денге с каждого рубля должностного оклада[52].

За отпуск матросов, унтер-офицеров и офицеров-дворян в их имения до весны, после завершения кампании флота, увольняемые платили определённую сумму. Так как некоторые отпускники не отличались должной исполнительностью и строгим соблюдением воинской дисциплины, задерживаясь в своих имениях ,,на вольных хлебах” от недели до несколько месяцев, а подпоручики флота И. Нащокин и М. Романов более, чем  на 2 года[53], то они решениями командующих эскадрами Балтийского флота подвергались значительному денежному штрафу.  Так, за каждую неделю пребывания в имении, сверх указанного срока отпуска, с них удерживался месячный должностной оклад[54].

Другим источником поступления денег на закупку провианта для адмиралтейских госпиталей были суммы, поступавшие от офицеров, при получении очередного воинского звания[55].

На содержание госпиталей также использовались средства от сборов налога с подьячих старых центральных приказов и губернских канцелярий, произведённых в дьяки. 23 мая 1715 г. был издан указ Правительствующего Сената ,,О взимании с пожалованных дьяков по 100 рублей на лазареты”[56].    

Материальная, дисциплинарная и уголовная ответственность за обеспечение больных провиантом возлагалась на комиссара госпиталя. Это была офицерская должность, только на Каспийской флотилии комиссаром госпиталя назначался гардемарин[57].

В Балтийском флоте должность комиссара традиционно комплектовалась комиссарами кораблей, списанными по состоянию здоровья из плавсостава на берег[58]. В помощь комиссару госпиталя придавался писарь и 2 копииста[59]. Комиссар госпиталя получал денежное содержание 15 рублей и 30 четвертей хлеба в год[60].

Для координации действий комиссаров госпиталей Балтийского флота  Адмиралтейств-коллегия  с 14 декабря 1719 г. назначила майора Ф. М. Хвостова[61]. Ежегодно Ф. М. Хвостов составлял расчёт потребности адмиралтейских госпиталей в продовольствии, дровах на приготовление пищи, выпечку хлеба, варения пива и кваса с подробным изложением источников поступления денежных средств. Начисление потребности обычно производилась на 1500 питающихся, содержащихся в Санкт-Петербургском, Котлинском, Ревельском военно-морских госпиталях. (,,…в год бывало в госпиталях по 1500 человек и более”[62]).

В годы Северной войны, деньги, необходимые на закупку провианта, из-за задержки выплаты офицерам жалованья и др. поступали нерегулярно, а его поставщики в госпитали требовали предварительную оплату, и поэтому комиссарам госпиталей, чтобы не сорвать обеспечение больных горячей пищей, чуть ли не по каждому продукту приходилось обращаться в Адмиралтейств-коллегию с просьбой по выделению средств.

Введение в 1722 г. окончательной нормы лечебного пайка отнюдь не устранила сложности с обеспечением госпиталей продуктами питания[63]. (См. табл. 1).

Таблица 1

Ассортимент и количество продуктов, входивших в норму лечебного пайка 1722 года.

По сравнению с нормой, действующей в 1715-1721 гг., недельная порция мяса, начиная  с 5 апреля 1722 г., увеличилась на 1¹/₂ фунта. Также была упорядочена выдача соли больным. До введения лечебного пайка в Котлинском адмиралтейском госпитале  больному в месяц отпускали 1 фунт, а в Санкт-Петербургском – 2 фунта[64].

Лечебный паёк содержал 110 г белков, в том числе 56 г животного происхождения, 52 г жиров, из них 12 г растительных, и 402 г углеводов. Энергетическая ценность лечебного рациона составляла 2585 ккал[65], что на 1516 ккал было меньше энергетической ценности матросской порции 1720 г.[66].

Вместе с тем, из-за наличия в лечебном пайке  свежих хлеба и мяса, данный пищевой рацион в физиологическом отношении превосходил матросскую порцию, состоявшую, в основном, из сухих и солёных продуктов, отсутствие витаминов в которых, приводило в плавании к возникновению авитаминозов.

Месячная порция, установленная для больных, и  по количеству, и по качеству продуктов, но главное по стоимости (1 рубль 39 ¹³/₁₆ копейки в 1723 г.) в 1,8 раза превосходила соответствующую норму сухопутного провианта  (2 четверика муки ржаной, 1 малый четверик крупы, 2 фунта соли  — 78 ³⁵/₆₄  копейки[67]), по которой довольствовались матросы, после завершения кампании флота  и разоружения судов.

Регламентом 1722 г.  были окончательно определены размеры удержания у рядового состава флота и мастеровых людей за время пребывания на излечении в госпитале. Согласно требований четвёртой главы  Регламента у больных на содержание госпиталя стали удерживать половину денежного жалованья, а хлебную дачу – только за период нахождения в лечебном учреждении[68].

В адмиралтейских госпиталях лечебное питание имело щадящий характер. В основном, это было механическое и термическое щажение.

При введение лечебного пайка из действующей матросской порции (с 1720 г.: 45 фунтов (18,4 кг) сухарей, 10 фунтов (4,09 кг) гороха, 15 фунтов (6,14 кг) крупы, в т. ч. 5 фунтов гречневой и 10 фунтов овсяной, по 5 фунтов свинины и говядины (всего 4,09 кг солонины), 4 фунта (1,64 кг) сушёной рыбы, 6 фунтов (2,45 кг) коровьего масла, 7 ведер (86,1 л) пива, 16 чарок (1,97 л) хлебного вина, ¹/₂ кружки (0,61 л) уксуса, 1¹/₂  фунта (0, 61 кг) соли[69])  были исключены сухари, блюда из солонины и гороха, требующего длительного пережёвывания, механически раздражающие пищеварительный тракт, затрудняющие пропитывание пищи пищеварительными соками и её перевари­вание. Вместо них были введены хлеб, мясо свежее, нормы которого увеличились в 2 раза и крупа ячневая. Также в норму лечебного пайка было добавлено 3 чарки вина, что позволило осуществлять его ежедневную выдачу.

Пища в госпитале готовилась по единой недельной раскладке продуктов, в которой реализовались требования установленного вра­чами режима питания больных. Питание больных планировалось с учётом постных дней.  На кухне госпиталя в воскресенье, вторник и четверг готовилось одно блюдо, каша овсяная жидкая (1 ¹/₂  фун­та крупы) с мясом отварным (1 фунт). В остальные дни недели — ка­ша ячневая (¹/₂ фунта крупы) с мясом отварным (¹/₂ фунта).

С целью лучшего усвоения пищи в организме больного в процессе кулинарной обработки каше придавали мягкую и рыхлую консистенцию. Достигалось это измельчением продуктов и более длительной варкой. Для получения каш мягкой консистенции крупу перед варкой замачивали для набуха­ния. Вязкую кашу, сваренную обычным способом, протирали сквозь сито, размешивали и взбивали, перед потреблением сдабривали коровьим маслом.

Ежедневно больному выдавали на день 1 ¹/₂  фунта хлеба, 1 кружку пива и 1 чарку вина.  При введении в лечебное питание спиртных напитков, исходили из того, что большинство лекарств для внутреннего употребления давались захворавшему только в ,,вине” или в ,,пиве”[70].

Так, командующий Финляндским корпусом генерал-лейтенант                   М. М. Голицын 2 февраля 1714 г. писал генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину из Гельсингфорса (ныне Хельсинки): ,,Вина в магазине осталось мало и ежели оное изойдёт, где брать на больных солдат. Пришли указ”[71].

Для пополнения запасов спиртных напитков лекари по команде подавали соответствующие заявки[72]. По бытовавшему тогда мнению медицинского персонала, только в сочетании со спиртными напитками, лекарство могло оказывать наиболее сильный лечебный эффект при воздействии на организм больного[73].

Вопреки утверждению Н. И. Крымкевича о том, что ,,больные кушали 3 раза в день”[74], во всех адмиралтейских генеральных госпиталях горячая пища приготавливалась дважды в сутки[75]. (См. табл. 2).

Таблица 2

Раскладка продуктов по норме лечебного пайка 1722 года (,,а поскольку чего на человека подлежит варить в день, тому при сём табель”)[76].

Приготовление пищи проходило под контролем дежурного лекаря. Главному повару в обязанность вменялось ,,смотреть на порции и доброту оной так, как учинённые определения доктора востребуют”[77].

Количество поваров и вспомогательного персонала зависело от численности питающихся[78]. Регламент требовал: ,,Для поварен иметь поваров и работников сколько пристойно…”[79].

Вскоре после смерти Петра I больные в среду и пятницу и во время постов начали получать постную пищу, включавшую 1¹/₂ фунта хлеба ржаного свежего, 12 золотников снетков, 10 золотников конопляного масла, 1 кружку ячневого кваса, 1 кружку кислых щей[80], ¹/₂  кружки пива, ¹/₂ чарки сбитня[81] морского. Вышеперечисленный ассортимент  и количество продуктов  не позволяли организовывать полноценное питание больных. Однако потребовалось более 100 лет, когда Медицинская коллегия Морского ведомства предложила выдавать ,,в постные дни в щи по ¹/₄  фунта снетков, по сколько с меньшего количества оных пристойного навара и вкуса быть не может”[82].

С целью витаминизации пищи комиссару военно-морского госпи­таля Регламентом предписывалось во время лета и осени (,,пока травы еще держатся”) заготавливать крапиву, щавель, чередуя приготовления из них блюд с кашами овсяной и ячневой. Каждую весну из выздоравливающих нижних чинов и персонала госпиталя формировались команды, собиравшие съедобные травы.   Заготовка дикорастущих трав, особенно щавеля, являлась обязательным мероприятием, и несколько позднее ей придали законодательный характер. Адмиралтейств-коллегия определила: ,,Для наилучшего довольствия и пользы больным употреблять в пищу щавель”[83].

Для лечения больных цингой, кроме употребления в пищу зелени, в лечебных учреждениях  практиковалась выдача настоев на хвое и хрене. Все цинготные больные в обязательном порядке получали пиво, настоянное на хрене[84]. Вначале потребление пива, настоянного на хрене, производилось индивидуально по предписанию доктора, затем данное пиво, как постоянный лечебный напиток больных было узаконено. Адмиралтейств-коллегия приговорила: ,,Настоянное хреном пиво больным употребляется в пользу от цинготной болезни”[85]. Отпуск подобного пива продолжался  вплоть до принятия в 1831 г. ,,Устава о непременных морских военных госпиталей”[86].

В весенне-летнее время больные, страдавшие цингой размещались, не только в стационарных помещениях госпитале, но, в связи с их увеличением, в галерных палатках (30 больных в одной палатке) ,,на свежем воздухе” на местности, богатой съедобными дикорастущими травами[87].

Для ,,надзирания” больных матросов и морских солдат с кораблей в помощь медицинскому персоналу адмиралтейских госпиталей обычно выделялись младшие командиры, нижние чины, судовой лекарь, а комиссар и баталер еженедельно на шлюпке (боте) отправляли для приготовления им пищи морскую провизию[88]. За счёт экстраординарных сумм для больных, по предписанию врача, дополнительно закупались чеснок, лимонный напиток (,,рассол”), масло оливковое и масло конопляное[89].

При всех военно-морских госпиталях, кроме Ревельского (данные на 1723 г.[90]), возделывались огороды, где выращивались овощи, употребляемые в пищу больными и медицинским персоналом.

Для обеспечения больных молоком, в Санкт-Петербургском и  Котлинском (Кронштадтском с 1723 г.) госпитале  имелись фермы, где содержа­лось до десяти, специально закупленных, породистых дойных коров[91]. На корм животных использовались пищевые отходы, а  также ,,дробина”, оставшаяся после варения пива и кваса. Кроме того, летом на заливных лугах заготавливалось сено[92] и на столичных Мытных дворах закупался фураж.  Ревельский адмиралтейский госпиталь  до 1723 г. не содержал дойных коров[93], вероятно, что молоко для больных приобреталось у ревельских мещан.

Наличие в госпиталях собственного подсобного хозяйства, включавших дойных коров и огороды, позволяло комиссару ежегодно создавать запасы свежих овощей, а также молока для дополнительного питания раненых и больных. Потребление в пищу овощей, и молока существенно разнообразило меню больных, устанавливало, в зависимости от заболевания,  несколько рационов питания, и успешно предупреждало заболевания цингой.

По всей видимости сбор овощей, выращиваемых на огороде собственного подсобного хозяйства Санкт-Петербургского адмиралтейского госпиталя, был  незначителен. Поэтому, в соответствии с указанием  Петра I А. Д. Меншикову от 7 октября 1716 г. за госпиталем, в качестве основного поставщика свежих продуктов, закрепили Гатчинскую мызу с прилегающими деревнями, находившуюся ранее в собственности покойной сестры царя Натальи Алексеевны[94]. Всего в Копорском уезде у царевны Натальи Алексеевны имелось 9 деревень (435 крестьянских дворов)[95].

Для больных, страдавших желудочно-кишечными заболеваниями, вместо мяса, по предписанию врача отпускались калачи (,,булки”) весом в 1 фунт, выпекаемые либо в хлебо­пекарне лечебного учреждения, или поставляемые по подряду калачником, а также жидкие каши с коровьим маслом [96].

В целом обеспечению госпиталей хлебом и мясом свежим придавалось приоритетное значение. Руководящие документы требовали от комиссара: ,,Содержанным в госпитале больным печёной хлеб и мясо свежее подряжать и о том договариватца с промышленниками, чтоб ставили во весь год сколько потребно будет, уставя среднею цену”[97].

В Санкт-Петербургский адмиралтейский госпиталь с 1722 г. калачи подряжал калачник  из села Некрасова Костромского уезда И. Дмитриев. И. Дмитриев за 1211 калач, поставленный в период с 17 января по 12 марта, получил по 27 алтын 2 денги за каждые 100 хлебобулочных изделий, а с 15 по 30 марта 1723 г. им 1230 калачей были проданы госпиталю уже по 2 денги калач[98]. Рост цен на муку в неурожайные  годы (1722-1724), а также и на другое хлебопекарное сырьё  увеличивал стоимость калачей. Вероятно, что рост цен подвигнул Адмиралтейств-коллегию на включение в штатное расписание Санкт-Петербургского и Кронштадтском адмиралтейских госпиталей по 4 хлебника[99].

В Санкт-Петербургский адмиралтейский госпиталь с 1722 г. мясо свежее подряжал местный мясник М. Емельянов. Общая стоимость партии говядины свежей, поставленной М. Емельяновым в течение 10 февраля по 1 апреля 1723 г. составила 396 рублей[100].

В Ревельский адмиралтейский госпиталь мясо свежее также поставлялось подрядным способом[101].

В целом, перебоев в обеспечении адмиралтейских госпиталей хлебом и мясом практически  не было[102], хотя периодически в неурожайные (1722-1724) годы возникали проблемы с оплатой уже поставленных продуктов. Например, в ноябре 1722 г. лейб-медик Балтийского флота доктор А. А. Блюментрост обратился с рапортом в Адмиралтейств-коллегию, в котором просил выделить комиссарам госпиталей деньги, так как  ,,подрядчики объявляют, что впредь в кредит за продолжением не отдачи денег подряжаться не хотят и дабы от чего больные морские служители… не понесли какой нужды…”[103].

Для варения пива и изготовления кваса в штатном расписании госпиталя было специально предусмотрено по одному пивовару[104]. В течение года (в 1717 г.) после официального открытия Санкт-Петербургского адмиралтейского госпиталя в нём на собственной пивоварне было сварено 5338 ведер пива[105].

Сложнейшей проблемой для госпиталей являлась заготовка пивоваренного сырья. В 1718 г. ячменный солод для варения пива больным, содержавшимся в  Санкт-Петербургском и Котлинском адмиралтейских госпиталей закупался в Ревеле. Незначительные суммы, выделяемые на его заготовку, довольно часто приводили к тому, что вместо пива больным отпускался квас.

В бумагах фондов ,,Подрядная контора” и ,,Провиантская контора”, датированных 1722–1723 гг., хранятся рапорты майора Ф.М. Хвостова в Адмиралтейств-коллегию, в которых комиссар просит адмиралов выделить средства на закупку солода, хмеля ,,для самые нужды”[106], так как ,,в госпиталях в солоду великая нужда, пива и кваса варить нечего…”, ,,где брать солод на варение пива” и др.[107]. По решению генерал-адмирала Ф.М. Апраксина пиво с 16 сентября в 1723 г. Санкт-Петербургский адмиралтейский госпиталь начали поставлять с новопостроенной каменной флотской пивоварни[108].

В Ревеле, в отличие от Санкт-Петербурга, проблемы с обеспечением пивом адмиралтейского госпиталя не существовало. С самого начала открытия госпиталя в 1715 г. пиво закупалась на средства, получаемые от налогов с публичных адмиралтейских мыз[109]. С  23 июля 1723 г. поставку пива по договору, заключённому в Ревельском адмиралтействе, производил местный пивовар Х. Штейн по цене 1 рубль 11 алтын за 12-ти ведерную бочку[110]. Для 253 среднестатистических ,,болящих” требовалось 835 двенадцати ведёрных бочек в  год[111].

В целом питание больных в адмиралтейских госпиталях отличалось большим разнообразием блюд, чем на кораблях, широким использованием в пищу свежих продуктов.

Изучение первоисточников показало, что существенных срывов в провиантском обеспечении  госпиталей практически не наблюдалось, подобные случаи были крайне редки, и они немедленно устранялись[112].  Мы полностью разделяем вывод, сделанный С. С. Михайловым: ,,…как правило, больных кормили хорошо, педантично придерживаясь Регламента”[113].

Лечебный паёк нижнего чина русского военно-морского флота по ассортименту, количеству продуктов и калорийности не уступал соответствующим пайкам флотов западноевропейских стран, однако, исходя из национальных традиций в питании,   имел другое распределение блюд по дням недели и приёмам пищи, чем, к примеру, у союзников-датчан.

В 1706 г.  в военно-морском госпитале в Копенгагене на обед больным ежедневно выдавался суп с говядиной (бараниной) и зеленью (сельдерей, порей, розмарин, пастернак), морковью. В качестве закуски использовались несколько видов столовой капусты. Для больных, страдавших желудочно-кишечными заболеваниями, по предназначению доктора, с супом отпускалась диетическая телятина с зеленью, выращенной в госпитальном огороде.

Больные,  которые по состоянию здоровья могли употреблять мясо, довольствовались ржаным хлебом, остальные ели пшеничный хлеб. На ужин:  в воскресенье, вторник, четверг и пятницу выдавалась каша ячневая, тёплое пиво; в среду суп овсяный, сваренный с кервелью или петрушкой; в субботу тёплое пиво, с хорошим тёртым ржаным хлебом, и с анисом или датским тмином[114].

Разработчиками при введении лечебного пайка для нижних чинов флота Петра Великого также учитывались и  сложившиеся традиции в питании захворавших русских крестьян и посадских людей.

Хороший мягкий ржаной хлеб, мясо и рыба свежие, яйца, молоко и молочные продукты, огородные овощи: капуста свежая и квашеная, огурцы и помидоры свежие, маринованные и солёные; лук, чеснок считались среди представителей низших сословий русского общества лучшими кушаньями и исполь­зовались для лечения больных в деревнях и посадах городов[115].

Полезными напитками для больных народной медициной признавались пиво, брага, квас.  Хлебное вино (в умеренных дозах), как средство, задерживающее обмен, предохраняющее от истощения, при его сильном возбуждающем действии, и, следовательно, усиливающем и укрепляющем работу желудка, и поднимавшем аппетит, в большинстве случаев было полезно в суровом континентальном климате России. В болотистой местности на топких берегах Невы и острова Котлин, с промозглым и холодным климатом Балтийского моря, потребность в углеводистых веществах была  больше, чем в центральных уездах страны, а переутомления и истощения организма среди нижних чинов,  мастеровых, работных, и других бедных людей встречались всё чаще[116].

Для хранения скоропортящихся продуктов, кваса, пива в летнее время в каждом адмиралтейском госпитале сооружались погреба, с обязательной закладкой зимой льда[117].

Однако не меньшие проблемы, чем с хранением скоропортящихся продуктов, для комиссаров возникали и с частым отсутствием дров для приготовления пищи, выпечки хлеба, варения пива и кваса.  Так, в  зиму 1721 г.  острую ,,нужду в дровах” испытывал Санкт-Петербургский адмиралтейский госпиталь, которому подрядчики не поставили 100 саженей дровяного топлива[118]. И хотя 2 сентября 1721 г. Адмиралтейств-коллегия приняла постановление по приоритетной, по отношении к другим учреждениям Морского ведомства, поставке дров в госпитали[119], однако лечебные заведения нередко испытывали дефицит с топливом.

Наиболее частые срывы в поставках приходились на Ревельский и Котлинский адмиралтейские госпитали, куда дрова приходилось ежегодно завозить издалека. Для всех потребителей Ревельской эскадры заготовка топлива производилась централизовано, и ,,для караулов в гавани, на кораблях и для госпиталя”[120]. Причём потребность в дровах из года в год постоянно возрастала. Если в 1718 г. для Ревельского госпиталя требовалось всего 18 четвертей дров, то в 1721 г. уже – 34 четверти. Дрова в Ревель поставлялись на ластовых судах по цене 1 рубль 3 алтына 2 денги за сажень; возами – чухонцы (финны и эстонцы) брали за воз по 6 алтын 4 денги, русские, с учётом более длительного плеча подвоза, —  по 10 алтын[121]. Дефицит в Ревеле с дровами был таков, что даже Петру I в 1720 г. для  варения пива и браги отпускали только  ,,негодные леса”[122], так как ,,дрова здесь зело дороги”[123].

10 мая 1722 г. майор Ф. М. Хвостов направил письмо-доклад в Адмиралтейств-коллегию в котором сообщал, что в Котлинском госпитале ,,великое оскудение в дровах”,  и просил заготовить на первоочередные нужды 100 саженей деревянного топлива[124]. По рапорту Хвостова Адмиралтейств-коллегию приняла соответствующий приговор, и  на Чёрной речке в специально отведённых для рубки местах, солдаты столичного адмиралтейского батальона заготовили 400 саженей дров[125].

В связи с плохим качеством воды на о. Котлин Пётр I 18 сентября 1721 г. повелел питьевую воду для больных, варения пива, кваса, каш доставлять круглый год из Петергофа. Для доставки воды Адмиралтейств-коллегия выделила ластовые суда, через Подрядную контору закупила 55 дубовых сорока ведёрных бочек, приобрела для госпиталя 15 лошадей с санями, направила 15 матросов в рабочую команду[126].

Кроме того, в табель к штатному расписанию для каждого госпиталя для подвоза продовольствия, медикаментов и др. были включены два бота, одна шлюпка[127].

8 января 1724 г. Санкт-Петербургский, Кронштадтский и  Ревельский госпитали перешли  в непосредственное подчинение генерал-кригс-комиссара Адмиралтейств-коллегии (,,… Генерал кригс комиссар повинен прилежание иметь, дабы оные больные снабдены были лекарствами, и доброю пищею и питием…”)[128]. Подчинение госпиталей  генерал-кригс-комиссару позволило более оперативно и в комплексе решать материальное обеспечение лечебных учреждений Балтийского флота.

Для раненых и больных, содержащихся в адмиралтейских генеральных госпиталях, предусматривалась соответствующая норма обеспечения посудой (,,поварённые снасти и запасы”)[129].

Кухня, согласно утверждённому Петром I плану постройки, размещалась посреди госпиталя (,,дабы во все стороны было равно носить пищу и в оной таганы для становления котлов и прочие инструменты, что надлежит к поварне”)[130].

Кулинария раненых и больных адмиралтейских генеральных госпиталей наиболее полно отражала уровень развития кухонной техники Петровской эпохи. Появление при Петре Великом плит произвело настоящий переворот в русской кухне[131].  Пища для раненых и больных приготавливалась на плите в малых медных котлах. Вес одного котла достигал 7 ¹/₂-8 фунтов[132], а объём — до 30 литров[133]. Количество медных пищеварочных котлов зависело от их вместимости (один на пятьдесят больных[134]), а также коечной ёмкости госпиталя и нормы  лечебного пайка.

Для питания больных предусматривались предметы посуды индивидуального и группового пользования. Для тяжёлых больных, не встающих с постели, отпускались: чаша малая оловянная, предназначенная для употребления первого блюда; тарелка деревянная — для второго блюда; ложка деревянная; ,,малыя жбан деревянный” и ковш деревянный из расчёта один на двух человек[135].

Норма обеспечения посудой для ходячих больных, следуя флотской традиции, определялась на семь довольствующихся, как на обычный матросский бак. Нижним чинам для приёма пищи на обед полагались: чаша оловянная большая, тарелки деревянные (7 шт.), ложки деревянные (7 шт.), 3-4 ножа столовых (один предмет на двух питающихся), солонка стеклянная, жбан большой деревянный для содержания пива, кваса, воды, кружка деревянная одна на двоих.

На ужин: тарелки и ложки деревянные, шандалы со щипцами из расчёта на три чаши один предмет, а для тяжёлобольных — на две.

Приём пищи ходячими больными происходил в столовой военно-морского госпиталя, а для тяжёлых больных ,,прилипчивыми болезнями” в палате, где между двумя кроватями устанавливался стол[136]. Больные венерическими болезнями, принимали пищу отдельно от всех питающихся, в специализированном помещении, называемой ,,французской светлицей”[137].

Все столы в палатах и столовой покрывались холстинными скатертями. В качестве салфеток использовалось полотно, пришитое к скатертям[138].

Вышеперечисленное количество предметов в норме обеспечения столовой посудой и инвентарем позволяло организовывать приготовление и прием пищи больными в военно-морских госпиталях русского флота.

Обеспечение адмиралтейских госпиталей технологическим оборудованием и посудой производилось несколькими способами.  Некоторая часть оборудования и имущества  закупались за наличный расчёт у ремесленников на рынках российских городов[139], другая изготавливалась в соответствующих мастерских, или поступала, централизовано из адмиралтейских магазинов.

В последующие годы к обеспечению военно-морских госпиталей отдельными предметами деревянной, медной и железной посуды были привлечены гонтовой завод, бочарная и котельная мастерские Адмиралтейства[140].

В соответствие со штатным расписанием от 19 февраля 1720 г. на Балтийском флоте должны были содержаться 39 старших лекарей, 7 младших лекарей, 27 подмастерье, 72 ученика[141]. Фактически их было значительно меньше, так, по состоянию на 2 июля 1720 г. в наличии находилось 31 лекарь, 26 подлекарей и всего 10 учеников[142].

Через три года количество медицинского персонала несколько возросло.

Всего по состоянию на 20 мая 1723 г. на кораблях и береговых частях Балтийского флота содержалось 15 лекарей, имевшие должностной оклад по 15 рублей в месяц, 1 – 13 рублей, 19 –12 рублей, 6 – 10 рублей, 1 подлекарь-иноземец – 8 рублей, 7 –7 рублей; 6 подлекарей, русские по национальности – 7 рублей, 10 – 5 рублей; 13 лекарских учеников, русские по национальности – 2 рубля, 35 – 1 рубль, 1 – 50 копеек[143].

Медицинские работники в кампанию флота находившиеся на кораблях, получали следующие виды провиантского обеспечения: лекари, денежную компенсацию взамен двух месячных матросских порций; подлекари и лекарские ученики состояли на котловом довольствии. Горячая пища им ежедневно отпускалось через камбуз рядового состава в количестве: для подлекаря полторы порции, а для лекарского ученика одна[144].

После завершения кампании флота лекари, подлекари переводились в адмиралтейские госпитали по месту приписки кораблей для оказания помощи медицинскому персоналу и повышения квалификации, а ученики продолжали дальнейшее обучение. При нахождении на дежурстве медицинские работники госпиталя, и прикомандированные с кораблей врачи, зачислялись на котловое довольствие по лечебному пайку.

Все ученики проживали при госпитале[145], и там же получали горячую пищу ,,против болящего по табели сполна и пиво, а вино по докторскому разсуждению, кому надлежит давать”[146].

Ветеранов и инвалидов, находившихся при госпитале, Регламент 1722 г.  предписывал кормить простой, но сытной пищей, включавшей щи, каши, гороховое пюре, солонину, ветчину. Пищу для них готовил специально выделенный повар. Столы для приёма пищи накрывали сами довольствующие. Поощрялась закупка продуктов и пива на личные средства ветерана[147].

Для комиссара корабля наиболее сложно было организовать питание  больных и раненых в море. В плавании раненые и больные питались по той же норме, что и остальные члены команды[148]. Однако, капитанам кораблей, в соответствии с  приговором Адмиралтейств-коллегии, выдавались специальные суммы[149], использовавшиеся при заходе в иностранные порты для экстраординарных закупок свежих продуктов, которые отпускались на довольствие больным.

К примеру, 52-пушечный линейный корабль ,,Архангел Варахаил”, построенный на Соломбальской верфи Архангельска, совершавший осенью 1715 г. переход  на Балтику к о. Котлин, из-за массовых болезней команды, численностью 468 чел.[150], был вынужден зимовать во Флеккере (Норвегия). Матросы-рекруты, как наиболее подвергшиеся заболеванию цингой, по решению командира капитан-поручика П. Бенса были перевезены на берег. Для их лечения наняли норвежского врача и закупили свежие продукты. Ежедневно из свежей капусты варили щи с мясом, больным, вместо сухарей, постоянно выдавали хлеб, а также вино, пиво, коровье масло. Курс лечения начался 14 ноября 1715 г. и продолжался в течение 11 недель[151]. Средней тяжести и легко заболевшие нижние чины лечились на ,,Архангеле Варахаиле” под наблюдением корабельных лекарей.

Довольствие прочих членов команды корабля осуществлялось с использованием в пищу, как правило, свежих продуктов. За период пребывания ,,Архангела Варахаила” в Флеккере капитан-поручик П. Бенс произвёл две массовые закупки морской провизии, перечислим только скоропортящиеся продукты, приобретённые им с 14 ноября 1715 г. по 31 марта 1716 г.: 1633 пудов 9 фунтов свежего хлеба, 359 пудов 34 фунта свежего мяса, 308 кочней капусты, 477 бочек корабельного пива. В апреле 1716 г., когда число заболевших цингой значительно сократилось, припасов приобрели несколько меньше: 428 пудов 30 фунтов хлеба, 108 пудов мяса, 230 бочек корабельного пива. Кроме того, у норвежцев закупили одну бочку солёной морошки. При покупках продуктов и за предоставление услуг капитан-поручик П. Бенс от имени русского казначейства выдавал вексели и расписки, которые по предъявлению их держателей оплачивал в Копенгагене русский посол в Дании князь В. Л. Долгорукий[152].

Также выявленный нами шканечный журнал, ведённый на линейном корабле ,,Уриил” в 1721 г.,  позволяет проследить закупки скоропортящихся  продуктов для больных и других членов команды, производившихся с целью излечения захворавших, и предотвращения дальнейших заболеваний нижних чинов, по маршруту перехода из Ревеля в Амстердам.

Так, 1 мая 1721 г. при заходе в Копенгаген комиссар и баталер приобрели 200 буханок свежего хлеба, а ,,во всяком хлебе по 8 фунтов датского веса (9 русских фунтов 67 золотников[153].– И. Д.)”[154].

16 июня в Амстердаме для всей команды закупили 10 пудов 21 фунтов мяса свежего[155]. 23 июня для больных привезли на корабль мешок салата[156]. 2 июля голландцы на корабль с берега поставили 310 буханок свежего хлеба[157]. 18 июля для больных приобрели 15 кочней капусты, 5 пучков лука,  29 июля – салат, 6, 7 и 10 августа –  половину туши барана и 30 кочней капусты, 23 августа  для 26 больных матросов – 24 кочня капусты, ¹/₄ туши телёнка. В  тот же день,  с линейного корабля ,,Ягудиил” на ,,Уриил” передали для больных матросов 30 кочней капусты[158]. 10 сентября для всей команды ,,Уриила”была закуплена капуста, а 12 сентября для котлового довольствия больных приобрели тушу барана[159].

Полностью перейти на питание свежими продуктами при стоянке в иностранных портах не позволяли незначительные суммы, выделяемые Цалмейстерской конторой на их закупки. Так, 25 апреля 1723 г. капитан 1 ранга З. Д. Мишуков направил кабинет-секретарю Петра  I А. В. Макарову донесение следующего содержания: ,,В 1721 г. по Е. Ц. В. указу был послан на кораблях Ягудиил и Уриил, и будучи в вояже имел нужду  в деньгах на провиант и прочее для пропитания служителей…”[160].

При нахождении кораблей в отечественных портах с целью предупреждения заболеваний команды цингой и лечения больных, находившихся в лазарете, сухари заменяли на хлеб, а солонину – на мясо свежее. Причём команде отпускались повышенные порции мяса, чем установленные Уставом Морским 1720 г. Так, в шканечном журнале фрегата ,,Винд-Хунд” содержатся следующие записи: ,,…давать говяжьего свежего мяса по 1 фунту человеку 25 числа (июня 1725 г. – И. Д.), по другому 27 числа. Выдать всем”[161].

Готовясь к полномасштабным операциям против шведского флота в Балтийском море, и ожидая массовое поступление раненых, в 1717 г. линейный корабль ,,Страффорд” по указанию царя[162] был переоборудован вице-адмиралом К. И. Крюйсом под плавучий госпиталь[163].

О том, какая норма пайка лечебная или морская, использовалась на ,,Страффорде” (,,гошпитале”[164]) для довольствия раненых и больных, нами в архивах не обнаружено, но можно предположить, что из-за отсутствия на корабле помещений с принудительным искусственным охлаждением, было невозможно создать запасы скоропортящихся продуктов, поэтому применяли матросскую порцию, но с ежедневным отпуском, как в береговом адмиралтейском госпитале, по одной чарки вина и одной кружки пива.

Таким образом, питание больных в военно-морских госпиталях осуществлялось по норме лечебного пайка, согласно предписаниям лечащих врачей. Данный паек включал свежий хлеб и мясо, масло ко­ровье, крупы овсяную и ячневую, вино и пиво.

Для диетического питания больных, витаминизации пищи всесторонне использовались дикорастущие травы, зелень, овощи, моло­ко, получаемые с подсобного хозяйства госпиталя, а также  из деревень, приписанных к лечебному учреждению.

Высококачественное питание, наряду с лечебно-профилактическими и санитарно-гигиеническими мероприятиями, способствовало уменьшению заболеваний и снижению смертности среди унтер-офицеров и матросов.

По данным известного историка Петровского флота П. А. Кротова, если  в 1715 г. на Балтийском флоте умерло 3,9 % от общего количества младших командиров и рядового состава, то в 1723 г. уровень смертности  для корабельного флота составлял 1,9 % от списочной численности (14370), и только  в галерном флоте, из-за более  тяжёлых условий службы, он был  несколько выше —  2,9 % от 1425 морских и военных чинов[165].

Также на Балтийском флоте в последние годы Северной войны уменьшились заболевания нижних чинов, и в первую очередь, матросов- рекрутов. Например, в Петербургском адмиралтейском госпитале количество захворавших рекрутов за 1720 г. от общей численности больных, не превышала 5-10 %, наибольшие показатели 12 % (17 от 143 человек) приходились на июль[166]. Для сравнения, в Финляндском корпусе, количество заболевших солдат в полевых военных госпиталях на 20 апреля 1717 г. — 5,19 % (1211 от 23354), на 15 февраля 1719 г. — 5,4 % (1226 от 22578)[167].

После окончания Северной войны показатели не боевых санитарных потерь на Балтийском флоте существенно снизились, и в мирные годы оставались стабильными. Так, на 2 июля 1723 г. с 10 кораблей Котлинской (Кронштадтской) эскадры в госпитале лечилось 107 больных[168] (1-3 % от штатной численности команды[169]). Если на 1 июня 1716 г. в Ревельской эскадре имелось 688 больных[170], то 3 августа 1725 г. — 43, а на 9 кораблях из 17 их не было вообще[171].

В осенне-зимний период наблюдалось незначительное увеличение заболеваний рядовых и унтер-офицеров. К примеру, по состоянию на 21 декабря 1723 г., ,,всего обреталось матросов, солдат корабельных и галерных” в Петербургском — 237, Кронштадтском — 208, в Ревельском адмиралтейском госпитале — 96 больных[172], в совокупности 3,5 % от списочной численности (15642) корабельного и галерного флотов.

Таким образом, выявленные нами архивные делопроизводственные материалы не подтверждают категорические выводы, сделанные известными дореволюционными историками В.И. Пичетой и С.А. Князьковым.

Так, В.И. Пичета утверждал, что питание нижних чинов на кораблях в первой четверти XVIII в. было плохое: ,,Сплошь и рядом приходилось питаться сухарями и пить протухшую воду. Вследствие этого на флоте часто царили желудочные болезни и смертность среди нижних чинов была огромная”[173]. К мнению В.И. Пичета весьма близок и С.А. Князьков: ,,Больных и умерших было… во флоте всегда очень много”[174].

Неверно и то, что матросы сплошь и рядом питались только сухарями, запивая их протухшей водой. Выявленные нами нормы морских пайков, использовавшиеся в 1696–1719 гг.[175],  опровергают и этот тезис В.И. Пичеты.

Мы более склоняемся к мнению видного русского военно-морского историка Ф.Ф. Веселаго, который о тогдашнем положении нижних чинов написал следующее: ,,При дурной пище и одежде, дурном, крайне тесном помещении, они часто терпели от голода и холода, изнуряясь вечною тяжелою работою и в случае болезни поступали в госпитали, где уже окончательно от недостатка должного ухода и лечения гибли, как мухи. Но эти недостатки при постоянном внимании к флоту его великого основателя, мало-помалу, исправлялись в продолжении всего царствования и всякое усовершенствование, появлявшееся на иностранных флотах, немедленно вводилось и на наших судах. Таким образом, впоследствии значительно улучшилось санитарное положение судовых экипажей”[176].