Аннотация. В статье на примере Таврической губернии 1840-х годов показана правоприменительная практика спекуляции рекрутскими зачётными квитанциями, что поощряло торговлю рекрутами и приносило доход помещикам.
Summary. On the example of the Taurian province of the 1840s this article shows the law enforcement practice towards the speculation with valid receipts that encouraged the trade with recruits and gave the revenue to landlords.
Армия и общество
Горелов Вячеслав Николаевич — начальник конструкторского подразделения ООО «Конструкторское бюро коммутационной аппаратуры» (г. Севастополь), кандидат физико-математических наук
(г. Севастополь. E-mail: slavagor59@mail.ru)
«ОТДАТЬ В ВОЕННУЮ СЛУЖБУ С ПОЛУЧЕНИЕМ… СЛЕДУЮЩИХ ПО ЗАКОНУ ДЕНЕГ»
Рекрутская система комплектования вооружённых сил действовала в России с 1705 (по другим оценкам с 1699 г.1) по 1874 год. При этом в службу принимались не только рекруты, набранные по указам и высочайшим манифестам, но и бродяги, беспаспортные, мелкие преступники, нетяглоспособные, «неплательщики податей, от коих уже нималой надежды нет», «предерзливые и непрочные хозяйству», «за мотовство», воровство, плутовство и буянство, за «слабое» или «невоздержанное» житие, за «непорядочные поступки», за «распутное состояние по нерадению к крестьянству», за «шалости блудные» и т.д.2 — одним словом, все те, от кого старались избавиться помещики и общество. С 1845 года отдача в солдаты стала частью карательной системы государства и вошла в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных как альтернативная мера наказания за те проступки и преступления, за которые полагалась ссылка в Сибирь.
Стремление избавиться от неугодных лиц имело в ряде случаев и финансовую мотивацию, причём установить, какой именно фактор, дурное поведение человека или материальная выгода помещика, являлся доминирующим, весьма непросто. Цель этой работы состоит в том, чтобы показать, сколь неоднозначными могли быть истинные причины, по которым в военную службу отдавались так называемые штрафные. Конкретным примером послужит «Дело по прошению коллежской асессорши Елизаветы Савкевичевой о принятии крестьян ея за дурное поведение в рекруты», которое отложилось в фонде канцелярии Таврического гражданского губернатора, обязанного осуществлять «главный надзор за правильным приёмом рекрут и разрешать все возникавшие затруднения по их набору», пресекая злоупотребления. За этим прошением последовала довольно обширная переписка, цитаты из которой мы будем приводить без каких-либо изменений, дабы не исказить их смысл.
Итак, интересующие нас события начались 5 ноября 1840 года3, когда со слов вдовы коллежского асессора Елизаветы Савкевичевой, проживавшей в городе Орехове Таврической губернии, было составлено прошение в адрес Таврического гражданского губернатора, действительного статского советника и кавалера Матвея Матвеевича Муромцова, в котором просительница сообщала: «Крестьяни мои записанные за мной при дворе по ревизии 1835 года в количестве 5-ти мужика… вышли вовся из повиновения ко мне и находясь по своеволию своему в праздности делают мне немалые убытки как в содержании так и оплачевании за них казенных податей»4.
Попытаемся пояснить сказанное. Согласно примечанию к § 3 Устава рекрутского 1831 года рекрутскую повинность должны были нести как крестьяне помещика, так и его дворовые5. Однако некоторые отличия всё же имелись. Например, если владелец имел дворовых людей, но у него не было ни имения, ни дома, то он «в обезпечение отправления его людьми рекрутской повинности» обязан был внести в уездное казначейство «за каждого его дворового человека, в ревизию записанного, сто двадцать рублей… для обезпечения платежа подушных и других податей»6. Судя по тому, что вдова коллежского асессора госпожа Савкевичева упоминает об оплате за своих дворовых людей казённых податей, она к зажиточным горожанам не относилась, домов и поместий не имела, и пятеро дворовых мужиков обошлись ей в полновесных 600 рублей. Сумма по тому времени немалая, поэтому понятно, что коллежская асессорша старалась избавиться от своих дворовых мужиков. При этом, чтобы наверняка и сразу от всех, она охарактеризовала их весьма нелестно: «Сверх того обращаются с подозрительными людьми и ведут жизнь самую распутную о чем известна ореховская городская полиция, ибо она несколько раз вследствие объявлений моих наказывала и внушала их долг ко мне как владелице. Однакож они оставались и остаются неприклонны»7. Конечно, дворовые вполне могли выйти из повиновения и даже угрожать своей хозяйке, что не было такой уж редкостью8, но Елизавета Савкевичева хотела не только «сбыть» мужиков в солдаты, но ещё и подзаработать на них, причём, как выясняется из текста её просьбы, не совсем законным способом. Так, истица пишет: «сочла для себя выгодней… самых развратнейших Степана 22 Михаила 20-ти и Петра 19-ти лет сынов Велингуриных еще холостых отдать в военную службу с получением за каждого следующих по закону денег»9. Трудно сказать, почему теперь она говорит только о трёх своих дворовых, а не о пяти, как ранее. Деньги при этом полагались не семье рекрутов, а коллежской асессорше, при этом она хотела, чтобы рекрутское присутствие засчитало бы её дворовых в счёт будущих наборов, а ей выдало квитанцию «на получение из казны денег».
Художник Л.И. Соломаткин
Здесь тоже требуется пояснение. Прежде всего, обратим внимание, что в соответствии с § 173 Устава рекрутского представлять и принимать в рекруты мужчин моложе 20 лет запрещалось10. Как будет видно из дальнейшего, согласно восьмой ревизии 1833—1835 гг. Петру Велингурину исполнилось всего 18 лет. Можно с крайней осторожностью предположить, что просительница о возрастных ограничениях знала, поэтому приписала Петру один год, приблизив его возраст к нижней границе и полагая, что столь незначительное отступление от правил окажется более допустимым, чем недостача двух лет. Впрочем, как отмечает А.Б. Каменский, указания на возраст в ревизских сказках зачастую оказывались неточны, их погрешность составляла, как правило, 2—3 года11, поэтому какие данные показывали правильный возраст Петра — ревизские или коллежской асессорши, сказать сложно.
Что касается рекрутского присутствия или, в нашем понимании, военкомата, то по Уставу 1831 года на время набора в каждой густонаселённой и значительной по площади, как, например, Таврической, губернии учреждалось до четырёх приёмных мест: одно в губернском центре и до трёх в уездных городах, причём по уровню представительства 2-е и 3-е уездные рекрутские присутствия имели самый низкий статус. Например, в губернском присутствии председательствовал вице-губернатор, 1-е уездное присутствие возглавлял губернский предводитель дворянства, 2-е и 3-е — предводители дворянства того уезда, в котором они учреждались12. Судя по всему, Елизавета Савкевичева хотела отдать в рекруты своих дворовых в городе Орехове, где их освидетельствование выполнял медицинский чиновник невысокой квалификации, что было обычным явлением для вторых и третьих рекрутских присутствий13.
По окончании срока набора уездные рекрутские присутствия подготавливали отчёты, сдавали дела в хозяйственное отделение Казённой палаты и закрывались; губернское же присутствие продолжало работать для приёма рекрут недоимочных, представляемых в зачёт при будущих наборах, а также «для некоторых особенных случаев, в своём месте Устава означенных»14. Понимание этой особенности потребуется нам в дальнейшем.
Теперь попробуем рассмотреть финансовую сторону вопроса. Просительница хотела получить за каждого сдаваемого в солдаты квитанцию на получение из казны денег. В чём тут дело? За рекрут, набранных по плановому набору, государство, разумеется, никому ничего не платило. Но если помещик сверх того отдавал в солдаты в зачёт будущих наборов своих проштрафившихся крепостных или дворовых с обязательством платить за них подушную подать, то казна выплачивала ему за каждого сданного в солдатскую службу определённую сумму, чем и хотела воспользоваться вдова коллежского асессора.
Стоимость рекрута в разы превышала стоимость ревизской души с землёй или без оной. Объяснение этому находим в сочинении Ивана Болтина: «Покупая деревню, то есть людей с землею, всякая мужескаго пола душа, написанная в перепись, считается в равной цене: малолетные, престарелые, больные и увечные, равно как средовечные и здоровые; а в рекрута покупается человек средовечной, указной меры, здоровой, статной, без всякого увечья и безобразия». Автор описывает случай, когда некий издержавшийся помещик, имевший почти 400 душ, распродал в рекруты до 100 человек и выручил около 16 000 рублей, ибо цена рекрута была в то время от 150 до 180 рублей, тогда как «обыкновенная цена деревням была по 30 рублей душа»15. Иными словами, если бы этот помещик продал всех своих крестьян с землёй, то выручил бы лишь 12 000 рублей с одновременной потерей деревни, а за счёт продажи в рекруты всего 100 человек он смог и оплатить свои долги, и сохранить деревню. Правда, остались в деревне в основном старики да малолетние, но они всё же могли работать и платить подати и иные государственные пошлины, в том числе и за проданных в рекруты, поскольку те не исключались из подушного оклада до следующей ревизии16. Так выгода владельца от продажи крестьян в военную службу обернулась дополнительным бременем для оставшихся жителей деревни.
Судя по всему, масштаб торговли людьми для отдачи их в рекруты и её отрицательные последствия оказались столь велики, что потребовались законодательные ограничения, установленные «Генеральным учреждением о сборе в государстве рекрут…» от 29 сентября 1766 года. В нём отмечалось, что помещики, продавая ради обогащения крестьян в военную службу, доводили остававшихся до крайнего разорения. В связи с этим вводился запрет на продажу помещиками дворовых людей и крестьян в течение трёх месяцев со дня опубликования указов о рекрутских наборах. За нарушение запрета и покупатель, и продавец приговаривались к штрафу по 120 рублей каждый. При этом проданный в рекруты забирался в службу без зачёта, а с покупателя, сверх штрафа, брался рекрут из его деревень. Впрочем, как отмечает А.С. Лаппо-Данилевский, закон 1766 года «имел очень мало влияния на житейскую практику, всегда умевшую обходить его требования»17.
Отметим, что в 1786 году цена рекруту была установлена в 360 рублей, а в 1809-м возросла до 500 рублей. Однако фактическая (рыночная) цена рекрута складывалась стихийно и могла различаться в разы — соответствующие примеры приводит А.Б. Каменский18.
Законодательно ограничивая время торговли людьми для отдачи их в военную службу, правительство вместе с тем являлось активным участником спекулятивных операций. По Уставу рекрутскому 1831 года за рекрута, сданного в зачёт будущих наборов, помещику полагалась бессрочно действовавшая зачётная квитанция, которую он имел право представить к зачёту за его поместья, расположенные в любой губернии, или отдать в казну с получением от неё 1000 рублей19. Зачётная квитанция выдавалась рекрутским присутствием, в котором был освидетельствован и принят рекрут, но прежде того с отдатчика взимались все деньги, которые он должен был оплатить за своего рекрута, а именно: за обмундирование, что определялось при каждом наборе отдельным высочайшим указом; за провиант на 10 месяцев; жалованье рекруту три рубля, а также два рубля за гербовую бумагу, «употребленную на производство дела»20. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
___________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1 П.О. Бобровский соотносит указы о наборе со всего государства «даточных людей, слуг монастырских, господских и охотников из вольных людей в солдатскую службу» с новой системой комплектования, хотя слово «рекрут» прозвучало лишь в указе 1705 г. См.: К двухсотлетию учреждения регулярных войск в России (1699—1700 по 1899—1900). По материалам для истории л.-гв. Преображенского полка. СПб., 1899. С. 1.
2 Александров В.А. Сельская община в России (XVII — начало XIX в.). М., 1976. С. 274; О саморегуляции городской общины на примере Бежецка повествует А.Б. Каменский. См.: Повседневность русских городских обывателей: Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2007. С. 135—137.
3 Все даты приводятся по старому стилю.
4 Государственный архив Республики Крым (ГА РК). Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1, 1 об.
5 Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. С. 502. Здесь и далее ссылки на ПСЗ РИ даются в следующем формате: ПСЗРИ. Собрание. Том. Отделение (если применимо). Номер узаконения. Номер страницы.
6 Там же. § 44. С. 506, 507.
7 ГА РК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1 об.
8 Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостнаго права: Свод материала и приуготовительные этюды для историческаго изследования. СПб., 1870. С. 368, 369; Сведения об убийствах помещиков крестьянами, которые, впрочем, относятся к 1764—1769 гг., приводит также А.С. Лаппо-Данилевский. См.: Очерк истории образования главнейших разрядов крестьянского населения в России. 3-е изд. М., 2013. С. 123.
9 ГА РК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1 об., 5.
10 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. § 173. С. 524.
11 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 391.
12 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. С. 520, 521.
13 Нехватка квалифицированных медиков для воинских врачебных комиссий была хронической и повсеместной. См., например: Выжимов Е.Д. Рекрутские наборы в Тамбовской губернии периода Крымской войны 1853—1856 гг. Российский крестьянин в годы войн и в мирные годы (XVIII—XX вв.): сборник трудов… Тамбов, 2010. С. 198.
14 Там же. С. 522, 523.
15 Болтин И. Примечания на историю древния и нынешния России Г. Леклерка: В 2 т. Т. 2. [Б.м.], 1788. С. 164.
16 Там же. С. 221, 222.
17 Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 116.
18 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 88.
19 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. § 371, 372. С. 547.
20 Там же. § 183, 185, 187, 342, 365. С. 525, 544, 546.