«НЕ ДАТЬ НИКАКОГО ПОВОДА ДЛЯ ВОЙНЫ…»

К 70-летию начала Великой Отечественной войны

Ржешевский Олег Александрович — главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, президент Ассоциации историков Второй мировой войны, доктор исторических наук, профессор

(Москва. E-mail: rzh.oleg@gmail.com)

«Не дать никакого повода для войны…»

К 70-летию начала Великой Отечественной войны

Трагическое для Советского Союза начало Великой Отечественной войны до сих пор продолжает оставаться одной из главных дискуссионных тем как в научно­исторической литературе, так и в средствах массовой информации. При этом наряду с серьёзными исследованиями появляется множество домыслов, авторы которых пытаются объяснить неудачи Красной армии всем чем угодно, не утруждая себя поиском их истинных причин. Наш журнал опубликовал немало материалов, так или иначе затрагивающих вопросы о причинах запоздалого приведения войск западных военных округов в полную готовность к отпору агрессору. Из наиболее значительных можно назвать статьи О.А. Ржешевского «Перед великим испытанием» (2006, № 4), А.Н. Сизова «К 70летию со дня подписания советско­германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года» (2009, №8) и работу Ф.И. Голикова «Советская военная разведка перед гитлеровским нашествием на СССР», подготовленную к публикации В.А. Арцыбашевым и А.П. Серебряковым (2007, № 12; 2008, № 1). В предлагаемой читателям статье автор обращает внимание на некоторые особенности сложившейся в то время военно­политической обстановки.

Быстротечное поражение в июне 1940 года англо­французской коалиции (Франция капитулировала через 44 дня после начала немецкого наступления на Западном фронте) явилось для советского руководства фактором стратегической внезапности, развеяло прогнозы относительно вероятности затяжной войны на Западе и резко изменило соотношение сил на европейском континенте в пользу агрессора. Под пятой вермахта вместе с Францией оказались Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Люксембург. Английский экспедиционный корпус, оставив вооружение, едва успел при поддержке своего флота переправиться через Ла­Манш и укрыться на Британских островах. Угроза надвигавшейся войны с Германией резко возросла.

11—13 ноября 1940 года Председатель Совета народных комиссаров и нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов посетил Берлин, где вёл переговоры с Гитлером, Герингом и Риббентропом. С советской стороны это стало, как показали последующие события, последней попыткой в личных беседах с нацистскими лидерами как­то нормализовать положение в рамках советско­германского договора о ненападении, разузнать действительные намерения Германии, Италии и Японии. В ходе переговоров немецкая сторона предложила Советскому Союзу «присоединиться» к разделу Британской империи и двигаться на юг «в направлении Персидского залива и Аравийского моря»¹. Переговоры не ослабили растущей напряжённости в отношениях двух стран, но, по мнению Москвы, политические возможности сдерживания германской агрессии ещё не были исчерпаны.

По итогам переговоров В.М. Молотов сообщил германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу, что СССР «согласен в основном принять проект пакт четырёх держав» (СССР, Германии, Италии и Японии) «об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи», но при условии, «если германские войска будут теперь же выведены из Финляндии», если будет заключён пакт о взаимопомощи между СССР и Болгарией и при выполнении ряда других условий, необходимых для обеспечения безопасности Советского Союза².

Однако этот документ, лично вручённый Шуленбургу, остался без ответа. Тем не менее в первые месяцы 1941 года с Германией всё же состоялся ряд договорённостей, а также последовали заявления, которые, казалось бы, указывали на то, что дело до войны, по крайней мере в ближайшее время, не дойдёт. Среди них — заключение с Германией Хозяйственного соглашения, подписание секретного протокола о продаже Советскому Союзу за 7 млн долларов участка территории в районе Сувалок, заявление ТАСС от 13 июня о беспочвенности слухов о войне Германии с СССР, расширение советских поставок зерна в Германию. При этом в Москве уже располагали сведениями о принятии Гитлером решения о нападении на СССР и сосредоточении войск вермахта на советских западных границах. Среди вероятных сроков нападения Германии неоднократно называлась и дата 22 июня. Но одновременно с этими сведениями советскому правительству без необходимой фильтрации докладывалась и дезинформация от внедрённой в советскую разведку немецкой агентуры, которая «объясняла» военные приготовления Германии у границ СССР подготовкой к вторжению на Британские острова, подчёркивала «абсурдность» для Германии, не закончив войну с Великобританией, открывать фронт против Советского Союза. Очевидным являлось и то, что «германский рейх всеми средствами пытается спровоцировать Советский Союз на такие действия, которые дали бы возможность скомпрометировать его в глазах мировой общественности как виновника агрессии, лишив тем самым союзников в борьбе с истинным захватчиком»³.

За последние годы историки разных поколений (Ю.А. Горьков, В.А. Золотарёв, В.В. Кондрашов, А.Б. Мартиросян, М.Ю. Мягков, В.О. Печатнов и другие), работая с ранее неизвестными документами, составили более достоверную картину предвоенных событий с учётом взаимосвязи советской военной политики и международного положения, дипломатической борьбы и деятельности разведки по обеспечению безопасности страны. В советской внешней политике, как показано в этих исследованиях, в предвоенные годы конкурировали, а может быть, лучше сказать сосуществовали два основных вектора: превентивный, имевший целью предотвратить нападение Германии и её союзников на СССР, и, менее освещаемый, но весьма значимый, коалиционный, направленный на создание коалиции государств и народов для борьбы с агрессорами. В этом ключе в октябре 1939 года начались переговоры с Великобританией, а в апреле 1940го — с Соединёнными Штатами Америки. Переговоры шли в строгой тайне, были крайне сложными и противоречивыми; стороны не доверяли друг другу⁴, но действия агрессоров принуждали к поиску объединения сил трёх держав для борьбы с фашистским нашествием, способствовали развитию позитивных тенденций, хотя многое оставалось неопределённым⁵.

Остановимся на одном событии, получившем громкий международный резонанс, которое, на наш взгляд, необходимо учитывать при анализе причин запоздалого приведения войск советских приграничных округов в надлежащую боевую готовность.

10 мая на Британские острова неожиданно прилетел заместитель Гитлера по партийному руководству Р. Гесс. Сам управляя самолётом, он приземлился в двадцати милях от поместья герцога Гамильтона, известного прогерманской активностью.

Прилёт в Англию «нациста № 3» не мог не рассматриваться советским руководством как знак возможного англо­германского сговора перед нападением Германии на СССР, возникновения англо­германской коалиции в войне против нашей страны. Надо сказать, что основания к тому имелись⁶. Поэтому полученное в Москве после прибытия Гесса официальное уведомление о решении английского правительства продолжать войну с Германией и заявление министра иностранных дел А. Идена советскому послу И.М. Майскому о готовности Великобритании оказать СССР помощь своей авиацией на Ближнем Востоке, направить в Москву военную и экономическую миссии в случае нападения Германии не могли заслонить возникшую тревогу⁷. Важно иметь в виду, что сообщение Майского о разговоре с Иденом и предложение британского министра опубликовать его заявление поступило в Москву 13 июня, в те дни, когда советская дипломатия предпринимала безуспешные попытки организовать экстренную поездку В.М. Молотова в Берлин, рассчитывая предотвратить войну «в последний час». Естественно, британское предложение в создавшейся обстановке было неприемлемо. Рассматривать такого рода предложения в Москве приходилось в контексте важнейшей задачи британской дипломатии — ускорить столкновение СССР с Германией. Присутствие «под рукой» Гесса, встречи с ним официальных представителей правительства, включая лорда­канцлера Д. Саймона, могли в одночасье изменить обстановку, учитывая наличие влиятельных прогерманских (если не сказать пронацистских) сил в самом британском истеблишменте.

Что касается Вашингтона, то Ф. Рузвельту, выступавшему за поддержку СССР в случае его войны с Германией, чему он следовал с середины 1930х годов⁸, противостояли не только республиканцы в Конгрессе и изоляционисты в стране, но и собственный Госдепартамент, что делало неясной позицию США.

Советское посольство в США и разведка своевременно и достоверно информировали Кремль о положении дел. Насколько зыбкими были расчёты на установление союзнических отношений с США, свидетельствуют опубликованные документы Госдепартамента за 1941 год. Один из них — меморандум «Политика в отношении Советского Союза в случае начала войны между Советским Союзом и Германией» от 21 июня 1941 года. Ключевое значение в меморандуме имела итоговая часть:

«Мы не должны давать никаких обещаний Советскому Союзу заранее относительно помощи, которую мы могли бы оказать в случае германо­советского конфликта, и мы не должны брать на себя никаких обязательств в отношении того, какой могла бы быть наша будущая политика по отношению к Советскому Союзу или России. В частности, мы не должны участвовать ни в каких мероприятиях, которые могли бы создать впечатление, что мы действовали не в духе доброй воли, если впоследствии мы будем вынуждены отказать в признании советскому правительству в изгнании или перестать признавать советского посла в Вашингтоне в качестве дипломатического представителя России в случае, если Советский Союз потерпит поражение и советское правительство будет вынуждено покинуть страну»⁹.

Настораживали и полученные в первые месяцы 1941 года сведения о том, что США и Англия окажут помощь СССР только при определённых условиях.

Прилёт Гесса в Англию крайне осложнил обстановку, подогревая опасения советского руководства о непоследовательности политики потенциальных союзников. Усиление же на Западе пропагандистской кампании по поводу наличия у СССР «плана мировой революции», инспирированной немецкой агентурой для оправдания предстоявшего нападения на СССР, а также западной печатью и радиопропагандой, потребовало от Москвы принятия чрезвычайных мер с целью исключения условий, которые могли бы послужить поводом для обвинения СССР в развязывании войны с Германией, оставить его один на один с агрессором. Требование «не дать никакого повода для войны» было возведено в ранг одной из первостепенных задач политики и дипломатии государства¹⁰.

В этой связи становится более понятной непоследовательность некоторых мер, принимавшихся советским руководством в последние недели и дни перед войной. С учётом современных знаний о сложившейся в советско­английских и советско­американских отношениях обстановке обратим внимание на ту часть сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года, в которой подчёркивалось, что СССР, верный своей мирной политике, «соблюдал и намерен соблюдать условия советско­германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными»¹¹. Последнее было адресовано не только Берлину, но и Лондону и Вашингтону. В эти же дни И.В. Сталин приказал создать в НКВД особую группу с задачей воспрепятствовать попыткам немецких диверсантов провести в районе советской границы провокацию, подобную той, которая была осуществлена немцами перед нападением на Польшу в 1939 году; отменил приказ командующего войсками Киевского Особого военного округа о занятии укреплённых районов предполья (передовых позиций); запретил полёты советской авиации в приграничной полосе. 17 июня Наркомат безопасности (В.М. Меркулов) направил правительству за подписью начальника внешней разведки НКГБ П.М. Фитина агентурное сообщение следующего содержания: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время»¹². Обычно фигурирует матерная резолюция Сталина на этом документе как дезинформации. Но резолюция имела свое продолжение. Советский руководитель вызвал в тот же день Меркулова и Фитина. Выслушав и выспросив руководителей разведки о надёжности источников информации, он распорядился проверить полученные сведения и ему повторно доложить¹³. 18 июня для прояснения обстановки был совёршен облёт центрального участка западной границы на самолёте У­2, который подтвердил сведения разведки¹⁴.  По отдельным сведениям, в тот же день последовала телеграмма начальника Генерального штаба, которая предусматривала приведение войск приграничных округов в боевую готовность.¹⁵ Однако оригинал телеграммы или его копия историками не найдены. Документально известна следующая шифр­телеграмма начальника Генерального штаба командующему ЗАПОВО, направленная из Москвы и полученная в Минске ранним утром 19 июня: «Комвойсками ЗАПОВО Лично. Нарком обороны приказал: 1. Выделить управление фронта и к 23 июня с/г перевести его на КП Обуз­Десна, тщательно организовав управление войсками. Минске оставить подчинённое Вам управление округа во главе с Курдюмовым*. Выделение и переброску управления фронта сохранить в полной тайне, о чём предупредить личный состав штаба округа. 2. Управление 13 армии к 25 июня с/г перевести Новогрудок. Исполнение телеграфте. Жуков»¹⁶.

Серьёзную тревогу вызывало молчание Вашингтона. Ныне известно, что 15 июня 1941 года Черчилль сообщал Рузвельту: «Судя по сведениям из всех источников, имеющихся в моём распоряжении, в том числе из самых надёжных, в ближайшее время немцы совершат, по­видимому, сильнейшее нападение на Россию… Если разразится эта новая война, мы, конечно, окажем русским всемерное поощрение и помощь, исходя из того принципа, что враг, которого нам нужно разбить, — это Гитлер». Далее Черчилль писал: «Американский посол [Г. Уайнант], проводивший конец недели у меня, привёз ответ президента на моё послание. Президент обещал, что если немцы нападут на Россию, он, конечно, публично поддержит “любое заявление, которое может сделать премьер­министр, приветствуя Россию как союзника”»¹⁷.

Заверение Рузвельта было устно передано Черчиллю 21 июня¹⁸. Но Сталину об этом не сообщили ни Черчилль, ни Рузвельт. Не случайно И.М. Майский вечером 21 июня 1941 года записал в дневнике: «После “ланча” меня спешно вызвали в Лондон по просьбе Криппса¹⁹ [Майский находился на даче]. Криппс хотел знать: “Сочтёт ли совпра [советское правительство] возможным сотрудничать с Англией в случае германского нападения? Или предпочтёт действовать вполне независимо? Я не мог дать определённого ответа на вопрос Криппса и обещал немедленно снестись с Москвой”»²⁰. До войны оставалось несколько часов. Ответ В.М. Молотова последовал 22 июня уже после её начала: «Если заявление Криппса о присылке военной миссии и экономических экспертов действительно отражает позицию Британского правительства, Советское правительство не возражает, чтобы эти две группы английских представителей были присланы в Москву. Понятно, что Советское правительство не захочет принять помощь Англии без компенсации и оно в свою очередь готово будет оказать помощь Англии»²¹.

Расчёты советского руководства уберечь страну от войны с нацистской Германией не оправдались. Но между СССР, Великобританией и США была в конечном счёте достигнута договорённость о совместной борьбе против фашистской агрессии, что стало важнейшим дипломатическим прорывом того времени²².

*Курдюмов В.Н. — заместитель командующего Западного Особого военного округа по тылу, генерал­лейтенант.

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Документы внешней политики. 1940 — 22 июня 1941. Кн. 2. Ч. 1. М., 1998. Т. 23. С. 39 и др.

² Там же. С. 136, 137.

³ Секреты Гитлера на столе у Сталина. Разведка и контрразведка о подготовке германской агрессии против СССР. Март—июнь 1941 г. Документы из Центрального архива ФСБ. М., 1995. С. 17.

⁴ FDR Library. Sumner Welles Papers. USSR 4.08.1939.

⁵ Вестник Совета безопасности РФ. 2010. № 2. С. 32—55.

⁶ Советская разведка на протяжении многих лет сообщала о переговорах, шедших в Лондоне и Берлине и свидетельствовавших о возможном англо­германском сближении. Особенно активно переговоры велись с ноября 1937 г., после встречи Гитлера с министром иностранных дел Англии (1938—1940 гг.) лордом Галифаксом. После войны содержание этих переговоров прояснили изданные документы так называемого Архива Дирксена — немецкого посла в Лондоне в 1938—1939 гг.

⁷ 16 мая 1941 г. парламентский заместитель министра иностранных дел Р. Батлер заверил советского посла И.М. Майского в том, что «решимость правительства вести войну осталась в полной силе… Гесс остаётся в Англии и будет рассматриваться как военнопленный» (Документы внешней политики. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. М. 1998. С. 690). Советская разведка получала сведения о Гессе и его встречах начиная с 14 мая, и, по оценке историков разведки, это была реализация замысла нацистского руководства заключить мир с Англией накануне нападения на Советский Союз, подставив его в одиночестве под удар агрессоров. «Во всяком случае затяжка с открытием второго фронта совпадала с требованием Берлина не мешать Гитлеру вести “восточную кампанию”, пока он не победит… Не случайно английские власти надолго засекретили архивные материалы, связанные с перелётом Гесса, спустя более полувека после полёта “Чёрной Берты” британские власти предпочитают держать такие сведения в глубочайшей тайне» (Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. 1933—1941 гг. М., 1997. С. 433—440). Вокруг дела Гесса возникло множество легенд, одна из них — в Англии. Британский хирург Х. Томас, который в соответствии с порядком пребывания немецких военных преступников в тюрьме Шпандау наблюдал за состоянием Р. Гесса, на встрече с автором в 1986 г. в Лондоне утверждал, что в тюрьме Шпандау находился кто­то другой, но не Р. Гесс. Этому «двойнику» Х. Томас сделал несколько рентгеновских снимков лёгких, но, по его словам, «остающихся на всю жизнь» следов сквозного ранения левого лёгкого, полученного Р. Гессом в Первую мировую войну, не обнаружил. Загадками остаются запрет Гессу во время Нюрнбергского трибунала что­либо сообщать о своём полёте в Великобританию, самоубийство Гесса в тюрьме и многое другое в этой истории.

⁸ Подробнее см.: Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 468.

⁹ Москва — Вашингтон. Политика и дипломатия Кремля 1920—1941. Сборник документов: В 3 т. / отв. ред. академик Г.Н. Севостьянов. М., 2009. Т. 3. С. 719, 720.

¹⁰ Кондрашов В. Знать всё о противнике. Военные разведки СССР и фашистской Германии в годы Великой Отечественной войны (историческая хроника). М., 2010. С. 90—93.

¹¹ Известия. 1941. 14 июня.

¹² Секреты Гитлера на столе у Сталина. С. 161.

¹³ Там же. С. 232, 233. В этом же направлении действовала военная разведка. См.: Военная разведка информирует. Документы разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. / сост. В.А. Гаврилов. М., 2008.

¹⁴ Мартиросян А. 200 мифов о Великой Отечественной войне: В пяти томах. Трагедия 1941 г. М., 2008. С. 125—130.

¹⁵ О телеграмме начальника Генерального штаба 18 июня 1941 г. известно из материалов следственного дела на командующего округом, а затем (июнь 1941 г.) Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова. См.: Ямпольский В. «…Уничтожить Россию весной 1941 г.». Документы спецслужб СССР и Германии 1937—1945 гг. М., 2009. С. 509.

¹⁶ ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 9. Л. 170. Публикуется впервые.

¹⁷ Черчилль У. Вторая мировая война. Великий союз. М., 1995. Т. III. С. 362, 363.

¹⁸ Gilbert M. The Churchill War Papers. Vol. 3. 1941. L., 2000. Р. 832.

¹⁹ С. Криппс — британский посол в Москве. В те дни он находился в Лондоне.

²⁰ Иван Михайлович Майский. Дневник дипломата. М., 2009. Кн. 2. Ч. 1. С. 413.

²¹ Советско­английские отношения во время Великой Отечественной войны. Документы и материалы: В 2 т. 1941—1943. М.,1983. Т. 1. С. 47.

²² Лавров С. 65летие Великой Победы. Дипломатический ежегодник. М., 2009.