Аннотация. В статье исследуются некоторые подробности объединения морских офицеров, оказавшихся после Гражданской войны вне пределов России.
Summary. The article examines some details of amalgamation of naval officers appeared to be after the Civil War outside of Russia.
Русское военное зарубежье
ТОЛОЧКО Александр Валентинович — командир в/ч 01349, полковник, кандидат исторических наук
(Архангельская область, г. Мирный. E-mail: zvezdny@atnet.ru)
«Правый дрейф» флотской эмиграции
Из истории образования и деятельности Военно-морского союза (1930-е годы)
Осенью 1924 года главнокомандующий воинскими частями бывшей Белой армии, вытесненными в ходе Гражданской войны и интервенции (1918—1920 гг.) за пределы России революционными войсками, генерал-лейтенант П.Н. Врангель объявил о создании Русского общевоинского союза (РОВС). Само понятие «общевоинский» означало, что в специфическое сообщество должны были войти организации всех военнослужащих, в том числе и военных моряков. Последним же рекомендовалось создать самостоятельную «фракцию», поскольку такой у них на то время не существовало. Да её по уважительным причинам в конце 1920-х годов и не могло быть на «принципах» РОВСа. Во-первых, объединение военно-морской эмиграции протекало стихийно, децентрализованно и независимо от армейского командования. Во-вторых, в эмиграции военные моряки в силу небольших потерь1 во время Первой мировой (1914—1918) и Гражданской войн сохранили преимущественно кадровый состав, и во главе большинства разрозненных организаций находились офицеры, отстаивавшие монархические убеждения. Их отталкивали от РОВСа запрет Врангеля на «участие военнослужащих в политической деятельности», его официальная неопределённая позиция. Им больше импонировала «политическая активность» великого князя Кирилла Владимировича, объявившего себя «императором всероссийским». В сферу его влияния стало охотно вовлекаться старшее поколение военно-морской эмиграции, для которого он считался «одним из своих»2, особенно после создания им «корпуса императорских армии и флота» (КИАФ). В-третьих, в начале—середине 1920-х годов организации военно-морской эмиграции были финансово и морально независимы ни от РОВСа, ни от Врангеля3.
На ту пору «морская семья» в целом сумела адаптироваться в «новой» жизни: в разных частях света образовалось несколько десятков организаций морских офицеров; большинство из них в 1929-м готовились к вхождению во «Всезарубежное объединение морских организаций» (ВОМО), во главе которого находилось руководство Парижской кают-компании (самого многочисленного сообщества); флотская молодёжь, получившая образование в европейских вузах, жаждала активной деятельности. Как это, так и многие другие благоприятные моменты создавали уверенность, правда, несколько преждевременную, в том, что «морская семья» в эмиграции, наконец, обретёт единство «самостоятельно». Ведь своей главной целью ВОМО объявило «сохранение офицеров флота для будущей России», для чего и требовалось «сплотить русских морских офицеров, находящихся в зарубежье, в прежнюю морскую семью на началах традиций Русского флота и офицерской чести»4.
Насколько призрачными оказались упования на «объединительную силу» ВОМО, можно судить по «шатаниям» значительной части военно-морской эмиграции, стоявшей, можно сказать, на перепутье. Даже соглашаясь насчёт необходимости образования «обособленного» Военно-морского союза (ВМС), многие не могли прийти к единому определению «приоритетов деятельности».
По мнению ряда современников, формальная причина образования ВМС была обусловлена выборами в комитет старшин Парижской кают-компании. Дело в том, что при подготовке к этим выборам морские офицеры оказались втянутыми в «предвыборную борьбу» со всеми её негативными атрибутами (порочение неугодных кандидатов, составление списков и т.п.). Естественной реакцией части офицеров стало желание избавить от этого «свою среду», причём единственную возможность подобного избавления видели в объединении вокруг «законных» начальников, добровольном и беспрекословном подчинении им.
Тут-то и обратили взоры, отвергая подмоченную связями с РОВСом репутацию, к вице-адмиралу М.А. Кедрову как «к последнему командующему Черноморским флотом». Всего соответствующих обращений к нему от офицеров и гардемарин5 летом 1929 года только из Парижа поступило около двухсот6, что позволило ему приступить к «организационной работе по созданию ВМС».
На подготовительном этапе инициативной группой был разработан проект устава, а также проведена «на основе личных связей» разъяснительная работа в большинстве существовавших организаций7. «Он [Кедров] ведет длительную подготовку и очень мутит… Боюсь, что не удастся избежать раскола»8, — делился в октябре 1929 года сомнениями с адмиралом И.К. Григоровичем капитан 1 ранга В.И. Дмитриев.
«Мутной водицы» и впрямь хватало. «Теперь, когда таковое [создание ВМС] состоялось, я считаю своим долгом пойти навстречу столь похвальному желанию морских офицеров объединиться в организацию с такой дорогой нам идеологией офицера и воина»9, — продолжал призывать Кедров под свои знамёна и морских офицеров, проживавших вне Парижа. По его «декларативному» мнению, в ВМС вошла большая часть «морской семьи». Однако анализ исследуемых источников это не подтверждает. Так, с ноября 1929 по сентябрь 1933 года в военно-морском отделе журнала «Часовой» были опубликованы приказы и распоряжения о зачислении в союз лишь 512 офицеров и чинов флота10.
Изначально для зачисления в ВМС кандидату было необходимо подать рапорт на имя вице-адмирала Кедрова, но уже с января 1930-го — ходатайство о приёме при наличии рекомендаций двух членов союза, представленных председателю местной группы11.
В 1929—1930 гг. имели место коллективные зачисления в ВМС. К примеру, на основании рапортов руководителей организаций в союз полностью были зачислены: «Объединение черноморской минной бригады»12, «Кружок морских офицеров Российского флота в Бухаресте»13, «Брненский отдел морского кружка “Звенор”»14, «Лондонский союз служивших в российском флоте под Андреевским Флагом»15. Получили право «на вхождение» группы офицеров, объединённых на основе членства в конкретных организациях, территориальной общности или принадлежности к воинским формированиям (инженер-механиков и корабельных инженеров)16, офицеров и чинов Морского ведомства в Марселе17, Судане18, Афинах, Алжире19, Праге20, «соплавателей» вспомогательного крейсера «Цесаревич Георгий»21 и Азовского отряда22. Всего же были зачислены в их составе 113 офицеров и чинов флота (по совокупным данным нескольких источников можно прибавить ещё 87 человек)23. Таким образом, в ВМС состояли немногим более 600 членов, 599 из которых достоверно «персонализированы».
Поскольку до июня 1930 года учётное делопроизводство велось, образно говоря, спустя рукава, то руководство союза решило ввести с этого времени членские карточки с личной подписью вице-адмирала Кедрова. Они представляли собой картонный прямоугольник с лентой национальных цветов по диагонали и изображением в левом верхнем углу Адреевского флага24. Каждая карточка имела порядковый номер. Например, выданная в июле 1932 года, когда приём в ВМС фактически прекратился, гардемарину Береловичу имела № 619 (вместо утерянной № 617)25. Кстати, она косвенно подтверждает указанную выше численность союза. Членам ВМС помимо учётных карточек выдавались значки (эмалевое изображение Андреевского флага в петлицу)26.
Сравнивая общую численность «морской семьи» в эмиграции (почти 3000 человек) с членством её представителей в ВМС, можно утверждать, что «кедринское братство» сумело объединить в своих рядах лишь пятую часть русского флотского зарубежья. Но при этом союз всё же стал, пожалуй, наиболее многочисленной военно-морской организацией. Что же касается более многочисленного ВОМО, то оно собирало офицеров и их сообщества не персонально. Причём «перекрёстное членство» одновременно в нескольких из них не позволяло определить реальный состав «всезарубежного объединения». Нелишне отметить и то, что индивидуально вступившие к ВМС продолжали сохранять членство в организациях на местах.
Небезынтересен и качественный состав ВМС. Так, удельный вес старших офицеров был незначителен (18 проц.) по сравнению с не имевшими офицерских чинов (40 проц.), остальных представляли обер-офицеры и лица, вообще не связанные ранее с флотом.
Зачислявшиеся в союз состояли в 35 группах: парижских (15)27 и находившихся в местах компактного проживания военно-морских эмигрантов (Марселе, Ницце, Белграде, Бухаресте, Праге, Брно, Нью-Йорке, Софии, Лондоне, Харбине, Алжире и др.).
В 1930-х годах структура ВМС изменилась незначительно: группы на территории Чехословакии и Югославии были объединены в соответствующие отделы; также образовали отделы в Марселе и Каннах и группу в Швейцарии28. Координацию деятельности союзных подразделений на местах и общее руководство ими осуществляли находившиеся «при председателе ВМС» распорядительная и издательская части, суд чести, ссудно-сберегательная касса.
Относительно однородный состав, схожесть менталитета, обусловленная одинаковым образованием, спецификой прежней службы и частично социальным происхождением, тенденции к организационному единству, наличие идеологии «белого дела», сохранение неформальной силы приказов — всё это способствовало желанию многих представителей «морской семьи» объединиться в организацию, которая будет решать не только «культурные и социальные вопросы». Тем более что близость Кедрова к высшим военным кругам русского зарубежья порождала слухи о том, что в случае «благоприятного поворота» именно ему будет поручено возрождать флот в России, а не оказавшие ему поддержки «останутся за бортом»29.
Важной особенностью привлечения на сторону Кедрова опасавшихся «остаться за бортом» была ставка в основном на морскую молодёжь и «неслуживых» молодых людей. Первые видели в Кедрове прежде всего последнего строевого начальника, осуществившего Крымскую эвакуацию, «приписывая» ему, а точнее его энергии и связям, возможность существования русской эскадры и морского корпуса в Бизерте. Поэтому массовое вступление в ВМС бизертских гардемарин и кадет выглядит вполне закономерными. Привлечение второго «контингента», по убеждению руководства РОВС, преследовало следующие цели: «усиление организаций в боевом отношении и предоставление молодым людям [ранее не служившим] возможности вступлением в ряды Русского Зарубежного Воинства приобрести его моральные качества и готовность положить свою жизнь за благо Отечества, а также и подготовиться, насколько то возможно на чужбине, к несению обязанностей сперва унтер-офицера, а затем при известных условиях и офицера»30. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
___________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Более чем за три года в ходе боевых действий (август 1914 — сентябрь 1917 г.) потери флота составили 140 офицеров. См., например: Назаренко К.Б. Флот, революция и власть в России: 1917—1921. М., 2011. С. 56.
2 До эмиграции служба Великого князя проходила по морскому ведомству. Он окончил морской корпус и Николаевскую морскую академию, принимал участие в Русско-японской и Первой мировой войнах. В 1917 г. был командиром гвардейского экипажа, получил звание контр-адмирал.
3 Достоверно известно только о моральной поддержке Врангелем Союза морских офицеров в Константинополе. См.: Бизертинский морской сборник. М., 2003. С. 428.
4 Устав Всезарубежного Объединения Русских Морских организаций // Морской журнал. Прага. 1929. № 9(21). Приложение. С. 1.
5 Примечательно, что именно Кедров считал производство корабельных гардемарин в мичманы в эмиграции «несвоевременным и ненужным». См.: Служебная записка начальнику штаба Русской Армии от 3 февраля 1922 г. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 5970. Оп. 1. Д. 11. Л. 17, 35.
6 Терещенко С. Письмо в Редакцию. // Морской журнал. Прага. 1931. № 40(4). С. 17.
7 См.: Военно-Морской Союз // Часовой. Париж. 1929. № 15—16. С. 12, 13.
8 Письмо Дмитриева адмиралу Григоровичу. ГА РФ. Ф. 5970. Оп. 1. Д. 42. Л. 62, 63.
9 От Председателя Военно-Морского Союза // Часовой. Париж. 1929. № 17. С. 2.
10 Устав Военно-Морского Союза // Часовой. Париж. 1929. № 17/18. С. 3.
11 См.: Распоряжения Председателя ВМС // Часовой. Париж. 1930. № 24. С. 14.
12 Зачисления в Союз // Часовой. Париж. 1930. № 23. С. 14.
13 Там же. № 24. С. 14.
14 Приказ № 59 от 29 мая 1930 г. // Часовой. Париж. 1930. № 32. С. 3.
15 Приказ № 8 от 2 февраля 1931 г. // Часовой. Париж. 1931. № 49. С. 10.
16 Приказ Председателя Военно-Морского Союза // Часовой. Париж. 1929. № 19/20. С. 28.
17 Там же.
18 Зачисления // Часовой. Париж. 1930. № 24. С. 14.
19 Там же. С. 15.
20 Приказ № 104 от 14 декабря 1930 г. // Часовой. Париж. 1930. № 45. С. 13.
21 Приказ Председателя Военно-Морского Союза // Часовой. Париж. 1929. № 19/20. С. 28.
22 Зачисления в Союз // Часовой. Париж. 1930. № 21. С. 14.
23 См., например: Морской Журнал. Прага. 1928—1940. № 1—141; Бюллетени Брненского Отдела Морского Кружка «Звено». Брно. 1925—1928. № 1—21, и др.
24 Объявление Распорядительной части В.М. Союза // Часовой. Париж. 1930. № 34. С. 12.
25 Распоряжения председателя ВМС за период с 15 июля по 1 августа 1932 г. // Часовой. Париж. 1932. № 85. С. 15.
26 Объявление Распорядительной части В.М. Союза // Часовой. Париж. 1930. № 34. С. 12.
27 В официальных документах ВМС парижские группы иногда именовались по номерам (№ 1—14-а).
28 См.: Часовой. Париж. 1930. № 45. С. 13; 1935. № 152/153. С. 3; 1932. № 75. С. 15.
29 Письмо Трубецкого адмиралу Григоровичу. ГА РФ. Ф. 5970. Оп. 1. Д. 116. Л. 1, 2.
30 Положение о приёме в воинские организации РОВС молодых людей, ранее в войсках не служивших // Часовой. Париж. 1930. № 34. С. 4.