Аннотация. В статье анализируются правовые аспекты использования российских войск в Бухарском эмирате, Хивинском и Кокандском ханствах — протекторатах Российской империи. При освещении военных акций Туркестанского генерал-губернаторства особое внимание уделено их политико-дипломатическому обоснованию и раскрытию их роли в поддержании мира и стабильности в регионе. Показано, что по мере укрепления российского влияния в Центральной Азии необходимость в использовании крупных военных сил становилась всё меньше, и порой достаточно было чисто символического присутствия небольших российских отрядов в Бухаре или Хиве для стабилизации обстановки.
Summary. The paper analyzes the legal aspects of using Russian troops in the Bukhara Emirate, Khiva and Kokand Khanates, the protectorates of the Russian Empire. When covering the military actions of the Turkestan governor-generalship, the focus is on their political and diplomatic justification, and on their role in maintaining peace and stability in the area. It shows that as the Russian influence in Central Asia was strengthened, the need to use major military forces diminished, and at times it sufficed to keep a purely token contingent in Bukhara or Khiva to stabilize the situation.
На рубежах Российской Империи
ПОЧЕКАЕВ Роман Юлианович — заведующий кафедрой теории и истории права и государства Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», кандидат юридических наук, доцент
(Санкт-Петербург. Е-mail: rpochekaev@hse.ru).
Использование Российских войск в среднеазиатских протекторатах Российской Империи
Походы русских войск против Коканда (1860—1866), Бухары (1868) и Хивы (1873) утвердили положение России в Центральной Азии в противовес геополитическим планам Великобритании, положили конец враждебным действиям среднеазиатских правителей. В 1868 году были подписаны договоры России с Кокандским ханством и Бухарским эмиратом, в 1873 году — Гендемианский договор с Хивинском ханством и Шаарский договор с Бухарским эмиратом. Эти договоры определяли их вассальную зависимость от русского императора. Но поскольку Россия находилась в весьма напряжённых отношениях с Британской империей, не желавшей терять своё влияние в Центральной Азии (так называемая «Большая игра»), её протекторат над среднеазиатскими ханствами формально не был закреплён (чтобы не давать повода для обвинений в расширении своих владений в регионе), и согласно упомянутым договорам они юридически оставались независимыми государствами. Более того, упомянутые договоры в большей степени являлись преимущественно соглашениями о торговле и предоставлении российским подданным льгот именно в этой сфере1.
Такое положение создавало политико-дипломатические проблемы во взаимодействии России с Бухарой, Хивой и Кокандом. С одной стороны, протекторат предполагал оказание российскими властями поддержки местным монархам в борьбе с внешними врагами и внутренними беспорядками, включая и военную помощь. С другой же, поскольку такая помощь не была юридически закреплена, формальная независимость Бухары, Хивы и Коканда вызывала определённые правовые проблемы, связанные с обоснованием ввода русских войск на их территорию. В связи с этим представляется целесообразным проследить, как обосновывали российские власти, особенно в соседнем с Бухарой, Хивой и Кокандом Туркестанском генерал-губернаторстве, причины введения русских войск в Бухарский эмират, Хивинское и Кокандское ханства и участие их в боевых действиях на территории этих государств.
Первый прецедент использования российских войск в протекторатах относится уже к 1868—1869 гг. Они участвовали в подавлении восстания против бухарского эмира Музаффара (правил в 1860—1885 гг.), которое поднял его старший сын Абд ал-Малик Катта-тура. При этом туркестанский генерал-губернатор генерал-лейтенант (с 1874 г. инженер-генерал) К.П. Кауфман не сразу принял решение о военном вмешательстве в дела эмирата. Поначалу он даже рассматривал возможность признать Абд ал-Малика законным правителем Бухары. Но убедившись, что мятежный царевич является креатурой враждебных Бухаре беков и властей Британской Индии, Кауфман решил помочь Музаффару. Было и основание — письменное обращение бухарского эмира к своему союзнику и другу — туркестанскому генерал-губернатору с просьбой о военной помощи2.
Действия российских военных отрядов против мятежного Абд ал-Малика стали именно тем прецедентом, на который и в дальнейшем опирались власти российского Туркестанского генерал-губернаторства в чрезвычайных обстоятельствах. И одним из официальных оснований для введения российских войск в протектораты становилось их официальное «приглашение» со стороны местных правителей — сторонников тесного союза с Россией.
На основе опыта 1868—1869 гг. русские войска вновь были использованы в интересах бухарского эмира Музаффара уже год спустя — для борьбы с шахрисабзскими правителями Баба-беком и Джура-беком, которые сначала поддержали Абд ал-Малика в борьбе с отцом, а затем открыто отказались признавать власть бухарского монарха над Шахрисабзом3.
Надо сказать, что введению российских войск в эмират и их использованию против шахрисабзских беков предшествовала значительная аналитическая работа: имперские чиновники провели тщательное исследование, чтобы выяснить, насколько обоснованы «исторические права» бухарского эмира на Шахрисабз. Очень кстати оказались сведения российских дипломатов и путешественников, побывавших в Бухарском эмирате ещё до установления протектората и отмечавших, что в прежние времена этот обширный регион являлся частью эмирата. Тем не менее поначалу, как и в случае с Абд ал-Маликом, К.П. Кауфман предпочёл тактику нейтралитета и даже заключил с Шахрисабзом (в лице Джура-бека) отдельный мирный договор4. И лишь после его нарушения местными правителями, когда стало очевидным, что продолжение пребывания у власти агрессивных Баба-бека и Джура-бека грозит нестабильностью не только эмирату, но и граничившим с ними пограничным областям самой Российской империи, в 1870 году крупный российский отряд под командованием генерал-майора А.К. Абрамова вторгся в шахрисабзские владения. Отряд разгромил небольшие и наспех собранные войска беков и обеспечил присоединение этого региона к Бухаре. Мятежные беки бежали в пределы Кокандского ханства, но правитель Коканда хан Худояр, также признавший российский протекторат, передал их русским (в дальнейшем в России они даже смогли сделать неплохую военную карьеру: Баба-бек дослужился до звания полковника, Джура-бек — генерал-майора)5.
С Хивинским ханством у П.К. Кауфмана было также немало забот. После взятия Хивы (1873) здесь был создан своеобразный «переходный» орган власти — ханский совет, или «диван», в который вошли представители как Хивинского ханства, так и Российской империи. В сферу этого органа входили вопросы стабилизации ханской власти, отмены рабства и освобождения рабов, выплаты контрибуции России, содержания российских войск, временно пребывавших в ханстве6. Проблемой для совета стала непокорность многочисленного племени туркмен-йомудов, которое и ранее зачастую лишь номинально признавало власть хивинского хана Мухаммад-Рахима II (правил в 1864—1910 гг.). Туркмены отказались участвовать в освобождении рабов и выплате контрибуции, и тогда Кауфман — от своего собственного имени, а не имени ханского совета, издал прокламацию, в которой в ультимативном порядке потребовал от туркмен выплаты контрибуции и штрафа за неподчинение решениям совета. В ответ туркмены прислали своих послов, которых, опять же, принял лично Кауфман. Убедившись, что они не проявляют покорности, туркестанский генерал-губернатор направил против них отряд генерал-майора Н.Н. Головачёва, который получил право принять любые меры для обеспечения выполнения своих требований и жёстко усмирил непокорных7.
Это решение К.П. Кауфмана было осуждено в международных кругах, а затем — более поздними историками (в особенности советскими), которые приводили его в качестве примера жестокости туркестанского генерал-губернатора в отношении местного населения8. Кауфману пришлось оправдываться, однако, во-первых, эти оправдания он высказывал в частной переписке9, во-вторых — в формально-юридическом отношении он постарался максимально легитимировать свои действия «задним числом», обосновав их в Гендемианском договоре 1783 года с Мухаммад-Рахимом II: в преамбулу договора был включён следующий тезис: «Новому положению дел немедленно подчинились все подданные Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хана, за исключением большинства родов из туркмен, которые, хотя и изъявили покорность присылкой своих старшин и депутатов к Командующему русскими войсками, но на деле не признавали власти хана и не исполняли требований Командующего русскими войсками. Они наказаны и усмирены силой русского оружия. Лишение значительной части имущества, большая потеря в людях и в особенности нравственное поражение, ими ныне испытанное, упрочивают власть хана над ними и обеспечивают спокойствие всей страны на будущее время»10.
Процесс стабилизации политической обстановки в Хивинском ханстве оказался довольно длительным, поэтому, выводя войска с территории ханства, генерал-губернатор поручил надзор за ситуацией в Хиве полковнику Н.А. Иванову, назначенному первым начальником Амударьинского отдела — административно-территориальной единицы Туркестанского края, созданной на землях, отторгнутых у Хивы по Гендемианскому договору. В частности, в адресованном Иванову циркуляре от 12 сентября 1873 года Кауфман прямо писал: «Внутренние дела Хивинского ханства, о которых, само собой разумеется, следует стараться иметь самые ближайшие сведения, должны вызывать наше участие настолько, насколько они будут касаться интересов и спокойствия вновь подчинённой нам страны и её населения»11. В результате, как отмечали современники, в 1874 году «начальник Амударьинского округа уже успел сходить два раза “на ту сторону Амударьи”, и, конечно, это будет повторяться хронически»12. Однако, как оказалось, этих двух рейдов было достаточно, чтобы на какое-то время обеспечить спокойствие племени туркмен-йомудов и хотя бы внешнее проявление ими лояльности к хану Хивы.
В целом использование российских войск в среднеазиатских протекторатах туркестанскими властями было не столь уж частым, как это пытались представить в советской историографии13. Напротив, администрация Туркестана до последнего старалась не прибегать к военному вмешательству, что нашло отражение, в частности, в 1869 году, когда К.П. Кауфман отказался задействовать войска в конфликте Бухары и Коканда по поводу контроля над восточно-бухарской областью Каратегин: оба государства находились под протекторатом Российской империи, и использование русских войск на стороне одного вассального ханства против другого было совершенно нецелесообразным. В результате генерал-губернатор Туркестана сыграл роль внешнего арбитра и добился принятия компромиссного решения по поводу контроля над областью, сделав её вассальным владением Бухары14.
Аналогичным образом К.П. Кауфман в течение нескольких лет не давал согласия на введение российских войск в Кокандское ханство, которое с 1873 года сотрясало мощное восстание против крайне непопулярного хана Худояра (1844—1875). Напротив (как это было поначалу в ситуации с Абд ал-Маликом в Бухаре), туркестанский генерал-губернатор вступил в переговоры с претендентом на трон Насреддином, старшим сыном Худояра, надеясь, что его вступление на престол стабилизирует ситуацию в ханстве. И лишь летом 1875 года, когда кокандские эмиссары начали антироссийскую агитацию в подконтрольных России областях в верховьях реки Зеравшан, Кауфман распорядился ввести войска под командованием полковника (с октября 1875 г. генерал-майор) М.Д. Скобелева на территорию ханства — для защиты интересов русских подданных. И только убедившись в том, что ситуацию в ханстве не сможет стабилизировать ни один из претендентов на трон, Кауфман принял решение о его ликвидации и включении в состав Туркестанского края, что также было сделано при прямом участии российских войск15.
Столь оперативные и решительные действия российской администрации в конце 1860 — середине 1870-х годов произвели сильное впечатление на политические круги в ханствах Средней Азии, вследствие чего необходимости применения российских войск во внутренних конфликтах Бухары и Хивы не было в течение весьма длительного времени. Так, в 1885 году после смерти бухарского эмира Музаффара выше упоминавшийся Абд ал-Малик попытался силой захватить трон, однако вскоре отказался от своих намерений: специальный российский эмиссар капитан Карцев, направленный в Бухару, публично заявил, что российские власти готовы поддержать законного наследника Сейид асейиихада даже силой оружия, и этого оказалось достаточно, чтобы претендент бежал в британские владения16. Убедительность обещаниям российского эмиссара придавали русские войска, размещённые в Самарканде, откуда они могли быть в кратчайшие сроки переброшены в Бухару по железной дороге, а также наличие русских военных гарнизонов в ряде пограничных городов Бухарского эмирата — Чарджуе, Патта-Гисаре и Керки. Хана Сейида Абдул-Ахада (правил в 1885—1910 гг.) туркестанские генерал-губернаторы поддерживали и впредь.
В конце 1905 — начале 1906 года, в период Первой русской революции российские войска вновь были введены в Бухару, однако на этот раз по причине совершенно другого рода — для прекращения революционных выступлений в русских поселениях в Чарджуе и Новой Бухаре17. Таким образом, это было не вмешательство в дела протектората, а решение «внутренних вопросов» в поселениях, являвшихся де-факто частью империи.
Однако вскоре вновь понадобилось военное вмешательство в дела эмирата: в январе 1910 года в Бухаре начались столкновения на религиозной почве, вошедшие в историю как «суннитско-шиитская резня». С обеих сторон в конфликте приняли участие не только широкие массы населения, но и высокопоставленные сановники и, что было хуже всего, войска: офицеры и солдаты бухарского эмира (среди которых также были и сунниты, и шииты) вместо подавления беспорядков сами стали на сторону своих единоверцев. Как и в прежних случаях, российские власти до последнего старались решить проблему путём переговоров, попытавшись выступить посредниками между суннитами и шиитами Бухары. Они прибегли к военному вмешательству только после того, как увидели, что возникла непосредственная опасность жизни российских подданных на территории эмирата, а также узнали, что к разжиганию религиозной розни в эмирате причастны секретные службы Османской империи.
При этом в отличие от предыдущих случаев Туркестанскому генерал-губернаторству даже не пришлось задействовать значительных сил: сначала участников волнений разогнал небольшой отряд казаков, составлявших охрану русского политического агентства в Новой Бухаре, а два дня спустя из Самарканда и Катта-Кургана прибыли стрелковая и казачья роты, 4 пулемётных расчета, что заставило инициаторов резни отказаться от решительных действий и согласиться на переговоры с бухарскими властями при посредстве российских представителей18. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Логофет Д.Н. Бухарское ханство под русским протекторатом. Т. I. СПб., 1911. С. 28, 29; Мирза Абдал Азим Сами. Тарих-и салатин-и мангитийа (История мангытских государей) / Пер. Л.М. Епифановой. М., 1962. С. 98.
2 См.: Ремез И.А. Внешняя торговля Бухары до мировой войны: опыт историко-статистического обзора внешней торговли ханства вне сферы таможенного объединения с Российской империей. Ташкент, 1922. Приложение. С. 32.
3 Мирза Абдал Азим Сами. Указ. соч. С. 100—104; Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. I. СПб., 1903. С. 500, 501.
4 Гедин С. В сердце Азии. Памир. Тибет. Восточный Туркестан: путешествие в 1893—1897 годах. Т. I. СПб., 1899. С. 57, 58.
5 Логофет Д.Н. Указ. соч. С. 30—32; Мирза Абдал Азим Сами. Указ. соч. С. 114, 115; Россия — Средняя Азия. Т. 1. Политика и ислам в конце XVIII — начале XX. М., 2011. С. 309—314; Терентьев М.А. Указ. соч. С. 501—510.
6 Гродеков Н.И. Хивинский поход 1873 года: действия кавказских отрядов. 2-е изд., доп. СПб., 1883. С. 272—274.
7 Лобысевич Ф.И. Описание Хивинского похода 1873 года / Под ред. В.Н. Троцкого. СПб., 1898. С. 251; Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. СПб., 1906. С. 267.
8 См. подробнее: Глущенко Е.А. Россия в Средней Азии: завоевания и преобразования. М., 2010. С. 201—208; Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 268—270.
9 Бухерт В.Г. «Если бы я захотел резни, то она была бы». Письмо К.П. фон Кауфмана А.А. Кирееву. 1876 г. // Восточный архив. 2016. № 1(33). С. 17—22.
10 Сборник договоров России с другими государствами. 1856—1917. М., 1952. С. 130.
11 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 300. См. также: Ниязматов М. Поиск консенсуса. Российско-хивинские геополитические отношения в XVI — начале ХХ в. СПб., 2010. С. 204, 205.
12 Терентьев М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 116.
13 См., напр.: Гафуров Б.Г. История таджикского народа в кратком изложении. Т. I: С древнейших времен до Великой октябрьской социалистической революции 1917 г. М., 1955. С. 431, 432.
14 Кисляков Н.А. Очерки по истории Каратегина: к истории Таджикистана. Сталинабад, 1941. С. 117, 120; Терентьев М.А. Россия и Англия в Средней Азии. С. 71, 72.
15 В.А. Германов обращает внимание на то, что участие в военных действиях на стороне России ранее пленённого шахрисабзского правителя Джура-бека способствовало предотвращению кровопролития с обеих сторон: он нашёл возможность повлиять на своих родственников, поддержавших антироссийское выступление кокандцев. См.: Россия — Средняя Азия. Т. 1. С. 315.
16 Тухтаметов Т.Г. Русско-бухарские отношения в конце XIX — начале ХХ в. Победа Бухарской народной революции. Ташкент, 1966. С. 50, 51.
17 Там же. С. 80, 81; Фомченко А.П. Русские поселения в Бухарском эмирате. Ташкент, 1958. С. 34, 35.
18 Тухтаметов Т.Г. Россия и Бухарский эмират в начале ХХ века. Душанбе, 1977. С. 35—41.
Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда (проект № 19-18-00162), реализуемого в Институте языков и культур имени Льва Толстого