Аннотация. В статье рассматриваются вопросы деятельности Екатеринодарской школы подготовки прапорщиков казачьих войск в условиях Первой мировой войны, революционных событий 1917 года и Гражданской войны в России; анализируются настроения казаков-юнкеров в период кардинального переустройства всей системы общественно-политической жизни страны.
Summary. The paper looks at the activity of the Yekaterinodar ensign training school of the Cossack Troops under conditions of the First World War, 1917 Revolution, and Civil War in Russia, and analyzes the mood among Cossack cadets during the radical transformation of the entire sociopolitical system in the country.
ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
ДЮКАРЕВ Андрей Викторович — кандидат исторических наук
«РОДИНА В ОПАСНОСТИ И ЕЙ НУЖНЫ ЗАЩИТНИКИ…»
Екатеринодарская школа подготовки прапорщиков казачьих войск в 1916—1918 гг.
Первая мировая война показала необходимость создания военно-учебных заведений с краткосрочной программой обучения для подготовки младшего офицерского состава. К 1917 году была открыта 41 школа прапорщиков, в результате чего действующая армия получила 108 970 прапорщиков1. Одно из таких военно-учебных заведений — Екатеринодарская школа подготовки прапорщиков казачьих войск (далее — Екатеринодарская школа прапорщиков) — была образована приказом по Военному министерству № 689 в декабре 1915 года2 и специализировалась на подготовке офицерских кадров для казачьих войск Российской империи.
Личный состав Екатеринодарской школы прапорщиков отличался тем, что юнкера, как справедливо отмечает А.О. Андреев3, в основной своей массе находились в зрелом возрасте, имели боевой опыт на фронтах Первой мировой войны и были награждены Георгиевскими медалями и крестами. Анализ «Списка пешей сотни Екатеринодарской школы прапорщиков казачьих войск с отметкою женат, холост или вдов» и аналогичного документа конной сотни из первого набора 1916 года показывает, что в пешей сотне: женатых — 79, холостых — 31, вдовых — 2. В конной сотне: женатых — 67, холостых — 12, вдовых нет4. А возрастной разброс юнкеров составляет от 19 до 39 лет5.
Многие из поступавших кандидатов, пребывая в достаточно зрелом возрасте, имея семью, награды, уважение сослуживцев и станичников, тем не менее осознанно стремились стать юнкерами. Федот Иванович Майдибор, фельдфебель 5-й Кубанской запасной пластунской сотни, который родился 1 февраля 1877 года в станице Калниболотской Кубанской области, представив необходимый комплект документов, хотел попасть в весенний набор 1916 года. Однако ему не посчастливилось: в силу увеличения сроков обучения юнкеров предыдущего набора следующий был расформирован. Тем не менее преисполненный желания получить младшее офицерское звание, 7 августа 1916 года он подаёт прошение о зачислении: «Его Высокоблагородию Начальнику школы прапорщиков казачьих войск… Покорнейше прошу Ваше Высокоблагородие зачислить меня в школу в настоящий набор, так как я 15 мая сего года был зачислен в кандидаты и из-за продолжения курса новый набор был распущен… Покорнейше прошу не откажите, служил я действительную службу, участвовал в Японской войне, имею знак отличия военного ордена, кроме того был инструктором маршевой сотни и за это имею аттестацию командира 5-й запасной пешей сотни»6.
Свои высокие морально-нравственные качества и служебные компетенции необходимо было подтвердить рекомендацией — для казаков, претендовавших на поступление в Екатеринодарскую школу прапорщиков из действующей армии, это была аттестация непосредственного командира воинской части, а для казаков, находившихся на льготе (в запасе), необходимо было представить мнение станичного общества. Так, фельдфебель станицы Новомалороссийской Кавказского отдела Кубанской области Савва Григорьевич Острякин представил «приговор» станичного общества «о его поведении и нравственных качествах»: «1916 года мая 31 дня, Мы нижеподписавшиеся, выборные и должностные лица составляющие станичный сбор… быв сего числа на своём станичном сборе в числе 57 человек, составляющих более двух третей из общего числа 79 человек всех выборных имеющих право голоса на станичном сборе в присутствии станичного Атамана урядника Никиты Степановича Певнева, слушали читаемое нам заявление фельдфебеля нашей станицы Саввы Григорьевича Острякина, в коем он просит о выдаче ему приговора о его поведении и нравственных качествах. Выслушав означенное заявление и признавая просьбу Острякина заслуживающей уважения ПОСТАНОВИЛИ: выдать настоящий приговор просителю Острякину на руки и засвидетельствовать его поведение и нравственные качества как хорошего, во всём благонадёжного и честного человека…»7.
В свою очередь, «Аттестация на казаков 6 сотни 34 Донского казачьего полка, возбудивших ходатайство командироваться в Екатеринодарскую школу прапорщиков» от лица командования даёт такую характеристику: «Приказный Владимир Антонов вёл себя отлично; честный, нравственный, к службе относился строго, всегда отличался исполнительностью, очень часто посылался за начальника разъезда; хорошо развитой, начитан, имеет хорошие способности, как сын Войскового старшины хорошо воспитан и вполне интеллигентный, может занять место в офицерской среде»8. Как видим, к будущим юнкерам предъявлялись достаточно высокие требования, которым они соответствовали при поступлении и оправдывали в ходе дальнейшей службы.
В июне 1917 года началась наступательная операция русских войск на Юго-Западном фронте. В условиях развала Императорской армии, братания с противником и массового дезертирства опорой военного командования становятся ударные батальоны, куда добровольно вступают сознательные, не утратившие чувства долга военнослужащие. Не остаются в стороне и юнкера Екатеринодарской школы прапорщиков. 7 июля 1917 года юнкер пешей сотни Яков Ивлев подаёт на имя начальника школы рапорт следующего содержания: «…В виду наступления русской армии и формировании в городе Киеве ударных батальонов прошу ходатайствовать о командировании меня в город Киев для зачисления в один из ударных батальонов»9. Ему вторит его сослуживец, юнкер пешей сотни Лука Данильченко: «Родина в опасности и ей нужны защитники, а потому любовь к ней не даёт мне покоя припрятавшись в стенах школы кричать “Войну нужно доводить до победного конца”… прошу ходатайства о командировании меня в город Киев для зачисления в один из формирующихся ударных батальонов»10.
На следующий день, 8 июля 1917 года юнкер пешей сотни Яков Ивлев получил от начальника Екатеринодарской школы прапорщиков предписание № 5149: «С получением сего предписываю Вам выехать в распоряжение Главнокомандующего Юго-Западным фронтом, для дальнейшего назначения Вас как изъявившего согласие, в один из ударных батальонов на основании копии с копии телеграммы Начальника Мобилизационного отдела Главного Управления Генерального Штаба от 16 июня 1917 года за № 24477»11.
Всего же, как видно из служебной записки начальника Екатеринодарской школы прапорщиков полковника М.И. Квартовкина начальнику войскового штаба Кубанского казачьего войска от 10 июля 1917 года, в распоряжение главнокомандующего Юго-Западным фронтом были командированы 6 и 8 июля 1917 года 18 юнкеров, «изъявивших согласие для дальнейшего назначения их в один из ударных батальонов… всем командированным выданы мною винтовки со штыками, подсумки… 50 рублёвое пособие, заимообразно из сумм школы»12.
В то время как жаждущая сражений молодёжь Екатеринодарской школы прапорщиков стремилась спасать Россию на фронтах всё ещё громыхавшей Первой мировой войны, их более старшие товарищи были одолеваемы собственными житейскими проблемами. К примеру, юнкеру пешей сотни Деомиду Марченко необходимо было отлучиться в трёхдневный отпуск в станицу Шкуринскую Кубанской области для определения сына в учебное заведение, о чём он и просил разрешения начальства 16 июня 1917 года. Обращение его сослуживца, юнкера пешей сотни Василия Андрейко, от 23 июня 1917 года было продиктовано достаточно серьёзными для казака основаниями — ему необходим был трёхдневный отпуск в станицу Мингрельскую для уборки хлеба, «так как жена моя одна не в состоянии этого сделать, нанять же рабочих рук нет средств»13.
Октябрьские события 1917 года кардинально изменили как жизнь юнкеров Екатеринодарской школы прапорщиков, так и самого военно-учебного заведения. Командование и личный состав школы, верные присяге, большевистский переворот не приняли, оставшись в подчинении войскового начальства. Однако разлагающее воздействие революционного времени стало сказываться и в этих стенах.
Одной из проблем было самовольное оставление школы нижними чинами из обслуживающего персонала и некоторыми учащимися. К началу 1918 года в условиях обострения политической обстановки и установления советской власти на большей части Кубанской области юнкера начали изыскивать формальные причины для возвращения домой.
Из рапорта юнкера пешей сотни Екатеринодарской школы прапорщиков Давида Королевского: «Ввиду того, что сверстники мои уволены в войско на льготу и, за неимением средств для дальнейшего приобретения обмундирования, а потому прошу Вашего ходатайства об исключении меня и увольнении в войско на льготу»14. И он был не единственный среди юнкеров, кто ссылался на массовую демобилизацию своих сверстников, чтобы добраться до дома в то неспокойное время. Но проделать этот путь было не просто в обоих направлениях. Телеграмма от юнкера Яковенко от 11 января 1918 года, возвращавшегося из отпуска: «Ввиду остановки поездов срок прибыть не могу»15. Юнкер Агоев 19 января 1918 года шлёт телеграмму из ст. Новоосетинской начальнику школы полковнику Квартовкину: «Прошу недельный отпуск. Подвергся грабежу на станции Кавказской»16.
А между тем начальнику Екатеринодарской школы прапорщиков полковнику Квартовкину, как и командирам пешей и конной сотен, которые первые визировали рапорта юнкеров, приходилось знакомиться с новыми причинами, по которым не состоявшиеся прапорщики стремились покинуть школу.
Юнкер пешей сотни Стефан Иванович Вечерний 11 января 1918 года так обосновывает своё желание: «30 декабря 1917 г. я был в комиссии врачей при Екатеринодарском отделе, где признан к службе негодным. Ввиду этого и приняв во внимание слабость моего здоровья, вследствие которого нести военную службу далее я не могу, прошу Вашего распоряжения об исключении меня из списков юнкеров вверенной Вам школы прапорщиков»17. Младший портупей-юнкер пешей сотни Степан Бухлов 12 января 1918 года в своём рапорте ссылается на следующие обстоятельства: «Ввиду неимения средств для обмундирования, покорнейше прошу Вашего ходатайства об отчислении меня от Екатеринодарской школы прапорщиков»18.
Согласно «Положению об Екатеринодарской школе подготовки прапорщиков казачьих войск» отчисление из школы по собственному желанию не допускалось19. Революция и последовавшие социально-политические изменения в жизни страны отменили многие правила и установления, и 11 января 1918 года юнкер конной сотни Николай Михайличенко обратился с рапортом к своему командиру: «Прошу Вашего ходатайства пред Начальником Екатеринодарской школы прапорщиков Казачьих войск об отчислении меня от названной школы по собственному желанию»20.
Спустя три дня, 14 января 1918 года младший портупей-юнкер пешей сотни Иван Соловьёв в своём рапорте был более категоричен: «Прошу ходатайствать об исключении меня из списков юнкеров школы в распоряжение Атамана Екатеринодарского отдела, ввиду моего нежелания состоять в школе»21.
Однако не все юнкера стремились покинуть военно-учебное заведение, а некоторые в условиях неопределённости будущего совершали удивительные поступки, не укладывающиеся в сознании современников. Юнкер конной сотни Семён Кокора 16 января 1918 года подаёт рапорт: «Желаю продолжать дальнейшие занятия в стенах школы. Прошу Вашего ходатайства о зачислении меня в школу». Резолюция начальника школы прапорщиков: «Зачислить»22.
А юнкер пешей сотни Фёдор Крысин 3 января 1918 года подаёт рапорт следующего содержания: «Прошу разрешения мне вступить в первый законный брак с дочерью мещанина г. Темрюка девицей Марией Соколовой и о выдаче удостоверения на сей предмет». Вердикт начальника школы полковника Квартовкина: «Разрешить. Выдать удостоверение»23.
19 января 1918 года юнкер конной сотни Фёдор Чернышёв подаёт рапорт своему командиру: «Ввиду семейных обстоятельств на раздел с братом имущества, прошу Вашего ходатайства об увольнении меня в отпуск в ст. Усть-Лабинскую Кубанской области с 19 по 22 января сего года»24. А на следующий день, 20 января 1918 года его сослуживец, юнкер конной сотни Иван Байсунгуров, подаёт рапорт не по бытовой причине, а имея духовно-возвышенную мотивацию: «Ввиду Гражданской войны терцев с чеченцами, грозящей всему Терскому краю, прошу Вашего ходатайства пред г. Начальником школы об исключении меня из списков юнкеров, дабы идти отстаивать свой родной край»25.
Естественно, стремление части юнкеров покинуть военно-учебное заведение под любым предлогом тревожило как начальника Екатеринодарской школы прапорщиков, так и представителей вышестоящего начальства из числа войскового правительства. Начальник Екатеринодарской школы прапорщиков полковник Генерального штаба К.Д. Кузнецов, сменивший на этом посту полковника М.И. Квартовкина, по этому вопросу направил рапорт начальнику военно-учебных заведений Кубанской области следующего содержания: «К 21 января во вверенной мне школе состоит по списку и на лицо юнкеров казаков 82 человека, горцев 1»26. Рапорт был продублирован телефонограммой, из которой видна истинная картина убыли личного состава: «Согласно Вашей просьбе по телефону сообщаю, что к 21 января 1918 года в Екатеринодарской школе прапорщиков по списку состоит юнкеров казаков 131 и горцев 1. На лицо казаков 82, горцев 1»27.
Политическая обстановка в январе 1918 году в Кубанской области становилась всё напряжённее, и личный состав Екатеринодарской школы прапорщиков вольно или невольно вовлекался в разворачивавшиеся события. 3 января 1918 года к начальнику школы обращается комендант г. Екатеринодара: «По распоряжению Командующего Войсками Начальник гарнизона приказал, ввиду ожидающихся сегодня крупных беспорядков: погрома винного склада и Областного правления, выслать от вверенной Вам части усиленные патрули по городу из всех свободных людей, сосредоточив главное внимание на указанные места». Начальник школы ответил, что «…юнкера вверенной ему школы отпущены в отпуск до 10 января сего года и свободных людей нет»28.
В январе 1918 года часть юнкеров Екатеринодарской школы прапорщиков стала вступать в 1-й Кубанский добровольческий отряд В.Л. Покровского, который составил основу вооружённых сил краевого правительства. 15 января они приняли участие в организованной войсковым правительством демонстрации в поддержку Учредительного собрания29.
Однако уже в 20-х числах февраля 1918 года стало понятно, что удержать г. Екатеринодар от наступавших красногвардейских отрядов не удастся. В связи с этим 24 февраля начальник школы обращается к члену краевого правительства по военным вопросам полковнику Николаю Митрофановичу Успенскому: «Прошу скорейшего производства согласно прилагаемых списков 80 юнкеров вверенной мне школы в прапорщики»30.
На следующий день на основании распоряжения краевого правительства приказом по Кубанскому казачьему войску от 25 февраля 1918 года № 56 все остававшиеся в школе юнкера были произведены в прапорщики31. В связи с этим событием, несмотря на напряжённую обстановку, атаман А.П. Филимонов обратился к выпускникам со следующими словами: «Господа офицеры! В дни тяжёлых испытаний нашей дорогой Родины, вступая в ряды доблестного честного русского офицерства, надеюсь, что Вы оправдаете то доверие, которое возлагает на Вас край»32.
А уже вечером 28 февраля вместе с войсками и беженцами Екатеринодарская школа прапорщиков оставила город33. 14 марта кубанские части соединились с войсками Добровольческой армии. Произведённые 25 февраля в прапорщики бывшие юнкера влились в 1-й Офицерский конный полк, с которым летом 1918 года совершили второй Кубанский поход, участвуя во всех кровопролитных боях вплоть до освобождения Екатеринодара 16 августа 1918 года34.
В рамках антропологического подхода становится возможным понять, насколько непросто было казакам-юнкерам в условиях смутного революционного времени определить свой дальнейший вектор жизни, своё место в стремительно раскалывавшемся на части обществе. Кто-то предпочёл крышу родного дома, основная же масса юнкеров октябрьского революционного 1917 года набора осталась верна Кубанскому войсковому правительству.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Волков С.В. Русский офицерский корпус. Глава III. Подготовка и обучение. Электронный ресурс: https://www.genrogge.ru/rok/037.htm.
2 Государственный архив Краснодарского края (ГА КК). Ф. 434. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
3 Андреев А.О. Из истории военного училища кубанского генерала М.В. Алексеева // Вестник архивиста Кубани. 2012. № 7. С. 88.
4 ГА КК. Ф. 434. Оп. 1. Д. 12. Л. 11—12, 15—16.
5 Там же. Л. 17—29.
6 Там же. Д. 51. Л. 168.
7 Там же. Д. 13. Л. 1, 1 об.
8 Там же. Л. 5.
9 Там же. Д. 37. Л. 323.
10 Там же. Л. 371, 371 об.
11 Там же. Д. 13. Л. 26.
12 Там же. Д. 37. Л. 390, 390 об.
13 Там же. Л. 293, 295.
14 Там же. Л. 28.
15 Там же. Л. 42.
16 Там же. Л. 43.
17 Там же. Л. 41.
18 Там же. Л. 52.
19 Там же. Д. 10.
20 Там же. Д. 37. Л. 48.
21 Там же. Л. 61.
22 Там же. Л. 68.
23 Там же. Л. 17.
24 Там же. Л. 85.
25 Там же. Л. 108.
26 Там же. Л. 56.
27 Там же. Л. 92.
28 Там же. Л. 152—153.
29 Екатеринодар — Краснодар: два века города в датах, событиях, воспоминаниях [1793—1993]: материалы к летописи. Краснодар: Кн. изд-во, 1993. С. 403—405.
30 ГА КК. Ф. 434. Оп. 1. Д. 37. Л. 335.
31 Там же. Д. 37, 49.
32 Там же. Д. 37. Л. 203.
33 Екатеринодар — Краснодар… С. 406—408.
34 Волков С.В. Белое движение России. Интернет-ресурс: https:// www.swolkov.narod.ru.