Довольствие русского пехотного полка на Первой мировой войне

Нам представляется крайне интересным взглянуть на довольствие русского армейского пехотного полка глазами очевидца – как его видел в своих воспоминаниях подполковник В. Панов.

В конце июля 1914 года, на 8-й день мобилизации, развернувшись до боевого состава, полк В. Панова несколькими эшелонами по железной дороге был отправлен к немецкой границе.

В пути военнослужащие «довольствовались нормально». Каждый эшелон (батальон) для приготовления имел вагоны, в которых устанавливались походные кухни. В результате – люди получали пищу как и в мирное время, когда подразделения находились в казарменном расположении. Раздавали пищу на более — менее продолжительных остановках — на последних люди шли к «кухонным» вагонам с котелками (а зачастую и с ведрами), получая завтрак, обед или ужин. Для принятия пищи солдаты располагались или в своих вагонах, или по сторонам железнодорожного полотна – что зависело от длительности остановки состава.

Продовольствие получали из попутных интендантских магазинов – в соответствии с заранее отданным распоряжением. Подполковник приводит интересную подробность, которая затем доставила немало неприятностей. Как только поезд вышел за окраину города, как из окон и дверей вагонов посыпались на полотно железной дороги мешки с сухарями — это солдаты облегчали свою ношу, выбрасывая 3-дневный запас сухарей, находившийся у них в вещевых походных мешках. На первой же остановке им была разъяснена недопустимость такого явления, и старшим в вагонах приказано следить, чтобы сухари не выбрасывались. Но результаты такой меры все же ока­зались далеко не результативными — и сухарные мешки продолжали лететь из вагонов, если не днем, то с наступлением темноты. Кроме того, люди, от нечего делать, вначале в вагоне, а потом и на походе, понемногу грызли свои сухари – уничтожая, таким образом, тот неприкосновенный запас, который должен был быть использован лишь в случае крайней необходимости. Высади­вшись на ст. Друскеники, полк продолжал движение походным порядком, перейдя 4-го августа у Филиппова германскую границу и заняв после короткого боя г. Гольдап в Восточной Пруссии.

С довольствием пока все было благополучно, как на маневрах в мирное время — за исключением недостатка хлеба, который начал ощущаться вследствие запаздывания подвоза и развертывания полевых хлебопекарен. Это случилось не потому, что в тыловых частях не было согла­сованности при движении за боевыми группами, а просто в силу того, что столь быстрого продвижения по неприятельской территории, да еще с боями, русские штабы никак не могли заранее учесть — хорошо зная боеспособность немецкой армии. Вот тут-то и пришлось пожалеть о выброшенных по дороге сухарях, и хлебный кризис был ликвидирован (и то не в полной мере) лишь благодаря следующему случаю. В занятом русскими г. Гольдап оказался интендантский продовольственный магазин, где нашли изрядное количество разной снеди и очень много пре­красных мелких галет из пшеничной муки – крупчатки — которые и использовали. Но так как для непривычных людей такие деликатные вещи «не еда», русские солдаты сильно скучали без ржаного хлеба, не ощущая доста­точной сытости от галет.

Дальше пошло еще хуже, так как после боя у дер. Кудерн (в 8 км к северо-западу от Гольдапа), преследуя отступающих немцев, могилевцы еще прибавили шагу — бросаясь то во Фридлянд, то в Тартеншейн и далее с переходами, иногда превышавшими 60 верст в сутки. Тут уже интендантство совсем застряло где-то сзади, а вместе с ним пропало и все провиантское довольствие, т.-е. хлеб, крупа, чай, сахар и соль. Приходилось очень туго, несмотря на то, что шли по культурной стране, богатой сельскохозяйственными продуктами. Объяснялось же это тем, что почти все население Восточной Пруссии при приближении русских уходило вглубь страны, а оставшееся было настолько враждебно настроено, что скрывало свои запасы или просто не хотело ничего продать. Самим же войскам разыскивать продовольствие, спрятанное в разных укромных уголках, и тем более брать его силой, во-первых, не было времени (вследствие быстрого передвижения), и во-вторых — начальство в этом вопросе было на уди­вление щепетильно и строго запрещало принимать какие-либо насильственные меры по отношению к оставшимся и только внешне лояльным к русским местным жителям.

Утром, перед выступлением, приготовленные продукты закладывались в походные кухни, и обед готовился в движении — с таким расчетом, чтоб раздать бойцам на большом привале. Последний организовывали, как правило, пройдя большую часть пути, на достаточно укрытой от вражеской воздушной разведки местности — преимущественно в лесах, а, иногда, вопреки уставным требованиям, в селениях, в расчете на то, что немец не станет бросать бомб на жилища своих сограждан.

Сразу после остановки полка, к своим батальонам подтягивались кухни — и раздача обеда начиналась. От каждого взвода за получением пищи к кухне отправлялось по несколько человек под командой дежурного по роте — с котелками. Дежурный по роте следил за порядком раздачи пищи, сообщая дежурному по кухне о количестве людей, состоявших на довольствии в подразделении. Если от полка высы­лались авангардные части и таковые не сменялись на большом привале, то соответствующее количество кухонь подтягивались к ним, а иногда кухни следовали непосредственно за авангардом. Котелок рассчитан на 2 — 3 чело­век. Мясо мелкими кусками крошилось в суп (как таковых мясных порций не выдавалось). В благоприятных условиях обед состоял из 2-х блюд.

После раздачи обеда сразу же мылись котлы, и осуществлялась закладка продуктов на ужин. Последний, как правило, включал одно блюдо — так называемую кашицу с крошеным мясом либо картофельный суп.

Ужин, как отмечает подполковник, не пользовался особенной любовью солдат, хотя и приготовлялся довольно вкусным. Объяснялось это просто:  дело в том, что жители, как уже отмечалось, перед приближением русских бежали внутрь страны, оставляя все свое хозяйство, скот и птицу на произвол  судьбы. Вся эта живность, привыкшая к тщатель­ному уходу и своевременному кормлению, бродила по полям и улицам селений, громко заявляя о своем существовании и разнообразными криками привлекая к себе внимание, а потому солдаты на любой остановке, несмотря на прини­маемые, правда, не совсем строгие, предупредительные меры, не упускали случая подоить коров, поискать в курятниках свежих яиц, а то и свернуть голову курице, гусю, индейке или приколоть поросенка. Бывали и такие случаи, что в роте у бойцов появлялось сало, колбаса и копченые окорока. На вопросы начальства, откуда все это взялось, обыкновенно отвечали: «Покупали у немца», а более откровенные заявляли, что все равно без хозяина пропадет или заберут тыловые части. Против таких аргументов командиры обычно возражали слабо, наблюдая лишь за тем, чтобы у оставшихся на местах жителей ничего бесплатно не брали — и, надо сказать, что в этом отношении никаких недоразумений не было (за очень редкими исключениями и то лишь по отношению к фруктам, расту­щим в садах). Солдаты, если и позволяли себе кое-что «покупать» в горо­дах и имениях, в деревнях явно воздерживались от такой «покупки», так  как  знали, что ушедшее   население состоит из родственных им крестьян. К сожалению, отмечает офицер, того же нельзя сказать про всякого рода обозную и транспорт­ную публику, которая иногда «просто мародерствовала». Запасшись, таким образом, на   походе съестными припасами и придя на ночлег, солдаты, конечно, в   большинстве случаев, отказывались от казенного ужина (хоть и вкусного) и при­нимались за приготовление такового из «собственных» продуктов, пользуясь различными закрытиями (разводить огни на  ночлеге запре­щалось из опасения обнаружить себя). С течением времени меры предосторожности ослабли – ибо немец был на удивление пассивен.

Совсем другая картина наблюдалась в период позиционной войны, временно установившейся на Русском фронте в начале 1915 года. Теперь каждое пренебрежение мерами предосторожности немедленно и очень чувствительно наказывалось — и вскоре расхлябанности и привычкам мирного времени был положен конец.

В начале 1915 г. корпус, в который входил полк В. Панова, занимал укрепленные позиции за Варшавой — по р. Равке. Передовые окопы полка тяну­лись по возвышенностям правого берега р. Равки, западнее дер. Конопницы. Полковой резерв в составе 6 рот был расположен в землянках в лесу восточнее разрушенной до основания снарядами д. Конопница — куда из окопов через господский двор и винокуренный завод южнее деревни вели ходы сообщения. Штаб полка и обоз I-го разряда, кроме кухонь, занимал уцелевший от огня фольварк Загурже, а хозяйственная часть с кухнями и обоз II разряда находились в полуразрушенной дер. Теодознов, км в 6 от линии окопов. Довольствующие учреждения корпуса были развернуты в районе г. Бела.

Немцы занимали командующий левый берег Равки. На указан­ной линии противники стояли более полугода — и особой активности не проявляли после неудачной атаки немецких позиций в середине зимы. Соприкосновение с немцами было самое тесное — так как в некоторых местах расстояние между русскими и немецкими окопами доходило до 150 шагов, то противники всегда прекрасно были осведомлены о том, что делается на противо­положной стороне, зная весь внутренний распорядок противника. И взаимно не нарушали установившейся почти нормальной жизни — т.-е. вовремя обедали, ужинали, пили чай и даже каждую неделю пользовались баней, сооруженной усилиями полка в одной из хат дер. Теодознов.

Но весна, вместе с оживлением природы, возбуждает и в людях проявление энергии, которая ищет себе применения — и в окопах с первым дуновением теплого весеннего ветерка зимняя спячка пре­кратилась. Но участок полка пока имел второстепенное значение, и потому все дело ограничива­лось небольшими раз­ведками и почти бес­цельной перестрелкой, иногда пере­ходящей в ураганный огонь с участием пу­леметов и артиллерии.

Вместе с тем, усили­лось (как с одной, так и с другой стороны) наблюдение за про­тивником – причем до такой степени, что стоило лишь показаться на боевом участке маленькой группе людей, про­изводящих какую-либо работу или куда-то идущих, движущейся повозке или кухне, как сейчас же в то место «сыпался свинцовый горох, а по временам шле­пались и чемоданы». В такой обстановке обеспечить людям регулярное и своевременное питание, конечно, становилось очень трудно, а часто и невозможно, вследствие чего нормальный порядок довольствия нарушался — приходилось есть тогда, когда было меньше риска подвезти пищу к линии окопов.

Как мы отметили выше, походные кухни полка из обоза I разряда были выделены в дер. Теодознов, где и производилась варка пищи и откуда, в определен­ное время, подвозился в передовые части обед (между 12 и 14 часами) и ужин (от 19 до 21 часа). Кухни в деревне не особенно тщательно маскировались и очень исправно дымили. В указанное время они подвозились к Конопницкому лесу и останавливались на большой дороге — впереди разрушенной снарядами корчмы. Где и производилась раздача пищи ротам, стоявшим в резерве, и вызван­ным по телефону из окопов людям — последние по нескольку человек назначались от каждого взвода, с котелками и походными ведрами. Сначала посланные люди обедали сами, около кухонь в лесу, а затем, наполнив пищей принесенную посуду, несли ее по ходам сообщения в роты. Само собой разумеется, что такой порядок не мог долго оставаться незамеченным, так как немецкие «Таубе» ежедневно раза по три летали над участком. Нельзя допу­стить, чтобы двигающаяся средь белого дня кухонная колонна, к тому же еще (дабы не остыл обед), и дымящая, осталась не обнаруженной.

Однажды, — это было в середине апреля 1915 г., — бойцы ожидали ужин в Конопницком лесу, где батальон, которым командовал В. Панов, стоял в резерве. Было около 19 часов, и приближалось время собираться 2 очередным дежурным ротам – и затем отправляться на ночь во вторую линию окопов для поддержки (на всякий случай) передовых рот. Наконец, кухни приехали; одновременно пришли за пищей люди из окопов; как обычно, началась раздача, в данном случае картофельного супа, который в то время уже был любимым кушаньем и своим запахом приятно щекотал обоняние, возбуждая солдатский аппетит. Вокруг кухонь собралась довольно многочисленная толпа. Начались разговоры давно не видавшихся земляков, передача газет, писем и посылок, пришедших «из дому», приехавшие с кухнями артельщики, почти всякий день бывавшие в Беле и име­вшие знакомство со штабными писарями, рассказывали всевозможные новости и слухи, циркулировавшие в тылу и для фронтовиков редко доступные… Словом, создалась такая обстановка, при которой легко забыть, что в каких-нибудь 2 — 3 км притаились немецкие орудия, могущие в любой момент жестоко наказать за про­явление неосторожности.

И вот, когда, по-видимому, меньше всего этого ожидали, вдруг раздался в воздухе хорошо знакомый, но неприятный звук полета снаряда, да еще и не полевого, а дюймов этак на 6, а вслед за этим где-то сзади характерный треск. В момент все стихло, и на несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, после которой послышались отдельные негромкие, как бы несмелые, возгласы: «А что, ребята, ведь это он по нас» и наряду с ними уже более бодрые: «Ну да, как же, так вот на твою кухню и станет он такие снаряды тратить — эх, ты фурштат». — «Это, братцы, он сдуру полохнул». А шутники так и вовсе смеялись: «А, може, братцы, это он нам суп посолить хотел. Сбегать бы посмотреть, не с солью ли чемодан-от». Но вот опять зашипело вверху, и последовал разрыв где-то справа от дороги, совсем близко. «Братцы, по нас». «Кухни заворачивай». Началась невообразимая суета. Некоторые кухни повер­нули назад и помчались по дороге, а другие въехали в лес и там застряли. Люди разбежались по землянкам. Третий снаряд был уже не так благополучен и осколками поранил двух солдат, ехавших обратно с кухней. Далее, в течение более часа, немцы обстреливали дорогу и лес по разным направле­ниям — но, к счастью, без больших потерь. Как выяснилось потом, трое солдат были ранены осколками, и две кухни поломались, перевернувшись где-то на канаве во время «отступления», и часть людей осталась без ужина. После этого случая сразу приучились к осторожности и на организацию доволь­ствия стали обращать более пристальное внимание.

В Теодознове укрыли весь обоз, поставив его по дворам, а где было воз­можно — под навесами и под деревьями (несмотря на то, что для полевой артил­лерии деревня была недосягаема, а тяжелая никогда туда не стреляла, самолеты же сбрасывали бомбы в это время лишь в те пункты, где заведомо были сосре­доточены более значительные войсковые учреждения). Обед стали готовить ночью и подвозили примерно часов в 6 — 7, когда обычно как немцы, так и русские уводили людей, бодрствовавших по ночам, на отдых в землянки второй линии, оставляя в окопах лишь небольшое число наблюдательных постов в каждой роте. Причем кухни выбирали более скрытый путь следования, въезжая в лес. Обед привозился не сразу всему полку, а по-батальонно. В роты выдали ведра для подноса пищи (так как с котелками приходилось посылать большое количество людей, и движение их по ходам сообщения, которые к тому же были недостаточно глубоки и не перекрыты, легко обнаруживалось немцами, вследствие чему случались ранения людей). Ужин таким же образом доставлялся с наступлением сумерек — перед выводом стрелков в первую линию окопов.

Хлеб, сахар и чай раздавались бойцам взводными раздатчиками, которые получали таковые от артельщиков сразу на несколько дней, одновременно с привозом обеда или ужина. Приготовление чая солдатами производилось ночью в котелках здесь же в землянках второй линии окопов, где были оборудованы кирпичные печурки. Воду брали из нортоновских колодцев, устроенных за окопами в ходах сообщения. Днем же кипятить воду ходили в разрушенные корпуса и подвалы Конопницкого винокуренного завода — так как, заметив дым на линии окопов, немцы сейчас же глушили «по дымку» из орудий и бомбометов. Вскоре, впрочем, пришлось огра­ничить до минимальной необходимости и посещение винокуренного завода, так как большое скопление людей в определенное время было также замечено немцами, тем более, что солдаты не жалели топлива и разводили такие костры, что создавалось впечатление пожара – в итоге артиллерия противника несколько раз про­тивника громила завод снарядами разных калибров.

В описываемой период сиденья в окопах недостатка как в продуктах, так и в хлебе не испытывалось, но такого обилия и разнообразия, как в Восточной Пруссии, конечно, уже не было, и приходилось иногда мириться и с соло­ниной и с подсолнечным маслом, вместо превосходной свинины, сала и свежего жирного коровьего мяса, которое, бывало что очень часто, запивалось прекрасным немецким пивом или вином. Вот по табачку, правда, скучали в продолжение всей кампании.

Особо следует сказать о довольствии во время боев, хотя о еде в бою думать нет времени — и питание откладывается до окончания боя. И в зависимости от обстановки, изыскивали способ доставки горячей пищи бойцам — преимущественно ночью.

Если же бой принимал затяжной характер и продолжался несколько суток, не прекращаясь и на ночь, то приходилось вовсе отка­заться от горячей пищи и питаться тем, что есть в вещевом мешке — т.-е. суха­рем, ведь подвезти кухни к боевой линии вследствие постоянного обстрела не представлялось возможности.

Единственная мера в данном случае, это — смена боевых частей и отвод их в более глубокий дивизионный или иногда и в полковой резерв, куда все-таки имелась возможность отправлять горячую пищу каждый день.

Но, как бы там ни было, а оставаться в положении голодного при обилии съестных припасов было бы дико, и приходилось изыскивать возможности и прибегать к маленьким реквизициям в случае упорного отказа жителей в продаже продуктов. Для этого, обычно, из обоза II разряда рассылались по близ лежащим селениям люди на подводах и велосипедах — и там, по мелочам, иногда закупали хлеб, булки, сухари, сахар, кофе, соль, колбасу и т. п. снедь, и, таким образом, хоть и не всегда в полной мере, удовлетворяли имеющиеся потребности.

Бывали случаи, что полковой обоз II разряда, где сосредоточи­валась вся заготовка продовольствия, по каким-либо объективным причинам далеко отходил от полка или просто задерживался, не успевая вовремя подтянуться на ночлеге к полку — вот тут уже приходилось командирам рот самим заботиться о срочной заготовке продуктов на месте, причем без выбора, т.-е. что попадется под руку, лишь бы не выступить в поход с пустыми кухнями. Поло­жение иногда усугублялось отсутствием завхоза, хотя такие случаи были очень редки — так как обычно завхоз всегда верхом догонял полк на ночлеге — привозил деньги и руководил закупками.

Во время наступления между Даркеменом и Фридляндом, после довольно значительного перехода, бойцы расположились на ночлег квартиро-биваком в каком-то имении, владелец которого остался дома и любезно пре­доставил в распоряжение русских всю свою усадьбу с надворными постройками и большим парком. Роты расположились частью под крышами, а частью в парке, разбив палатки. Обоз I разряда втянули во двор усадьбы и по возможности укрыли под деревьями и вдоль стен – ведь вечером летал немецкий аэроплан, и можно было ночью ожидать какой-нибудь каверзы. Ужин уже был готов, но люди как-то неохотно шли к своим походным кухням, предпочитая отдохнуть после тяжелого перехода, а некоторые «баловались» чайком — так что почти половину кашицы пришлось вылить в речку, протекавшую поблизости.

Ночью выяснилось, что выступление на следующий день назначено не в 8 часов, как предполагалось ранее, а в 6, так как полк должен был идти в авангарде.

Обозы II разряда, шедшие в общей дивизионной колонне, застряли где-то в гористом районе севернее Даркемена (вследствие перекрещивания колонн), и, таким образом, на своевременное их прибытие рассчитывать не при­ходилось. Подъехавший к ночлегу завхоз немедленно выслал на разведку по всем направлениям артель­щиков и других хозяйственных чинов. Искать продукты ночью дело нелегкое, но все-таки удалось добыть необходимое. Оказалось, что у помещика нашлась корова, картофель и лук, в соседней деревне купили двух быков, достали перца и соли (хотя эти продукты имелись в хозяйственных повозках, которые, по одной на батальон, всегда были при кухнях для перевозки продуктов, получаемых из обоза II разряда сразу на несколько дней), а одной из рот каким-то образом удалось купить даже белого хлеба – причем довольно порядочное количество. Сейчас же закипела работа: за околицей около речки били куплен­ный скот, сдирали с него кожу, потрошили и разрубали; около кухонь шла чистка картофеля и резка мяса на более мелкие куски. Ко времени выступления про­дукты были вложены в котлы походных кухонь, а в 12 часов бойцы ели на боль­шом привале картофельный суп с крошеным мясом. Правда, людям при кухнях пришлось провозиться целую ночь, но на войне с этим не считались.

Нужно отметить, что за все время маневренной войны, которую полку пришлось вести в Восточной Пруссии, продовольственный вопрос если и обострялся, то исключительно в отношении хлеба. Остальные же продукты всегда имелись в изобилии, так как район этот недаром слыл житницей Германии, — нужно было только суметь найти продукты и уговорить немца продать их за русские деньги, что, конечно, было нелегко, но все же, при известной находчивости и энергии, возможно. Организация довольствия полка в указанный период военных действий была построена по уставному трафарету, но, как отмечалось ранее, в зависимости от создавшейся обстановки видоизменялась бли­жайшим начальством.

Порядок довольствия в полку был следующим. На каждый батальон имелось по 4 походных кухни, и еще 1 походная кухня предназначалась для нестроевой роты. Офицерский состав имел отдельную кухню особой системы, но пользовался ею большей частью лишь штаб полка, так как строевые офицеры, находясь в более — менее значительном удалении от штаба, довольствовались из ротных кухонь вместе со своими солдатами. Кроме того, в каждом батальоне был кипятильник для пригото­вления чая и остуженной кипяченой воды. Кипятильники эти всегда двигались за батальонами. Ротные кухни сосредоточивались в обозе I разряда и на установленной дистанции (200 — 300 шагов) двигались непосредственно за полком, а во время длительных остановок, для ночлега либо отдыха стягивались к какому-либо прикрытию (лес, роща, деревенские дворы и т. д.), где и происходила раздача, а также и приготовление пищи. Каждая из рот по очереди в течение месяца довольствовала свой батальон, обслуживая своим хозяйственным аппаратом кухни. Хозяйственные парные повозки и двуколки (те и другие по 1 на роту), по мере необходимости обывательские подводы, а также порционный скот, если таковой был, находились в обозе II разряда, который (как то позволяла обстановка) либо двигался на расстоянии до полуперехода за полком, или шел в составе обозной колонны дивизии (в последнем случае присоединяясь к своему полку на ночлег).

Продовольствие для рот ежедневно получали (как правило на ночлеге) артельщики довольствующих рот. Продовольствие роты получали из обоза II разряда, а последний получал его из интендантских учреждений корпуса или дивизии. В конце каждого дня фельдфебели довольствующих рот собирали сведения о количестве людей в ротах, и на их основании полковому квартирмистру выписывалось требование на продукты – отдельно на каждый батальон. После прибытия обоза II разряда в район расположения полка, сразу же выбиралось место для убоя скота, желательно вблизи воды и обязательно за чертой населенного пункта. Скот бился в необходимом количестве специально назначенными людьми, знающими это дело. После убоя снимается кожа, и идет разделка туши, части туш промываются и выдаются в роты, внутренности закапываются в землю, а кожи засаливаются, складываются особым способом и при первой же возможности сдаются в продсклад интендантства. Последнее правило, однако, во время войны очень редко соблюдалось, отчасти из-за недо­статка времени, а главным образом вследствие отсутствия достаточного коли­чества соли (в особенности в начале войны). Таким образом, масса кож про­падала, так как их вместе с внутренностями просто зарывали в землю, а иногда и просто оставляли на месте убоя скота. Более — менее наладилось дело с засолкой кож лишь в период устоявшейся позиционной войны и то лишь, приблизительно, к концу 1916 года.

Раздав ужин, артельщики довольствующих рот прибывали в обоз II разряда, принимая продукты для закладок в походные кухни, и, кроме того, пополняли запасы вкусовых продуктов и чайного довольствия, перевозимых при обозе I разряда на подводе. В ротах, как правило, в это время мыли и наполняли водой котлы, а также заготавливали дрова.

Часа за 3 до выступления с ночлега полка возле кухонь уже начиналась работа по подготовке продуктов, полученных накануне, к закладке в котлы (чистился картофель, рубилось на куски мясо, промывалась крупа и т. п.), а также готовился кипяток для утреннего чая, который должен был быть готов не позднее как за час до выступления. А затем раздается бойцам в походные котелки — для этого каждое отделение посылало к кипятиль­никам 2 — 3 человек с несколькими котелками (в зависимости от количества желающих пить чай). В то же время солдаты наполняют походные фляги кипятком – для того чтобы пить во время движения. Как показала практика, воды этой, в особенности в жаркие дни, было недостаточно, ведь люди в походе пьют очень много и 1 кипятильник оказался не в состоянии удовлетворить батальон (к тому же вода в нем не успевала остывать и выпивалась еще горячей). И потому оказалось невоз­можно никакими мерами остановить людей от питья сырой воды из попадаю­щихся на пути колодцев, речек, а иногда и болот. Завидев воду, почти весь полк разбегается с дороги, и люди буквально облепляют берег, пьют с неве­роятной жадностью и тут же набирают воду себе во фляги. Явление это стихийное, и бороться с ним не было возможности, так как кипяченой остуженной воды не хватало даже на полдня.

Таковы особенности пищевого довольствия русского армейского пехотного полка в годину Первой мировой войны – причем глазами непосредственного участника и организатора процесса.

Алексей Олейников

Иллюстрации

1 – 14. Нива 1914 – 1917 гг., Картины войны. М., 1917.

15 – 16. Государственный архив Саратовской области (ГАСО).