В 1812 году (отступающие французы) Фрагмент картины И.М. Прянишникова

«Чтобы все без изъятия пленные… отпущены были в отечество»

image_print

Аннотация. В статье рассматриваются отдельные аспекты пребывания военнопленных «Великой армии» Наполеона в Курской губернии в 1812—1814 гг., говорится об их расквартировании, правилах перемещения, организации питания, проблемах безопасности.

Summary. This article discusses some aspects of war staying Napoleon “Great Army” POWs in the Kursk province in 1812-1814, describes their quartering, transference rules, catering organisation, security issues.

ВОЕННОПЛЕННЫЕ: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

 

КОРОВИН Владимир Викторович — профессор кафедры конституционного права Юго-Западного государственного университета, доктор исторических наук, доцент

(г. Курск. E-mail: Vlavikor@yandex.ru)

 

«ЧТОБЫ ВСЕ БЕЗ ИЗЪЯТИЯ ПЛЕННЫЕ… ОТПУЩЕНЫ БЫЛИ В ОТЕЧЕСТВО»

 

Документальные материалы, хранящиеся в Государственном архиве Курской области (ГА КО), содержат достаточно интересные сведения о работе правительственных учреждений и местных органов власти по размещению и сопровождению пленных военнослужащих наполеоновской армии, оказавшихся в период Отечественной войны 1812 года на территории Курской губернии. Введение в научный оборот информации, извлечённой из многочисленных циркуляров, распоряжений, справок, отчётов, именных списков и ведомостей, позволяет значительно расширить наше представление об этих страницах отечественной военной и региональной истории начала XIX века.

По разным источникам, в русском плену в 1812—1814 гг. оказалось от 100 до 200 тыс. военнослужащих «Великой армии». Все они были более или менее равномерно распределены по 44 регионам Российской империи. В Курской губернии по состоянию на февраль 1813 года насчитывалось около одной тысячи военнопленных, из них два штаб-офицера и 115 обер-офицеров.

Судя по архивным материалам, находящимся в ГА КО, гражданский губернатор Курской губернии А.И. Нелидов узнал о предстоявшем размещении военнопленных французской армии от своего орловского коллеги в конце лета 1812 года. Тот сообщал, что из Москвы в Курск следует партия военнопленных французов, состоящая «из одного штаб-офицера, семи обер-офицеров и двухсот четырнадцати рядовых под присмотром Белостокского гарнизонного батальона прапорщика Васюхнова» с конвойной командой из 10 унтер-офицеров и 66 рядовых1. Так как тракт, по которому должны были двигаться военнопленные, проходил по территории Фатежского уезда, А.И. Нелидов приказал фатежскому исправнику встретить колонну пленных на границе с Орловской губернией, сопровождать её по территории уезда, организовать подготовку на каждой почтовой станции по 20 подвод, следить за тем, чтобы не возникало беспорядков.

В 1812 году (отступающие французы) Фрагмент картины И.М. Прянишникова
В 1812 году (отступающие французы)
Фрагмент картины И.М. Прянишникова

Отдав необходимые распоряжения о прибывавших военнопленных, А.И. Нелидов тем не менее испытывал определённую озабоченность по поводу их возможного пребывания на территории губернии. Основных причин было две. Во-первых, губернский центр являлся местом сбора почти 14 тыс. рекрутов, что, при наличии пленных, могло привести к проблемам с расквартированием, во-вторых, недалеко от Курска размещались пороховые и артиллерийские склады, где хранились боеприпасы, присланные с Шосткинского порохового завода, и губернатор справедливо опасался какой-либо диверсии. Свои опасения А.И. Нелидов высказал в письмах к московскому генерал-губернатору Ф.В. Ростопчину и председателю Комитета министров генералу от инфантерии С.К. Вязмитинову и просил перенаправить пленных в другие города. Однако принятое решение осталось в силе.

Первая крупная партия французских военнопленных прибыла на территорию Курской губернии в сентябре. А.И. Нелидов приказал курскому полицмейстеру Киценкову разместить пленных в Ямской слободе и составить подробные ведомости с указанием рода войск (кирасиры, драгуны, гусары, гренадеры, мушкетёры, егеря и проч.) и национальности (французы, итальянцы, пруссаки, вестфальцы, саксонцы, португальцы, испанцы, голландцы) на каждого военнопленного, а также разделить их на взятых в плен в боях и на лиц, дезертировавших из «Великой армии». На офицеров следовало оформлять отдельные именные списки. К выполнению работы предполагалось привлечь чиновников, владевших иностранными языками2. Судя по этим документам, подавляющая часть пленных являлись французами, имелись также один итальянец, три саксонца, два пруссака, восемь вестфальцев, девятнадцать баварцев, десять поляков, тридцать кроатов3. Пленные офицеры служили в разных частях французской армии: подполковник Адольф Марбо и поручик Карл Брефо — в 16-м конно-егерском полку, поручики Евгений Дюверне — в 8-м егерском пехотном, Бенедикт Кальон — в 4-м конно-егерском, подпоручики Себастьян Бесселенг — в 9-м уланском, Васили Деминг — в 85-м линейной пехоты4.

Стоит отметить одну интересную деталь. Сопровождавший пленных прапорщик Васюхнов рапортом, направленным на имя курского гражданского губернатора, доложил о расходах, понесённых на содержание пленных в пути следования. Как следует из этого документа, партия французов была отправлена под конвоем из Вязьмы в Москву 11 августа 1812 года*. Отпущенная порционная сумма составила 306 руб. ассигнациями. Однако на дорогу от Москвы до Курска было выделено всего 75 руб. кормовых денег. Этих средств явно не хватило, поскольку реальные расходы, зафиксированные в специальной учётной тетради, превысили 539 руб. Уездные казначейства не выдавали запрашиваемые суммы, несмотря на имевшиеся у прапорщика предписания военных властей. Необходимую сумму предполагалось получить через Курскую казённую палату в уездном казначействе5. Правда, остаётся неясным, на какие средства прапорщик кормил пленных и кто же возместил ему эту сумму.

Видимо, благодаря стараниям А.И. Нелидова французские пленные в губернском центре надолго не задержались. Уже 10 сентября их под командой прапорщика Курского внутреннего гарнизонного батальона Гальковского отправили в Старый Оскол (в то время входил в состав Курской губернии). Об их размещении старооскольскому городничему были даны особые указания. Например, «для пребывания военнопленных назначить обывательские квартиры не в разных местах, а в одной какой-либо части города или слободе по местному вашему усмотрению, избирая для сего такие дома, в которых не менее как человек десять могли поместиться, дабы по недостатку конвоирующей команды с удобностью можно было содержать караул для пленных»6. Местным властям предписывалось оказать содействие в обеспечении надлежащей охраны военнопленных. В случае недостатка сил конвойной команды (по рапорту командира внутреннего гарнизонного батальона в ней числилось 49 человек) предлагалось использовать служащих уездной инвалидной команды.

Одной из мер, обеспечивавшими общественный порядок в городе, должна была стать изоляция подконвойных от местных обывателей с целью недопущения распространения ложных слухов о положении на театре военных действий. Предполагалось также установить контроль за поведением пленных, которые проявят излишний интерес к отдельным объектам района их размещения, пресекая попытки сбора и передачи информации разведывательного характера7.

Следующий этап размещения военнопленных на территории Курской губернии был связан с решением Комитета министров, направленным на предотвращение распространения инфекционных заболеваний из-за прохождения через внутренние губернии военнопленных, «коих большая часть страдает прилипчивыми и опасными болезнями». Поэтому было определено, «чтобы провод пленных был на некоторое время приостановлен, и чтобы они оставались в тех местах, где ныне находятся, по крайней мере до того времени, пока они совершенно оправятся и придут в состояние продолжать дальнейший путь»8.

Губернаторам предписывалось останавливать все партии пленных, проходящие по территории управляемых ими губерний. В местах остановки пленных городской и земской полиции предписывалось контролировать, чтобы больные немедленно отделялись от здоровых и не имели контакта с местными жителями. Для наблюдения за пленными места их размещения предполагалось делить на участки и назначать в каждом ответственного чиновника, в обязанность которого входили бы контроль за одеждой и питанием пленных, а также за отношением к ним со стороны местного населения и поведением самих пленных. Еженедельно чиновники должны были направлять донесения губернатору о положении на вверенных им участках, с тем чтобы можно было принять своевременные меры по исправлению ситуации9.

Так как содержание и охрана военнопленных обходились казне довольно дорого, Комитет министров в январе 1813 года принял решение о привлечении их к труду и даже военной службе. Так, пленных поляков предполагалось «обратить на укомплектование полков на Кавказе, в Грузии и даже на Сибирской линии», что давало возможность своих рекрутов направлять в действующую армию, а пленным других национальностей рекомендовалось предлагать работу на казённых или частных фабриках и заводах, предоставив «обыкновенную плату или содержание, какое получают работники и мастеровые тех ремёсел, к которым они употреблены быть могут, на что они, конечно, с охотой согласятся, предпочитая выгодную для себя жизнь неволе и недостаткам военнопленных»10.

Правительство регулировало и процесс возвращения военнопленных на родину. 16 января 1813 года в губернии был направлен циркуляр о пленных пруссаках, которых следовало направлять в Ригу малочисленными партиями с умеренными переходами, снабдив их одеждой и обувью и предупредив сопровождающих, «чтобы при проходе через селения и города они сами и жители обходились с пленными ласково и человеколюбиво»11. 25 апреля 1813 года из столицы последовало предписание вернуть на родину всех саксонских военнопленных12, а через месяц — австрийских, отправляя их в местечко Радзивиллов Волынской губернии13.

Ряд правительственных указаний предусматривал принятие мер, обеспечивающих соблюдение военнопленными установленного правопорядка и режима содержания. Их разработка была вызвана участившимися фактами нарушения действовавших в России законов и регламентов со стороны отдельных военнослужащих бывшей неприятельской армии. Так, циркуляром из Особой канцелярии от 6 мая 1813 года предписывалось судить пленных, совершивших преступления (побеги, воровство, убийства), военным судом по российским законам, при этом уведомляя министра полиции о каждом таком факте14. Циркуляр от 20 мая 1813 года требовал, чтобы вся переписка пленных и поднадзорных людей осуществлялась отдельно и доставлялась в Министерство полиции для освидетельствования.

Предписание от 10 июня 1813 года касалось предотвращения побегов военнопленных. Документ требовал от губернаторов довести до сведения военнопленных, что за побег одного будут отвечать все, поэтому каждый пленный в случае получения информации о готовившемся побеге должен сообщить об этом правительственным органам, в противном случае виновные «подвергнутся отсылке в отдалённые сибирские города и крепости для строжайшего над ними наблюдения»15.

Так как многие военнопленные, особенно из тех, кто получил в России хорошую работу и успел обзавестись семьёй, высказывали желание принять российское подданство, из Санкт-Петербурга был разослан в губернии циркуляр, которым предписывалось действовать в этом отношении с особой осторожностью, чтобы в российское подданство не попали люди вредные и подозрительные. Так правительство Александра I пыталось защититься от носителей идей Французской революции.

Направлявшиеся в Министерство полиции списки бывших военнопленных, принявших присягу на верность российскому императору, должны были содержать следующую информацию по каждому новому российскому подданному: «какой он нации и закона; откуда родом; из какого сословия тамошних жителей (хлебопашцев, купцов, мещан и проч.); сколько ему от роду лет; в каком войске, долго ли и каким чином или званием служил; холост или женат; где оставил жену, отца или ближних родственников; знает ли на своём языке грамоту, также другие какие языки, науки, мастерство или рукоделие, и чем надеется до избрания рода деятельности пропитать себя»16. Тем, кто заявит «о мастерстве своём в каком-либо роде мануфактуры, или знание в горном или рудокопном деле», сообщать о местах расположения казённых и партикулярных предприятий с предложением трудоустройства на них. От городского и земского начальства требовалось, чтобы по отношению к вновь принятым в российское подданство проявлялось «ласковое с ними обхождение и защита от всяких притеснений»17. Правда, въезд новоиспечённым подданным в оба столичных города запрещался, о чём необходимо было делать в паспортах особую запись.

Впрочем, и в губерниях, в частности в Курской, бывшим военнопленным, пожелавшим остаться в России, проживать разрешалось далеко не везде, запрещалось и переезжать из одной губернии в другую. В этом отношении показательна переписка А.И. Нелидова с городничим г. Обоянь.

26 сентября 1813 года губернатор направил обоянскому городничему распоряжение, согласно которому австрийских военнопленных, пожелавших остаться в подданстве России, пленными больше не считать, жалованье из провиантских денег не платить, а предоставить им списки с указанием мест Курской губернии, в которых они могут поселиться18. 7 октября городничий доложил о выполнении поручения губернатора: с 21 сентября австрийцы, решившие принять российское подданство, были исключены из списков военнопленных, и им прекратили выплату довольствия. По этой или по какой другой причине те обратились с просьбой разрешить им переезд в другие губернии. 14 октября губернатор ответил обоянскому городничему, что в выдаче австрийцам видов на проживание в других губерниях он вынужден отказать. 31 октября городничий доложил, что австрийцам было доведено об отказе в выборе мест для проживания в других губерниях. В результате все согласились остаться в Обояни или других населённых пунктах уезда19. Всего пожелали принять российское подданство 22 австрийца. Например, Ян Шеступинский решил поселиться в с. Шевелево, Христофор Китнер — в деревне Ольховке, Василий Солдовинский — в селе Курасово, Иоганн Почин, Петр Войтко, Михаил Пеньет — в Обояни20.

Весной 1814 года началась массовая репатриация военнопленных из пределов Российской империи. 13 мая 1814 года Особая канцелярия Министерства полиции известила всех губернаторов о высочайшем повелении, «чтобы все без изъятия пленные, в России находящиеся, каких бы наций не были, отпущены были в отечество с распоряжением к обеспечению содержания их до границ наших». К этому времени в Курской губернии их проживало 1500 человек21.

30 мая 1814 года частному приставу Яковлеву, исполнявшему должность курского полицмейстера, было приказано собрать всех пленных для выезда на родину, а с пожелавших остаться в России, в том числе в Курске, собрать письменные заявления, чтобы правительство смогло сделать в их отношении необходимые распоряжения22. Первая крупная партия военнопленных была отправлена из Курска в Белосток 23 июня 1814 года под командованием поручика С.В. Воронцова. Изначально партия состояла из 195 человек, в том числе 52 обер-офицеров, одной обер-офицерской жены, 136 нижних чинов и их шести жён. Конвойную команду составляли унтер-офицер гарнизонного батальона и четыре нижних чина23.

Таким образом, Курская губерния в 1812—1814 гг. являлась местом приёма, расквартирования и транзитного перемещения значительного числа военнопленных наполеоновской армии. Местные органы власти стремились точно исполнять все директивные указания и предписания Министерства полиции, регламентировавшие содержание и перемещение военнопленных. Следствием проведённых мероприятий стало отсутствие конфликтов и чрезвычайных происшествий в период пребывания иностранцев на территории Курской губернии. При этом удалось сохранить общественный порядок и безопасность населения в военное время.

 

________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 ГА КО. Ф. 33. Оп. 2. Д. 576. Л. 1.

2 Там же. Л. 7.

3 Там же. Л. 21.

4 Там же. Л. 10. Пленные солдаты воевали в составе 5, 6, 8, 9-го гусарских; 3, 4, 8, 11, 12, 16, 24-го конно-егерских; 1, 2, 4, 6-го легко-конных; 6, 8, 9-го уланских; 8-го егерского пехотного; 1, 5, 9, 24, 25, 33, 35, 53, 57, 84, 85, 92, 93, 106, 108-го пехотных полков. См.: там же. Л. 12—15 об.

5 Там же. Л. 25.

6 Там же. Л. 66.

7 Там же. Л. 66 об. — 67 об.

8 Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9270. Л. 6.

9 Там же. Л. 6 об.

10 Там же. Л. 30.

11 Там же. Л. 39.

12 Там же. Л. 324.

13 Там же. Л. 413.

14 Там же. Л. 366.

15 Там же. Л. 452.

16 Там же. Л. 706.

17 Там же. Л. 706 об.

18 Там же. Л. 4.

19 Там же. Л. 8—10.

20 Там же. Л. 14.

21 Там же. Д. 9281. Л. 7.

22 Там же. Л. 8.

23 Там же. Л. 115.