Аннотация. В статье рассмотрены вопросы атрибуции трофейных турецких и польских пушек, принадлежащих Спасо-Преображенскому собору всей гвардии в Санкт-Петербурге. Помимо атрибуции и описания самих орудий собора, в т.ч. из его ограды, автор рассматривает также сложившиеся в отечественной историографии мифы вокруг истории самого собора и хранящихся в нём уникальных артиллерийских реликвий. Как показало исследование, в ограде вокруг собора стоят орудия лишь четырёх турецких султанов. Ещё два орудия вообще не подписаны. Участие многих орудий в Чесменском сражении 1770 года не подтверждается. Среди трофейной артиллерии, взятой у турок в Варне в 1828 году, было немало и «вторичных трофеев» — орудий венецианского, имперского и даже папского производства.
Ключевые слова: военные мемориалы; полковые храмы; памятники; трофеи; сухопутные и корабельные пушки; артиллерия; Спасо-Преображенский собор всей гвардии; Русско-турецкая война 1828—1829 гг.; транспорт «Змея»; Николай I; Санкт-Петербург; Варна; Варшава.
Summary. The paper deals with the attribution of captured Turkish and Polish guns, which belonged to the Cathedral of the Lord’s Transfiguration of all the Guards in St. Petersburg. In addition to the attribution and description of the cannons of the cathedral themselves, including the ones in its fence, the author also examines the myths that have developed in domestic historiography around the history of the cathedral itself and the unique artillery relics kept in it. As the research shows, the fence around the cathedral contains the cannons of only four Turkish sultans. Two other guns are not signed at all. The participation of many guns in the Battle of Chesma in 1770 is not confirmed. Among the trophy artillery recaptured from the Turks at Varna in 1828, there were also many repeated trophies: cannons of Venetian, Imperial and even Papal manufacture.
Keywords: battle monuments; regimental churches; monuments; trophies; field and naval guns; artillery; The Cathedral of the Lord’s Transfiguration of all the Guards; Russian-Turkish war of 1828—1829; sailing transport ship Zmeya; Nicholas I; St. Petersburg; Varna; Warsaw.
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
ГРОМОВ Андрей Владимирович — старший научный сотрудник Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (ВИМАИВ и ВС)
«ЭТИ ОРУДИЯ ПРИ ШТУРМЕ ВАРШАВЫ БЫЛИ ОТНЯТЫ ОХОТНИКАМИ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПОЛКА»
Артиллерийские орудия Спасо-Преображенского собора всей гвардии: апокрифы и легенды
Одним из самых узнаваемых и вместе с тем неизученных архитектурных комплексов Санкт-Петербурга является ограда Спасо-Преображенского собора всей гвардии, построенная архитектором В.П. Стасовым в 1832—1833 гг.
Её самое раннее печатное описание относится к 1846 году1, но и оно, и все последующие публикации на эту тему либо достаточно обтекаемы в плане формулировок и описаний самой ограды, её строительства и т.д., либо наполнены разного рода мифами, не находящими подтверждения при её непосредственном изучении.
Аналогичным образом сложилась ситуация и вокруг 12 турецких пушек и пары русских единорогов, стоявших некогда на лафетах или подставках вокруг собора. Их участь от момента появления в архитектурном комплексе, относящемся к зданию и территории самого собора, до наших дней остаётся также весьма запутанной.
Более-менее полные описания и ограды, и прочих, имеющихся при храме орудий, относятся только ко второй половине XIX века. Среди них можно выделить описание, приведённое в издании «Вестник военного духовенства» за 1901 год2:
«Площадь собора, по Высочайше утвержденному плану архитектора Стасова, засажена деревьями и обнесена кругом эллипсовидною оградою, украшенною турецкими медными орудиями, поставленными стоймя, дулом вниз, по три орудия; среднее из них имеет наверху золоченого двуглавого орла с короною. Группы из сих орудий соединены между собою цепями. Орудия эти взяты в войну с турками 1828 и 1829 года, из крепостей Варны и других. В ограду ведут трое чугунных решетчатых ворот; на главных из них — западных поставлен золоченый крест, имеющий пьедесталом полумесяц. В самые же ворота вделаны, в виде щитов, два бронзовые изображения медали с надписью: “За турецкую войну 1828 и 1829 годовъ”. Кроме сего, кругом стен самого собора поставлены, на чугунных лафетах, 12 орудий, взятых из тех же крепостей, и пожалованных Императором Николаем 1-м Польше с тем, чтобы они поставлены были в основание монумента, который предположено было воздвигнуть польскому королю Владиславу, погибшему с войском под Варною. Но так как поляки во время мятежа 1831 г. действовали этими орудиями против русских войск, а наши гвардейцы, при взятии Вольских укреплений в Польше, отняли эти орудия, то Император Николай I всемилостивейше соизволил подарить последние гвардейским войскам и повелел поставить оные вокруг Преображенского всей гвардии собора. Кроме этих орудий, за оградою, по ту и другую сторону главных ворот, поставлены еще два единорога также на чугунных лафетах. Эти последние орудия, отнятые поляками у русских еще в царствование Екатерины II, также употреблялись ими против русских, во время мятежа 1831 г., но при штурме Варшавы были отняты обратно охотниками Преображенского полка и составляют собственность последнего»3.
То же число орудий (12 шт.) и единорогов (2 шт.), пожалованных Николаем I гвардейскому корпусу и в т.ч. — лейб-гвардии Преображенскому полку, упоминает и полковая история преображенцев. Там же приводится и приказ от 16(28) октября 1831 года графа И.Ф. Паскевича-Эриванского о даровании полку этих пушек4.
Все остальные, более поздние описания добавляют к этому как реальные исторические детали, относящиеся к установке ограды и дополнительных пушек вокруг собора, так и привносят в это вопрос многочисленные неточности. В особенности это относится к современным исследованиям и публикациям в разного рода архитектурных справочниках, краеведческой литературе по Санкт-Петербургу, в современных церковных изданиях и т.д.
К примеру, в справочнике Б.К. Пукинского «1000 вопросов и ответов о Ленинграде» говорится следующее:
«В 1829—1832 годах вокруг собора, по замыслу Стасова, создана весьма оригинальная ограда. Для её устройства были использованы 102 бронзовых ствола трофейных турецких пушек, захваченных русскими солдатами при штурме крепости Тульчи, Исакчи, Варны, Силистрии, а также при сражении под Кулевчи во время русско-турецкой войны 1828—1829 годов. Это 3, 4, 6, 12, 18 и 24-фунтовые сухопутные и корабельные пушки. Отлитые в конце XVIII — начале XIX столетия, пушки заряжались с дула и находились на вооружении полковой и осадной артиллерии, а также крепостей. Стрельба из таких орудий велась с деревянных лафетов чугунными ядрами или картечью. На стволах и поныне сохранились вычеканенные гербы Оттоманской империи5, а на некоторых пушках — данные им имена: “Гнев аллаха”, “Священный полумесяц”, “Гром извергающий”, “Дарю лишь смерть” и т. д.»6.
Исследователи Н.И. Баторевич и Т.Д. Кожицева добавляют к этим подробностям также то, что в ограде были поставлены и орудия, некогда взятые русским флотом в сражении при Чесме7 (24—26 июня (5—7 июля) 1770 г.), хотя в действительности последнее не доказано и не вполне достоверно. Орудия, по их данным, были доставлены в Санкт-Петербург в феврале 1883 года8 из Измаила и Одессы. Там же уточнено и устройство самой ограды:
«На 34 основаниях в виде параллелепипедов из красного гранита высотой 53 см, соединённых между собой невысокой железной решёткой высотой около 80 см, установлено по три пушки дулом вниз. Средние, более высокие, орудия увенчаны двуглавыми коронованными орлами, выполненными из листовой меди. Сложно переплетаясь, ниспускающиеся железные цепи соединяют группы орудий. Напротив портика расположены решётчатые чугунные ворота. Золочёный крест в сиянии, попирающий полумесяц, символизирует победоносное для России окончание войны. Сами ворота украшены двумя щитами, на которых воспроизведены отлитые из бронзы изображения медалей за войну с Турцией. Так выглядела прекрасная ограда храма Преображения (цв. вкл. 38)»9.
Наконец, там же упомянуты 12 пушек на лафетах и 2 русских единорога перед воротами10, насчёт которых в других источниках сказано, что:
1) к 1901 году они стояли уже на чугунных лафетах11 (вполне возможно, что до того они были аутентичными деревянными);
2) орудия эти были впоследствии убраны от собора (не ранее 1932 г.12);
3) орудия, поставленные во дворе собора (кроме единорогов), были турецкими, привезёнными по приказу Николая I из крепости Варна. Их подарили в 1829 году Варшаве для памятника польскому королю Владиславу III (убит под стенами Варны в 1444 г. в бою с турками), но в 1831 году они были отбиты снова — во время польского мятежа13;
4) не менее половины этих орудий перед Великой Отечественной войной (в 1930-е гг.) были ещё на месте.
Поэтому весьма неожиданными и неоправданными выглядят утверждения современных отечественных исследователей о том, что орудия, отвоёванные русской армией в крепости Варна и вновь отобранные затем в Варшаве в 1831 году, были… польскими!
В своей статье «России верные сыны», посвящённой в том числе Польскому восстанию 1830—1831 гг., исследователь В.Е. Чуров так описывает вооружение верков мятежной Варшавской крепости:
«Кроме полевых орудий, на валы дополнительно установили от 132 до 200 — оказалось, что никто точно не считал, — крепостных пушек, в том числе 33 чугунные. Среди них были взятые в прусских крепостях Наполеоном, хранившиеся с 1807 года, подаренные Варшаве Николаем I большие польские пушки, отнятые в прошлые войны турками у поляков и взятые русскими в последнюю войну у турок в Варне, французские и русские орудия.
Согласно исследованиям современного нам польского военного историка Томаша Стржежека оборона Варшавы на левом берегу Вислы располагала 98 полевыми орудиями и 6 ракетными станками, из которых 8 полевых пушек 4-й батарейной роты пешей артиллерии и 4 пушки конной артиллерии Чижевского разместили в укреплениях, дополнив стоявшие на валах 130 орудий и 15 ракетных станков. Всего было 228 орудий и 21 ракетный станок, которые обслуживали 4554 армейских артиллериста и около 200 добровольцев Народной гвардии»14.
Однако следует пояснить, что в действительности все пушки, подаренные императором Николаем I в 1828 году Варшаве, до неё попросту не доехали! И не доехали потому, что транспорт Черноморского флота «Змея», на котором они и были отправлены из крепости Варна на перевалочные склады в Одессе и Севастополе, затонул у турецкого берега 27/28 октября (9/10 ноября) 1828 года в ходе шторма15.
При этом ещё один современный исследователь капитан 1 ранга В.В. Шигин также продолжает считать эти пушки польскими! Без всякой ссылки на какие-либо источники он сообщает об этом следующее:
«В течение суток на “Змею” были погружены 40 тысяч турецких пистолетов и ятаганов, а также 14 трофейных орудий; 12 из них, имевшие на стволах старинные польские королевские гербы, были определены для последующей доставки в Варшаву и украшения фасада дворца генерал-губернатора. Ещё две пушки были особые, наградные. Первая из них была высочайше пожалована за совершённые подвиги генерал-фельдмаршалу графу Дибичу-Забалканскому, а вторая — генерал-губернатору Новороссии графу Воронцову. Помимо этого на транспорт были погружены раненые — 17 офицеров и полторы сотни солдат для скорейшей их доставки в Одессу, а также почта»16.
И так как транспорт «Змея» затонул на траверзе турецкого мыса Инада 27 октября (9 ноября) 1828 года, было совершенно неясно, какие именно пушки были захвачены русской армией в ходе штурма Варшавы и впоследствии установлены внутри ограды Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге.
Так, например, из сохранившихся архивных документов Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ), относящихся к гибели этого транспорта (и, соответственно, его груза) у берегов Турции, следует: пушки являлись турецкими 4-фунтовыми (а не польскими!), все они были с турецкими же (полевыми) лафетами и, наконец, никаких русских единорогов среди них не было.
Соответственно, те орудия, что стояли вокруг собора и у ворот начиная с 1831 года, должны были поступить позднее и, вероятней всего, уже не прямым путём — например, через Киевский арсенал или иные аналогичные учреждения, относившиеся в том числе к сухопутному, а не к морскому ведомству.
Таким образом, можно видеть, что вокруг пушек ограды собора, как и орудий, украшавших некогда его внутренний двор, накопился уже набор многочисленных вполне устоявшихся мифов, которые перекочёвывают теперь из печатных изданий XIX — начала XX века в современные публикации, в т.ч. в Интернет.
Орудия, стоявшие у собора
Исследование пушек (польских или турецких), стоявших непосредственно у стен самого собора, оказалось долгим и трудным.
Поскольку первые орудия, подаренные Николаем I Варшаве и до неё не доехавшие, были определённо отлиты в Турции, а не в Польше (см. выше), то сообщения отдельных дореволюционных историков об их польском происхождении можно было бы посчитать априори недостоверными. При этом также не было обнаружено никаких документов морского ведомства в пользу того, что какие-либо орудия доставлялись морем из Варны повторно для той же цели. И, соответственно, пушки, отбитые русской армией у поляков во время штурма Варшавы 25—26 августа (6—7 сентября) 1831 года, попали в Польшу другим путём.
Однако где они были в итоге отлиты — не совсем ясно. Так, в документах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), посвящённых возвращению пруссаками России польских орудий, вывезенных польским корпусом Ромарино на территорию Пруссии17, из 95 орудий значатся только 2 «польских» (3- и 6-фунтовых), 3 «прусских» (все 3-фунтовые) и 3 «3-фун. турецких медных»18.
Все остальные орудия в этих списках отмечены повсюду как «русские», ибо вся артиллерия Царства Польского (кроме малого количества прусских и французских орудий, оставшихся на складах ещё с эпохи Наполеоновских войн) была отлита исключительно на российских заводах и, соответственно, с российскими клеймами19.
А это значит, что и в Варшаве на момент штурма также должно было находиться некоторое количество трофейных турецких пушек разных калибров. Хотя не все из них могли использоваться повстанцами как боевое реально действующее оружие. Всё дело в том, что калибр османских пушек не вполне совпадал с диаметром русских ядер. По замечанию артиллеристов, изучавших время от времени взятую у противника артиллерию, только 3-фунтовые и 12-фунтовые калибры турецких пушек «так близко подходят к собственным калибрам нашей артиллерии, что эти орудия могут стрелять нашими снарядами». Однако гаубицы и единороги турецкой артиллерии «не могут быть употреблены для стрельбы нашими снарядами, имея соответственные калибры менее наших»20.
Поэтому не выглядит удивительным, что некоторые из турецких орудий, не подошедшие по калибру для русских (и польских) ядер, были в реальности не задействованы в бою, а оставались, как утверждает, например, В.В. Шигин, около «дворца генерал-губернатора» (а точнее — наместника царства Польского)21. Все остальные — лёгкие 3-фунтовые, годные для применения по калибру, и были, судя по всему, вывезены корпусом Ромарино в Пруссию.
Однако если все оставшиеся в Варшаве орудия были польскими (даже с гипотетическими надписями на турецком на их стволах), то даже по документам РГВИА их вычислить не удастся. Они так и будут числиться в ведомостях как «польские» с указаниями калибров. Но в таком случае получается, что никаких приемлемых объяснений наличия в корпусе Ромарино турецких пушек не существует! Армия царства Польского, как известно, по настоянию великого князя Константина Павловича не привлекалась к военным действиямв Русско-турецкой войне 1828—1829 гг. И соответственно, заполучить эти пушки другим путём полякам было бы просто негде.
Неразберихи в этот вопрос добавляло и замечательное исследование Ф. фон Шмидта, посвящённое польским событиям 1830—1831 гг., изданное в Берлине в 1833—1839 гг. И вероятней всего, именно у него почерпнули версию о «старинных польских» орудиях все последующие исследователи. Вот что он пишет:
«Кроме нескольких вновь отлитых пушек, на польских укреплениях можно было видеть множество прусских орудий, которые со времени несчастной для Пруссаков войны 1806—1807 годов хранились в польских арсеналах; наконец, тут же находились и большие турецкие или, вернее говоря, польские орудия, отнятые Турками у Поляков в прежние войны и по взятии Варны подаренные Императором Николаем городу Варшаве в знак братской дружбы между русскими и польскими войсками; теперь город обратил их против своих же войск»22.
Учитывая то, что Фридрих фон Шмидт (он же Фёдор Иванович Смит) в 1830 году состоял при главной квартире армии, отправленной в Польшу, и исправлял должность редактора известий о действиях русских войск для заграничных газет, он, скорее всего, мог лично видеть трофеи, взятые в городе. Поэтому что же именно было в итоге поставлено во дворе Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге, довольно долго было не выяснено.
Так, например, среди трофейной артиллерии, взятой у турок в Варне в 1829 году, было немало и так называемых вторичных трофеев — то есть орудий европейского (венецианского, имперского и даже папского) производства. Одно из таких орудий, датированное периодом правления австрийского императора Рудольфа II (1552—1612), доставленное как раз из Варны сначала в Одессу (1828 г.), а после — в Москву (1831 г.), находится в наши дни в фондах Оружейной палаты Московского Кремля23.
Все эти орудия в основном помечались турецкими обозначениями калибра и веса, наносившимися поверх ствола, на казённой части. Кроме того, проставлялась и дата, обозначавшая, по-видимому, год турецкой приёмки орудия и признания его годным к службе. Поэтому неудивительно, что аналогичного содержания надписи могли быть начертаны и на орудиях польского производства, если последние в самом деле имелись на вооружении бастионов Варны.
В соответствии с вышесказанным на сегодняшний день можно выделить три основные версии, к сожалению, не изжитые в отечественной историографии, посвящённой собору и его пушкам:
1. Пушки были подарены польские, и они утонули, так что повторно прислали уже турецкие. Эта версия опровергнута окончательно документами РГА ВМФ (см. выше), и на самом деле всё было ровно наоборот;
2. Пушки были турецкие, но они утонули, и тогда были отправлены уже польские (с характерными гравировками на турецком в казённой части ствола);
3. Никаких польских пушек не было вообще, они были турецкими в обоих случаях.
По-видимому, для того чтобы разрешить этот вопрос окончательно, необходимо исследование иконографических источников по собору и его пушкам. Возможно также, что фотоматериалы второй половины XIX — начала ХХ века позволят в конце концов пролить свет на происхождение этих орудий, а также на то, когда именно лафеты единорогов, стоявших на гранитных постаментах у главных ворот, были заменены металлическими.
Во всяком случае, на имеющихся фотографиях собора 1856 и 1860 гг.24 упомянутые орудия уже стоят на литых чугунных лафетах, а детализация фото орудий вокруг собора вполне позволяет предположить, что орудия, установленные вдоль стен, были все-таки польскими. При большем увеличении на раритетных фотографиях Преображенского собора (XIX — начало XX в.) видны дельфины этих орудий. Но очевидно, что в османской артиллерии XVII—XIX вв. (в т.ч. — в крепостной и в осадной) орудия почти всегда изготавливались без них — высверливание и последующая обточка дельфинов требовали дополнительных ухищрений при производстве и усложняли с точки зрения турецких военных их производственный цикл. Немногочисленные опыты с дельфинами производились только в полевой артиллерии небольших калибров и в основном как подражание европейской (главным образом — наполеоновской) артиллерии25.
Наконец, участь этих орудий также на сегодняшний день остается невыясненной. Они, как и единороги, находившиеся по сторонам от главных ворот собора, были изъяты из собственности собора в 1931—1932 гг. и будто бы предлагались для передачи в Артиллерийский музей на Кронверке26.
Орудия из ограды собора
История о том, что часть орудий собора могла быть трофеем русского флота, захваченным у неприятеля при Чесме (1770 г.), также оказывается на поверку очередной городской легендой. В действительности, как показало исследование 2019—2021 гг., в ограде вокруг собора стоят орудия лишь четырёх турецких султанов27, в т.ч. Мустафы III (1757—1774), Абдул-Хамида I (1774—1789), Селима III (1789—1807) и Махмуда II (1808—1839)28.
Кроме того, ещё два орудия из стоящих в ограде вообще странным образом не подписаны — на них нет ни тугры правителя, ни даты отливки. Ещё одно орудие — 4-фунтовая крепостная пушка (по-видимому — самая архаичная по устройству и очень плохо отлитая) может датироваться XVI—XVII вв.
Так что претендовать на роль трофеев Чесменского сражения могли бы во всей ограде только орудия Мустафы III. И хотя все они датированы 1183 годом хиджры (т.е. 1769/1770 г.), их участие в самом сражении не подтверждается документами: согласно описи орудий, предназначенных для установки в ограду собора (датирована 11(23) декабря 1830 г.)29, названа каждая(!) из крепостей, из которых эти орудия были взяты.
Всего по описи подробно перечислены 22 пункта (в т.ч. несколько полевых сражений), где эти орудия были захвачены русской армией, но в документах30 нигде не сказано, что к ним добавлялись трофеи более ранних русско-турецких войн — в том числе и екатерининского времени. Соответственно, даже пушки Собора всей гвардии, отлитые при султане Мустафе III, трофеями Чесменского сражения, к сожалению, не являются.
Таким образом, ни один из расхожих мифов о пушках Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге, растиражированных в современной историографии, не нашёл полного подтверждения. Как правило, большинство из них рассыпаются даже при первом знакомстве с архивными документами, как и с самими орудиями ограды. Но вместе с тем исследования этого архитектурного комплекса ещё весьма далеки от своего завершения, а изучение артиллерийских реликвий собора обещает массу интересных открытий.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Исторический указатель достопамятностей Санкт-Петербурга / Составлен и издан Иваном Пушкаревым. СПб., 1846. С. 59, 60.
2 Ливенцев Н.П. Систематический указатель статей помещенных в Вестнике военного духовенства за 1890—1899 г. СПб., 1910; Таранец И. Описание Преображенского всей гвардии собора // Вестник военного духовенства. 1890. № 1. С. 52—56. — внешняя и внутренняя сторона собора; там же. № 2. С. 88—95. — трофеи и достопамятные реликвии.
3 Таранец И. Указ. соч. С. 52, 53.
4 Чичерин А. История Лейб-гвардии Преображенского полка. 1683—1883 г. Т. 3. СПб.: Тип. А.А. Краевского, 1888. С. 200, 201.
5 На самом деле — только печати (тугры) султанов. Никаких «гербов» и «имён» орудий нет в и помине!
6 Пукинский Б.К. 1000 вопросов и ответов о Ленинграде. Л., 1974. С. 343, 344.
7 Баторевич Н.И., Кожицева Т.Д. Храмы-памятники Санкт-Петербурга: во славу и память российского воинства. СПб.: Дмитрий Буланин, 2008. С. 247.
8 Так в тексте! Вероятно — 1833 г.
9 Баторевич Н.И., Кожицева Т.Д. Указ. соч. С. 247.
10 Там же. С. 248.
11 Таранец И. Указ. соч. С. 52, 53.
12 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 7384. Оп. 33. Д. 132. Л. 68, 137.
13 Чичерин А. Указ. соч. С. 200, 201; Шильдер Н.К. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Т. 2. СПб., 1903. С. 252; Шкаровский М.В. «Преображенские дела» 1930—1931 гг. // Христианское чтение. Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной академии Русской православной церкви. 2020. № 6. С. 216.
14 Чуров В.Е. России верные сыны // Русский пионер. 2013. № 8(41). Ноябрь. С. 118—134.
15 Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 243. Оп. 1-1. Д. 2169. Л. 12—13 об. «Рапорт господину вице-адмиралу и кавалеру Мессеру Первому командира 3-х мачтового транспорта “Змеи” капитан-лейтенанта Тугаринова»; Ф. 243. Оп. 1-1. Д. 2238. «Следственное дело о крушении тр. ‘Змея’ у местечка Инада на пути из Варны в Одессу» (22 листа); Ф. 122. Оп. 1. Д. 1. «О погибшем транспорте “Змея”. 1828—1831» (52 листа).
16 Шигин В.В. Паруса, разорванные в клочья: неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII—XIX вв. М.: Вече, 2008. С. 39, 40.
17 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 503. Оп. 3. Д. 263. Переписка с V отделением Департамента и инспектором местных арсеналов о приеме в Киевский арсенал орудий, захваченных у польских повстанцев. 23 ноября 1831 — 15 марта 1833 г. (63 листа).
18 Там же. Л. 56 об., 57.
19 Roman Łoś. Artyleria Królestwa Polskiego, 1815—1831. Warszawa: Wydawn. Ministerstwa Obrony Narodowej, 1969. S. 20, 24.
20 Сведение об артиллерии, взятой у турок, в сражении 19-го ноября 1853 года // Артиллерийский журнал. 1854. № 2. С. 118, 119.
21 Шигин В.В. Указ. соч. С. 39, 40.
22 Smitt Friedrich von. Geschichte des polnischen Aufstandes und Kriege in den Jahren 1830 und 1831. Vol. 3. Berlin, 1839. S. 377; русская версия — см.: Смит Ф. История польского восстания и войны 1830 и 1831 годов / Пер. с нем. В. Квитницкий. Т. 3. СПб.: Тип. В.Спиридонова, 1863. С. 482, 483; Комаров И.А., Зайцев И.В. Европейская пушка с турецкой надписью из фондов Оружейной палаты Московского Кремля // Османский мир и османистика: сборник статей к 100-летию со дня рождения А.С. Тверитиновой (1910—1973). М.: ИВ РАН, 2010. С. 146, 147.
23 Там же. С. 145—148.
24 Фото собора 1860 г. См.: https://www.flickr.com/photos/photohistorytimeline/31911494571/sizes/k.
25 См.: 4-фунтовое турецкое полевое орудие из собрания ВИМАИВ и ВС (МЧА 010/103) // Громов А.В. Артиллерийские орудия стран Востока (Турция, Персия, Средняя Азия) в собрании Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. СПб., 2018. С. 45, 57.
26 ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 132. Л. 68; Куферштейн Е.З., Борисов К.М., Рубинчик О.Е. Улица Пестеля (Пантелеймоновская). Л., 1991. С. 77.
27 Всего 98 пушек и 4 крепостных гаубицы калибром от 1,5 до 11 окка (т.е. от 4 до 39-фунтовых).
28 Орудий Мустафы IV (1807—1808) в ограде собора не было выявлено.
29 РГА ВМФ. Ф. 243. Оп.1-1. Д. 2649. Л. 4. «Ведомость об орудиях, назначенных из завоеванных турецких крепостей для ограды Преображенского всей гвардии Собора в С.-Петербурге».
30 Там же. Д. 2377. О выборе пушек, захваченных в Сизополе, Инаде, Мидии, для Преображенского собора в Санкт-Петербурге (14 листов); Ф. 243. Оп. 1-1. Д. 2378. О передаче пушек Преображенскому собору (110 листов); Д. 2649. О перевозке из Николаева в Петербург турецких орудий, захваченных в период Русско-турецкой войны 1828—1829 гг. (110 листов) и др.