Аннотация. Статья посвящена анализу арестов членов Особого совещания при главнокомандующем, проходивших в 1920 году. События реконструируются, преимущественно, по документам Московского Политического Красного Креста.
Summary. The article analyses the arrests of members of the Special Conference at the Commander-in-Chief, held in 1920. Events are reconstructed, mainly, according to the documents of the Moscow Political Red Cross.
ИЗ ФОНДОВ ВОЕННЫХ АРХИВОВ
Ганин Андрей Владиславович — ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН, редактор российского исторического журнала «Родина», доктор исторических наук
(Москва.E-mail: andrey_ganin@mail.ru).
АРЕСТЫ ЧЛЕНОВ ОСОБОГО СОВЕЩАНИЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ В ДОКУМЕНТАХ МОСКОВСКОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО КРАСНОГО КРЕСТА
В мае 1920 года, в разгар Советско-польской войны приказом Реввоенсовета Республики (РВСР) было создано Особое совещание при главнокомандующем всеми Вооружёнными силами Республики. Совещание состояло в основном из старых генералов, которые своим авторитетом должны были привлечь в ряды Красной армии массы бывших офицеров. В состав этого органа под председательством генерала А.А. Брусилова вошли и другие бывшие царские генералы: М.В. Акимов, П.С. Балуев, А.И. Верховский, А.Е. Гутор, А.М. Зайончковский, В.Н. Клембовский, Д.П. Парский, А.А. Поливанов, А.А. Цуриков. В качестве партийных представителей членами совещания стали А.Н. Александров, К.Х. Данишевский, Л.П. Серебряков, И.И. Скворцов-Степанов. Также в работе участвовали генерал К.И. Величко и большевики Н.И. Подвойский и И.Ф. Медянцев.
Патриотические заигрывания с общественностью в партийном руководстве воспринимались настороженно. Ещё на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 4 мая 1920 года по предложению Е.А. Преображенского ВЧК было поручено «наблюдать за работой офицерских кругов, которые будут втягиваться в борьбу с поляками на нашей стороне, исходя из своих мотивов»1.
30 мая 1920 года члены Особого совещания составили знаменитое воззвание к бывшим офицерам русской армии, в котором призвали их, забыв старые обиды, вступать в Красную армию для защиты России2. Однако на этом активная деятельность совещания фактически завершилась. После выпуска воззвания и перелома на польском фронте в пользу Красной армии этот орган перестал быть интересным партийным руководителям, которые свернули патриотические заигрывания с обществом, вернувшись к рассмотрению прежних идей мировой революции.
Летом—осенью 1920 года прошли аресты членов Особого совещания. До сих пор эти события не становились предметом специального изучения. Введение в научный оборот новых документов по этой тематике и максимально полная реконструкция событий могли бы пролить свет на широкий спектр не вполне прояснённых вопросов. Среди них: трансформация внутриполитического курса большевиков во время Советско-польской войны и патриотические заигрывания с обществом, роль Особого совещания после выпуска известного воззвания, смены партийной линии в отношении бывших офицеров, уровень компетентности сотрудников Особого отдела ВЧК, осуществлявших следственные действия, взаимодействие советских спецслужб и белой эмиграции. Наконец, разработка этой темы позволила бы расширить представления о жизни и деятельности видных военных специалистов, попавших под маховик репрессий.
К сожалению, свободного доступа к архивно-следственным делам арестованных в 1920 году генералов у нас нет. В связи с этим возможности изучения этого вопроса пока ограничены. Приходится опираться на источники второго порядка — документы общественной организации Московский Политический Красный Крест (МПКК), существовавшей в Советской России в 1918—1922 гг.3 Сотрудники этой организации проводили анкетирование арестованных политзаключённых, выясняя причины ареста, нужды арестантов и возможные пути смягчения их участи. Основной массив документов МПКК хранится в Государственном архиве Российской Федерации и небольшая часть — в Центральном государственном архиве Московской области. В архивах организации отложились документы самих арестованных, их родных и близких, а также представителей МПКК. В этих документах порой встречаются значимая информация от представителей ВЧК, данные о судьбе арестованных. Материалы МПКК позволяют проанализировать аресты военспецов, прежде всего в восприятии самих арестованных, их родных и близких. Разумеется, это не даёт всей полноты картины, однако в сочетании с другими рассекреченными документами позволяет реконструировать события, устанавливать прежде неизвестные факты и обстоятельства и уточнять то, что было известно до сих пор.
Как вспоминал А.А. Брусилов, «в ближайшее же время после открытия “Особого совещания” с “генералами” их стали арестовывать. Зайончковский и Гутор были первыми арестованы, но не надолго. Их скоро выпустили. Что касается до Клембовского, то, невзирая на все мои хлопоты, его арестовали так крепко, что больше я его и не видел. Его не выпустили. Спустя некоторое время он умер в тюрьме от истощения»4. К сожалению, описание Брусилова содержит ряд неточностей. Попытаемся на основе архивных документов разобраться в тех событиях.
Из членов Особого совещания арестам в 1920 году подверглись бывшие генералы А.Е. Гутор, А.М. Зайончковский, В.Н. Клембовский. Обращает на себя внимание то, что двое из трёх арестованных были носителями польских фамилий. Из повесток заседаний Политбюро следует, что в период Советско-польской войны этнические поляки, даже в рядах РКП(б), стали восприниматься с определённой долей подозрения, причём на уровне руководящего партийного органа обсуждался вопрос их проверки5. Подозрения же в адрес беспартийных военспецов польского происхождения должны были быть значительно сильнее. Ещё 15 мая 1920 года на заседании Политбюро обсуждался вопрос удаления Клембовского из Особого совещания, но было решено снестись по этому вопросу с председателем РВСР Л.Д. Троцким и заместителем начальника Особого отдела ВЧК В.Р. Менжинским6. Клембовский тогда сохранил своё место в совещании.
В сообщении агента ВЧК от 1 октября 1920 года о деятельности антибольшевистской эмиграции отмечалось: «По имеющимся сведениям во главе военной организации в России стоят следующие генералы: Поливанов, Гутор, Клембовский, Сытин I, Сытин II. Гучков с давних времён ещё до первой революции был в близких отношениях с генералом Поливановым, в бытность его товарищем военного министра, и вместе с ним составлял оппозицию правительству. С этой военной группировкой связан фон Мек, бывший на службе в комиссариате путей сообщения и занимавший там крупный пост. Связь этой группы с Гучковым идёт через Ригу… В случае успеха в России все предприятия должен возглавить генерал Гурко, находящийся всё время в Берлине и не принимающий для виду никакого участия в политической жизни…»7.
Достоверность таких данных сомнительна хотя бы потому, что один из двух бывших генералов Сытиных, Иван Павлович, покинул Советскую Россию ещё в 1918 году, служил у белых, а позднее эмигрировал. Что касается остальных сведений, то, вероятно, агент пользовался слухами. Нельзя исключать попытку дискредитации белой эмиграцией верных большевикам военспецов посредством дезинформации (такое предположение, в частности, высказал арестованный В.Н. Клембовский). Вполне возможна и фабрикация подобных сообщений самими чекистами. Как бы то ни было, Особый отдел ВЧК должен был проверять поступавшие сведения, что в тот период проводилось в форме арестов. По всей видимости, процитированное сообщение было не первым, поскольку аресты начались ещё летом 1920 года.
Из упомянутых в документе лиц, которые на 1920 год действительно служили в РККА, не были арестованы генералы А.А. Поливанов и П.П. Сытин. Поливанов 25 сентября 1920 года умер от тифа во время пребывания в Риге в качестве военного эксперта в составе делегации для заключения мира с Польшей, а Сытин находился в Грузии в качестве советского военного атташе и блестяще себя там зарекомендовал по линии военной разведки8.
Бывшего генерала от инфантерии В.Н. Клембовского, который получил назначение в распоряжение командующего Кавказским фронтом, арестовали 30 июня 1920 года в Ростове-на-Дону по прибытии к новому месту службы прямо в вагоне поезда. Интересно, что за несколько недель до ареста, при назначении Клембовского, Л.Д. Троцкий лично приказал использовать бывшего генерала, «приняв во внимание его бывший служебный опыт и соответствующий военный стаж»9 и просил командующего фронтом «обеспечить В.Н. Клембовского как квартирой, так и прочими видами довольствия, дабы он не чувствовал в этом недостатка»10.
5 июля арестованного доставили в Москву. Клембовский обвинялся в сношениях с заграничными военными организациями и числился за Особым отделом ВЧК. Доказательств обвинения представлено не было. Лишь 26 октября и 20 ноября 1920 года Клембовский был допрошен во внутренней тюрьме Особого отдела ВЧК особоуполномоченным Я.С. Аграновым, что одновременно характеризует и отношение к арестованному, и значимость установления истины для следствия.
В «белом» Крыму в 1920 году находился родной брат Клембовского генерал-майор Артур-Оскар Наполеонович. Оставшись на полуострове после эвакуации врангелевцев, он был расстрелян в декабре 1920 года11. Другой брат, полковник Наполеон Наполеонович, был противником большевиков и в январе 1921 года бежал из Петрограда в Финляндию по льду Финского залива. 21 января 1921 года он писал своему знакомому, видному финскому политическому деятелю К. Энкелю: «В их армии не служил, ни разу красных розеток не надевал, слова товарищ не осквернял»12. Сын Клембовского в чине подполковника служил у белых на Севере России, а затем эмигрировал в Финляндию13. Разумеется, эти факты, хотя и нередкие среди офицерских семей, не могли не возбуждать подозрений. Кроме того, сам В.Н. Клембовский, судя по занимаемым им должностям, стремился уклоняться от вовлечения в операции Гражданской войны.
Сопоставляя критическое отношение к советской власти бывших царских генералов П.А. Лечицкого и В.Н. Клембовского, А.А. Брусилов отмечал, что Клембовского «поймать в неискренности относительно советской власти было труднее14. Это был человек с очень широкими горизонтами»15. Тем самым Брусилов фактически подтверждал наличие у Клембовского, которого он близко знал, подобных настроений.
17 января 1921 года супруга Клембовского написала заявление председателю МПКК: «Муж мой, Владислав Наполеонович Клембовский, арестованный по неизвестным мне причинам в г. Ростове н/Д 29 июня 1920 г., до настоящего времени содержится во Внутренней тюрьме Особого отдела, и я лишена надежды даже в отдалённом будущем предполагать о возможном окончании его дела. Не говоря уже о том, что его вынужденная изоляция от общества и семьи, а также и бездеятельность ставят нашу семью в тяжкие экономические условия, я должна довести до Вашего сведения, что мужу моему уже 61 год, что в таком возрасте месяц заключения можно считать за год, что до ареста состояние его здоровия внушало опасения, а именно он страдал травматическим неврозом на почве контузии и в связи с этим сильным ослаблением слуха, пороком сердца и вытекающим отсюда отёком ног и другими недугами, свойственными его возрасту.
Условия тюремного режима, отсутствие всякой деятельности, лишение прогулок и свежего воздуха вряд ли могут благоприятно действовать на его здоровье и, скорее всего, только приблизят неминуемую развязку.
Мне, от которой муж никогда и ничего не скрывал, хорошо известно, что ни в чём противосоветском он замечен не был.
Жизнью своей и своей семьи ручаюсь и отвечаю за его полную невиновность и прошу Вашего содействия о замене тюремного режима хотя бы домашним арестом, причём готова дать какие угодно обязательства на усмотрение Особого отдела В.Ч.К.»16.
Письмо оказалось пророческим — Клембовский умер в тюрьме.
В первой половине февраля 1921 года Клембовскую пригласили в МПКК (Кузнецкий мост, д. 16)17 для сообщения дополнительных сведений поеё заявлению18. После этого работа МПКК с Клембовским активизировалась.
Первый опросный лист МПКК генерал заполнил 8 марта 1921 года, а повторный — 21 марта. Этот уже немолодой, не вполне здоровый человек страдал различными заболеваниями и ходатайствовал об освобождении «по полной безвинности»19.
В графе «Особые замечания» Клембовский написал: «В июне 1920 г. я был переведён из Москвы в распоряжение командующего Кавк[азской] армией совершенно неожиданно для меня, без всяких предупреждений. В одиночной камере Особ[ого] отд[ела] ВЧК содержался 5½ месяцев, затем переведён в общую камеру, а 10 марта в Бутырск[ую] тюрьму. Первый допрос сделан 26 окт[ября], причём судебный следователь тов. Агранов, объявив мне, что я был в сношениях с заграничными военными организациями, предложил, чтобы я изложил их сущность, обещав значительное смягчение участи, до выпуска на волю включительно и пригрозив, обратно, тяжким наказанием, если я не сознаюсь. Я ответил, что: 1) никогда ни от каких противосоветских организаций ни письменных, ни словесных предложений о вступлении в их состав не получал и даже не знал об их существовании (о русских знал из наших красных газет). 2) Ни в каких антисоветских организациях никогда не состоял и не состою, а потому абсолютно ничего об них сообщить не могу. 20 ноября состоялся второй допрос, причём суд[ебный] следователь читал мне телеграммы из газет (“Известия” и “Правда”) о поражении Врангеля, указав на то, что мне нет смысла прикрывать организации. Я ответил буквально так же, как 26-го окт[ября]. На вопрос, чем я объясняю, что враги Советск[ой] республики не обращались ко мне, я ответил: “Полагаю, что они знали, что натолкнутся на решительный отказ”. Впоследствии, в январе, я задал этот вопрос белому офицеру Можаровскому, содержавшемуся в одной камере со мною. Он ответил: “Не знаю, но могу засвидетельствовать, что в войсках Врангеля вас сильно ругали за составленное вами для Красной армии “Руководство для партизанских действий” и вообще за ваши труды на пользу Красной армии”. <…>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 163. Д. 161. Л. 2. См. интернет-ресурс «Документы советской эпохи» (http://sovdoc.rusarchives.ru); Е.А. Преображенский: архивные документы и материалы: 1886—1920 гг. М., 2006. С. 348.
2 Правда. 1920. № 116. 30 мая. С. 1.
3 Подробнее об этой организации см.: Московский Политический Красный Крест: сборник документов. М., 2015; Мухутдинов А.А. Политический Красный Крест. М., 2015; Фролова Е.И. Политический Красный Крест и Советская Россия // Вопросы истории. 2011. № 9. С. 71—85.
4 Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 296.
5 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 78. Л. 3. См. интернет-ресурс «Документы советской эпохи» (http://sovdoc.rusarchives.ru).
6 Там же. Оп. 163. Д. 65. Л. 27.
7 Русская военная эмиграция 20—40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье 1920—1922 гг. Кн. 1. Исход. М., 1998. С. 182.
8 Подробнее см.: Ганин А.В. Советская военная разведка в Грузии в 1920—1921 годах. Миссия Павла Сытина // Государственное управление: электронный вестник. 2014. № 43. Апрель. С. 207—251; он же. От военпреда товарища Сытина. Советская военная разведка в Грузии о Белом Крыме // Родина. 2014. № 5. С. 132—135.
9 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 6. Оп. 4. Д. 917. Л. 276.
10 Там же.
11 Абраменко Л.М. Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы. Киев, 2005. С. 363.
12 Национальный архив Финляндии. Коллекция К. Энкеля. Box 5. Письма Н.Н. Клембовского.
13 Подробнее см.: Ганин А.В. Проигранный поединок Куприна // Родина. 2017. № 4. С. 45—48.
14 Так нельзя печатать, это может отразиться на его вдове Марии Александровне в Москве (прим. А.А. Брусилова).
15 Брусилов А.А. Указ.соч. С. 296.
16 Центральный государственный архив Московской области (ЦГА МО). Ф. 6336. Оп. 1. Д. 8. Л. 77, 77 об.
17 По этому адресу Красный Крест находится и по сей день.
18 ЦГА МО. Ф. 6336. Оп. 1. Д. 8. Л. 78.
19 Там же. Л. 79 об.
Исследование осуществлено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках проекта № 17-81-01022а(ц) «История Гражданской войны в России 1917—1922 гг. в документах офицеров русской армии». Выражаю благодарность внучке падчерицы генерала В.Н. Клембовского В.В. Степановой за помощь в подготовке статьи.