Военнопленные центральных держав и советская действительность

Аннотация. В статье на основе архивных материалов Калужской, Орловской, Рязанской и Тульской областей, впервые вводящихся в научный оборот, рассматриваются отдельные аспекты пребывания военнопленных Центральных держав на территории Европейской России после Октябрьской революции.

Summary. On the basis of archival materials of the Kaluga, Oryol, Ryazan′ and Tula Regions, which are introduced in the scientific circulation for the first time, the article discusses some aspects of captivity of prisoners of war from the Central Powers in European Russia after the October Revolution.

ВОЕННОПЛЕННЫЕ: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

БЕЛОВА Ирина Борисовна — доцент кафедры отечественной истории Калужского государственного университета имени К.Э. Циолковского, докторант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, член Российской ассоциации историков Первой мировой войны, кандидат исторических наук

(г. Калуга. E-mail: irina-25.01@mail.ru)

ВОЕННОПЛЕННЫЕ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ДЕРЖАВ И СОВЕТСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Проблема отношений между советской властью и вражескими военнопленными Первой мировой войны, их участия в Гражданской войне на стороне как большевиков, так и антибольшевистских сил давно привлекает отечественных историков. При этом исследователи ставят перед собой следующие основные вопросы: действительно ли большинство военнопленных Центральных держав были вовлечены в вооружённую борьбу в России и какова судьба меньшинства; какие факторы, кроме коммунистической и антикоммунистической пропаганды, и в какой степени способствовали этому процессу? Автор предлагаемой вниманию читателей статьи также попытался ответить на эти вопросы.

После победы Октябрьской революции и очередной смены власти военнопленных передали в ведение местных комиссариатов по национальным и религиозным или по гражданским делам. В декабре 1917 года их уравняли в правах с гражданами нейтральных государств, и они получили возможность свободно, без охраны проживать на частных квартирах1, чем многие и воспользовались, покинув пункты своего размещения. Однако вместе со свободой у этих лиц появились и серьёзные проблемы, прежде всего с продовольствием, в поисках которого военнопленные начали стихийно передвигаться по стране, а то и уезжать за собственный счёт за её пределы, чему способствовало заключение Брестского мирного договора.

Желая как-то упорядочить работу с военнопленными, советское правительство передало их в ведение Центральной коллегии по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), образованной в составе Наркомата по военным делам. Через свои организации на местах Центропленбеж предпринял попытку изменить ситуацию с «самочинными массовыми передвижениями военнопленных по всей территории России» и обязал местные власти принять меры к ликвидации этого явления. В своём циркуляре Центропленбеж отмечал, что «некоторые местные власти присвоили себе право освобождать военнопленных и приравнивать их к совершенно свободным гражданам, тогда как порядок перехода пленных в русское гражданство установлен декретом ВЦИК от 1 апреля 1918 года, и никакие иные виды освобождения из плена не должны допускаться»2.

Предложенный ВЦИК в апреле 1918 года способ освобождения из плена в виде перемены гражданства был выгоден советскому руководству, поскольку давал возможность пополнять ряды Красной армии контингентом, имевшим военную подготовку, избегая критики со стороны мирового сообщества. Для этого только требовались желание военнопленного и его заявление о положительном отношении к советской власти. Превращение иностранных военнопленных в российских граждан освобождало советское правительство от забот по содержанию и эвакуации на родину около 2 млн человек. Прошения принимали губернские власти, они же выдавали удостоверения о приёме в российское гражданство.

На местах все вопросы, связанные с переменой гражданства, возлагались на милицию. Её сотрудники разыскивали военнопленных, оформляли документацию, получали гербовый сбор и подписи военнопленных, именовавшихся в анкетах «просителями». Удостоверения о приёме в российское гражданство за подписью председателя губисполкома вручала военнопленным та же милиция, которая ещё и собирала плату за объявление об этом событии в местных газетах.

Однако желавших поменять гражданство, несмотря на простоту такой процедуры, оказалось немного. Так, в Калуге с мая до конца 1918 года лишь 17 военнопленных австро-венгерской армии (0,6 проц. от общего количества военнопленных, находившихся в губернии на начало 1918 г.) стали гражданами Советской России, в их числе восемь чехов, три хорвата, по два венгра, поляка и немца3. Некоторые военнопленные, например немец Ф. Гроллингер и венгр Д. Местергази, отказались получать уже оформленные удостоверения о принятии их в российское гражданство, сославшись на своё желание вернуться на родину4. Десять военнопленных, которых тоже собирались сделать гражданами Советской России, скрылись из Калуги, хотя один из них, немец Ф. Налбах, перед этим вступил в брак с русской гражданкой.

В соседних губерниях, в частности в Орловской и Рязанской, военнопленных, поменявших гражданство, тоже можно было пересчитать по пальцам. Так, переменить австрийское гражданство на русское выразил желание бывший офицер австро-венгерской армии Фридрих Карлович Микули, поляк из г. Львова, находившийся в разное время в Мценском, Болховском и Орловском лагерях для военнопленных. В своём прошении от 27 августа 1918 года Микули указал, что по убеждениям является социал-демократом5. Переменил гражданство и находившийся в Кромском уезде венгр Михаил Ковач, 22-летний солдат 62-го пехотного полка австро-венгерской армии, попавший в плен в сентябре 1915 года под Тарнополем6. Кроме них, советское гражданство получили Конрад Меллер, Яков Гробман, Антон Арделян, Василий Андришан, Юзеф Борош7 и ещё несколько человек.

Не захотели стать советскими гражданами, несмотря на русских жён, военнопленные австрийской армии Букша, Едличка, Мануш, Сабо, Хангельберг. Они с жёнами и грудными детьми зарегистрировались в марте 1918 года для отправки на родину в местном уездпленбеже8. В ноябре 1918 года отказался от своего намерения перейти в российское гражданство военнопленный австро-венгерской армии Людвиг Дюкало9. Поступивший на службу в первую караульную роту в Калуге военнопленный австро-венгерской армии Владислав Карголь, видимо, тоже собираясь уехать, заявил, что не желает служить в роте, и просил «выдать его документы», находившиеся в губвоенкомате10.

Следует сказать, что Германия и Австро-Венгрия до своей капитуляции в ноябре 1918 года, да и после, пытались оказывать помощь военнопленным. Германия действовала через нейтральную Швецию, которая организовала в ряде губерний комитеты помощи германским подданным. Эта помощь предоставлялась в виде денежных пособий, продуктов питания и медикаментов. Аналогично работала и миссия австро-венгерской Комиссии попечения о пленных. Например, в Рязанской губернии с августа 1918 года эта миссия оказывала помощь военнопленным Сапожковского, Раненбургского и Рязанского лагерей11, а в сентябре от неё поступило ходатайство о закрытии лагеря в Сапожковском уезде и переводе военнопленных с целью скорейшей эвакуации в Рязанский лагерь, а также об отправке на родину 105 инвалидов из Раненбургского лагеря, где пленные голодали, не получая положенного содержания12. Работники миссии участвовали и в розыске пропавших военнопленных. Так, в 1922 году список разыскивавшихся в России военнопленных, составленный австрийской миссией, состоял из 464 человек. К примеру, в Орловской губернии пропал бывший военнослужащий Ландштурмного пехотного полка Генрих Томашко. Но из Орла ответили, что он исчез в 1918 году13. В Калужской губернии австрийская миссия разыскивала рядового 21-го Ландштурмного пехотного полка, уроженца Вены Иоганна Рингхофера, а также Франца Чеха14. В этом списке были военнопленные, пропавшие в самых разных регионах — Омске, Тюмени, Ташкенте и т.д. После аннулирования Брестского мирного договора австро-венгерская и германская миссии по делам военнопленных прекратили своё существование.

Военнопленные, не надеясь официальным путём покинуть Россию, искали другие способы, чаще всего нелегальные. Надо признать, что абсолютное большинство иностранных военнопленных в 1918—1919 гг. выезжали на родину самостоятельно. При этом лишь немногие обращалась в местные органы Центропленбежа за удостоверениями, чтобы не быть остановленными в пути. Например, начальник нестроевой команды Калужского гарнизона сообщал 11 июня 1918 года губернскому военному комиссару: «За последнее время участились случаи бегства военнопленных из вверенной мне нестроевой команды… Военнопленные бегут по деревням, покупают билеты на поезд и уезжают… На железной дороге их задерживают как не имеющих документов, но комендант их освобождает… Прошу принять меры»15. Жиздринский уездпленбеж в июне 1919 года докладывал очередному уездному съезду Советов, что лишь 11 человек уехали в 1918 году легально, хотя и за свой счёт. В 1919 году за удостоверением обратились ещё 11 человек16, а 79 военнопленных попросту сбежали. Мосальская уездная коллегия пленбежа сообщала о 8 бежавших из 12 зарегистрированных для отправки на родину на февраль 1919 года17. Из Медынского уезда в 1918 году большинство военнопленных уехали на родину легально за свой счёт, но из 12 оставшихся половина сбежала, так и не дождавшись официальной отправки.

Аналогичные явления отмечались и в других губерниях. Так, военнопленные систематически бежали из Орловской губернии. Например, 28 июля 1918 года военнопленный австро-венгерской армии Фёдор Проказа бежал из сборно-пересыльного пункта Орловского уездного комиссариата по военным делам, где находился в качестве обслуживающего работника. 18 августа 1918 года из того же пересыльного пункта скрылись ещё 7 военнопленных, а четверо бежали из Яковлевской волости, где работали на заготовке фуража. 11 сентября 1918 года Орловский губпленбеж отдал распоряжение не снимать в оеннопленных с сельскохозяйственных работ до самого их окончания18. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Государственный архив Калужской области (ГА КО). Ф. Р-1498. Оп. 1. Д. 49. Л. 5.

2 Там же. Ф. Р-2019. Оп. 1. Д. 1. Л. 57.

3 Подсчитано по: там же. Ф. Р-1498. Оп. 1. Д. 19, 30, 33, 34, 35, 36, 38, 41, 42, 43, 48, 49, 51, 52, 54, 55, 58, 59, 61, 62, 63, 65, 66, 70, 73, 75, 76, 77, 80, 81, 82, 83; Оп. 4. Д. 25.

4 Там же. Оп. 1. Д. 41. Л. 1—10; Д. 63. Л. 9, 10.

5 Государственный архив Орловской области (ГА ОО). Ф. Р-378. Оп. 1. Д. 228. Л. 1—3.

6 Там же. Ф. Р-1706. Оп. 1. Д. 1. Л. 38.

7 Государственный архив Рязанской области (ГА РО). Ф. Р.-49. Оп. 3. Д. 1. Л. 10; Д. 2. Л. 6; Д. 3. Л. 8.

8 ГА ОО. Ф. Р-378. Оп. 1. Д. 6. Л. 511.

9 Там же. Ф. Р-49. Оп. 3. Д. 2. Л. 11.

10 ГА КО. Ф. Р-85. Оп. 1. Д. 39. Л. 39, 40.

11 ГА РО. Ф. Р-547. Оп. 2. Д. 22. Л. 41, 49.

12 Там же. Д. 19. Л. 71.

13 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 390. Л. 307.

14 ГА КО. Ф. Р-2244. Оп. 1. Д. 3. Л. 8.

15 Там же. Ф. Р-85. Оп. 1. Д. 1а. Л. 79.

16 Там же. Ф. Р-2019. Оп. 1.Д.12. Л. 187 об.

17 Там же. Л. 91 об.

18 ГА ОО. Ф. Р-1687. Оп. 1. Д. 5. Л. 2, 3, 5, 14, 18, 24.