СОБЫТИЯ ПОД КОНОТОПОМ ЛЕТОМ 1659 ГОДА

После смерти в 1657 году Богдана Хмельницкого новым гетманом Войска Запорожского был избран генеральный писарь Иван Выговский, первыми политическими шагами которого стали военный союз с враждебным России Крымским ханством1 и заключение в сентябре 1658 года Гадячского договора с Речью Посполитой, предусматривавшего возвращение Украины в состав Польско-Литовского государства. Измена Выговского, ранее присягнувшего царю Алексею Михайловичу (1629—1676), в значительной степени способствовала началу гражданской войны на Украине, получившей впоследствии название «Руины». Противники Выговского призывали на помощь Москву, его сторонники готовились к борьбе с ней.

В марте 1659 года царь Алексей Михайлович направляет на Украину армию под командованием князя А.Н. Трубецкого для «успокоения междоусобия подданных его великого государя, Войска Запорожского жителей» и для защиты «черкас, которые государю служат», от нападений крымских татар.

20 апреля 1659 года* русские войска осадили крепость Конотоп, в которой находился активный сторонник Выговского полковник Г. Гуляницкий с 4000 казаков. Искусной ложью он сумел убедить казаков, что царское войско хочет «гетмана и казачью старшину позабивати, права и вольности их поломати, казаков крестьянами вечными сотворити». При этом Гуляницкий жестоко расправился с теми, кто войны с Москвой не хотел.

Трубецкой, расположившись обозом в селе Подлипное (к югу от Конотопа), предложил Гуляницкому прекратить сопротивление и сдать город. Получив отказ, князь велел своим стрельцам и драгунам «вести к городу шанцы и в шанцах поставить наряд». 21 апреля под Конотоп прибыл князь Ф.Ф. Куракин «с товарищи и с государевыми ратными людьми»2. Трубецкой приказал им «стать под Конотопом по другую сторону города». Третий «воеводский полк» (Белгородский) князя Г.Г. Ромодановского расположился западнее, прикрывая дороги и переправы, шедшие к Конотопу от сёл Сосновка и Поповка. Таким образом, с трёх сторон Конотоп был плотно окружён осадными лагерями, а с четвёртой протекала болотистая и труднопроходимая река Езуч.

Согласно документам Разрядного приказа — главного в то время военного ведомства Московского государства, численность всей русской армии, блокировавшей Конотоп, составляла примерно 28 600 человек3. В осадном лагере также находились верные царю украинские казацкие полки — около 7000 человек — под началом наказного гетмана Ивана Безпалого.

29 апреля русские войска предприняли первый штурм Конотопа, окончившийся значительными потерями (452 убитыми и 2655 ранеными)4. После этого Трубецкой приступил к правильной осаде, затянувшейся почти на два месяца.

К концу июня положение осаждённых становится критическим. Гуляницкий умоляет Выговского о помощи — или он прекратит сопротивление и сдастся Трубецкому5.

Рано утром 27 июня у Сосновки, это примерно в 10 верстах юго-западнее Конотопа, крымские татары и казаки Выговского атаковали сторожевые сотни русских, однако после короткого боя на переправе через речку Куколку (в летописях неверно называемую Сосновкой) отошли. Трубецкой не смог в должной мере организовать разведку и потому не имел представления ни о численности войск неприятеля, ни о местности, на которой предстояло вести боевые действия. Князь решил, что против него действуют незначительные отряды, а между тем к Сосновке приближались основные силы гетмана и союзных ему крымских татар. Русским противостояли 10 казацких полков гетмана — Черниговский, Переяславский, Каневский, Уманский, Черкасский, Кальницкий, Паволоцкий, Белоцерковский, Поднестрянский и Прилуцкий (всего около 16 тыс. человек), 11 наёмных хоругвей6 из поляков, немцев, сербов, валахов и молдаван (около 3 тыс. человек), а также драгунский полк Й. Лончинского7 (около 600 человек) из польского коронного войска А. Потоцкого.

Согласно сведениям толмача Посольского приказа Терентия Фролова8, который в то время находился в обозе хана Мухаммед-Гирея, он вёл с собой 60 тыс. «крымских татар, и нагайцов, и белогородцов, и азовцов, и темрюкских черкас». Было с ним и 240 янычар, но не из Турции, а тех, «которые живут в Крыме»9. Если даже предположить, что численность крымско-татарской орды толмачом была завышена примерно в два раза, как это нередко бывало, то и в этом случае противник Трубецкого имел почти двукратное превосходство в живой силе.

Утром 28 июня (8 июля по новому стилю) татары и казаки снова появились у Сосновки. Всё ещё полагая, что перед ним небольшие силы врага, Трубецкой послал к сосновской переправе с целью разведки боем, а также чтобы отогнать и рассеять малочисленного противника, конницу, поручив командование ею энергичному и храброму князю С.Р. Пожарскому и его товарищу князю С.П. Львову. Верный царской присяге, гетман Безпалый направил с отрядом две тысячи украинских казаков под началом полковников Григория Иванова и Михаила Козловского. В состав группы вошли также несколько сотен дворян московских и городовых, два рейтарских полка под началом иноземцев Анца Георга Фанстробеля и Вильяма Джонстона с приданными им драгунскими ротами (всего около 4 тыс. человек).

Пожарский и Львов, перейдя у Сосновки речку Куколку, атаковали обнаруженных в степи татар под началом нуреддина10 и наёмников Выговского. Участник боя на русской стороне есаул Семён Черкес свидетельствовал, что «на татар и на немец ударили смело без опасу»11. И увлеклись. Пожарский не знал, что ещё накануне битвы Мухаммед-Гирей с основными силами укрылся возле Торговицкого болота и ждал, когда преследовавшие наёмников и татар Адиль-Гирея русские не приблизятся к урочищу Пустая Торговица. Выбрав удобный момент, татары внезапно атаковали конницу Пожарского как раз со стороны болота, которое русское командование считало непроходимым12.

Мухаммед-Гирей не руководил боем. Он «с несколькими храбрыми воинами с возвышенного места обозревал театр действия и молился о победе»13, записал турецкий летописец Наима-Челеби. Обязанности командующего фактически выполнял Карач-бей Перекопский, наиболее опытный и талантливый военачальник крымско-татарского войска. Шотландец Патрик Гордон записал в своём дневнике, что «хан, незаметно стоявший с войском в долине, вдруг вырвался оттуда тремя огромными, как тучи, массами и, будучи слишком проворен для русских, окружил и одолел их, так что спаслись немногие»14.

Интереснейшее описание Конотопской битвы приводится в документе середины XVII века, известном как «Новгородский хронограф». Анонимный автор, вероятно, бывший участник сражения, сообщает, что, когда у переправы были замечены татары, «окольничей князь Семён Романович Пожарской нача говорити князь Алексею Трубецкому: “Я-де еду с своим полком и проведаю, каковы люди, болшие и малые, а что буде видя против себя, и учиню с ними брань, и я-де бой тотарской знаю, каковы оне на бранех”. Той же князь Семён Пожарской собрався со всем полком, что под его подраментом, и поиде против нечестиваго. А говорит князь Алексею Трубецкому: “Каково есть нам, и в тое время мне о сем помощь учини”»15.

Тот же источник повествует, что Трубецкой сдерживал устремления Пожарского, говоря ему, «чтоб он не ехал (за переправу?), дожидал бы о едином месте. Он же (Пожарский. — И.Б.) не послушав и поиде с своим полком против нечестиваго варвара»16, полагая, что перед ним находятся небольшие силы.

Если Трубецкой запрещал Пожарскому переходить через переправу, то последний, перейдя через речку, конечно, нарушил приказ главнокомандующего. Однако действия Пожарского можно объяснить целесообразностью и крайней необходимостью разведки боем, ибо главный воевода не имел представления ни о численности врага, ни о расположении его сил. В такой ситуации можно было либо ждать новых неожиданных ударов по русскому лагерю под Конотопом, либо кому-то вызвать огонь на себя, рискнуть, ввязаться в сражение, выманить противника в поле. В этом случае инициатива Пожарского оправдана. Если бы Пожарский не сделал этого, неожиданное нападение неприятеля могло привести к полной гибели всей армии Трубецкого.

Что касается летописи Величко, то в ней содержится рассказ о пленных казаках, взятых Пожарским в ходе погони, которые якобы предупреждали его о многочисленности неприятеля. Они «остерегали его, чтобы он не гнался далее за Выговским; праведно сказали, что ещё впереди многие есть войска от Выговского нарочно оставленные, козацкие и ордынские с ханом, калгою и нурадином султанами, а также с Ширин-беем и Дзяман-Сайдаком великими мурзами; однако он, князь Пожарский, правдивый распрос пленников уничтожил и не поверил; будучи распалённый Марсовой охотой, о перемене фортуны своей не мыслил, и перед всеми военачальниками своими, против сказки козацкой, сказал полные излишней думы и высокого о себе мнения слова такие: “Давай, ханишку, давай калгу и нурадина, давай Дзяман-Сайдака и Ширин-бея, всех их с войском их… вырубим и выпленим!” А сказав это, тотчас выступил снова, и крепко стал на Выговского налягать»17.

Однако согласно показаниям непосредственного участника боя С. Черкеса Пожарский и Львов сражались не с казаками Выговского. Напомним, воеводы, «переправу перешед, на татар и на немец ударили смело»18, которые выполняли роль «приманки». В этом свете рассказ Величко о казаках, якобы взятых Пожарским в ходе погони и предупреждавших его о засаде и о многочисленном неприятеле, и высокомерный и пренебрежительный ответ князя на это предупреждение, скорее всего, сочинены самим летописцем. Напомним, Величко не являлся свидетелем данного события, он писал свою историю спустя 60 лет после сражения, добавляя вымышленные эпизоды, вымышленных лиц и вымышленные речи.

Удивительно, что рассказ Величко о мотивах и действиях Пожарского многими историками воспринимается как непреложная истина, не вызывающая сомнений и не требующая доказательств. Не обращаясь к первоисточникам, повторяя давно заученные штампы, эти «специалисты» делают из рассказа С. Величко далеко идущие выводы о якобы легкомыслии князя как военачальника, о его виновности в гибели тысяч русских воинов.

Теперь обратимся к «Новгородскому хронографу», в котором так сообщается о пленении Пожарского: «и бысть бой велий с полудни и до вечера. Той же князь Семён Пожарский многих варвар посекаше и храбрство своё велие простираше. И прииде же день над вечер, окаяннии же варвари бусормени подстрелиша под князем коня, и не успе на другово всести. Тии же татарове нападоша множество и ухватиша его, и поведоша пред нечестиваго царя хана»19.

В результате рейда конный отряд князя Пожарского (не более 6 тыс. человек) попал в засаду, атакованный всей крымско-татарской конницей (до 30 тыс. ордынцев). Пожарский и его воины, окружённые, прижатые к болотистому руслу речки недалеко от того места, где позднее возник ныне не существующий хутор Сарановка, дрались до последней возможности. Именно здесь татары истребили большую часть конницы Пожарского и Львова. О том, что кульминация этого боя происходила в районе Сарановки, писал историк и краевед XIX века А.М. Лазаревский, подтверждая свои слова сообщением о находках на месте битвы. Следует согласиться с ним в том, что главным местом битвы под Конотопом «были окрестности хутора Сарановки, по правую сторону почтовой дороги в Полтавскую губернию. На это указывают могилы, разсеянные близ урочища Городище; тут же часто были находимы обломки сабель, кольчуг, ядра и прочее»20. Дополнить картину боя можно сообщением Безпалого. По его словам, увлекшись погоней, русские «не малый задор и бой за переправою с обе стороны чинили»21.

Г.Г. Ромодановский, получив первые сообщения от вырвавшихся из кольца всадников об огромных силах врага, приготовился к обороне переправы через р. Куколку.

Польский участник боя Т. Карчевский так описывал начало сражения на берегах Куколки: «28 июня согласно старого календаря, идя под Конотоп, чтобы освободить пана Гуляницкого из осады, встретили мы в миле от Конотопа на переправе Москвы пятнадцать тысяч»22. На самом деле на переправе стояло не более 3—4 тыс. русских. Это были дворянские сотни, рейтары и драгуны, и, возможно, оставшиеся казаки Безпалого. Вся пехота Ромодановского находилась в это время в шанцах под Конотопом и в бою под Сосновкой — Шаповаловкой не участвовала.

Спешив свою кавалерию и разместив бойцов по берегу Куколки, Ромодановский принял на себя удар значительно превосходивших сил неприятеля. Выговский, стремясь быстрее овладеть переправой, бросил в дело польских драгун Лончинского, казаков и своих наёмников. Как отметил польский участник боя, «над переправою была стычка с московитами. Их отбили от переправы пан капитан Закржевский с полком его милости пана Лончинского, коронного полковника, с его милостью паном Яном Косаковским, наёмным капитаном с литовского войска»23. Жестокое сражение на переправе затянулось до самого вечера. Однако, несмотря на преимущество в силах, Выговскому не удалось взять переправу сходу. Сам гетман в своей реляции сообщал, что не казаки, а «драгуны выбили (русских. — И.Б.) с переправы, а потом конница переправилась и задержала их стычками. Орда же, напав с тыла, так их [русских] смешала, что почти не осталось порядка, они стали убегать»24.

К этим словам можно добавить сведения из статейного списка событий в Малороссии 1659 года, в котором очевидец говорит: «И был бой до вечера, а вечером татары и черкесы обошли русских спорным гребенем и от д. Поповки стали побивать их и в полон брать»25. Переправившись через Куколку у Поповки, противник ударил в тыл правого крыла войск Ромодановского. В то же время хан с ордой перешел речку Куколку по неизвестной русским переправе под Торговицей в районе Сарановки и ударил по левому крылу полков Ромодановского. «Татаровя де в то время, зашед с обе стороны, на государевых ратных людей ударили и государевых ратных людей полки и сотни смешали»26, — сообщали после боя бывшие в плену у Выговского донские казаки.

Трубецкой не мог послать значительных подкреплений на помощь Ромодановскому, поскольку не хотел снимать осаду Конотопа. Ромодановскому всё же удалось организовать отход своих основных сил к Конотопу. Потери его оказались не столь большими, как у Пожарского, — всего 829 человек27. Прикрывая отступление, в плен попал не Ромодановский, а третий воевода Белгородского полка Лев Ляпунов — сын известного предводителя Первого ополчения 1611 года Прокопия Ляпунова. Его также пленили татары, поскольку он впоследствии разделил участь русских пленных, казнённых по приказу хана утром следующего дня. Бой закончился уже в сумерках, когда «Москва, что стояла в трёх окопах (таборах), до одного сомкнулась»28. Князья Трубецкой, Куракин и Ромодановский, соединив свои силы, сняли осаду Конотопа и затем в полном порядке начали отход к Путивлю.

На утро после битвы хан приказал привести к себе пленных русских воевод. Князь Семён Романович Пожарский, отличавшийся богатырским сложением, увидев невзрачного и трусоватого «крымского царя», выказал к нему своё полное презрение. Если верить Величко, князь оскорбил Мухаммед-Гирея, «выбранив хана обычаем московским», и плюнул хану в глаза29. Хан тут же приказал отрубить Пожарскому голову. До наших дней дошла «Песня о гибели Семёна Пожарского»30, в которой речь князя перед ханом напоминает слова былинного богатыря Ильи Муромца, обращённые к Калину-царю. В песне нет ни слова о казаках Выговского, а противниками русских выступают крымские татары и другие восточные народы. Впрочем, как видно из анализа источников, Пожарский под Конотопом действительно сражался с крымскими татарами и ногайцами, а не с украинскими казаками.

В 1659 году воевода был причислен церковью к лику святых как «Благоверный князь Семион Пожарский»31.

Утром 29 июня по приказу хана казнили весь командный состав и многих рядовых воинов, попавших в плен. Это следует из сообщения полковника Г. Каплонского, который написал, что «князя Пожарского, князя Львова Семена, Бутурлиных дву и многих началных бояр на завтрее головы порубили»32. Среди взятых в бою под Конотопом русских воинов не было отмечено ни одного изменившего и перешедшего на сторону врага. Если бы такие факты имели место, они бы, несомненно, получили отражение в источниках. В живых остались только те пленники, которых укрыли от расправы сами татары, надеясь на последующий выкуп.

Причиной массовой казни русских пленных был страх крымского хана и его высших сановников перед возможной изменой союзников — украинских казаков Выговского. Татарские вельможи запугали Мухаммед-Гирея тем, что казаки могут восстать против гетмана и освободить русских пленных, вместе с которыми они затем нападут на крымцев. Как записал Наима Челеби, первоначально всех русских дворян хотели отпустить за выкуп, но «сие предложение не было одобрено дальновидными и опытными татарами… Посему мы теперь должны употребить все старания, чтобы укрепить вражду между россиянами и казаками и совершенно преградить им путь к примирению»33.

29 июня, на следующий день после битвы гетман Выговский со своими казаками двинулся к селу Подлипное, где стоял табор князя Трубецкого. Как сообщается в «Статейном списке», «и июня же в 29 день изменники Черкасы учали по обозу и в обоз стрелять из пушек, и повели к обозу шанцы»34. Русские успели хорошо подготовиться к обороне и ответили сильным огнём из орудий и мушкетов. Сооружением шанцев противник попытался окружить лагерь Трубецкого и осадить его. В ночь на 30 июня мятежники предприняли атаку, но их отразили с большим уроном. Разбитые выговцы не только бежали от русской пехоты, но даже бросили свои шанцы. Еще немного, и войско Трубецкого «овладело б (нашим) табором, ибо уже вломилось в него»35, — писал об этом бое сам гетман.

В ходе последующего отступления русских к Путивлю 2—10 июля яростные атаки казаков и татар на обоз Трубецкого также не имели успеха. «А как де боярин со всеми людми от Конотопа пошли к Путивлю обозом и как крымской хан и Выговской всеми силами к обозу приступали и хотели разорвать, и в то де время языки сказывали, что татар и черкас на одной помычке побито с 6000 человек, потому де они помалу от обозу стали и отходить»36. Даже если эти данные завышены, несомненно то, что в боях при отступлении русской армии татары и казаки Выговского потеряли больше людей, чем в битве 28 июня. Так, наибольший урон в людях наёмные польские хоругви гетмана понесли не 28 июня, а в бою 2 июля, в ходе неудачных попыток разгромить отступавших к Путивлю русскую армию. Именно на 2(12) июля приходятся основные боевые потери наёмников (большое количество раненых и убитых) во всех 11 хоругвях37. Упомянутый ранее толмач Т. Фролов позднее рассказывал, что при отступлении войска Трубецкого от Конотопа к Путивлю татары и казаки «над обозом ничего не учинили», а сами потеряли убитыми: «черкас с 3000 и татар с 500 человек»38.

Большую роль в успешном отражении атак конницы противника сыграли солдаты и артиллеристы полка Н. Баумана. На вооружении полка состояли изобретённые полковником скорострельные казнозарядные орудия («с клиновым затвором»). Согласно свидетельству современника, скорострельность этих орудий была выше, чем у мушкета39. Прикрываясь рогатками и обозом, русские вели настолько плотный и мощный огонь «дробью» (картечью), что весь путь от Конотопа к Путивлю был усеян телами крымских татар и казаков Выговского. В признание заслуг Николая Баумана по царскому указу осенью 1659 года, ему, впервые в России было присвоено звание генерал-поручик40.

10 июля русское войско переправилось через р. Сейм и пришло в Путивль.

Что касается общих потерь русского войска, то историки, пишущие на тему Конотопской битвы, обычно ссылаются на слова С.М. Соловьёва: «Цвет московской конницы, совершившей счастливые походы 54-го и 55-го годов, сгиб в один день… Никогда после этого царь московский не был уже в состоянии вывести в поле такого сильного ополчения. В печальном платье вышел Алексей Михайлович к народу, и ужас напал на Москву»41. Сам того не ведая, ибо ему не удалось найти архивных документов о реальных потерях русского войска, наш выдающийся учёный приложил руку к появлению «конотопского мифа» о разгроме русского войска. Не подтверждается никакими источниками и сведения Т. Фролова о 5 тыс. пленных. Скорее всего, эту информацию толмач получил от самого хана, когда он отпускал его в Москву, чтобы тот рассказал царю о «великой» победе татар.

Исходя из анализа имеющихся данных, можно сделать вывод о том, что число убитых русских воинов в боях 28 июня — 6 июля составило примерно 3500 человек, а количество пленных вряд ли превышало 1000 воинов. Около 400 пленных, согласно Карач-бею, татары увели в Крым, остальных казнили утром 29 июня.

В октябре 1659 года по указу Алексея Михайловича путивльскому воеводе князю Г.Д. Долгорукову повелевалось послать на место битвы двух «добрых попов» и людей «кого пригоже» для отпевания и погребения павших. Следует отметить, что тела убитых татар и мятежников, возможно, были захоронены сразу после сражения. Тела же погибших русских воинов враги не хоронили.

Посланные служилые люди «побитых собрали телеса в трёх местах и, пев над ними погребение, похоронили»42. Путивльцы под Шаповаловкой «побитых людей тела збирали… и собрали они побитых людей костей да 1521 голову» и, «выкопав магилу под деревнею Шепаловскою, похранили их в одном месте»43. На месте боя ордынцев с Пожарским «за селом за Сосновкою, где стоял крымской хан с татары», посланные из Путивля собрали ещё «человек 1465 голов и кости», всех их также «в одном месте погребли»44.

Указание на три пункта сбора костей погибших и захоронение их в двух братских могилах свидетельствует о том, что место казни пленных находилось поблизости от одного из мест боевых действий. Таким образом, всего на поле битвы в трёх местах (два места боя и одно место казни пленных) в октябре 1659 года были обнаружены 2986 тел погибших и казнённых русских воинов, которых похоронили в двух общих братских могилах под Шаповаловкой и под Сарановкой.

Несколько сотен тел убитых в бою, вероятно, остались в болоте, но из приведённых данных опять же следует, что ни о каких 40, 30 или даже 10 тыс. погибших в конотопском бою русских, как голословно продолжают утверждать некоторые украинские историки, не может быть и речи.

В РГАДА сохранились точные росписи потерь во всех полках армии Трубецкого в битве под Конотопом и при отступлении к Путивлю. Всего, по уточнённым подсчётам А.А. Новосельского, 4769 человек45. Эти сведения — подлинный отчёт воеводы царю за каждого погибшего и пленного: исправление и искажение данных о потерях в то время не допускалось.

Неверно также говорить о гибели большей части Московского дворянского корпуса (обычно составлявшего «Государев полк»). Из вышеуказанного числа погибших и пленных «дворцовые чины» составили: двое окольничих (второй чин после боярина) — это князья С.Р. Пожарский и С.П. Львов; один стольник — Е.А. Бутурлин (сын А.В. Бутурлина); трое стряпчих — это М.Г. Сонин, И.В. Измайлов, Я.Г. Крекшин; 79 дворян московских и 164 жильца. Таким образом, общие потери московской элиты составили 249 человек46. В числе погибших из представителей наиболее известных дворянских фамилий оказались также князь Д.И. Волконский, князь З.П. Вяземский, М.И. Еропкин, И.И. Колычев, Н.В. Бобрищев-Пушкин, И.Ф. Плещеев, А.П. Вельяминов, князь М.И. Козловский, Ф.И. Бестужев, князь Г.А. Мещерский, князь И.Ю. Шаховской, Б.И. Татищев, Л.В. Тургенев, И.Б. Ермолов и ряд других. В основном это были молодые люди, только начинавшие службу, не имевшие высоких военных чинов и не занимавшие важных должностей. Тем не менее гибель значительного числа знатной молодежи (15 проц. от участвовавших в походе) из немногочисленной «конной гвардии» породила слухи о невиданном дотоле разгроме, чего на самом деле не было. Из архивных документов видно, насколько преувеличены цифры, названные в малороссийских летописях и польских хрониках.

Следует отметить, что «Новгородский хронограф» в гибели конницы Пожарского прямо обвиняет главнокомандующего Трубецкого: «И како бой бысть с царём ханом, и посылаше (Пожарский. — И.Б.) весть к боярину князь Алексею Трубецкому с товарыщи, и он о сем отказал: «Своею-де волею ехал, тако и промышляй, и я ему помогать не буду»47.

Если это не вымысел автора хронографа, то, возможно, имевший место конфликт между воеводами получил отражение в соборном деянии об уничтожении местничества от 12 января 1682 года: «…и от того их (воевод. — И.Б.) несогласия многий упадок ратным людям учинился, а именно под Конотопом и под Чудновым, и в иных многих местах»48.

Данные смотра князем Трубецким своего Большого полка в Путивле 10 августа 1659 года наглядно свидетельствуют, что сообщения некоторых литературно-хроникальных, идеолого-пропагандистских и мемуарно-эпистолярных источников украинского, польского и турецко-татарского происхождения о гибели всей армии Трубецкого, мягко говоря, не соответствуют действительности. Так, в результате проведённого князем подсчёта только под его непосредственным началом в строю находилось 11 533 рядовых, не считая начальных людей и полка А.В. Бутурлина49.

Сохранились сведения и о численности «московских чинов» после битвы — 937 человек, в том числе: стольников — 5; стряпчих — 4; дворян московских — 212; жильцов — 716. Всего согласно документам на 10 августа 1659 года в Большом полку у Трубецкого насчитывалось 3371 человек дворян и детей боярских, 1999 рейтар, 792 драгуна и 5371 стрелец и солдат. Это говорит о том, что только в Большом полку к концу летней кампании 1659 года в строю находилось не менее 12 тыс. бойцов, без учёта впоследствии прибывших подкреплений.

В воеводских полках князей Куракина и Ромодановского потери были ещё меньше: в полку Ромодановского в строю оставалось не менее 6,5 тыс. человек, в полку Куракина — не менее 4 тыс.

На основании всех этих данных можно сделать однозначный вывод: разгром русского войска под Конотопом — полный вымысел. Оставшихся у князя Трубецкого сил вполне хватало для отражения возможного похода Выговского на Москву. Известный историк С.М. Соловьёв, хотя и оказался в плену слухов, всё же справедливо отметил, что «конотопское дело было явлением случайным, не могшим иметь никаких важных последствий», и победа союзников имела характер частного успеха. Сражение не могло иметь также никакого значения ни для развития украинской государственности, ни для «возрождения Украинской державы».

Уже через два месяца после событий под Конотопом бывшие сторонники оставили Выговского. Один за другим казацкие полки стали переходить на сторону Москвы. При этом первым присягу царю принёс Нежинский полк, тот самый, который так упорно защищал Конотоп от армии Трубецкого. Выговский бросил гетманскую булаву и бежал в Польшу, где позднее был расстрелян поляками по подозрению в измене. Украина сделала свой выбор — она предпочла Москву Варшаве.

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В личном письме Мухаммед-Гирею Выговский выражал желание «возобновить прежний братский союз казаков с татарами»,что, однако, привело к появлению оппозиции новому гетману на территории Левобережной Украины и восстанию полтавского полковника М. Пушкаря со своими казаками. См.: Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России (АЮЗР). М., 1872. Т. 7. С. 180, 186, 187; Памятники, изданные киевскою комиссиею для разбора древних актов. Т. III. Киев, 1898. С. 249—253.

2 АЮЗР. СПб., 1863. Т. 4. С. 232.

3 Состав трёх основных военных группировок («Воеводских полков») был следующим: Большой полк (около 16 300 чел.) под командованием воевод князя А.Н. Трубецкого и А.В. Бутурлина; Белгородский полк (7333 чел.) под началом воевод князя Г.Г. Ромодановского, П.Д. Скуратова и Л.П. Ляпунова; Рязанский полк (около 5000 чел.) под началом воевод князей Ф.Ф. Куракина, С.Р. Пожарского и С.П. Львова. Подсчёт произведён автором по документам: Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Разряд. Оп. 13. Столбцы Приказного стола. № 308. Л. 328—335; Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. № 482. Л. 636—639; № 429. Л. 319—323, 354.

4 Смирнов Н.В. Как под Конотопом упадок учинился… (мифы и историческая реальность) // Труды по русской истории. Сборник статей в память о 60-летии И.В. Дубова. М., 2007. С. 342.

5 Акты Московского государства (АМГ). СПб., 1894. Т. 2. С. 670.

6 Курбатов О.А., Малов А.В. К истории гражданской войны на Украине в период гетманства И. Выговского (1658—1659). (В настоящий момент материал готовится к печати).

7 Kroll P. Źrodło do dziejow bitwy pod Konotopem w 1659 roku z Archiwum Radziwiłłow w Warszawie // Studia historyczno-wojskowe. T. II. 2007. Zabrze, 2008. S. 280.

8 РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. 1659 г. Стб. 7. Л. 1.

9 Там же. Стб. 7. Л. 11, 12; Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 64.

10 Нуреддином (вторым наследником престола) в то время был молодой и воинственный племянник хана Адиль-Гирей. Kochowski V. Annalium Polonia climacter secundus. II. Cracovia, 1688. S. 379.

11 РГАДА. Ф. 229. Малороссийский приказ. Оп. 1. Стб. 28. Л. 231; АЮЗР. Т. 15. С. 397, 398.

12 Там же.

13 Казем-бек М.А. Сравнительные извлечения из разных писателей, относящиеся к истории Семи планет // Журнал Министерства Народного Просвещения. СПб., 1835. № 6. С. 356.

14 Гордон П. Дневник 1677—1678. М., 2005. С. 34.

15 Новгородский хронограф XVII в. // Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979. С. 304.

16 Там же. С. 305.

17 Величко С. Сказание о войне козацкой з поляками. Киïв, 1926. Т. 1. С. 206.

18 В публикации указанной работы А.А. Новосельского допущена ошибка, в тексте (с. 66) «на табор и на немец», в подлиннике «на татар и на немец».

19 Новгородский хронограф XVII в… С. 305.

20 Лазаревский А.М. Конотопская старина // Памятная книжка Черниговской губернии. Чернигов, 1862. С. 328. Прим. 21.

21 РГАДА. Ф. 229. Малороссийский приказ. Оп. 1. Стб. 28. Л. 237; АЮЗР. Т. 15. С. 401, 402.

22 Памятники, изданные Киевской комиссиею для разбора древних актов (ПКК) Т. 3. К., 1898. С. 356.

23 Kroll P. Źrodło do dziejow bitwy pod Konotopem… S. 281; Мицик Ю.А. Гетьман Iван Виговський. Додатки. № 3. 1659, липня 23. Табiр гетьмана Виговського пiд Путивлем. Вiстовий лист («авiзи») про перемогу пiд Конотопом. С. 72.

24 Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси. Вильна, 1870. Т. 7. № 87. С. 114; Мицик Ю.А. Гетьман Iван Виговський. Додатки. № 1. 1659, липня 11. Табiр пiд Конотопом. Лист гетьмана Iвана Виговьского до коронного обозного Анджея Потоцького. С. 67.

25 АЮЗР. Т. 4. С. 238.

26 АЮЗР. М., 1892. Т. 15. С. 420.

27 Новосельский А.А. Указ. соч. С. 67.

28 ПКК. Т. 3. С. 356.

29 Величко С. Указ. соч. С. 207.

30 Соколова В.К. Русские исторические песни XVI—XVII вв. 1960. С. 139, 140.

31 Булычёв А.А. Между святыми и демонами. Заметки о посмертной судьбе опальных царя Ивана Грозного. М., 2005. С. 105.

32 АЮЗР. СПб., 1872. Т. 7. С. 301.

33 Казем-бек М.А. Указ. соч. С. 357, 358.

34 АЮЗР. Т. 4. С. 239.

35 Археографический сборник… С. 115; Мицик Ю.А. Гетьман Iван Виговський. Додатки. № 1. 1659, липня 11. Табiр пiд Конотопом. Лист гетьмана Iвана Виговьского до коронного обозного Анджея Потоцького. С. 68.

36 АЮЗР.Т. 15. С. 397, 398.

37 Kroll P. Źrodło do dziejow bitwy pod Konotopem… S. 282, 283; Мицик Ю.А. Гетьман Iван Виговський. Додатки. № 3. 1659, липня 23. Табiр гетьмана Виговського пiд Путивлем. Вiстовий лист («авiзи») про перемогу пiд Конотопом. С. 73, 74.

38 РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. 1659 г. Стб. 7. Л. 14; Новосельский А.А. Указ. соч. С. 65.

39 Роде А. Описание 2-го посольства в Россию датского посланника Ганса Олделунда в 1659 году // Проезжая по Московии. М., 1991. С. 301, 302.

40 Дополнения к Актам историческим. Т. 5. СПб., 1853. С. 91.

41 Соловьёв С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1991. Кн. VI. Т. 11. С. 50.

42 РГАДА. Ф. 210. Разряд. Оп. 14. Столбцы Севского стола. № 167. Л. 105.

43 Там же. Л. 107.

44 Там же. Л. 108.

45 Новосельский А.А. Указ. соч. С. 68.

46 Там же. С. 66, 67.

47 Новгородский хронограф XVII в… С. 305.

48 ПСЗРИ. Т. 2. СПб., 1830. С. 372.

49 РГАДА. Ф. 210. Разряд. Оп. 13. Столбцы Приказного стола. № 308. Л. 280. Лист 280 перепутан местами с листом 286.

Подполковник юстиции И.Б. БАБУЛИН

* Даты приводятся по старому стилю.