Посещение послом М.И. Кутузовым Святой Софии в 1793 году
Аннотация. Знаменитый поход М.И. Кутузова из Санкт-Петербурга в Константинополь в 1793—1794 гг. во главе многочисленного чрезвычайного посольства давно известен отечественной историографии. С этой экспедицией связано множество эпизодов, имевших место непосредственно в османской столице, основанных, кроме дипломатических архивных реляций, преимущественно на устных рассказах, слухах, специально придуманных байках.
Изданный в 1803 году в Санкт-Петербурге трёхтомник Генриха фон Реймерса — секретаря-переводчика и члена той дипломатической экспедиции даёт самую полную и достоверную картину выполнения возложенной императрицей Екатериной II на генерал-лейтенанта Кутузова миссии. Как это ни парадоксально, этот важный исторический источник, так и не переведённый на русский язык, до сих пор остаётся «терра инкогнита». Во 2-м томе сочинения фон Реймерс описывает поход Кутузова в Свято-Софийскую мечеть.
В Угличском государственном историко-архитектурном и художественном музее находится коллекция «османских акварелей» военного топографа Гавриила Сергеева, подаренных им Михаилу Илларионовичу, которые хранились в семейном архиве Голенищевых-Кутузовых, а затем волею судеб попали в Угличский музей. Среди них есть рисунок «Внутренний вид церкви Св. Софии», на котором Сергеев запечатлел её интерьер в день экскурсии по ней Кутузова со свитой, художественно дополняя описываемый фон Реймерсом сюжет.
Ключевые слова: чрезвычайное посольство в Османскую империю в 1793—1794 гг.; М.И. Кутузов; Г.Х. фон Реймерс; Г.С. Сергеев; Святая София; мечеть; церковь.
Summary. The famous journey of M.I. Kutuzov from St. Petersburg to Constantinople in 1793—1794 at the head of a large extraordinary embassy has long been known to Russian historiography. This expedition is connected with many episodes that took place directly in the Ottoman capital and are based, in addition to diplomatic archival reports, mainly on oral stories, rumors, specially invented anecdotes.
Published in St. Petersburg in 1803, the three-volume book by Heinrich von Reimers, secretary-translator and member of that diplomatic expedition, gives the most complete and reliable picture of the fulfillment of the mission entrusted by Empress Catherine II to Lieutenant-General Kutuzov. Paradoxically, this important historical source, never translated into Russian, is still terra incognita. In volume 2 of the work, von Reimers describes Kutuzov’s visit to the Church of the Holy Wisdom.
The Uglich State Historical-Architectural and Art Museum has a collection of «Ottoman watercolors» by military topographer Gavriil Sergeyev, which he gave to Mikhail Kutuzov, and which were kept in the Golenishchev-Kutuzov family archive, and then by fate ended up in the Uglich Museum. Among them is the drawing «Interior View of the Church of the Holy Wisdom» (St. Sophia’s Church), in which Sergeyev depicted the interior of the church on the day when Kutuzov visited it with his entourage, artistically complementing the subject described by von Reimers.
Keywords: extraordinary embassy to the Ottoman Empire in 1793—1794; M.I. Kutuzov; Heinrich von Reimers; G.S. Sergeyev; St. Sophia; mosque; church.
ИЗ ИСТОРИИ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
ЯКУШЕВ Михаил Ильич — генеральный директор аналитического центра «Катехон», старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, кандидат исторических наук
«ГЕНЕРАЛ КУТУЗОВ БЫЛ ПРИНЯТ С БОЛЬШИМИ ПОЧЕСТЯМИ И БОЛЬШЕЙ ЛЮБЕЗНОСТЬЮ…»
Посещение послом М.И. Кутузовым Святой Софии в 1793 году (в описании Г.Х. фон Реймерса и Г.С. Сергеева)
Победа Российской империи над Высокой Портой1 и заключение между ними Ясского мирного трактата2 окончательно убедили Высокую Порту и остальную Европу в неспособности османской армии в одиночку противостоять русскому оружию. После Ясского мира3 баланс сил на европейской арене изменился в пользу России, серьёзно укрепившей свои геополитические позиции в регионе Причерноморья за счёт уступки османами части своих территорий.
Молдавское княжество4 как субъект Османской империи было превращено в арену борьбы между Россией, Францией и Австрией, пытавшимися установить своё влияние в этой подвластной османам христианской провинции. Екатерина II Великая (1762—1796 гг.) намеревалась теперь расположить к себе султана Селима III (1789—1807 гг.) и склонить Порту к объединению с европейскими державами против революционной Франции и устранить опасность захода французского флота в Чёрное море. Для восстановления дипломатических отношений, прерванных Русско-османской войной 1787—1791 гг., русский и османский императорские дворы решили обменяться чрезвычайными посольствами.
С целью осуществления этой миссии императрица сделала неожиданный для многих при дворе выбор. Вместо уже избранного ею (летом 1792 г.) генерала А.Н. Самойлова5 на должность чрезвычайного посла в Константинополь Екатерина II 17 декабря 1792 года* назначила генерал-лейтенанта Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Как и его друг Самойлов, Кутузов активно участвовал в сражениях с турками-османами при взятии Измаила. Решившись на такую неожиданную замену, Екатерина II принимала во внимание, кроме признанных воинских доблестей своего любимца, острый ум, хитрость и изворотливость боевого генерала. Лишь немногие (императрица Екатерина II, Г.А. Потёмкин, А.В. Суворов) ведали о скрытых талантах М.И. Кутузова в искусстве военной разведки. Во время баталий с османами Михаил Илларионович руководил перемещением разведывательных подразделений и казачьих разъездов, анализировал поступавшие от местных жителей и пленных сведения. Кутузову надлежало таким же образом разобраться во внутриполитической обстановке в Османской империи, узнать настроения её славянских и греческих подданных (османлы), а также способствовать развитию двусторонней торговли, обменять пленных, а главное — обеспечить сохранение мира с Портой. На всю экспедицию Екатерина II выделяла из казны 3 млн рублей6.
В состав свиты Кутузова, согласно штатному расписанию, были отобраны 476 человек7. С учётом наличия у высших чинов слуг и приблудившихся к посольству лиц с территории Молдавии и из бывших османских крепостей общее число «путешествовавших» в Царьград, по оценкам фон Реймерса8, достигло «650 человек и более»9. Среди них были штабные офицеры квартирмейстерской части, инженерного корпуса, морского ведомства и военные топографы. Многочисленность чрезвычайного посольства Екатерины Великой объяснялась её желанием как триумфатора продемонстрировать поверженному падишаху Селиму III своё императорское величие и неоспоримость военного превосходства России. Сделано это было демонстративно и убедительно, как и два десятилетия раньше в результате громкой победы над османской армией в 1774 году, вынудившей Порту подписать унизительный для неё Кючук-Кайнарджийский мирный трактат10, из-за чего сердце Мустафы III (30 октября 1757 г. — 21 января 1774 г.) не выдержало такого удара, и султан скончался в своём дворце. В результате этой победы Высокая Порта впервые была вынуждена письменно признать за Екатериной II титул «императрицы» (тур. Temamen Roussielerin Padischag), равный императорскому титулу османского падишаха. Высочайше утвердить Кучюк-Кайнарджийский трактат пришлось брату покойного султана Абдул Хамиду I (21 января 1774 г. — 7 апреля 1789 г.), которого постигло новое несчастье — завоёванный русскими в 1783 году Крым11 четыре года спустя посетила императрица12, откуда перед ней согласно её «Греческому проекту», разработанному князем Г.А. Потёмкиным-Таврическим, открывалась прямая «дорога на Константинополь». Четыре месяца спустя после падения османской крепости Очаков в 1788 году Абдул Хамид I как и его старший брат, скончался в Серале от инсульта.
Кутузов задумал воспользоваться большим количеством вверенного ему личного состава посольства, чтобы рассеять массу сметливых служивых молодцов по стамбульским кварталам, сделать их привычными для глаз местных жителей и султанских властей.
22 февраля 1793 года Екатерина II своим указом утвердила штат личного состава посольской свиты, и 19 марта экспедиция Кутузова начала своё путешествие из Петербурга в Константинополь. 4 июня состоялся обмен посольствами в Дубоссарах. Стамбул также направил в Петербург свою чрезвычайную миссию во главе с родственником султана Селима III — храбрым воином Мустафой Расых-эфенди. В отличие от Кутузова османский посол (буюк эльчи) спешил поскорее оказаться в Петербурге. Екатерина II назначила ему в сопровождающие от границы до Петербурга «первого пристава посольства» от принимающей стороны генерал-майора графа И.А. Безбородко (младшего брата гофмейстера А.А. Безбородко), и старого боевого товарища М.И. Кутузова. Численность воинской команды графа Безбородко превышала 1100 человек.
В дороге генерал-лейтенант Кутузов не спешил, мотивируя свою медлительность старыми ранами, а в действительности собирая подробную информацию об Османской империи. По пути в Константинополь к нему стекались сведения о состоянии османских крепостей, их вооружении, наличии запасов, снимались планы местностей, производилась оценка мест возможных стоянок войск, укрепрайонов и настроений местного населения. Полученные ими сведения должны были поступать непосредственно Кутузову для анализа и последующей отправки докладов лично командующим сухопутными и морскими силами на Чёрном море — А.В. Суворову и Н.С. Мордвинову.
Если верхом на коне от Петербурга до Стамбула курьер мог проскакать за две недели, то Кутузову понадобилось почти шесть месяцев, чтобы пройти со своей экспедицией этот путь. 26 сентября 1793 года медлительный «северный лис» наконец въехал в Константинополь. Османы не стеснялись выказывать своё почтение русскому буюк эльчи, известному своими ратными победами над ними. Владение Кутузовым разговорным турецким языком произвело на султана Селима III и великого визиря (садразама) Мелека Мехмед-пашу благоприятное впечатление. Место жительства послу России и его многочисленной свите отвели в Пере — дипломатическом районе Константинополя за бухтой Золотой Рог.
О дипломатических шагах Михаила Илларионовича в Царьграде написано немало. Казалось бы, все источники, связанные с дипломатической миссией Кутузова в Константинополе, уже известны. Однако это не совсем так, о чём свидетельствует изданное в 1803 году в Санкт-Петербурге сочинение в трёх томах отставного дипломата и писателя Генриха Кристофа фон Реймерса «Путешествие Русского Императорского Чрезвычайного Посольства в Порту Оттоманскую в 1793 году». Тот факт, что книга вышла на немецком языке (так и оставаясь до сего дня не переведённой на русский), делало её малодоступной для большинства русскоязычной читательской публики. Вот почему этот внушительный исторический документ до сих пор так и не был введён в полном объёме в научный оборот. Данная статья является скромной попыткой исправить эту двухвековую «несправедливость».
Итак, служивший при Коллегии иностранных дел Российской империи секретарём-переводчиком Генрих фон Реймерс прошёл отбор в состав посольства Кутузова в Османскую империю в 1793—1794 гг. Во время этой длительной экспедиции в Царьграде фон Реймерс составлял служебные донесения и регулярно отсылал с посольской почтой своему другу пронумерованные письма, по жанру походившие на путевые заметки или дневниковые записи. Уже будучи в отставке, Реймерс по совету друга собрал все эти письма и издал их в Санкт-Петербурге в трёх частях на выделенные императором Александром I с этой целью финансовые средства.
В одном из писем Генрих фон Реймерс подробно описывает экскурсию в «Свято-Софийскую мечеть», оставшуюся вне зоны внимания посольских депеш, реляций и отчётов, отправленных в Петербург, поскольку военные дипломаты, видимо, полагали, что «культурная программа» чрезвычайной посольской экспедиции мало кого могла заинтересовать на Дворцовой площади. А это оказалось далеко не так, о чём свидетельствовал акварельный рисунок Гавриила Сергеева13, запечатлевшего Свято-Софийскую мечеть во время посещения её Михаилом Илларионовичем со свитой.
Секретарь-переводчик Реймерс, владевший немецким, французским, английским и итальянским языками, сообщает, что 1 ноября 1793 года состоялась аудиенция Кутузова у султана Селима III. Генрих фон Реймерс не попал в узкий круг отобранных на аудиенцию лиц из свиты посла, поэтому его описание ограничивается лишь кратким сообщением, что встреча «продолжалась всего четверть часа». Позднее товарищи рассказали ему, что речь посла Кутузова перед султаном Селимом, которая, как и ответ, данный великим драгоманом Порты14 (князем Дмитрием Мурузи. — Прим. авт.), имела то же содержание, что и слова, произнесённые послом и садразамом в ходе их беседы накануне. Реймерс также добавил, что Великий сеньор15 в течение всей аудиенции и произносившихся речей сохранял молчание, продолжая смотреть на своего бывшего врага с дружелюбием и доброжелательностью.
Во время аудиенции Реймерс с остальной группой, сопровождавшей посла, оставался на втором дворе Сераля (султанского дворца). В это самое время султанские гвардейцы (бостанджи) стали заносить во дворец подарки императрицы султану. Судя по той небрежности и безразличию, с которыми их вносили, пишет фон Реймерс, эти подарки походили, скорее, на дань побеждённого победителю, чем на щедрые дары благородного победителя16.
Ссылаясь на отзывы участников аудиенции, Реймерс сообщает, что «генерал Кутузов был принят с большими почестями и большей любезностью, нежели прежде принимали князя Н.В. Репнина (1775 г.), а также с большей учтивостью, чем обыкновенно принимают министров всех иностранных дворов»17. Причину этого Реймерс усматривал в двух обстоятельствах: во-первых, русский посланник прибыл с более изысканными и дорогими подарками, нежели его предшественник князь Репнин; во-вторых, Россия показала себя в последней войне более грозной, чем когда-либо прежде18. Вместе с тем, как представляется, было бы более правильным поменять эти два обстоятельства местами.
А подарочный фонд посольства был действительно велик и богат. Падишах получил от императрицы воистину царские дары. Среди них самыми ценными были: бриллиантовый эгрет19 (за 40 тыс. руб.); ещё один эгрет, усыпанный полоской из крупного жемчуга, чередовавшейся с другой полоской из бриллиантов (30 тыс. руб.); великолепный рукомойник изысканной работы из золота. Стоимость заказа императорского двора меховой мануфактуре на производство подарков султанскому двору составила 159 тыс. 175 руб. Среди них был великолепный мех чёрной лисы (65 тыс. руб.) для падишаха. Великому визирю же ещё до аудиенции Кутузова у султана 29 октября были преподнесены мех соболя (12 тыс. руб.) и большой красивый кинжал (20 тыс. руб.)20.
Помимо бесед и переговоров с высшими сановниками Блистательной Порты посол устраивал балы в здании русской дипломатической миссии в Пере.
Дипломатическая куртуазность русского генерала открывала перед ним практически все двери настежь в Стамбуле, разве кроме той, что вела в султанский гарем — харемлик-и хумаюн (женская половина в султанских покоях на третьем дворе дворца. — Прим. авт.), куда Кутуз-паша тоже попробовал проникнуть.
Первый драгоман русского посольства исходатайствовал высочайший фирман, предоставлявший послу Кутузову право посетить с экскурсией мечеть Айя-София с принадлежавшими ей общественными заведениями в сопровождении почётной султанской охраны. В то время вступить иноверцу в главную султанскую мечеть было делом из ряда вон выходящим, но только не для такого высокого гостя.
В ясный солнечный воскресный день 13 декабря 1793 года, сообщает скупая запись в отчёте посольства, «Его Высокопревосходительство Посол ездил смотрѣть Софiйской мечети, другихъ мечетей и протчаго въ Константинополе, примѣчанiя достойнаго»21. Генерала сопровождали почти вся его свита, высшие чины посольства, несколько министров иностранных дел (посланников в ранге полномочных министров, аккредитованных при Высокой Порте. — Прим. авт.) с многочисленными родственниками. Среди них оказалась даже красавица-жена22 прусского посланника23. Она предусмотрительно нарядилась в мужское платье, поскольку по исламской (и даже византийской. — Прим. авт.) традиции женщинам воспрещалось заходить в мечети вместе с мужчинами24. Их место было на галереях.
Новость о полученном русским послом фирмане быстро разнеслась по городу. Не успела посольская процессия подъехать к мечети, как на площади перед ней уже собралась огромная толпа «франков» (местных европейцев. — Прим. авт.), особенно много было местных греков-простолюдинов. Все они с нетерпением ожидали прибытия русского генерала, дабы воспользоваться возможностью попасть внутрь Святой Софии. До появления Кутузова в мечеть никого из толпы не пускали25. По установленному османами порядку только иностранным послам и посланникам при наличии у них султанского фирмана в промежутках между намазами разрешалось входить в молельный зал первого яруса, тогда как остальных «неверных» пускали лишь на галереи, да и то за пожертвование смотрителям мечети нескольких пиастров. Правда, случалось, но крайне редко, что им разрешалось спускаться на первый ярус в перерывах между намазами, когда в мечети практически не оставалось мусульман26.
Наконец, к мечети подъехал сам посол М.И. Кутузов в сопровождении двух чаушей27, нескольких янычар и в окружении многочисленной свиты, в которую без приглашения влилась ожидавшая у входа в Айя-Софию толпа людей. Куча народу пыталась слиться с почётной депутацией генерала ещё во внутреннем притворе, каждый в спешке снимал с себя туфли или сапоги, надевая вместо них заранее взятые из дома жёлтые папуши28 либо натягивая поверх своей обуви тапочки, турецкие мешты29, дабы «не запачкать драгоценные ковры, которыми был устлан весь пол Святой Софии»30.
Вместе со свитой Кутузова в молельный зал хлынули несколько сот человек. Особливо набожные греки тут же ринулись к паре огромных мраморных урн в форме ваз, установленных в нижних экседрах по правую и левую стороны от входа в центральный неф, дабы набрать в свои круглые кувшины воду, которая почиталась святой и которую можно было пить из тех же урн. Поговаривали также, что под мраморным полом Святой Софии находились заполненные водой резервуары, к которым посольскую делегацию так и не сводили31.
Рассматривая состояние интерьера, Реймерс с сожалением констатировал «всесокрушающую силу времени» и «частых землетрясений», при этом замечая, что гораздо больший вред зданию и его былой красоте «нанесли нынешние владельцы»32. В своём стремлении уничтожить христианские изображения «турки заштукатурили все внутренние стены храма до самого купола. Стены и даже медальон купола исписаны изречениями из Корана. Прежняя древняя прекрасная настенная мозаика была замазана в основном белилами. И только в двух местах она оставалась открытой — на восточных парусах под главным куполом были видны мозаичные изображения двух ангелов33, фигуры которых были покрыты херувимскими крыльями»34.
Фон Реймерс сообщает, что безмятежные хождения «неверных» по дорогим коврам молельного зала сильно раздражали местных мусульман. Однако ничего поделать с этим было нельзя — безопасность жизней незваных гостей была защищена от любых посягательств и неприятностей высочайшим султанским фирманом.
Осмотрев молельный зал, Кутузов со свитой направился через притвор к лестнице без ступеней (рампе), чтобы подняться на верхние галереи второго яруса по добротно вымощенному пологому пандусу, движение по которому вверх и вниз было плавным и лёгким. Если при взгляде снизу вверх на потолок и галереи церкви (автор часто называет Софийскую мечеть «церковью». — Прим. авт.) она вовсе не казалась высоченной, то с верхних галерей второго и третьего ярусов каждый попавший на них зритель ощущал её исполинскую высоту, превращавшую для них людей внизу в крошечные существа.
На пути к галереям свиту русского посла окружила группа местных турок, навязчиво предлагавших иноземным гостям приобрести их товары. Торговцы сбывали осколки смальты и тессеров, выбитые из мозаичных композиций на стенах церкви. Некоторые весьма привлекательные фрагменты смальты так прочно вросли в застывший цемент35, что их никак не удавалось из него выковырять36. Турки явно завышали стоимость предметов, назойливо убеждая потенциальных покупателей в адекватности назначенных ими цен. Почти каждый из посольской свиты выторговал себе что-то из предложенного на память об этом незабываемом дне.
После встречи с местными торговцами Реймерс оставил саркастическую запись в своём дневнике: «То, чем так гордились турки, а именно мозаичной работой на стенах Джамие (соборной мечети. — Прим. авт.), со временем, вероятно, будет полностью уничтожено из-за алчности этой нации до денег»37. Справедливости ради следует заметить, что спрос у европейских посетителей на памятные артефакты и рождал то самое предложение со стороны местных турок. Этот спрос и предложение, а также безразличное отношение служащих мечети к защите и спасению византийских артефактов от исчезновения как раз и наносили невосполнимый урон древнему храму Божьему, утрачивавшему свой первозданный вид.
Прохаживаясь по хорам, Реймерс обратил внимание на ряд сильно покосившихся колонн. Причиной этого, как он предположил, стали сильные землетрясения, из-за которых даже пол одной из галерей, устланный мраморными плитами, «вздулся волнами»38.
Некоторые из колонн на хорах, установленных в четырёх полукруглых экседрах верхних галерей, были высечены из редкой породы античного мрамора — тёмно-зеленого порфира («verde antico»). Их невзрачный покосившийся вид не произвёл должного впечатления на фон Реймерса, который даже выразил сомнение в их античном происхождении. Они показались ему «столь же мало похожими на этот редчайший вид мрамора, как и те каменные глыбы, которые попадались на европейском берегу канала по пути из Константинополя в Буюкдере. Они имели тот же малахитовый цвет, что и колонны в экседрах на хорах Свято-Софийского собора и использовались местным населением в качестве своеобразных пирсов для швартовки своих водных транспортных средств»39.
Скептицизм Реймерса был вполне объясним, так как ему казалось невероятным, что валявшиеся в канале каменные глыбы могли быть высечены из той же ценной породы порфира, что и покосившиеся античные зелёные колонны на хорах Святой Софии. Между тем ещё в середине XIX века на улицах Константинополя и в его окрестностях (даже четыре века спустя после захвата османами этого города) можно было наткнуться на сваленные в кучу бесхозные останки ценнейшего мрамора разрушенных дворцов, церквей и других строений римско-византийской эпохи. Именно такую находку полвека спустя обнаружил архитектор русской дипломатической миссии в Константинополе Гаспар Фоссати, собрав «на улицах Царяграда» несколько колонн из редких пород белого мрамора, «где они брошены были, как остовы, выглядывавшие из-под земли», которые затем он использовал в качестве опор для новой султанской ложи при капитальном ремонте Софийской мечети40.
Продолжая осмотр галерей, фон Реймерс сообщает о посещении рядом с одной из них «таинственной темной комнаты, на стенах которой, потолке и над дверью были изображены фигурные фрески апостолов в натуральную величину»41. Живопись эта не была замазана белилами. Имевшая изображения многочисленных христианских святых, эта комната никак не пострадала от турок и выглядела совершенно ими заброшенной. Несколько сгнивших тростниковых циновок на полу источали неприятный запах42. Судя по всему, находившемуся на хорах фон Реймерсу удалось проникнуть через незапертую деревянную дверь в зоне первого гинекея в потаённое помещение, куда в 1847 году так же случайно попадёт ученый грек Оттон Вестиарис, а два года спустя церковный писатель А.Н. Муравьёв назовёт это помещение «царской молельной»43.
Далее, на верхних галереях фон Реймерс смог разглядеть на потолке нефа «фигуры орлов и другие арабески», а также несколько загадочных надписей на греческом языке, одна из которых гласила: «стоит 50 талантов». Что обозначала эта надпись, так и осталось загадкой для пытливого немца. В некоторых местах Софийской мечети он видел кресты и даже надпись на старогреческом: «Иисус Христос». Это дало ему повод предположить, что «турки преднамеренно не уничтожили все это, чтобы причинить боль и страдания потомкам прежних хозяев этой церкви от наличия того немногого, что они там оставили на месте, полагая, что теперь те уже более не являются хозяевами этого священного здания, которое находится сейчас во власти торжествующих врагов их религии»44.
Покидая Софийский собор, фон Реймерс делает следующее неутешительное умозаключение, что Айя-София «больше пострадала от небрежения ее нынешних владельцев и от частых землетрясений нежели от древности; она выглядит настолько ветхой, что при повторном сильном землетрясении может быть полностью разрушена»45.
Затем генерал со свитой посетил мечети Султан Ахмет и Султан Баязид. В благодарность за радушный приём, оказанный Кутузову со свитой в Айя-Софии и Султан Ахмете, обоим надзирателям (каим-баши) были посланы по одной шкурке «меха ласки» за 40 рублей46.
Описание Святой Софии фон Реймерсом содержит ряд любопытных наблюдений предметов и мест, которые, правда, не всегда можно обнаружить, в особенности после последующих реставрационных работ в мечети. Вместе с этим немало важных объектов (купол, алтарная часть, боковые нефы первого яруса) остались вне зоны его внимания. Этот недостаток во многом сумел компенсировать его товарищ, «видописец» в звании подпоручика Гавриил Сергеев, который был включён в состав чрезвычайного посольства Кутузова в качестве военного топографа «для снятия видов». Попав со свитой генерала в мечеть, Сергеев установил свой этюдник в самом удобном месте — на хорах третьего яруса западной галереи Айя-Софии, откуда открывался захватывающий вид на весь центральный неф с алтарной апсидой, в которой были расположены михраб47 и султанская ложа слева от него.
Сергеев запечатлел то, как выглядел интерьер мечети Айя-София после реставрации по указу султана Махмуда I с середины XVIII века, когда падишах приказал заштукатурить все остававшиеся христианские изображения за исключением двух серафимов48. «Видописец» с точностью, присущей глазу военного топографа, запечатлел результат усилий османских падишахов и мусульманского духовенства, полностью превративших внутренний вид и убранство Софии Константинопольской в соборную мечеть. Перекрашенные в мавританский стиль стены и своды, по сути, «загримировали» Святую Софию под Айя-Софию, практически ничем не отличавшуюся от других мечетей. Это и удалось запечатлеть Сергееву в цветном акварельном рисунке, в некоторых местах дополненном гуашью. Благодаря дневниковой записи фон Реймерса стала известна дата посещения Кутузовым Софийской мечети, а также и день, когда Сергеев взялся за описываемый этюд.
Изображая массивный михраб в алтарной апсиде, Сергеев фиксирует по три больших канделябра с каждой его стороны (в настоящее время с каждой стороны стоит только по одному. — Прим. авт.). На левой стороне алтарной части художник нарисовал султанскую ложу на столбиках, вынесенную в алтарную часть ещё в правление Ахмеда III (1703—1730 гг.). Над этим павильоном, или трибуной, напоминавшей по форме гигантскую шкатулку, свешивался также «гаремный эркер», откуда на михраб в сторону Мекки из своей молельни могли взирать и султанши: мать, жёны и сёстры падишаха. Эти два сооружения друг над другом были выполнены в едином оригинальном восточном стиле.
Гавриил Сергеев стал первым и, пожалуй, единственным из европейских живописцев, сумевшим раскрыть тайну арабского свитка в верхней части восточного полусвода мечети. Европейские художники никак не могли разобрать, что за непонятные арабески там красовались. Кто-то принимал их за свитки с изречениями из Корана, а кто-то просто напускал на них «дыму» или «засвечивал» это место солнечными лучами. И только Сергееву удалось зафиксировать изображение, в котором легко угадывается большая султанская тугра49 с монограммой падишаха, в правление которого и был осуществлён ремонт Айя-Софии. Если на рисунках шведского офицера Корнелиуса Лооса (1710 г.) при султане Ахмеде III на том же самом полусводе тугра отсутствовала, то теперь можно с полным основанием предположить, что она появилась в правление его преемника падишаха Махмуда I (1730—1754 гг.), при котором Айя-София полностью обрела облик османской мечети.
В отличие от шведского военного инженера Лооса военному топографу Сергееву не удалось адекватно отобразить арабскую вязь на больших настенных квадратных щитах, висевших по периметру центрального нефа, поэтому вместо каллиграфической арабески он изобразил (как это делали до него и после другие «видописцы») какие-то неразборчивые закорючки, больше похожие на каракули50. В форме основания большого купола Сергеев, правда, допустил три явные неточности, свидетельствовавшие, скорее, о его спешке и желании поскорее перейти от «небесного» к больше интересовавшим его «приземлённым» деталям внизу, где в тот момент находились посетители мечети. По рисунку видно, что время посещения мечети Кутузовым с посольством пришлось на период между намазами, и прапорщику Сергееву требовалось зафиксировать небольшое количество присутствовавших там людей.
Как на рисунках у француза Гийома Грело (1672 г.) и итальянца Доменико Пронти (1785 г.), на акварели Гавриила Сергеева на первом ярусе изображены люди: османские сановники, представители исламского духовенства, облачённые в традиционные османские одежды, халаты и чалмы. На минбаре51 стоит хатыб-проповедник, который поднимается на него только по окончании молитвы для проповеди перед рядами молящихся. Здесь же на рисунке мусульмане либо стоят и беседуют, либо отвешивают в пол поклоны (ракааты), стоя или сидя. Перед минбаром расположена ложа муэдзинов, из которой столбом валит табачный дым, — это служащие мечети в перерывах между намазами курят там свои трубки52. Когда приходит время коллективной молитвы, они занимают места на установленных вдоль стен молельного зала ложах, чтобы ретранслировать своими зычными голосами (вместо мегафонов. — Прим. авт.) и жестами слова и телодвижения стоящего перед михрабом имама по всему огромному залу, содействуя ему таким образом в обеспечении слаженного характера молящейся массы мусульман.
На хорах западной стороны мечети по бокам от себя художник изобразил пятерых мусульманок с лицами, закрытыми наполовину белыми платками. Две из них, разувшись, совершают намаз.
Обращает на себя внимание один нюанс: Реймерс сообщает об огромной свите Кутузова с примкнувшими к нему европейскими дипломатами и гурьбе пробравшихся с ними в мечеть местных христиан. Однако на картине Сергеева представлены исключительно турки-османы. Нетрудно догадаться, что даже в храме Божьем военный топограф помнил, что и там он нёс ратную службу. Если в Царьграде и его окрестностях Сергеев внимательным и острым глазом обнаруживал и фиксировал на бумаге военные объекты и морские причалы, то в Софийской соборной мечети он так же, как и на улицах Стамбула, и на столичных набережных, продолжал выполнять основную армейскую задачу — «снимать виды». Если Реймерс в ходе экскурсии по Софийской мечети ухитрялся пошагово замерять длину и ширину внутреннего помещения первого яруса, не обращая особого внимания на недобрые взгляды присутствовавших местных мусульман, то его товарищу по экспедиции надлежало изображать всё то, что выходило за рамки описаний русского немца. Сконцентрировавшись на максимально точном изображении интерьера Айя-Софии и её иноверных хозяев, Сергеев предпочёл «растворить в воздухе» своих многочисленных сослуживцев с начальником-генералом, европейских дипломатов и местных христиан как не заслуживающих внимания военного «видописца».
Зато Гавриил Сергеев аккуратно выписывал османских военных из султанской гвардии (куда отбирались представители знатных турецких семей. — Прим. авт.), расположившихся на втором и третьем ярусах галерей Софийской мечети и зорко отслеживавших оттуда перемещения Кутуз-паши с его спутниками. Внимание рисовальщика, находившегося в «святая святых» падишаха, было сконцентрировано на элите османского войска — лейб-гвардейцах султана. Было известно, что с 1790 года османская армия стала постепенно перевооружаться и переходить на новое обмундирование и новые виды европейского вооружения. Первыми получали новую военную форму гвардейцы падишаха. При этом янычары предпочитали носить ещё старые мундиры образца XVII века.
Султанская «контрразведка», зорко наблюдавшая за свитой Кутузова, была «на высоте» во всех смыслах этого слова — сверху (на третьем и втором ярусах галерей) просматривались все уголки центрального и боковых нефов, а значит движение каждого «неверного-гяура» внизу легко контролировалось зоркими соглядатаями падишаха. Видно, как гвардейские командиры-баши в чине аги53 на третьем ярусе мечети понятными военным жестами раздают команды своим подчинённым, разместившимся на южных и северных хорах второго яруса. Так Гавриил Сергеев как военный художник решает одновременно две задачи — художественную и боевую. Он рисует «Внутренний вид церкви Св. Софии», где выписывает образцы и цвет мундиров разных видов корпуса султанской гвардии: балтаджи (стража внутренних покоев султана)54, бостанджи (стража внешних покоев падишаха), пеика (алебардщика), сулака (лучника-пехотинца) и хасеки (телохранителя падишаха). В результате рисунок Сергеева приобретает не только художественно-историческую ценность, но и военно-прикладную пользу, поскольку по его цветной акварели можно было знакомить рекрутов, солдат и офицеров русской армии с образцами мундиров наиболее вероятного противника — султанской лейб-гвардии конца XIX века.
Таким образом, посещение Софийской мечети генералом Кутузовым во главе многочисленной делегации в литературном изложении Генриха фон Реймерса вкупе с изобразительной фиксацией Гавриилом Сергеевым этого важного для отечественной и турецкой историографии события придаёт описываемому сюжету эффект редкой художественно-визуальной полифонии, ещё глубже погружая читателя в ту историческую эпоху.
28 февраля 1794 года генерал Кутузов был удостоен «отпускной аудиенции» у султана, «которая на основании первой с соблюдением всех почестей дана была»55. Высочайшая грамота к Екатерине II «положена была в серебряный глазетовый мешок, которую визирь, приняв от султана, отдал капудан-паше (командующему флотом. — Прим. авт.), а сей, поднеся, вручил Послу»56. Императорский посол заверил падишаха в «миролюбивых чувствованиях Великой Самодержицы Всероссийской» и намерении укреплять и впредь «узел согласия» на благо и пользу обоих народов, заключив свою речь словами: «Всегда превозносится буду случаем, подавшим славу представить Вашему Величеству особливые же ко мне Ваши Императорские милости пребудут в памяти моей вечно»57.
2 марта Его Высокопревосходительство нанёс прощальный визит садразаму с полным соблюдением церемониала, как и при первой встрече. На следующий день первый драгоман посольства был послан с подарками к разным чинам Порты, кто присутствовал на аудиенции у султана и при прощальном визите к садразаму58.
15 марта 1794 года чрезвычайное посольство во главе с Кутузовым покинуло Константинополь и вернулось в Санкт-Петербург летом, потеряв в пути около полусотни человек, умерших от болезней либо отставших от посольства.
Михаил Илларионович полностью справился с возложенной на него императрицей миссией. После заключения Ясского мирного договора с Портой Кутузову удалось развернуть вектор развития отношений между Стамбулом и Петербургом в сторону сближения, создав предпосылки для первого оборонительного альянса между двумя императорскими дворами. В 1799 году в ответ на вторжение французских войск Исполнительной директории под командованием Наполеона Бонапарта в Египетский пашалык (провинцию Османской империи. — Прим. авт.) Селим III был вынужден призвать в союзники Павла I. Султан обратился к императору с просьбой командировать прославленного в морских сражениях против османского флота непобедимого адмирала Ушак-пашу (Ф.Ф. Ушакова), и поставить его во главе русско-османской эскадры в Средиземном море.
В ходе очередной Русско-османской войны (1806—1812 гг.) перед самым её окончанием в 1811 года император Александр I назначил генерала от инфантерии М.И. Кутузова командующим русской Молдавской (Дунайской) армией в войне с Портой, затем произвёл его в графское достоинство, а после капитуляции османского войска (14 октября 1811 г.) под Рущуком император назначил Михаила Илларионовича главным уполномоченным от России на переговорах с Портой. По их завершении в Бухаресте 16 мая 1812 года фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов и садразам Ахмед-паша подписали Бухарестский мирный трактат, который обезопасил юго-западные рубежи империи за месяц до вторжения армии Наполеона в Россию.
29 июля 1812 года, за 10 дней до назначения главнокомандующим всеми русскими армиями генерал от инфантерии граф Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов был возведён, с нисходящим его потомством, в княжеское достоинство с титулом светлости, и в том же году 6 декабря генерал-фельдмаршалу светлейшему князю Голенищеву-Кутузову было высочайше пожаловано наименование «Смоленский».
* * *
Этюды, привезённые Сергеевым из экспедиции в Османскую империю, послужили «изобразительным рядом» к отчётам посольства Кутузова. С них делались гравюры и копии; они были одобрены императорским двором.
Г.С. Сергеев преподнёс М.И. Кутузову «османские акварели», выполненные им в ходе длительной экспедиции 1793—1794 гг., среди которых был и акварельный рисунок «Внутренний вид церкви Св. Софии»59.
В 1803 году в Санкт-Петербурге вышел трёхтомник надворного советника Генриха фон Реймерса с детальным описанием путешествия чрезвычайного посольства Кутузова из Петербурга в Константинополь и обратно. Автор включил в трёхтомник гравюры с шестью акварелями Г.С. Сергеева, которые М.И. Голенищев-Кутузов любезно предоставил Реймерсу при подготовке сочинения к изданию, которое полностью профинансировал император Александр I.
В 1804 году Сергеев, как и его приятель по экспедиции фон Реймерс, вышел в отставку в чине надворного советника. Гавриил Сергеевич стал первым художником в России, писавшим виды Османской империи, Константинополя, Святой Софии и Египта. Его работы экспонируются в Государственном Русском музее, Государственном Эрмитаже, в Гатчинском дворце-музее и в Угличском государственном историко-архитектурном и художественном музее60.
Подаренные Сергеевым Кутузову акварели находились в семейном архиве Голенищевых-Кутузовых. Дом светлейшего князя Голенищева-Кутузова-Смоленского в Петербурге, на набережной Невы по завещанию вдовы фельдмаршала унаследовал его внук К. Ф. Опочинин. После смерти Опочинина в 1848 году во время эпидемии холеры его вдова уехала с детьми в имение Шишкино в тридцати километрах от Углича на левом берегу Волги. Сюда были перевезены многие вещи из столичного дома, в том числе библиотека, картины, акварели и рисунки. В 1918 году значительная часть предметов была вывезена в Угличский музей, акварели до начала 2000-х годов оставались в фондах, потом прошли реставрацию во Всероссийском реставрационном центре имени И. Э. Грабаря, были опубликованы и представлены на нескольких выставках61.
Случайно попавшийся в Интернете рисунок Г.С. Сергеева «Внутренний вид церкви Св. Софии» из угличской коллекции «османских акварелей» и дал толчок к поиску следов, связанных с интригующим эпизодом посещения Кутузовым Святой Софии Константинопольской.
Автор выражает благодарность директору Угличского музея Чвановой Наталье Викторовне и научному сотруднику экспозиционного отдела Кистеневой Светлане Владимировне за положительный отклик на обращение автора статьи и присланную в электронной версии копию
акварели Г.С. Сергеева, а также разрешение использовать
её для публикаций в научных работах.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Высокая (также «Блистательная») Порта — османское правительство. Под «Портой Оттоманской» в Европе подразумевали также Османскую империю.
2 Ясский мирный трактат — договор о мире, заключённый 29 декабря 1791 г. между Россией и Османской империей, положивший конец Русско-османской войне 1787—1791 гг. В силу этого трактата граница между двумя империями стала проходить по реке Днестр, Порта признала все завоевания России в Северном Причерноморье, подтверждала все условия Кайнарджийского трактата и сверх того уступала России крепость Очаков, территорию между Нижним Бугом и Днестром, где на побережье Чёрного моря вскоре был основан г. Одесса. Порта окончательно признавала Крым за Россией. Переговоры проходили в г. Яссы Молдавского княжества (ныне территория Румынии). Подписал договор от России А.А. Безбородко, второй член Коллегии иностранных дел.
3 Якушев М.М. «Трактат вечного мира и дружбы». Эволюция российско-османских отношений конца XVIII века // Военно-исторический журнал. 2022. № 12. С. 16—27.
4 Молдавское княжество (воеводство) представляло собой провинцию Османской империи (осм. эйалет аль-Богдан). Его возглавлял господарь православного вероисповедания, утверждавшийся султаном и османским правительством.
5 Самойлов Александр Николаевич (1744—1814) — племянник князя Потёмкина-Таврического. После внезапной смерти Г.А. Потёмкина он был уполномочен вести переговоры с османами в Яссах до прибытия А.А. Безбородко. Самойлов привёз в Петербург известие об успешном окончании переговоров и заключении Ясского мира, чем заслужил высший российский орден Св. апостола Андрея Первозванного.
6 Reimers. H, von. Reise der Russisch-Kaiserlichen Ausserordentlichen Gesandtschaft an die Othomanische Pforte im Jahr 1793. Drei theile: vertrauter Briefe eines Ehstlanders an einen seiner Freunde in Reval: mit Kupfern und einer Karte / St. Petersburg, 1803. Erster theil. P. 4 (Реймерс Г., фон. Путешествие Русского Императорского Чрезвычайного Посольства в Порту Оттоманскую в 1793 г. В 3-х частях: собрание писем одного эстляндца к своему другу в Ревеле: с гравюрами и картой / СПб., 1803. Часть 1. С. 4).
7 Там же. С. 12.
8 Реймерс (также Раймерс) Генрих Христиан фон, он же Реймерс Андрей Алексеевич; Реймерс Генрих Крисгоф (Кристиан) фон (родилсяв 1768 г. в Ревеле, умер в 1812 г. в Петербурге). Как секретарь-переводчик при Коллегии иностранных дел Российской империи входил в состав чрезвычайного посольства генерал-лейтенанта Михаила Голенищева-Кутузова в Османскую империю в 1793—1794 гг. Плодовитый писатель, но как историк малоизвестный. Саксонского двора камер-юнкер, надворный советник Российской империи. Автор книги «Санкт-Петербург в конце своего первого столетия» (1805), которая была переведена с немецкого только в наши дни и издана на русском языке в 2007 г. Затем вышла книга на русском языке «Санктпетербургская адресная книга на 1809 год», СПб., 1809.
9 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 1. С. 12.
10 Якушев М.М. «Разгромленная Турция лежала у ног Русской монархии…». Кючук-Кайнарджийский договор 1774 года // Военно-исторический журнал. 2021. № 8. С. 42—49.
11 Шляпникова Е.А. «Границы теперешние обещают покой России…». Присоединение Крыма к России в 1783 году // Там же. 2015. № 3. С. 43—46.
12 Гребенщикова Г.А. «Слава русскому оружию — на суше и на море». К 235-летию начала Русско-турецкой войны 1787—1791 гг. // Там же. 2022. № 8. С. 4—19.
13 Сергеев Гавриил (Гаврило, Гаврила) Сергеевич (1765/1766—1816). Русский художник-акварелист. В 1793 г. в звании подпоручика (армейского прапорщика) был включён в состав чрезвычайного посольства Кутузова «для снятия видов».
14 Великий, он же Первый драгоман — официальная должность высокопоставленного дипломатического чиновника из числа греков-мирян, представлявших всю православную общину-миллет Османской империи в Высокой Порте (араб., осман. турджуман — «толмач»; фр. dragoman).
15 Великий сеньор — почтительное наименование османского султана европейцами.
16 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 1. С. 64.
17 Если прежнему послу князю Н.В. Репнину выделялось на содержание 400 пиастров, то Кутузов получил 600 пиастров и дорогие подарки от великого визиря — табакерку с алмазами, кофейную чашку, украшенную алмазами и другими драгоценными камнями, а также «девять кусков богатых парчей», которые, как заметил отец пяти дочерей Кутузов, выбраны «с таким еще вниманием, что каждого цвета стало на женское европейское платье». Не менее ценные подарки чрезвычайному послу были направлены в Пере и от падишаха.
18 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 65, 66.
19 Эгрет, или эгретка, также султан (фр. aigrette — «султан», также «перо») — украшение для шляп, главная особенность которого заключалась в вертикально закреплённом птичьем пере.
20 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 1. С. 14.
21 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). 1793—1794 гг. «Сношения России с Турцией». Оп. 89/8. Д. 777. Л. 380, 524.
22 Баронесса фон Кнобельсдорф — по словам Реймерса, «самая красивая и любезная дама в Пере» (Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 1. С. 169).
23 Кнобельсдорф Фридрих Вильгельм фон (Knobelsdorf Friedrich Wilhelm von) — барон, прусский министр (посланник. — Прим. авт.) в Константинополе (1790—1803 гг.). Был женат на дочери посла Генеральных штатов (Нидерландов) барона ван Дедема де Гельдера (Dedem de Gilder), аккредитованного при Порте (1785—1808 гг. с перерывами).
24 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 118.
25 Виды Софийской мечети в акварелях Гаспара Фоссати, изданных им в 1852 г. в Лондоне живописным альбомом «Айя София Константинопольская, недавно отреставрированная по приказу султана Абдул Меджида» (Fossati, Gaspard. Aya Sofia, Constantinople, as recently restored by order of H.M. the sultan Abdul Medjid / from the original drawings by Chevalier Gaspard Fossati; lithographed by Louis Haghe, esq. Discription Historique de Planches de Ste. Sophie by Adalbert de Beaumont. London. 1852. Planchets № 19, 21, 25). Акварель № 19, 21, 25. См. акварель № 25 с внешним видом Софийской мечети до её реставрации Фоссати (1847—1849 гг.). Такой застал её Кутузов со своей свитой при подъезде к ней в 1793 г.
26 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 119.
27 Чауш (тур. çavuş) — в Османской империи придворный служащий султанского дворца, гонец или посыльный.
28 Папуши — домашняя мягкая обувь без задника, обычно изготавливавшаяся из жёлтого сафьяна.
29 Род сафьяновых получулков, которые европейские посетители надевали при входе в мечети на свою обувь. Турки же, наоборот, надевали на домашние мешты туфли или сапоги, которые оставляли у порога, оставаясь в своих получулках (Базили К.М. Очерки Константинополя. М.: Индрик, 2006. С. 223).
30 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 119.
31 Там же.
32 Там же. С. 120.
33 В XVIII в. на восточных парусах (пандативах) сохранились лишь мозаичные изображения двух серафимов.
34 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 120, 121.
35 Реймерс сообщает, что этот цемент был изготовлен из извести и пуццолановой глины, подобной той, что используется до сих пор мозаичистами в Риме и Флоренции для придания долговечности маленьким кусочкам мрамора или стекла.
36 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 123.
37 Там же.
38 Там же.
40 Муравьёв А.Н. Письма с Востока (с 1849 по 1850 г.). Ч. I. М.: Ихтиос, 2005. С. 20.
41 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 123, 124.
42 Там же. С. 124.
43 Сейчас это помещение называется «комнатой священника», оно недоступно для посетителей.
44 Реймерс Г., фон. Указ. соч. Часть 2. С. 121.
45 Там же.
46 АВПРИ. «Сношения России с Турцией». Л. 380.
47 Михраб (араб.) — молитвенная ниша в стене мечети, обращённая в сторону киблы (в направлении Мекки), куда обращают свои взоры мусульмане во время намаза и проповеди.
48 На пандативах собора изначально располагались четыре фигурных мозаичных изображения ангелов-серафимов. Ангелы на западных парусах были утрачены ещё до 1453 г.
49 Тугра — каллиграфическая монограмма, печать или автограф султана.
50 Два оставшихся панно с именами Хасана и Хусейна художник никак не мог изобразить, поскольку они были закрыты от его взора.
51 Минбар или мимбар — кафедра или трибуна в соборной мечети, с которой имам читает пятничную проповедь.
52 Эта распространённая османская традиция курения трубок в Святой Софии, в других мечетях и даже в церквях (когда туда приходили османские чиновники) сохранялась до закрытия мечети Айя-София в 1931 г.
53 Титул ага соответствовал армейскому чину капитана.
54 Балтаджи — название происходит от слова «балта» — топор, а его обладатель, балтаджи, первоначально служил топорником или дровосеком.
55 АВПРИ. «Сношения России с Турцией». Л. 525 об, 526.
56 Там же.
57 Там же.
58 Там же.
59 Кистенева С.В. Гавриил Сергеев. Виды Стамбула 1793—1794 гг. в собрании Угличского музея. Academia. 2022. № 2. С. 164—174.
60 Капарулина О.А. Оригинал или копия? К вопросу об атрибуции акварелей и рисунков Г.С. Сергеева // «Мощно, велико ты было, столетие!». КиберЛенинка / СПб., 2014. С. 300—309.
61 Кистенева С.В. Указ. соч.
* Все даты указаны по старому стилю.