Полевое размещение войск. Опыт организации и материального обеспечения на различных этапах военной истории

Аннотация. В статье приводится ретроспектива способов и методов размещения армейских подразделений в полевых условиях, анализируется опыт организации и материального обеспечения войсковых полевых лагерей на различных этапах всемирной военной истории.

Summary. The article gives a retrospective of ways and methods of placing army subunits in the field, examines the experience of organisation and material support of the military field camps at various stages of the world military history.

ИЗ ИСТОРИИ ТЫЛА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ

 

МИХАЙЛОВ Андрей Александрович — научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-Западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, доктор исторических наук, доцент

(Санкт-Петербург. E-mail: dragun66@mail.ru).

 

ПОЛЕВОЕ РАЗМЕЩЕНИЕ ВОЙСК

Опыт организации и материального обеспечения на различных этапах военной истории

 

В начале XIX века Российская империя вела многочисленные кровопролитные войны с самыми разнообразными противниками. Наиболее опасным и трудным стало для неё противоборство с наполеоновской Францией. Одной из наиболее характерных черт Наполеоновских войн был резкий рост численности армий. «Большие батальоны всегда правы», — говорил сам французский император и, действительно, собирал под свои знамёна невиданные ранее массы людей. Однако «большие батальоны» требовали и больших усилий для снабжения, поддержания в них дисциплины и, не в последнюю очередь, для их размещения в военных лагерях.

Как и в других европейских войсках, во французской армии имелись чёткие и подробные руководства относительно разбивки лагеря, регламентировались места установки палаток, расстояния между ними, ширина «улиц», наличие укреплений. Однако в походе наполеоновские подразделения двигались быстрым маршем. При остановках они наскоро ставили шалаши, а то и просто ночевали у костров (расположенных, однако, в строгом порядке).

Стоянка под открытым небом во французской армии именовалась термином «бивуак» (bivouac), получившим, как и сам приём, широкое распространение и в других европейских странах, в т.ч. в России. «Палатки нездоровы, — заявлял император Франции, — лучше располагаться на биваках: солдат спит ногами к огню и защищён досками или соломой от непогоды; сверх того, близость огня скоро осушает под ним землю. Палатки необходимы только тем офицерам, которые обязаны писать или работать с картами… Все нации Европы по примеру французов отменили палатки; если они ещё употребляются в мирное время, то для сбережения леса, соломенных крыш селений. Тень дерева, защищающая от солнца и жары, малейшее прикрытие от дождя предпочтительнее палатки… Сверх того, палатки служат объектом наблюдения шпионов и штабных офицеров противника, давая им сведения о численности и расположении наших войск. И такое неудобство имеет место каждый день, каждое мгновение. Напротив, когда армия расположена в двух или в трёх линиях биваков, то издали виден только дым, нередко принимаемый за туман. Нет возможности сосчитать всех огней, но очень легко сосчитать палатки, вычертить занимаемое ими положение»1.

Воспоминания наполеоновских офицеров и солдат буквально пестрят рассказами как о достоинствах бивуачной жизни, так и о её тяготах. В суровом климате ночёвки под открытым небом оказывались небезопасными и губительными даже для закалённых солдат. Так, участник похода в Россию, офицер итальянской гвардии Ц. де Ложье в весьма мрачных красках описывал бивуак своего полка у с. Валуево накануне Бородинской битвы: «Мы в совершенно незнакомой местности, ничего у нас не приготовлено и в топливе недостаток… Наши огни поэтому не только не сияют, но они распространяют вокруг нас облака густого чёрного дыма и отбрасывают во мраке лишь бледный отсвет. Одни стараются как-нибудь устроить себе шалаши из листвы, так как погода суровая. Другие сидят вокруг котлов и присматривают за своим скромным ужином… Около полуночи начинает накрапывать мелкий холодный дождь при сильном ветре: очень скоро наш лагерь становится сплошной топью»2.

При отступлении армии Наполеона из России зимой 1812 года недостаток мест для отдыха, ночёвки и привалы под открытым небом или в не пригодных для этого помещениях в сочетании с острой нехваткой тёплой одежды и провианта стали причиной гибели множества солдат и офицеров.

В России в начале 1812 года императором Александром I было утверждено «Учреждение для управления Большой Действующей Армией»3, некоторые положения которого касались полевого размещения войск.

В штабе армии выбором места для лагеря и его разбивкой руководил генерал-квартирмейстер, в корпусных и дивизионных штабах — обер-квартирмейстеры и квартирмейстеры соответственно.

Относительно расположения и устройства лагеря в «Учреждении» говорилось: «Лагерь учреждается по местным обстоятельствам, и ежели расположен он на короткое время, то палатки или шалаши могут быть, по необходимости, поставлены тесно. Но ежели Армия должна стоять лагерем на одном месте долгое время, то улицы лагерей и расстояния между палаток или шалашей непременно должны быть распространены на известных правилах»4.

Таким образом, «Учреждение» допускало создание для короткого отдыха войск лагеря без строгой планировки и разрешало ставить вместо палаток шалаши. Однако при строгом соблюдении установленного порядка. «При расположении войск биваками в шалашах или без шалашей, — говорилось в документе, — устройство караулов, обряд службы и чистота должны быть наблюдаемы в том же порядке, как бы войска стояли лагерем в палатках»5.

Руководить поддержанием порядка должен был дежурный по лагерю высший офицер, который назначался из числа бригадных генералов. Назначались также дежурные по лагерю офицеры в корпусах, дивизиях, полках, батальонах и эскадронах6.

«Все дежурные по лагерю, — говорилось в документе, — обязаны надзирать за исправностью и бдительностью караулов, за спокойствием, чистотою и благоустройством лагеря»7. Ночью над их палатками выставлялись «на длинных шестах освещённые фонари»8.

О порядке в лагере и происшествиях дежурные офицеры должны были доносить по старшинству друг другу и своим непосредственным командирам. Дежурный лагерный генерал подавал донесения дежурному генералу при штабе армии либо лично (если имел меньшее старшинство в чине), либо «через первого по себе чиновника», если был «старее»9.

Караулы в лагере подразделялись на полевые наружные («суть те, кои ставятся впереди лагеря, и выставляют перед оным цепь»); полевые внутренние, которые расставлялись по периметру лагеря (в прежней терминологии — «палочные»); «для почести» к палаткам генералов10. Ночью офицеры и солдаты внутреннего караула патрулировали также всю территорию.

Солдатам и офицерам категорически запрещалось покидать лагерь после «вечерней зари» (сигнала). Впустить кого-либо в лагерь ночью мог только старший дежурный. В дневное время отлучки допускались исключительно с разрешения начальства, причём отбывавшему лицу выдавался особый «билет».

В «Учреждении», как и в предыдущих нормативных документах, имелись положения о поддержании в лагере чистоты, мер санитарной и пожарной безопасности. «В лагере строго соблюдается чистота, — гласил один из пунктов, — как наружная, так и особенно внутри палаток или шалашей»11. «Улицы» лагеря предписывалось ежедневно подметать, всяческий мусор выносить «на линию отходных мест, для коих ямы вырываются не менее двух саженей в глубину…»12.

Огонь в тёплую погоду разводился лишь для приготовления пищи, причём после «пробития вечерней зари» полагалось все очаги гасить. Развести огонь холодной ночью можно было лишь с разрешения старшего дежурного по лагерю.

«Учреждение» не случайно постоянно упоминало об использовании при разбивке лагеря шалашей. В марте 1812 года, буквально накануне войны в воинские части был разослан официальный приказ, согласно которому в целях сокращения обозов запрещалось брать в поход палаточные ящики13. Поэтому палаток в армии практически не было (изредка офицеры покупали их на свои средства). Участник войны А.П. Бутенев так описывает лагерь 2-й Западной армии в начале кампании: «Помню первый наш привал в местечке Николаеве на берегу довольно широкой реки (я потом доискался, что это был Неман)… Прежде чем прибыла главная квартира, солдаты уже нарубили веток и понастроили шалашей… Обширный лагерь весь из свежей зелени, по которому перебегали солдаты и который уже оглашался песнями и военною музыкою, представлял собою прекрасное зрелище. В середине находились более обширные и лучше устроенные шалаши для главнокомандующего, для его главного штаба и приближённых. Мне и двум или трём адъютантам отвели тоже шалаш, в котором мы могли кое-как отдохнуть и почиститься после утомительного перехода по жаре»14.

Артиллерийский офицер Н.Е. Митаревский в своих мемуарах кратко описал конструкцию офицерских шалашей и укрытий для солдат, оценивая последние весьма критически. «Делали из жердей козлы, — писал он, — связывая их соломой вверху, на высоте в рост человека; одну сторону переплетали поперечными жердями, прокладывали соломой, а спереди разложены были огни. Таковы были наши бивуаки; но от дождей это была плохая защита — можно было спрятать одну голову… Для офицеров строили шалаши на таких же козлах, прикрывая соломой с обеих сторон. Во время сильных дождей козлы прикрывали сырыми кожами, которых несколько штук возили на запасных дрогах; они же служили прикрытием дрог»15.

О ночёвках в шалаше вспоминали также известная кавалерист-девица Н. Дурова16 и служивший «по квартирмейстерской части» Н.Н. Муравьёв17. Возможно, шалаши неплохо защищали от дождя и даже от холода. Тем не менее служивший в лейб-гвардии Семёновском полку А.В. Чичерин подчёркивал в мемуарах достоинства своей полотняной палатки и с сожалением отзывался о рядовых солдатах, вынужденных укрываться соломой18.

Размещение войск на биваках в период войны с наполеоновской Францией получило настолько широкое распространение, что сам термин вошёл в обиходный разговорный язык для обозначения не слишком комфортного, лишённого удобств быта. Тем не менее на деле при наличии времени и возможности военные стремились заменять шалаши (равно как и палатки) более солидными сооружениями. Н.Н. Муравьёв подробно описал лагерь у с. Тарутино (ныне на территории Калужской области), в котором русская армия расположилась после оставления Москвы. «Тарутинский лагерь наш, — говорится в его “Записках”, — похож был на обширное местечко. Шалаши выстроены были хорошие, и многие из них обратились в землянки. У иных офицеров стояли даже избы в лагере; но от сего пострадало село Тарутино, которое всё почти разобрали на постройки и топливо. На реке завелись бани… Лагерь был очень оживлён. По вечерам во всех концах слышна была музыка и песенники, которые умолкали только с пробитием зори. Ночью обширный стан наш освещался множеством бивуачных огней, как бы звёзд, отражающихся в пространном озере…»19. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Наполеон. Избранные произведения. М.: Воениздат, 1956. С. 657, 658.

2 Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1991. С. 126.

3 Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ РИ). Т. XXXII. СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. № 24975. С. 43—164.

4 Там же. С. 68.

5 Там же. С. 69.

6 В ротах назначались дежурные унтер-офицеры.

7 ПСЗ РИ. Т. XXXII. С. 67.

8 Там же.

9 Там же. С. 68.

10 Там же. С. 67.

11 Там же. С. 68.

12 Там же.

13 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 2703. Оп. 4. Д. 2.

14 [Бутенев А.П.]. Воспоминания А.П. Бутенева о 1812 годе, изданные его сыном. М.: Б.и., 1911. С. 17.

15 [Митаревский Н.Е.]. Воспоминания о войне 1812 года Николая Евстафьевича Митаревского. М.: Типография А.И. Мамонтова, 1871. С. 20.

16 Денис Давыдов. Дневник партизанских действий 1812 г. Надежда Дурова. Записки кавалерист-девицы. Л.: Лениздат, 1985. С. 410.

17 Русские мемуары. Избранные страницы. 1800—1825 гг. М.: Правда, 1989. С. 93, 94.

18 Чичерин А.В. Дневник Александра Чичерина. 1812—1813. М.: Наука, 1966. С. 26.

19 Русские мемуары. Избранные страницы. 1800—1825 гг. С. 143, 144.