ПОДГОТОВКА СПЕЦИАЛИСТОВ ДЛЯ ФЛОТА ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

В отечественной историографии тема подготовки морских офицеров из природных россиян при Петре Великом достаточно хорошо изучена.

Первым приступил к ее исследованию видный историк флота Ф.Ф. Веселаго, издавший в середине XIX столетия два труда[1], основанных на источниках, выявленных им в архивах Москвы и Санкт-Петербурга. В XIX в. крупный вклад в изучение данной проблематики внес А. С. Кротков, написавший книгу и статью, посвященные комплектованию, организации учебного процесса, быта, пребыванию за рубежом первых русских навигаторов при получении ими профессиональной подготовки[2].

В советский и постсоветский периоды новые материалы, касающиеся различных сторон служебной деятельности учащихся военно-морских учебных заведений Петра Великого в России и за границей, опубликовали А. Е. Сукновалов[3], В. К. Сергеев[4], Е. Н. Ошанина[5], Е. А. Княжецкая [6], Л. Г. Климанов[7], П. А. Кротов[8].

Петр I наем иностранцев на русскую службу всегда рассматривал как вынужденную и временную меру, а после взятия Азова приступил к подготовке морских офицеров из природных россиян. Достигалось это двумя способами: направлением детей в основном русских дворян для обучения за границу и открытием собственных учебных заведений. Так, в 1701 г. в Москве была открыта школа математических и навигацких наук. Указ, подписанный Петром I 14 января 1701 г. гласил: «…быть математиих ческих и навигацких, то есть мореходных, хитростно искуств учению. Во учителях тех наук быть английския земли урожденным: математической Андрею Данилову сыну Фархварсону, навигацкой Степану Гвыну да Рыцарю Грызу…»[9].

Московская школа математических и навигацких наук, или, как ее еще называли, математико-навигацкая школа, была рассчитана на 200 учащихся, в число которых предписывалось «избирать добровольно хотящих, иных же паче и со принуждением». Вскоре выяснилось, что «добровольно хотящих» оказалось немного. В 1701 г. в школу поступило лишь четыре ученика[10]. И только после того как были приняты меры принуждения, что вообще характерно для эпохи Петра I, ее удалось укомплектовать. В 1704 г. Петр I издал указ «О подаче в Разряд сказок о недорослях, о представлении (их. — И.Д.) на смотр»[11], согласно которому по результатам отбора и определялись кандидаты на учебу.

Первоначально школа находилась в ведении Оружейной палаты, поэтому  направления на учебу выдавал дьяк данного учреждения А.А. Курбатов[12].

К 16 июня 1702 г. численность учеников достигла 180 человек. Через месяц, по состоянию на 16 июля 1702 г., в школе обучались уже 200 человек[13].

В 1703 г. численность обучаемых осталось на прежнем уровне. В 1704 г. знания получали 190 человек, в т.ч. 53 младших командира и нижних чина, направленных из полков русской армии[14], в 1705 г. — 201 человек[15].

В школу принимались дети дворян и людей боярских, подьячих, церковных, посадских, солдат и унтер-офицеров, прочих чинов и сословий русского общества, кроме крестьян, в возрасте от 12 до 20 лет; в некоторые годы поступали юноши и старше 20 лет[16]. Так что школа не была учебным заведением  только для привилегированных  сословий, поскольку в ней «…учатца ученики разных чинов…»[17], однако дворянские дети там составляли большинство[18]. В 1706 г. в ней также училось 49 «господских детей»[19], являвшихся отпрысками знатнейших дворянских родов русского государства[20].

В декабре 1706 г. школа была передана из ведения Оружейной палаты в распоряжение флота, а с 1712 г. — Адмиралтейской канцелярии. Фактически же школой после дьяка А.А. Курбатова заведовал комиссар А.А. Беляев из Московской Адмиралтейской конторы[21]. Здесь надо отметить, что образцом для будущей Математико-навигацкой школы царь избрал Королевскую математическую школу при госпитале Церкви Христовой в Лондоне[22]. В Московской школе, как и в Лондонской, учебная программа предусматривала изучение родного языка, геометрии, тригонометрии, алгебры, навигации, астрономии, геодезии и фехтования. Школа состояла из трех раздельных, но территориально объединенных школ: русской, цифирной и навигацкой[23]. Вначале ученики обучались в русской школе[24], где постигали грамоту и письмо, затем переходили в школу и уж после нее — в навигацкую школу для специализации[25].

Точного срока пребывания в русской и цифирной школах установлено не было, но большинство учеников заканчивало обучение в каждой из школ за один—три года[26], что зависело от степени усвоения учениками преподаваемых дисциплин. В 1706 г. в школе был произведен первый выпуск[27]. Обучение первых навигаторов продолжалось около 5 лет.

После того как в школу с 1710—1714 гг. начали принимать «умеющих грамоте, не только читать, но и писать»[28], и «…смотреть тово, чтоб были добрые и персоналные и неглупые»[29], срок обучения, включая практику во флоте, для наиболее способных и старательных учеников составлял 6 лет, менее способных — 8 лет[30], а для абитуриентов, первоначально не владевших грамотой, он достигал 10—12 лет[31]. В Англии в Королевской математической школе учащиеся,  поступавшие обычно с 12-летнего возраста, обучались 7 лет[32].

Основным видом материального (провиантского) обеспечения учеников в Московской школе математических и навигацких наук являлись так называемые кормовые деньги, которые выплачивалась только детям из семей мелкопоместных и бескрестьянных дворян или других сословий с низким уровнем доходов. Указ Петра от 14 января 1701 г. предписывал «…учинить неимущим во прокормление поденной корм, усмотря, арифметике или геометрии; ежели кто сыщет отчасти искусным, по 5 алтын в день, иным же по гривне и меньше, рассмотрев коегождою искусство учения»[33]. Воспитанники школы, родители которых имели в собственности более пяти крестьянских дворов, учились и проживали за свой счет, не получая от Оружейной палаты, а затем Адмиралтейского приказа никаких видов довольствия[34].

Списки учеников, являвшихся душе- и землевладельцами, с указанием конкретного количества крестьянских дворов, числившихся за ними в Поместном приказе, учителя ежегодно представляли в Оружейную палату (Военную Морского флота канцелярию)[35]. С 20 июня 1710 г. учителя и ученики учитывались в Адмиралтейском приказе[36].

С 1702 г. в связи со сложным финансовым положением в стране размеры кормовых денег школьникам были существенно сокращены. Причем количество кормовых денег воспитаннику устанавливалось строго индивидуально, зависело от «усмотрения» преподавателей и назначалось от результатов учебы («по наукам»). Также при назначении оклада кормовых денег обязательно учитывалось материальное положение семьи обучаемого.

В 1702—1704 гг. основное количество учащихся, обучавшихся арифметике, получало по 8—9 денег, геометрии — 6—8, навигации и тригонометрии — 8 денег на одного человека в сутки. Высший оклад кормовых денег для отличников учебы достигал 2 алтына, а навигатору Захарию Мишукову, который в 1704 г. был «по имянному указу послан за море» выплачивалось 3 алтына 2 денги в сутки[37].

С 1705 г.,  в соответствии с указом Петра I от 28 декабря 1704 г., устанавливались новые размеры кормовых денег. Максимальный оклад в 3 алтына 2 денги получали Ф. Васильев и М. Спафарьев, 3 алтына — А. Тихонов, 2 алтына 5 денег — И. Непенин, остальным школьникам выплачивались различные оклады, начиная с 2 алтын 4 денег, и заканчивая минимальным — составлявшим 4 денги на одного человека в сутки, которые получали всего четыре слабоуспевающих ученика[38].

При установлении минимального оклада, прежде всего, исходили из уровня цен, сложившихся в столице на продовольственные товары. Несомненно, что также сопоставлялись и размеры кормовых денег в других учебных заведениях, и, прежде всего в Славяно-Греко-Латинской академии, где учащимся, в зависимости от курса обучения выплачивались одна, две, три и шесть денег на одного человека в сутки[39].

В 1706 г. по ходатайству учителей размер минимального оклада был установлен 6 денег на одного человека в сутки[40]. Заметим что драгунам кавалерийских полков, обучавшимся в 1706 г. в школе геометрии, выплачивались по 10 денег каждому[41].

В школе отсутствовала собственная столовая, поэтому горячую пищу, прочие съестные припасы школьники приобретали в многочисленных лавочках, расположенных поблизости, или в торговых рядах.

заведениях общественного питания, основном харчевного типа, и  в широко разветвленной торговой сети г. Москвы[42]. Общее количество торговых точек в Москве, где продавались съестные припасы, по состоянию на 1701 г., достигло 2664 единиц[43].

За время ежегодных каникул (с 15 июля по 15 августа), а также вынужденных отпусков, традиционно предоставляемых ученикам только под поручительство должностных лиц, владевших значительной феодальной собственностью[44], и с разрешения учителей[45], кормовые деньги не выплачивались[46].

С учеников, самовольно покинувших школу, удерживались ранее выданные кормовые деньги[47]. Кроме того, к лицам, уклонявшимся от учебы и находящимся в бегах, применялись еще и денежные санкции[48], причем весьма внушительные, по 5 рублей за каждый день прогула[49]. Кроме того, «…покамест они (дети знатных особ. — И.Д.) явятца, поместья их и вотчины отписать на Великого Государя…»[50]. И до тех пор, пока сыновья находились в бегах, их отцы сидели в уездных (губернских) городах под арестом и охранялись караулом[51].

Проверки наличия учеников проводились учителями перед началом и после окончания занятий, с составлением росписей прогульных дней[52].

В 1709 г. ученикам из семей военнослужащих армии и флота оклады кормовых денег установили в соответствии с воинскими званиями (должностями) их родителей. Офицерским детям кормовые деньги не полагались. Дети каптенармусов и сержантов получали по 3 рубля 4 алтын 2 денги и  3 рубля 21 алтын 4 денги, а навигатор Иван Трюлов — 2 рубля 24 алтын 2 денги. Капральским детям выплачивалось по 2 рубля 14 алтын 2 денги, а солдатским — по 1 рублю 23 алтына 1 денга на одного человека в месяц[53].

Во втором десятилетии XVIII в. в связи с резким увеличением численности линейных кораблей и военных судов потребность в подготовленных морских кадрах постоянно увеличивалась. Однако суровая дисциплина, телесные наказания даже за незначительные проступки, полуголодное существование учеников из-за частых задержек выплат кормовых денег, нежелание отпрысков аристократов обучаться с детьми низших сословий[54] приводили к тому, что в течение многих лет школа испытывала трудности с комплектованием.

Для их преодоления 7 января 1710 г. Петр I подписал указ[55], предусматривающий жесткую ответственность дворянских недорослей за уклонения от учебы, военной и государственной службы, включавшую конфискацию имений, направление на каторжные работы или «бить сваи» на набережных Невы в новой строящейся столице России — Санкт-Петербурге.

В течение первого месяца после опубликования данного указа в школу записалось 111 человек[56], двух — уже 250 человек из них: 41 человек из родовитых дворянских семей и 209 детей солдат Преображенского и Семеновского полков[57].

13 октября 1710 г. комиссар А.А. Беляев направил генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину письмо-доклад, в котором спрашивал разрешение: «…еще в учение людей прибавлять или толикого числа довольно»[58].

Ф.М. Апраксин принял решение по увеличению количества школьников. В связи с этим к 1711 г. численность обучаемых в школе достигла 505 человек[59], но фактически учеников было больше[60]. Согласно штатному расписанию, их количество зависело только от суммы средств, выделяемых государством на обучение.

С 1710 г. вновь изменились размеры кормовых денег. В указе Петра I было сказано, что «которые в вышеписаное учение будут записываться самоохотно, то им давать кормовые деньги …кроме тех, за которыми есть крестьянские дворы, с первых чисел вступления в школу по 6 денег в день, а потом, кто прилежно будет учиться и будет переходить в высшие степени того учения, то таковым кормовые деньги платить с прилежностью учебы от гривны до 4 алтын в день»[61].

Указ царя, направленный на материальное стимулирование добросовестной учебы неукоснительно исполнялся. Представление преподавателя являлось для Адмиралтейского приказа основанием для увеличения размеров кормовых денег, которые окончательно определялись указом генерал-адмирала Ф.М. Апраксина. Например, в представлении от 22 августа 1715 г., поданном в Адмиралтейский приказ, излагалось: «К прежним деньгам кормовым учения в тригонометрии Андрею Полозову, Максиму Пигалеву, Мартыну Кузолеву по 2 денги к прежним 6 денгам давать с 1 сентября. Учитель Леонтий Магницкий»[62]. Самим преподавателям кормовые деньги не полагались, все они получали денежное жалованье. Годовые оклады учителей по состоянию на 26 июня 1711 г. составляли: А.Д. Фархварсона 800 рублей, С. Гвына — 400 рублей, Л.Ф. Магницкого — 200 рублей[63].

Для поддержания воинской дисциплины, обучения строевым приемам, привития практических навыков по обращению с оружием и для командования подразделениями навигаторов в Математико-навигацкую школу из Преображенского и Семеновского лейб-гвардейских полков были направлены сержанты, капралы и солдаты. Вышеперечисленные военнослужащие, кроме денежного жалованья, получали еще хлебное и соляное довольствие: сержанты по 20 юфтей[64] хлеба, 5 пудов соли; капралы соответственно 6 юфтей и 4 пуда, солдаты — 5 и 3 на одного человека в год. Всем им, как находившимся в длительной командировке, еще дополнительно выплачивались и кормовые деньги из расчета 1 рубль 33 копейки на одного человека в месяц[65].

Царь, несмотря на огромную занятость, находил время для контроля подготовки будущих морских офицеров. С целью повышения качества обучения Петр I чуть ли не ежегодно проводил смотры дворянских детей, предназначенных для определения в эту школу и другие учебные заведения[66]. Так, 16 августа 1707 г. монарх повелел Т.Н. Стрешневу: «…чтоб недоросли к зиме были в смотру все, также и те, которые и я сам смотрел»[67]. 28 июля 1713 г. Петр I предписал вице-адмиралу К.И. Крюйсу и Санкт-Петербургскому вице-губернатору Я.Н. Римскому-Корсакову назначить на 10 декабря смотр дворянских детей и дворян — возрастом от 10 до 30 лет[68].

Московская школа математических и навигационных наук до 1711 г. содержалась на средства, отпускаемые Московским монетным двором, а также на налоги[69], взыскиваемые с лиц знатных дворянских фамилий («царедворцев»), оплачиваемых свой отказ от «служб и заморской посылки». В период с 1708 по 1710 г. с 17 «царедворцев» ежегодно в бюджет Адмиралтейства взималось по 4180 рублей, используемых исключительно «в росход на дачи навигатором, посланным за море в практику»[70].

С 1711 г. финансирование школы начало осуществляться через Правительствующий Сенат. Вследствие Русско-турецкой войны, начавшейся в 1711 г., отпуск казенных сумм на содержание обучаемых существенно сократился и составил на 1712 г. 5944 рубля[71], вместо полагавшихся 22 459 рублей по смете[72]. В 1711 г. иссяк и столь выгодный источник поступления внебюджетных средств, каким являлся налог, взимаемый со знатных особ. «Царедворцы», которых по случаю начавшейся войны, призвали на военную службу, были освобождены от уплаты налога[73].

Начавшийся по всей стране с 1711 г. рост цен на основные продукты питания[74] только усугубил и без того незавидное материальное положение большинства учащихся. Так как, несмотря на рост цен, суточные оклады кормовых денег остались в прежних размерах от 4 денег до гривны[75]. Но даже эти деньги выплачивались крайне нерегулярно, и ученики, не получавшие помощи из дома, бедствовали.

2 мая 1712 г. комиссар А.А. Беляев докладывал Ф.М. Апраксину: «…денег, кроме 2000 рублей, …до ныне ничего не выдано, и от того, государь, содержания уже третий месяц ученики без кормовых денег и многия бежат за нищеты в рознь, а иные и плутать от глада начинают, а учителя, государь, о своем жалованье непрестанно докучают[76].

10 июня этого же года он вновь докладывает генерал-адмиралу, что сенаторы на его прошение о выделении средств «…изволили отговоритца нетом денег»[77]. К концу месяца он с большой тревогой снова сообщил своему начальнику, что «денег у навигаторов нет»[78].

Чтобы продолжить дальнейшее функционирование школы с Монетного двора по указанию Ф.М. Апраксина перевели 10 116 рублей[79]. Кроме того, Ф.М. Апраксин предпринял усилия по восстановлению уплаты налога с царедворцев, которые по случаю заключения мира с Османской империей возвратились в свои вотчины. 9 февраля 1713 г. генерал-адмирал в письме-распоряжении, направленном А.А. Беляеву, предписал: «О царедворцах доносить Сенату, чтоб им платить деньги по указу и на службы не писать, понеже указ господам сенаторам царского величества такой был»[80]. Сенат удовлетворил ходатайство моряков, и царедворцам было указано восстановить уплату налогов в Адмиралтейство в прежних размерах. Получаемые от «царедворцев» денежные суммы, как и ранее, использовались исключительно для финансирования навигаторов, направленных в 1713 г. для обучения морскому делу за границу[81].

Однако знатные особы, среди которых имелось немало скрытых противников петровских преобразований[82], выплачивали налоги крайне неохотно, являясь в большинстве своем злостными недоимщиками[83]. Взимание накопившихся задолженностей  Адмиралтейству приходилось буквально выбивать с большими потугами, постоянно угрожая арестовать 19 великородных вельмож-недоимщиков: «…а еще платить не станут, взяты будут в приказ и держаны»[84]. Принудительный сбор недоимок по данному платежу продолжался в течение 1713—1718 гг.[85], и вероятно, что и в последующие годы Северной войны.

Средства на содержание школы поступали с большими задержками не только от «царедворцев», но, как уже отмечалось, и от Правительствующего Сената. Хроническое недофинансирование учебного заведения привело к тому, что осенью—зимой 1714 г. навигаторам не выдавали 5 месяцев кормовые деньги, в результате они «не только проели кафтаны, но истинно босыми ногами ходя, просят милостины у окон»[86]. Комиссар А.А. Беляев по этому поводу написал Ф.М. Апраксину довольно резкий рапорт следующего содержания: «…ежели школе быть, то потребны на содержание ее деньги, а буде даваться не будут, то истинно лучше распустить, понеже от нищенства и глада, являются от школяров многие плутости»[87].

После получения Ф.М. Апраксиным доклада об удручающем положении дел в материально-бытовом обеспечении переменного состава в Математико-навигацкой школе, по его указанию Адмиралтейский приказ в срочном порядке выплатил ученикам часть суммы полагаемых кормовых денег.

Однако, несмотря на систематические невыплаты кормовых денег уже набранным ученикам, Морское ведомство в 1714—1715 гг. предоставляла дополнительные места недорослям и юношам из семей других сословий для поступления в школу. Так, за период с 7 июля по 13 августа 1714 г. было принято 190 человек, в том числе 29 недорослей, 6 детей подьячих, 7 «дворового чина», 11 детей посадских людей, 9 «церковников», 11 — из людей боярских, 3 «польской породы», 78 сыновей военнослужащих Преображенского и Семеновского лейб-гвардейских полков, 13 — Бутырского пехотного полка, 7 — Лефортовского пехотного полка и 16 солдатских детей других полков русской армии[88].

Повышенные наборы позволили существенно увеличить численность навигаторов. Если в Математико-навигацкой школе по состоянию на 1 февраля 1715 г. обучалось 447 человек[89] то, через год уже около 700 человек[90].

Вместе с тем потребности бурно развивающегося Балтийского флота в многопрофильных морских специалистах школа полностью удовлетворить уже не могла. Поэтому царем было принято решение открыть в новой столице России специализированное военно-морское учебное заведение, предназначенное для обучения исключительно дворянской молодежи («из недорослей»). 1 октября 1715 г. Петр I подписал указ о создании в Петербурге Морской академии[91].

Морская академия являлась привилегированным учебным заведением, комплектовавшимся по сословному принципу. Брауншвейгский резидент в России Ф.-Х. Вебер писал своему правительству в 1716 г.: «В это лето окончательно устроена Морская академия, и в целой обширной России не было ни одной знатной фамилии, которая бы не обязалась выслать в эту академию сына или другого родственника от 10 до 18 и старшего возраста»[92].

Первыми учащимися Морской академии стали московские навигаторы (300 человек), продолжившие под руководством А. Фархварсона и С. Гвына обучение специальным морским дисциплинам (навигации, мореходной астрономии, геодезии и др.)[93].

В Москве оставшиеся ученики продолжали изучать исключительно общеобразовательные дисциплины: грамматику, арифметику, геометрию, тригонометрию[94]. Основной контингент обучающихся в Математико-навигацкой школе летом 1716 г. составляли 500 учеников из семей незнатных и бедных дворян, имевших в собственности 5 и менее крестьянских дворов, а также «простых разночинцев»[95]. Причем доля дворянских детей из года в год уменьшалась. Так, по состоянию на 18 марта 1723 г. в школе обучалось всего 11 учеников, отнесенных к дворянскому сословию[96]. Вероятно, что социальный состав школьников, в котором преобладали разночинцы, и повлиял на размеры назначенного кормового довольствия. Минимальный оклад кормовых денег составлял 4 денги, а максимальный — 6, отличникам учебы, по ходатайству Л.Ф. Магницкого, добавлялось еще по 2 денги на одного человека в сутки[97].

В неурожайные годы (1722—1724 гг.), несмотря на все попытки государственного регулирования, в стране наблюдался рост цен на продукты питания, а задержки с выплатой кормовых денег постоянно увеличивались. Кстати, обеспечение кормовым  жалованьем после смерти Петра I еще более ухудшилось. И хотя к 1731 г. в Московской школе осталось всего 100 человек, но и они из-за хронических невыплат кормовых денег бедствовали и голодали[98].

Что качается подготовки отечественных специалистов в зарубежных военно-морских учебных заведениях, то Петр I еще в конце 1696 г. издал по этому вопросу два указа. Указ от 22 ноября гласил: «Стольникам обеих палат сказано в разные государства учиться всяким наукам». В Голландию и Англию убывало 22 человека, в Венецию 39. Второй указ от 6 декабря 1696 г. объявлял о направлении в европейские страны Великого посольства с тремя послами Ф.Я Лефортом, Ф.А. Головиным и П.Б. Возницыным. Вместе с посольством в Голландию выехало 30 человек волонтеров для изучения морского дела[99].

Среди волонтеров, убывших в Англию, Голландию и Венецию в 1697—1698 гг., «ради изучения практики морской науки» было: 6 мелкопоместных дворян, 12 человек из семей священнослужителей,  6 дворовых людей, 4 солдатских детей[100]. Остальные учащиеся являлись представителями знатнейших семейств в России, стольниками и спальниками покойного царя Ивана Алексеевича и самого Петра I[101]. Некоторые из них являлись даже близкими родственниками московских государей[102].

При каждом стольнике велено быть по одному солдату как для изучения морского дела, так, по всей вероятности, и для надзора в виде «дядек» за прилежанием своих господ, которым строжайше объявлено, чтоб они и не думали возвращаться в Россию без письменного свидетельства иноземных капитанов об изучении кораблестроения и основ навигации под страхом описи в доход государства имения[103].

В 1697—1698 гг. основной контингент родовитых особ в Италии обучался у капитана военно-морского флота Венецианской республики, черногорца по национальности, Марко Мартиновича в городе Перасте у Которского залива Адриатического моря в его школе «Наутика». Русское правительство за обучение знатных московских дворян платило Марко Мартиновичу по 50 дукатов в месяц[104].

Навигацию в Венецианской Морской академии изучали: Б.И. Куракин, Я.И. Лобанов-Ростовский, Петр, Дмитрий и Федор Голицыны, Юрий, Михаил и Андрей Хилковы, И.Д. Гагин, А.Н. Репнин, А.В. Лопухин, В.П. Шереметев, И.Раевский, М. Ртищев, Н.И. Батурлин, И. Батурлин, М. Матюшкин, П.А. Толстой и другие[105]. Самому младшему из них князю Б.И. Куракину было 20 лет, а старшему П.А. Толстому — 52 года.

П.А. Толстой обучался морскому делу в Венеции у капитана Георгия Роджи отдельно от других русских волонтеров. 12 сентября 1697 г. началась его корабельная практика. Во время плавания фрегат «Елисавета» заходил в порт Зару в Далмации, в Корсунь, Траву и возвратился в Венецию 3 ноября, где П.А. Толстой успешно сдал экзамены и получил от капитана фрегата аттестат[106].

Летом 1698 г. М. Мартинович и русские ученики совершили на судне плавание из Венеции в его родной город Бокко. Вскоре М. Мартинович вновь вышел в длительное плавание по Средиземному морю, где провел зачетное учение и в сентябре 1698 г. в порту Чивито-Веккиа выдал русским документы о завершении обучения[107].

Вполне естественно, что вышеперечисленные навигаторы практически не нуждались в деньгах, и проблем с их провиантским, и другими видами обеспечения за границей не возникало. Каждый из них жил на «собственные средства»[108]. Обучение отпрысков знатных российских дворян продолжалось всего полтора года[109].

В 1704 г. К.Н. Зотов (сын учителя царя Никиты Зотова), 14 лет от роду, в противоположность своим богатым сверстникам, откупившимся деньгами от заграничного учения, добровольно отправился в Англию обучаться морскому делу на казенный счет[110].

В 1707 г. он в письме к Петру I изъявил желание служить на английских кораблях, чем очень обрадовал царя, который выпил кубок венгерского вина за здоровье «первого охотника» на его любимое морское дело, и собственноручно написал ему ответ[111].

С 1706 г. началось отправление на учебу за границу учащихся Московской математико-навигацкой школы. 31 июля 1706 г. английский посланник в России Г. Витворт (Ч. Уитворт) написал в Лондон статс-секретарю по северным делам Р. Гарлею, что 30 волонтеров, окончивших курс математических наук в Навигаторской школе[112], решением Петра I направлены в британский флот. Им лично царем определено денежное содержание, наравне с английскими матросами, что составило 30 фунтов стерлингов в год[113].

Находясь на кораблях, русские навигаторы зачислялись на котловое довольствие по норме морского пайка[114] за плату. Ч. Уитворт перед отправкой учащихся школы в Лондон настоял, чтобы они в правовом отношении в английском флоте находились на положении волонтеров. Правовой статус волонтера полностью освобождал британское Адмиралтейство от забот по материальному обеспечению русских навигаторов[115]. Всего, по далеко не полным данным, из Математико-навигацкой школы было отправлено: в 1706 г. — 30 человек, в 1707 г. — 22 человека[116], в 1709 г. — 11 учащихся и 17 подштурманов Балтийского флота[117] — первых ее выпускников в 1706 г.[118], в 1710 г. — 6 подконстапелей Балтийского флота, в 1711 г. — 43 человека[119], в 1712 г. — 50 человек[120], в 1713 г. — 12 человек[121]. По подсчетам Ф.Ф. Веселаго, в период с 1706 по 1714 г. «для науки за море при ведении адмиралтейском» за границу убыло около 190 человек, из которых ³/₄ были ученики Математико-навигацкой школы, остальные являлись отпрысками «знатных особ»[122], таковых с 1708 по конец 1714 г. для навигаторской практики в Англию, Голландию и Данию уехало 49 человек[123].

Обнаруженный в бумагах канцелярии графа Ф.М. Апраксина «Список которых велено послать за море в нынешнем 1710 году в июне месяце и что за ними крестьянских дворов» позволил определить основной источник финансового обеспечения аристократов обучавшихся морскому делу в западноевропейских странах. (См. табл.1).

Таблица 1

Размеры феодальной собственности навигаторов —

детей «знатных особ», подлежащих посылке за рубеж в 1710 году[124]

Фамилия и инициалы навигаторов	Количество дворов	Фамилия и инициалы навигаторов	Количество дворов
Милославский М. С.	650	Дмитриев-Мамонов А. Д.	134
Князь Щербатов С. И.	449	Квашнин А. М	131
Салтыков П. И.	432	Щепотев А. И.	122
Пушкин П. К.	376	Кожин  А. И.	86
Князь Урусов А. Я.	316	Клементьев П. И.	80
Дорошенко Алексей, Петр	218	Опухтин П. И.	60
Верьедеревский А. П.	183	Наумов Ф. В.	33
Лодыженский Александр, Андрей	176	Лопухин Г. Ф.	19

С целью оказания материальной помощи детям «знатных особ», имевших незначительное количество крестьянских дворов, или числившихся за родителями (П.И. Опухтин), или полностью беспоместных и бескрестьянных (П.И. Мусин-Пушкин), в Адмиралтейском приказе тщательно изучалось имущественное положение навигаторов, предполагавшихся отправлению на учебу. В результате выяснялось, что некоторые навигаторы, даже владевшие большим количеством крестьянских дворов, вследствие «разорения имения», были не в состоянии за собственные средства содержать себя за границей (братья Дорошенко Алексей и Петр, братья Лодыженские Александр и Андрей)[125]. Поэтому в первую очередь на учебу стремились отправить лиц, владевших значительной феодальной собственностью.

Окончательный «список посланных за море… в нынешнем 1710 году», и которым в «науку даны паспорта…»[126] существенно отличается от вышеприведенного нами. В 1710 г. по различным причинам за границу не поехали братья Лодыженские Алексей и Андрей, П.И. Опухтин, П.И. Клементьев, А.М. Квашнин, А.П. Верьедеревский. Вместо них убыли Г. Петельников, Гр. Берсенев, И. Тесовитинов, Ф. Елчанин, Ф. Еманов, Гр. Хлебников[127]. Тем навигаторам-«царедворцам», которым «за скудостью за морем питатца нечем»[128], от казны выплачивалось жалованье «по 200 ефимков, а иным деньгами по 200 рублев человеку»[129]. Так, 30 марта 1710 г. А.А. Беляев в письме, направленном Ф.М. Апраксину, докладывал, что он на основании его предписания определит кандидатов для оказания материальной помощи от казны, и перечень лиц, которые должны обучаться за рубежом за личные средства[130].

Денежное жалованье выплачивалась не только отпрыскам обедневших знатных родов[131], но в обязательном порядке, и ученикам Навигацкой школы из семей «простых пород», которых с 1706 по 1711 г. включительно, выехало в заморскую практику 130 человек[132]. Навигаторы из семей «простых пород» перед отъездом из  Москвы обычно получали по 30 рублей на путевые расходы и еще 85 рублей в стране пребывания «векселем за морем». Группе навигаторов-разночинцев в количестве 50 человек[133], убывших  на заморскую практику в 1712 г. выдали полностью вышеуказанную сумму[134]. Для навигаторов из семей «простых пород», в отличие от некоторых обедневших детей «знатных особ»[135], данная сумма была первой и последней выплатой от казны[136], независимо от времени их нахождения за рубежом[137].

В последующем финансовое обеспечение навигаторов за границей, получавших стипендию за счет государства, из-за скудости бюджета Адмиралтейского приказа значительно ухудшилось. Переведенные векселем из Москвы в Амстердам 17 марта 1710 г. 11 240 ефимков князю И.Б. Львову[138] не позволяли осуществлять отпуск жалованья в первоначальных размерах. Обедневшие родители детей «знатных особ» были вынуждены на стороне изыскивать дополнительные источники для содержания своих чад. Так, разорившийся аристократ князь В. Голицын, не имевший в личной собственности ни одного крестьянского двора, обращаясь с прошением об оказании материальной помощи к А.Д. Меншикову, ориентировочно в конце 1713 г. или в начале 1714 г.[139], писал, что его сын, учившийся за границей четвертый год, получил от казны всего 300 рублей[140].

Пытаясь разжалобить светлейшего князя и добиться представления ему субсидии, князь В. Голицын, обращал его внимание на то, ,,какие протори и убытки на пищы и на одежды, паче же за науку” несут за рубежом навигаторы[141]. Любящий  отец, не понаслышке зная, о бедственном положении своего сына-навигатора,   утверждал в прошении, что на подобное жалованье не только царедворцам, но ,,и одному простолюдину пропитаца году нечем”[142]. Князь В. Голицын, в прошении к А. Д. Меншикову, отнюдь не сгущал краски.

Навигаторам, обучавшимся за границей, Адми­ралтейский приказ суммы выплат  определял из установленного им месячного жалованья 7 рублей 20 копеек или 8 ефимков[143].

По имеющимся у нас данным  один  ефимок в 1717 г. обменивался  на 2 ¹/₂ голландских гульдена[144] ( по сведениям Б. И. Куракина вексельный курс одного ефимка в 1705 г. составлял также 2 ¹/₂  гульдена или 50 штиверов)[145], таким образом навигатор на все расходы в Амстердаме имел 20 гульденов или 400 штиверов на месяц.

В марте – апреле 1708 г. Петр I давая письменные ответы на ,,вопросные пункты” назначенного им для надзора за навигаторами князя И. Б. Львова, четко определил функциональные обязанности учеников при нахождении за рубежом: ,,Учитца навигации зимою, а летом ходить на море на воинских караблях и обучатца, чтоб возможно оным потом морским афицером быть”[146].

На берегу навигатор, изучавший в зимнее время теоретически морское дело, как правило, принимал пищу в ближайшей австерии. По свидетельству Б. И. Куракина минимальный набор блюд в австерии стоил 10 штиверов: ,,В Голландии на день 10 штиверов за обед платят одиножды, есть 8 штиверов, а 2 штивера на пиво на вечер и на калач…”[147], а за обед в несколько блюд посетитель  выкладывал 20-30 штиверов[148].

Таким образом,  скромное ежесуточное одноразовое горячее питание, пиво и хлебобулочное изделие обходилось навигатору 300 штиверов (15 гульденов) в   месяц, причем при соблюдении режима строжайшей экономии в еде, что, вероятно, не каждому молодому человеку удавалось данное требование неукоснительно выполнять. На прочие материально-бытовые расходы оставалось всего 5 гульденов.

На  жизненный уровень Захария Мишукова, посланного в 1704 г.  для обучения в Голландию[149], и  других навигаторов,  безусловно, оказала влияние тяжелая экономическая ситуация, появившаяся в Амстердаме ,, при нынешнем худом и без торговом времени”[150].

И без того низкий уровень жизни русских навигаторов в Голландии был еще ухудшен неурожаями зерновых в 1709, 1710, 1713 гг., которые подняли цены на хлеб, в среднем, в 2-3 раза[151].

Так, Б. И. Куракин, на себе познавший дороговизну здешней жизни, и прекрасно  понимая, что на жалованье назначенное правительством, можно влачить только нищенское существование, отпустил в Амстердаме в феврале 1706 г. Ф. Огаркову, оставшемуся  без денег, на 3 месяца: из расчета по 3 гульдена в неделю на пищу, ,,…да на учение 10 ефимков оставил”[152].

С началом весны русские навигаторы стажировались на кораблях голландского военно-морского флота, где зачислялись на провиантское обеспечение за плату. Стоимость суточной порции морской провизии голландского матроса в 1705 г., без учета пива, составляла 4 stuivers 9 pennigen[153], а пива нижнему чину на корабле полагался один оксофт (оксгофт = 225 л[154]) в месяц, или 6 русских кружек в день[155].

Общая стоимость суточной матросской порции с учетом пива достигала 10 штиверов (компенсация, при нахождении на берегу[156]), однако навигаторы на голландских кораблях, в отличие от австерии, к их удовольствию и полному удовлетворению, питались три раза в сутки[157].

Таким образом,  ³/₄  месячного жалованья ученика Московской Математико-Навигацкой школы, обучавшегося в Голландии, независимо от  его нахождения на берегу или на корабле расходовалось, исключительно, на оплату питания.  Оставшейся суммы жалованья было явно не достаточно для удовлетворения даже минимальных бытовых потребностей молодых моряков, из-за хронического безденежья, терпевших беспросветную нужду на чужбине.

Поэтому, абсолютно, не кажется преувеличением утверждение навигатора князя Михаила Голицын, сына вышеупомянутого князя В. Голицына, о своем тяжелом материальном положении.   В письме в Москву, отправленном из Амстердама 2 апреля 1711 г., к другу детства, навигатор князь Михаил Голицын с горечью поведал: ,,…житие пришло мне самое бедственное и трудное. Первое, что нищета…”[158]. Однако, обеднявших аристократов, кроме князя М. Голицына, было только несколько человек, (по нашим данным братья Дорошенко Алексей и Петр, братья Лодыженские Александр и Андрей, Гавриил Лопухин)[159].

У навигаторов, обучавшихся в Лондоне, месячного денежного жалованья (8 ефимков) хватало на оплату только 20 суток питания на корабле по норме морского продовольственного пайка нижнего чина английского флота[160].

Денежная компенсация за одну месячную порцию английского моряка в 1714 г. составляла 3 фунта стерлингов[161],  которые в 1710 г. обменивались на 9 русских рублей 30 копеек[162],  в 1715 г. — 11 рублей 40 копеек[163] или 33 голландских гульдена[164].

В тоже время флотское казначейство, как уже отмечалось ранее, выплачивало навигатору жалованье в 20 гульденов, причем крайне нерегулярно, и задерживая ее на весьма  длительные сроки.

В 1713 г. 14 учеников, обучавшихся в Лондоне, вынуждены были написать А. Д. Меншикову о своем бедствующем положении: ,,Не бирая жалованья, нажили на себя некоторые долги, которые есть самые малые против наших зажилых денег, два и три года не полу­чали”[165].

Князь И. Б. Львов докладывал в Адмиралтейский приказ, что Григорий Хлебников, входивший в группу учеников, присланную в Лондон в 1710 г., из-за нищеты решил поменять православную веру и перейти в лоно англиканской церкви, а затем  поступить на службу в  британский флот, и что ,,иные (навигаторы. – И. Д.) то ж чинят”[166].

Повсеместные неурожаи 1709, 1710 и 1713 гг.[167] привели к росту цен на продукты питания и в соединенном королевстве,  и хотя в Великобритании среди населения общего бедствия не наблюдалось[168], но их последствия оказали негативное влияние  на материальное положение русских навигаторов, обучавшихся в Лондоне.

Направленный в 1711 г. в Англию для покупки кораблей Ф. С. Салтыков[169] сообщал в Санкт-Петербург о бес­просветной нужде, в которой по вине правительства оказались ученики: ,,Осталось денег у них по самому числу, не только им зиму жить, а с теми деньгами ни двух месяцев нельзя”[170].

Ф. С. Салтыков, видя нищету, в которую из-за отсутствия средств впало большинство навигаторов, ходатайствовал за них пе­ред Ф. М. Апраксиным, прося выслать денег: ,,Они, почитай, помирают с голоду, а за долги их хотят посадить в тюрьму”. Ф. С. Салтыков, из средств отпущенных на покупку кораблей, выделил каждому обучаемо­му на оплату питания по 3 фунта стерлингов в месяц. Объясняя свои дей­ствия по выдаче денег навигаторам, он писал: ,,… понеже оные весьма в великой бедности”. Кроме того, Ф. С.  Салтыков был вынужден оплатить их долги и выдать 400 фунтов команде моряков на питание и на обратный путь следования в Россию[171].

Именно, недостаток регулярного и достаточного финансирования, как справедливо отмечает современный английский исследователь Э. Г. Кросс, оказался непреодолимой преградой для всех молодых россиян, отправленных за рубеж на средства правительства[172]. Молодые моряки, не получив вовремя от  И. Б. Львова и его представителей: ван дер Берга в Амстердаме и Т. Стайлза в Лондоне денежного жалованья, вынуждены были прибегать к услугам кредиторов. Не имея возможности распла­титься с ними в указанные в векселе сроки, они фактически попадали в финансовую кабалу, и им, сог­ласно местным законам, за неуплату долгов грозила тюрьма.

Известный русский историк С. М. Соловьев со­общил весьма интересные сведения по данному поводу: ,,Комиссар Львов в Голландии, имея оклад 1000 ефимков жалованья, получал еще 400 рублей на содержание священника и секретаря. Сих персон никогда не имел и брал грабительски из определенного жалованья навигаторам и матросам; … некоторые из них уже позакладывали и попродавали вещи и деревни … и иждивают в безчинии”[173].

Назначенное навигаторам денежное содержание никоим образом не учиты­вало сложившийся уровень жизни на Западе, реальную стоимость потребительских товаров и услуг. По свидетельству Б. И. Куракина в Голландии в 1705-1706 гг. и в последующие годы было ,,так дорого; и берут (торговцы деньги. – И. Д.), не стыдясь”[174]. Дипломат, отдавая должное традиционному высокому качеству говядины и масла коровьего: ,,…мяса бычачьи и телятина гораздо хороши и масло, а другова похвалить из пищи нечево”, в своем дневнике приводит сведения о чрезвычайно высоких ценах, при переводе в русскую национальную валюту, на некоторые съестные припасы в Амстердаме: фунт говядины стоил 5 копеек, фунт телятины – 6 копеек, бутылка пива ,,Мольбир” – 4 копейки, курица – 18 копеек, которую голландцы ,,едят в честь ( только в праздник. – И. Д.)”[175].

В данный период времени в большинстве русских городов курица продавалась за 1 копейку, гусь – 2 копейки , овца  7-14 копеек, свинья –20 копеек, фунт говядины провесной — 1 ¹/₂ копейки, ведро пива – 6- 8 копеек[176].

Цены в Голландии  и на другие продовольственные товары были  также в несколько раз больше, чем в России, что дало Б. И. Куракину повод в очередной раз отметить в своем дневнике: ,,Дороговизна во всем”[177].

,,Дороговизна во всем” приводило к тому, что навигаторы,  из семей  ,,простых пород”, едва не помирали с голоду, а время от времени, получив от комиссара И. Б. Львова некоторую часть казенного жалованья,  давали выход отчаянию в попойках и буйстве[178].

Однако, как уже отмечалось, среди навигаторов имелись и пред­ставители знатнейших дворянских родов, обладающих значительными денежными сред­ствами, некоторые из них, вместо учебы, основную часть времени за границей проводили в увеселительных заведениях, проматывая огромные суммы. Слухи о разгульной жизни некоторых высокородных отпрысков виднейших русских аристократов вскоре достигли Адмиралтейского приказа, который был вынужден принимать соответствующие меры.

В  Инструкции подштурманам Балтийского флота и ученикам Математико-Навигацкой школы, посланным ,,за море для обучения”, изданной в 1709 г. говорилось: ,,Кто … упразднится в своявольностях непотребных и будет вину пребывать в пьянстве, и о том, чего ради послан, рачить со всей прилежностью не бу­дет, то оный возымет вместо обещанные милости гнев и истяза­ние”[179].

7 сентября 1710 г. Петр I указом запретил родителям учеников, ,,обучающимся в иностранных землях”, под угрозой значительного штрафа переводить за границу вексели ,,прямо от себя”, а препровождать их через Адмиралтейский приказ[180]. Царь мотивировал свой запрет тем, что родители пересылают детям за рубеж, сверх разумных потребностей, большие суммы денег, ,,отчего они там живут в воле и гуляют, а ученья принимают мало”[181].

Одним из главных нарушителей данного указа являлся лично генерал-адмирал Ф. М. Апраксин, переведший только в 1713 г. племяннику Александру в Лондон 500  червонных и оплативший вексели его кредиторов на общую сумму 2000 ефимков[182]. Правда, получив достоверные известия о чрезмерном мотовстве племянника, генерал-адмирал 19 декабря 1713 г. написал ему, что теперь он, совместно с его отцом, казанским губернатором П. М. Апраксиным, будет высылать только по 1000 червонцев в год[183].

Размах подобной ,,деятельности” и других детей ,,знатных особ” в пабах и австериях достиг такого уровня, что князь И. Б. Львов, надзирающий с 1705 г. по поручению царя за  их обучением, просил в 1711 г. Ф. М. Апраксина не отправ­лять новых навигаторов в Англию, т. к. ,,старые там научились больше пить и деньги тратить”[184]. Однако в марте 1712 г., к находившемуся в Голландии князю И. Б. Львову было направлено из России еще 43 навигатора[185].

Вполне естественно, что навигаторы оказавшиеся без должного контроля за своей служебной деятельностью, и окунувшиеся в разгульную жизнь, мало думали об изучении военно-морского дела, что в последствие негативно сказалось на их теоретических знаниях, практических навыках и умениях. В 1711 г. Петр I в присутствии Ф. М. Апраксина принял экзаме­ны у всех молодых моряков, возвратившихся на Родину из загранич­ного учения. Испытания окончились полным  конфузом для большинства экзаменуемых навигаторов.  По этому случаю Ф. М. Апраксин с тревогой писал пле­мяннику Александру, чтобы он и не думал возвращаться домой: ,,дондеже не познает науку мор­скую от вымпела до киля, ибо поспешивших возвратиться в Россию в прежнем чине (произведенных в иностранных флотах. — И. Д.) удержался только один Конон Никитич Зотов, другие же пожалованы из поручиков в матросы”[186].

Следует отметить, что племянник не подвел высокопоставленного дядю, и, несмотря на бурную разгульную жизнь, смог хорошо изучить военно-морскую науку, находясь в течение 7 лет на службе в английском флоте, совершив несколько длительных плаваний на британских кораблях в Средиземное море[187].

В 1714 –1715 гг. дворянские  дети и ученики других сословий, обучавшиеся в Англии, Голландии и Дании морской специальности, по решению царя[188] досрочно возвратились в Россию, так как для комплектования закупленных за границей и новостроящихся кораб­лей, на Балтийском флоте не хватало подготовленных специалистов.

10 февраля 1714 г. Петр I отдал послу России в Голландии князю Б. И. Куракину  следующее распоряжение: ,,Робят наших, кото­рые учатся в Англии…при первой оказии на  первых или на других кораблях выслать к нам и оплатить за них долги”[189].

27 апреля 1714 г. русскому торговому агенту в Амстердаме О. А. Соловьеву из Петербурга  был направлен указ царя, предписывающий ему осуществить перевод  денег в Англию для оплаты долгов, сделанных навигаторами. Повелевалось также выдать и пособия для   возвращения на Родину, но казенные средства должны были отпускаться строго ,,по разсмотрению (материального положения навигатора. – И. Д.)” и не более как по 200 рублей одному человеку[190].

Многие навигаторы, особенно, из семей ,,простых пород”, с нескрываемой радостью покидали чужбину. Мнение и чувства большинства россиян, возвращавшихся домой, наиболее полно выразил князь Б. И. Куракин, который в письме из Гамбурга от 2 апреля 1708 г. к А. Ф. Лопухину, брату своей первой жены[191], написал: ,,Ей, не рад житью здесь, и с радостью рад возвратиться в патрию ( от греч. patris – родина – И. Д.) ”[192].

В 1716 г., в соответствие с планом  монарха, для обучения морскому делу во Францию, Англию и Венецию была осуществлена посылка трех групп гардемарин[193]. Их материальное обеспечение за рубежом, существенно, отличалось от содержания учеников Московской Математико-Навигацкой школы, однако, ее изложение выходит за пределы задач, поставленных в настоящей статье.