Отношение к историко-культурному наследию России в годы военно-революционных бурь (1917—1920)

Аннотация. Революционный процесс, тем более сопровождающийся активными военными действиями, всегда сочетает в себе как разрушительные, так и созидательные начала. Авторы статьи показывают эту амбивалентность политики и практических действий на основе обобщения материалов об отношении красных и белых к историко-культурному наследию России. В работе подчёркивается, что разрушение памятников представителям династии Романовых началось сразу же после Февраля 1917 года и ещё более активно продолжилось после захвата власти большевиками, которые нанесли также значительный ущерб церковным реликвиям. Ряд памятников истории и архитектуры (Москва, Ярославль) пострадали от действий Красной армии во время Гражданской войны. Вместе с тем представители интеллигенции и в большевистском лагере (в более широких масштабах), и в антибольшевистском стане (в меньшей степени) предпринимали усилия по сохранению памятников искусства и старины России, хотя по-разному представляли её будущее.

Summary. The revolutionary process, especially if accompanied by active warfare, invariably combines both destructive and creative elements. The authors of the paper show this ambivalence of politics and practical activity on the basis of generalized materials about the attitude of the Reds and the Whites to Russia’s historical and cultural heritage. The work emphasizes that destruction of monuments to members of the Romanov dynasty started directly after the February 1917 revolution and went crescendo after the Bolsheviks seized power, when church relics suffered considerable damage. A number of historical and architectural monuments (in Moscow and Yaroslavl) sustained a lot of damage from the Red Army activities during the Civil War. At the same time, intellectuals both among the Bolsheviks (to a greater extent) and among their opponents (to a lesser extent) tried to save Russia’s artistic and ancient monuments, although they had different ideas about the country’s future..

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

МУРОМЦЕВА Людмила Петровна — доцент исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, кандидат исторических наук

(Москва. E-mail: muromtseva_mila@mail.ru);

ПЕРХАВКО Валерий Борисович — ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, кандидат исторических наук

«СКИФЫ, РАЗРУШАЮЩИЕ СОБСТВЕННЫЕ ХРАМЫ!»

Отношение к историко-культурному наследию России в годы военно-революционных бурь (1917—1920)

Военно­революционные бури 1917—1920 гг. в России привели не только к смене её политического строя и коренной ломке социально­экономических отношений, но и к разрушению устоявшихся историко­культурных традиций. Они губительно сказались на судьбе движимых и недвижимых памятников искусства и старины. Российская интеллигенция, в т.ч. из военной среды, всегда и в любых условиях предпринимала немало усилий для сбережения реликвий истории и культуры. Так было и до революционного 1917 года, и после него.

В годы революций 1917 года, последовавших за ними Гражданской войны и иностранной интервенции историко-культурному достоянию России был причинён значительный ущерб. Рассуждая об отношении к нашему наследию, создававшемуся на протяжении веков, нужно учитывать не только культурный и образовательный уровень «человека с ружьём», игравшего ключевую роль в этих событиях, но и специфическую военную психологию. Для постоя войск и особенно размещения их командного состава использовались старинные дворцы и усадьбы, в качестве наблюдательных пунктов — колокольни. В пылу ожесточённых сражений и красные, и белые стремились к победам любой ценой, и творения старинной архитектуры (храмы, дворцы) порой превращались в мишени для артиллерийского огня. К военным кругам авторы статьи относят всех военнослужащих (от рядовых до высшего начальствующего состава, от фронтовиков до контингента тыловых гарнизонов и охранных частей), кто должен был подчиняться воинским уставам и выполнять приказы вышестоящего командования.

Военные с обеих сторон нередко расхищали историко-культурные реликвии. «Много было тогда разрушено наших родных гнёзд, много пропало бесценных культурных сокровищ, — с сожалением писал С.Е. Трубецкой. — Морально удары эти переживались ещё куда тяжелее, чем материально»1. Однако разрушительные тенденции сочетались и переплетались с созидательной деятельностью по сохранению памятников истории и культуры, символов и традиций России. Попытаемся объективно охарактеризовать, как это проявлялось по разные стороны баррикад (в Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) и Белом движении) в период активной и полномасштабной Гражданской войны, начав с предыстории бурных и неоднозначных событий военно-революционного 1917 года.

Между Февралём и Октябрём революционного 1917 года

После отречения от власти Николая II в русской армии стали отвергаться прежние символы и традиции, которые формировались на протяжении нескольких столетий: погоны, кокарды с императорскими вензелями. Не только солдаты, забывшие о воинской дисциплине и чинопочитании, с остервенением срывали с плеч офицеров золотистые погоны, которые ассоциировались с царским режимом, пославшим их воевать и погибать. Но кое-кто из офицеров армии и флота по собственной воле в революционном порыве снимал свои погоны. Проводились даже массовые кампании сдачи боевых орденов и медалей. При активном участии революционных солдат и матросов сбрасывался с фасадов зданий главный символ царской власти — увенчанный тремя коронами двуглавый орёл; свергались с пьедестала бюсты и монументы; памятники императорам использовались в качестве трибун для революционных ораторов2.

В период между Февралём и Октябрём 1917-го были разрушены либо повреждены многие скульптурные памятники, посвящённые историческим деятелям России: Петру Великому (Екатеринбург), Екатерине II (Екатеринослав), Александру I (Таганрог), Александру II (Ростов-на-Дону, Саки Евпаторийского уезда), Александру III (Феодосия), П.А. Столыпину (Киев)3. По газетным сообщениям и фотографиям видно, что среди разрушителей памятников русской истории и культуры преобладали люди, одетые в солдатские шинели и матросские бушлаты. В Гельсингфорсе (современный Хельсинки) в начале апреля 1917 года русские солдаты и матросы начали с разрушения бронзовой короны на двуглавом императорском орле гранитного обелиска на Рыночной площади (Кауппатори), установленного в честь посещения города в 1833 году императрицей Александрой Фёдоровной, супругой Николая I. Исполкому Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих пришлось даже остужать горячие головы, призывая не слушать тех, кто подстрекал «уничтожить памятники, принадлежащие Финляндии», ссылаясь на авторитет столицы: «Уж на что революционный Петроград, завоевавший России свободы в дни революции, и теперь бережно охраняет все памятники Петрограда»4. Он постановил отпечатать листовку с соответствующим воззванием тиражом 5000 экз. и откомандировать взвод солдат для охраны памятников города. Вместе с тем сам исполком Гельсингфорсского Совета направил 18 марта 1917 года обращение к коменданту Свеаборгской крепости с предложением снести памятник на Лагерном острове, на могиле военнослужащих, погибших в 1906 году при подавлении вооружённого революционного выступления5.

На сносе памятника Александру III в Феодосии настояли матросы одного из крейсеров Черноморского флота, сошедшие на берег6. Солдатами маршевых рот, направлявшихся на фронт, были разрушены памятники Николаю I (с. Медведь Новгородской губернии) и Александру Второму-Освободителю (местечко Смиловичи Минской губернии)7.

В Екатеринославе по требованию без меры революционных горожан и солдат местного гарнизона статую Екатерины Великой («Медную бабушку»), изготовленную в конце XVIII века в Германии и одно время принадлежавшую А.С. Пушкину, не просто сняли с пьедестала, но и отправили в Брянский арсенал — для переплавки и изготовления снарядов. Ведь их так не хватало на фронте, особенно в начале Первой мировой войны8.

Искусствовед, реставратор, художник и археолог К.К. Романов (1882—1942), один из руководителей Комиссии по охране памятников искусства и старины, направил в середине июня 1917 года пространное письмо премьеру Временного правительства князю Г.Е. Львову. В нём были указаны тревожные факты массовой скупки иностранцами (в т.ч. и военнопленными) у священников и монахов произведений древнерусского искусства (икон, складней, панагий и др.). В связи с этим он настоятельно просил «запретить отчуждение памятников искусства и старины, принадлежащих государству, церквам, монастырям, епархиям, а также ризницам и хранилищам»9. В октябре 1917 года во время богослужения в Успенском соборе Кремля двое не совсем трезвых солдат стали срывать покровы с золочёной раки святителя Гермогена10.

В то же время и после революционного Февраля 1917 года в Петрограде продолжали функционировать Военно-исторический музей и Музей Великой войны. В марте 1917-го известный искусствовед И.Н. Божерянов (1852—1919) отправил в типографию для переиздания каталог выставки 1915 года «Война и наши трофеи», связанной с Первой мировой войной, под изменённым названием — «Первое Правительство Свободной России и Выставка Войны»11.

Наибольшей ожесточённостью и кровопролитием сопровождалась борьба за установление советской власти в Москве и Иркутске. Сначала Московский Кремль собирались штурмовать юнкера, засевшие в Манеже и обстреливавшие зубцы кремлёвских стен из винтовок и пулемётов, однако их командиры не стали использовать пушки, чтобы не повредить «памятники русской истории». Затем, после переговоров полковника К.И. Рябцева с комендантом Кремля прапорщиком О.М. Берзиным утром 28 октября юнкеров беспрепятственно впустили в Кремль через Троицкие ворота. Сохранились приказы Московского военно-революционного комитета (ВРК) и Замоскворецкого районного совета рабочих и солдатских депутатов о беспощадном артиллерийском обстреле Кремля, в котором защищались юнкера. Он начался 31 октября 1917 года после трёх часов дня. Лишь председатель Моссовета — большевик В.П. Ногин решительно возражал во время обсуждения в ВРК целесообразности нанесения ударов по историческим памятникам12.

1—2 ноября 1917 года большевистские отряды с шести точек — от храма Христа Спасителя, с Швивой горки, Воробьёвых гор, Калужской заставы, Кудринской площади и Никольской улицы — снова подвергли артиллерийской бомбардировке (в том числе из 48-линейных орудий) национальную святыню России. В Кремле тогда располагались не только Оружейная палата, старинные соборы, дворцы, но и ценные коллекции (Эрмитажа, Аничкова дворца, Александро-Невской лавры), вывезенные в сентябре—октябре 1917 года из Петрограда и оказавшиеся в опасности. Один из большевистских снарядов пробил главу Успенского собора, получили повреждения южное крыльцо Благовещенского собора, алтарь Архангельского собора, храм Двенадцати Апостолов, фасад Чудова монастыря, Малый Николаевский дворец, Беклемишевская, Никольская, Спасская и Тайницкая башни, храм Василия Блаженного13. Вера Артуровна Судейкина (жена художника С.Ю. Судейкина), находившаяся в Крыму, записала тогда в дневнике: «Мы так перевёрнуты тем, что делается в Москве и Петрограде, что не находим себе места. Скифы, разрушающие собственные храмы!»14.

Деморализованной солдатской и матросской массе, происходившей главным образом из полуграмотных крестьян и перешедшей на сторону большевиков, городская среда со всей её инфраструктурой (дворцами, транспортом, водопроводом и канализацией, скульптурными памятниками) казалась не своей, чуждой, буржуазной15.^.

Стихийно-анархистские настроения особенно сильно охватили в 1917—1918 гг. матросскую массу, заражённую революционно-разрушительным нетерпением16. Причём в большинстве своём в повреждении и уничтожении монументальной скульптуры участвовали не фронтовики, а солдаты и матросы тыловых частей. Далеко не все из них, включая вожаков-командиров, успели даже понюхать боевого пороха Первой мировой. В момент полной деморализации и развала старой армии, накануне подписания Брестского мира с января 1918 года большевики приступили к созданию РККА, а их противники — Добровольческой армии, а затем и других антибольшевистских вооружённых сил.

С красными знамёнами и звёздами

«Человек с ружьём», почувствовавший собственную силу и осознавший свою безнаказанность ещё во время революций 1917 года, оказал решающее влияние и на ход исторических событий во время развернувшейся вскоре полномасштабной Гражданской войны17.

Вопреки запрету наркома просвещения А.В. Луначарского в начале 1918-го в Гатчинском музее армейское руководство расквартировало воинскую часть и самочинно вывезло из помещений музейные экспонаты. Тогда А.В. Луначарскому пришлось обращаться за помощью к председателю Всероссийской коллегии по организации и управлению Красной армии Н.И. Подвойскому18. Ценные материалы архива, собранного Нижегородской архивной комиссией и хранившегося в башнях Нижегородского кремля, не раз в то время подвергались расхищению и даже уничтожению19.

Командующий войсками Красной армии на Украине М.А. Муравьёв, очевидно, решил во время борьбы за Киев 23—27 января 1918 года воспользоваться московским опытом широкого применения артиллерии, приговаривая: «Мы идём огнём и мечом»20. По его приказу большевистские батареи били беспощадно по центральным районам древнейшей столицы Руси, где располагались старинные храмы, монастыри, дворцы, скульптурные монументы. Впоследствии Киевское общество охраны памятников старины и искусства создало комиссию из архитекторов и членов Общества исследователей искусства для фиксации масштабов разрушений.

Как выяснили специалисты, многим бесценным объектам историко-культурного наследия большевики-артиллеристы причинили огромный ущерб. Пострадали алтарь Софийского собора (XI в.), храм Спаса на Берестове (XI в.), Михайлов Златоверхий монастырь (XII в.), трапезная Софийского монастыря (начало XVII в.), Великая церковь, колокольня, здание типографии, «Палатная башня» Киево-Печерской лавры (конца XVII — XVIII в.), колокольня Военного Никольского собора (1750), сам собор и другие памятники архитектуры21.

Командовавший же частями украинских гайдамаков Симон Петлюра, наоборот, велел своим артиллеристам не стрелять по памятнику Искре и Кочубею — дабы украинцы будущих поколений могли смотреть «на предателей Украины»22.

25 января, когда большевистские отряды уже входили в Киев, от их действий погибли две частные художественные коллекции — председателя Украинской Центральной рады, профессора-историка М.С. Грушевского (его дом на Паньковской ул. в результате нескольких выстрелов зажигательными снарядами превратился в пылающий костёр) и художника В.Г. Кричевского (старинные керамика, ковры, стекло, серебряная церковная утварь, картины)23.

С бахвальством военно-политический авантюрист М.А. Муравьёв телеграфировал главе советского правительства В.И. Ленину: «Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам… Я сжёг большой дом Грушевского, и он на протяжении трёх суток пылал ярким пламенем»24. Сам учёный и политический деятель в том же году с огорчением писал: «…Сгорели мои рукописи и материалы, библиотека и переписка, коллекции украинских древностей, что я собирал столько лет, собрания ковров, вышивок, оружия, посуды, фарфора, фаянса, украшений, мебели, рисунков»25.

Уже на склоне лет, находясь в эмиграции, генерал П.С. Махров вспоминал, как в конце марта 1918 года большевистская артиллерия беспощадно обстреливала центральную часть Полтавы, повредив при этом городской собор26.

Летом того же года практически вся огромная страна оказалась охваченной пожаром всё более разгоравшейся Гражданской войны, сопровождавшейся огромными жертвами и разрушениями, в том числе памятников истории и культуры (как недвижимых, так и движимых).

Созванный в Коканде 27 ноября 1917 года IV Чрезвычайный общемусульманский краевой съезд, «выражая волю населяющих Туркестан народностей к самоопределению на началах, возвещённых Великой Российской революцией», объявил «Туркестан территориально автономным в единении с Федеративной Демократической Российской республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому учредительному собранию, которое должно быть созвано в кратчайший срок»27.

Однако до его созыва дело не дошло, так как в феврале 1918-го Туркестанская (Кокандская) автономия была ликвидирована большевистскими войсками, присланными из Ташкента. Тогда в результате массированного обстрела из орудий большевики, к которым примкнули армянские дашнаки, разрушили старинную часть Коканда, где находилось немало памятников истории и культуры28.

6 июля 1918 года при отступлении красных завязался ожесточённый бой за расположенное под Иркутском село Мальта (получившее мировую известность после открытия там палеолитической стоянки)29. В ходе сражения активно использовались и пулемёты, и артиллерийские орудия. В результате прямого попадания снарядов был основательно разбит каменный Вознесенский храм первой трети XIX века.

В тот же день антибольшевистский «Союз защиты Родины и свободы», возглавляемый Б.В. Савинковым, поднял восстание в Ярославле, продолжавшееся до 21 июля. Состав участников этого восстания, военным руководителем которого являлся полковник А.П. Перхуров, отражал широкий спектр политических сил: от социалистов до кадетов и монархистов. Большевистские войска (1-й советский полк и др.), первоначально дислоцировавшиеся в районе р. Которосли, а затем окружившие город, имели перевес в численности и вооружении. Повстанцы сосредоточились в историческом центре старинного русского города, славившегося архитектурными постройками XVII—XIX вв. Социал-демократ С.А. Суворов, избранный на первых всеобщих демократических выборах 30 июля 1917 года городским головой Ярославля, сложил полномочия и погиб в ходе восстания. Вызвавшись в качестве парламентёра отнести в расположение красных войск письмо от штаба повстанцев с призывом не разрушать город, он был застрелен при подходе к позициям красных. Советская артиллерия, насчитывавшая до 10 батарей, систематически обстреливала исторический центр города из 76-мм пушек. Красные использовали для подавления восстания также три бронепоезда и авиацию. Только за два вылета с аэропланов было сброшено 12 пудов динамитных бомб30.

В результате в значительной степени пострадали несколько памятников архитектуры XVII—XIX вв.: Афанасиевский и Спасо-Преображенский монастыри, колокольня Успенского монастыря, церковь Никола Рубленый, церковь Покрова Богородицы на Борисоглебской улице, Гостиный двор. Сгорело здание Демидовского лицея с ценнейшей библиотекой31. В Ярославль из Петрограда осенью 1917 года перевезли на баржах коллекции Артиллерийского исторического музея, в котором хранились военные и художественные ценности, связанные с историей всех родов сухопутных войск России. Они находились в Спасском монастыре, где в результате артиллерийского обстрела возник сильный пожар. Сгорели 55 ящиков с ценным музейным имуществом: всего около 2000 знамён (в т.ч. стрелецких); трофеи, собранные в ходе Первой мировой войны; 300 экземпляров старинного огнестрельного и холодного оружия. На баржах были повреждены 54 ценных орудия, в воде погиб архив второй половины ХVIII и частично — первой половины ХIХ века. После подавления восстания выяснилось, что в реставрации и ремонте нуждались около 40 архитектурных объектов, для чего в Ярославле были созданы реставрационные мастерские32.

В 1918—1920 гг. большевистские власти с участием военных продолжали сносить памятники искусства и старины. Так, 16 августа 1918 года в подмосковной Верее на митинге отряда Красной армии, убывавшего на борьбу против белочехов, приняли решение о сносе памятника одному из героев Отечественной войны 1812 года — генералу И.С. Дорохову, которое сразу же и реализовали, заодно разграбив могилу генерала в местном соборе Рождества Христова. Летом 1918-го в Петрограде отдельные группы солдат пытались захватить музейные коллекции с целью их дележа и перепродажи33. В Саратове в сентябре 1918 года разрушили монумент Александру II Освободителю, на месте которого вскоре появился недолговечный бетонный памятник Н.Г. Чернышевскому; позже пьедестал использовали для возведения памятника Ф.Э. Дзержинскому. Как видим, Гражданская война сопровождалась еще и монументальной войной, в ходе которой одних персонажей российской истории заменяли другими.

С осени 1918 — начала 1919 года в Новоспасском и Спасо-Андрониковом монастырях Москвы, Аврамиевской обители Смоленска были организованы первые большевистские концентрационные лагеря. Перед размещением заключённых эти старинные обители основательно «подчистили» охранники из отрядов ВЧК34. Перечень таких позорных деяний большевиков при желании можно продолжить. Они распространились и на усадебные комплексы Крыма35.

Весной 1918 года в Выборге рота финских солдат сбросила с высокого постамента памятник Петру I работы скульптора Л.А. Бернштама, установленный в 1910 году. Архитектор Ю. Вийсте опубликовал тогда в газете «Карьяла» статью «Не могу молчать», осуждавшую уничтожение памятников искусства на почве националистических эмоций. После Советско-финляндской войны (1939—1940) памятник установили вторично. Ещё раз его сбросили и сильно повредили финны в августе 1941 года, захватив на время Выборг36. Вслед за поражением финской армии (1944) памятник после реставрации вновь поставили на пьедестал, который временно занимал монумент, посвящённый независимости Финляндии, а позже перенесли на другое место. Вот такая нешуточная борьба велась за монументальную память о первом российском императоре.

В начале 1919 года по решению большевистских властей Петрограда были снесены два памятника Петру I (скульптор Л.А. Бернштам), стоявших с 1910 года перед западным и восточным павильонами Адмиралтейства37.

Наряду с отрицательными последствиями разрушительной стихии, связанной с анархизмом, хаосом, безвластием, бескультурьем, в годы Гражданской войны представителями российской интеллигенции, оказавшимися в разных военно-политических лагерях, велась созидательная работа, направленная на сохранение памятников старины. Причём наиболее активную и планомерную работу по сохранению исторических реликвий на общегосударственном уровне проводили органы большевистской власти. Ещё 5 октября 1917 года Петроградский ВРК назначил Б.Д. Мандельбаума (1888—1953) и Г.С. Ятманова (1878—1949) комиссарами по защите музеев и художественных ценностей. Связавшись по телефону с комиссаром Павловского полка, они попросили выделить особый караул для охраны Русского музея38.

В ноябре 1917 года, используя выделенные ВРК специальные воинские наряды частей Петроградского гарнизона, члены Петроградской историко-художественной комиссии организовали массовые обыски в антикварных магазинах, ломбардах и облавы на рынках с целью поисков реликвий истории и культуры, похищенных в бурные революционные октябрьские дни39.

Особо подчеркнём заслуги и усилия Отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса, бравшего на учёт историко-культурные реликвии и свозившего их из подвергавшихся погромам помещичьих усадеб в Москву, Петроград и губернские центры, а затем распределявшего по архивным и музейным хранилищам. По его поручению художник Н.Н. Купреянов (родственник М.Ю. Лермонтова) создал в 1919 году плакат «Граждане, храните памятники искусства».

Нельзя не упомянуть и о действиях высшего комсостава РККА, направленных на сохранение историко-культурного наследия России. В Военно-исторический музей (Петроград) и Исторический музей (Москва) ещё с 1918 года при активном содействии тогдашнего руководителя Наркомата по военным и морским делам Н.И. Подвойского стали поступать имущество и экспонаты полковых музеев уже развалившейся старой армии.

В период Гражданской войны продолжали функционировать и даже принимать экскурсантов (в том числе из числа военных) музеи — Военно-инженерный, Военно-исторический, Центральный морской40. Но в 1919—1920 гг. власти уволили почти всех сотрудников «знамённого отделения» Военно-исторического музея и Народного Военно-исторического музея войны 1914—1918 гг. (Музея Великой войны), переименованного в «Фонд Мировой войны». Огромную роль в учёте и сохранении этих военно-исторических коллекций сыграли военные историки-музееведы — капитан 1-го ранга П.И. Белавенец (1873—1932) и полковник Г.С. Габаев (1878 — после 1945)41.

30 января 1919-го только что возникшее Временное рабоче-крестьянское правительство Социалистической Советской Республики Белоруссия приняло постановление «О передаче культурных ценностей науки и искусства, которые находятся в усадьбах и разных учреждениях, Комиссариату просвещения и об организации их учёта, охраны и сбора». В нём, в частности, предписывалось: «Комиссариату внутренних дел издать постановление для всех членов вверенной ему милиции о принятии мер по наблюдению за сохранностью всех исторических и художественных памятников и об оказании содействия при обследованиях и перевозке культурных ценностей»42. Осуществить в полной мере это правильное и своевременное решение в условиях военных действий было очень трудно.

В июле 1920 года наркоматы — по военным делам и просвещения подготовили проект совместного приказа, предусматривавшего создание при Управлении делами Реввоенсовета РСФСР Военного научно-технического комитета по делам музеев. Комитет обязали способствовать объединению и направлению деятельности всех центральных и местных военных музеев, созданию новых музеев и использованию собираемых для них материалов в научных и культурно-просветительских целях43.

11 сентября 1920 года командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский издал приказ: «В целях охраны исторических и культурных памятников прошлого приказываю образовать при агитационно-пропагандистском отделе политуправления фронта отделение учёта и охраны культурных ценностей в районе Западного фронта»44.

Последним днём 1920 года датирован приказ по войскам 4-й армии Южного фронта (командующий — В.С. Лазаревич), дислоцировавшимся после разгрома и эвакуации Добровольческой армии генерала П.Н. Врангеля в Крыму:

«§1. С приходом Советской власти Крым стал частью единой Советской республики, и все его сокровища, которыми буржуазия до сих пор пользовалась и наслаждалась только для себя, сделаны достоянием всего трудящегося народа.

Эти сокровища — книги, картины, статуи, старинная мебель, фарфоровая посуда, музыкальные инструменты <…> Точно также находятся в опасности древние здания, дома, мечети, созданные трудами целых поколений татарского и караимского народов.

§2. Всем частям Красной армии, расположенной в Крыму, бережно относиться к предметам искусства и культуры. Военкомам немедленно передавать их в Секцию по охране старины и культурных ценностей (Симферополь, Крымнаробраз) или уполномоченным ею на местах.

§3. Освобождать по первому требованию Секции или уездных заведующих здания исторического или художественного значения, занятые под постой, и впредь не занимать взятых на учёт Секцией.

§4. Содействовать выемке всех предметов искусства и культуры сотрудниками Секции, снабжёнными надлежащими мандатами.

§5. Оказывать полное содействие Секции в возложенных на неё обязанностях (предоставлением ей транспортных средств и прочих)»45.

Этот весьма своевременный приказ сыграл существенную роль в сохранении историко-культурного наследия Крыма в начале 1920-х годов. Как видим, представители военной интеллигенции, оказавшиеся на командных постах РККА, в том числе происходившие из офицеров старой армии, понимали важность сохранения и использования памятников истории и культуры. Такие же тенденции проявлялись и в Белом движении.

Антибольшевистский лагерь (1918—1920)

Расхищение историко-культурных ценностей, как и пренебрежение их судьбой, имели место и в районах, находившихся под контролем антибольшевистских сил. В период гетманата П. Скоропадского, 5 июня 1918 года киевлян потряс страшный взрыв склада боеприпасов на Зверинце. От взрыва пострадали ампирные ворота, Георгиевская церковь, настоятельский корпус, старинная колокольня и трапезная Выдубицкого монастыря. Военные чиновники марионеточной державы Скоропадского не церемонились, когда им требовались помещения. Поздним вечером 22 июня 1918-го отряд солдат во главе с начальником военно-научного отдела генштаба украинской армии, руководствуясь указанием министерства внутренних дел, несмотря на протесты музейных работников, приступил к выносу коллекций Военно-исторического музея, причём часть вещей (витрины) попросту выбрасывали через окна.

От разразившегося утром ливня пострадали картины и рисунки, полковые стяги и знамёна; основательно были повреждены и бюсты, а часть старинного оружия расхищена46.О равнодушном отношении украинских властей к историко-культурному наследию писал уже в эмиграции М. Обидный47.

Ценным собранием реликвий (и не только культового характера) обладал Соловецкий монастырь на Белом море. Летом 1918 года на Соловках молебном и колокольным звоном монахи приветствовали Славяно-британский легион полковника К.Д.М. Торнхилла. Отбывая из Соловецкого монастыря, англичане-мародёры захватили с собой из Преображенского собора серебряные венцы с икон и ризы с драгоценными камнями. Осенью 1919 года вместе с эвакуировавшимися из России интервентами бежала группа соловецких монахов, которые увезли часть монастырских ценностей48.

На северо-западе европейской части России действовали антибольшевистские силы под командованием полковника П.Р. Бермондт-Авалова49. Опираясь на союз с Германией и её финансовую помощь, Бермондт-Авалов в октябре—ноябре 1919 года осаждал Ригу, подвергавшуюся бомбардировке с аэропланов и беспорядочным артиллерийским обстрелам, в т.ч. химическими снарядами. В результате действий артиллерии тогда пострадали древнейшая «Peter Kierche», Домский собор, Православный кафедральный собор Риги50.

Северо-Западная армия генерала Н.Н. Юденича, который дважды в 1919 году (в мае—июне и октябре—ноябре) разворачивал наступления на Петроград, «прославилась» ограблением историко-культурных ценностей в пригородных дворцах Гатчины, Павловска и Царского Села. Расхищали всё, что только могли увезти. Прямо из рам вырезали ценные полотна художников, а остальное (мебель из красного дерева, зеркала) безжалостно ломали и разбивали51.

Потерпев поражение и отступив на территорию Эстонии, военные мародёры принялись распродавать награбленное: серебряную дворцовую утварь, дорогой фарфор с вензелями (в т.ч. Константиновский сервиз), старинные скатерти и попоны, охотничью карету Александра II и другие раритеты52.

Такая же деморализация была характерна и для белых армий на Юге России. 19 марта 1920 года, находясь в Ялте, академик В.И. Вернадский с огорчением записал в дневнике: «Работать приходится с великим трудом в современное время. Удивительно, как везде, и здесь, большевики поддерживают культурные начинания, а Добровольческая армия губит»53. Врангелевцы вывезли ящики с ценностями из казначейства Александровска (золотые часы, браслеты, портсигары, кольца с бриллиантами, серебряные ложки и др.)54.

Но и в стане белых проявлялись созидательные тенденции, о которых тоже не стоит забывать. Л. Херец полагает, что на деятельность генералов, создавших в провинции, на юге Европейской России очаг антибольшевистского сопротивления, повлияли исторические образы народного ополчения 1612 года55.

В отличие от большевиков, едва не снёсших в 1918 году первый московский монумент работы скульптора И.П. Мартоса на Красной площади, для Белого движения Минин и Пожарский оставались символами российского патриотизма. На 100-рублёвых ассигнациях, выпускавшихся в 1919 году Вооружёнными силами Юга России (ВСЮР), было помещено изображение монумента освободителям Москвы в годы первой русской Смуты, на 1000-рублёвом билете — Царь-Колокола и Георгиевской оранжево-чёрной ленты (посему их стали именовать «колоколами», «колокольчиками» либо «ленточками»). Памятник «Тысячелетие России» представлен на врангелевских билетах Государственного казначейства достоинством в 250 и 500 руб.

Военный инженер, академик полковник Н.В. Шевелёв в 1919 году изобразил на денежных знаках Северо-Западного правительства (его главой был нефтепромышленник С.Г. Лианозов, командующим армией — генерал Н.Н. Юденич) двуглавого орла с распростёртыми крыльями, державшего когтями грозовые стрелы-молнии и ленты воинской славы. На груди орла художник поместил геральдический щит с изображением памятника «Медный всадник»56.

Ещё до эмиграции, в годы Гражданской войны военный историк, профессор Николаевской военной академии Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Н. Головин, стоявший на антибольшевистских позициях, возглавлял Военно-историческую комиссию, занимавшуюся сбором военных архивов по истории Первой мировой войны. Как сообщалось в газете «Вольный Дон», в январе — начале февраля 1918 года на Дону предпринимались шаги по увековечению памяти атамана А.М. Каледина и других активных участников борьбы с большевиками. В воззвании генерала П.Н. Краснова «К населению» от 23 ноября (6 декабря) 1918-го тоже говорилось о необходимости создания фонда для сооружения памятников народным вождям и героям, боровшимся с большевиками на Дону и Кубани57.

При ОСВАГе — деникинском Осведомительном агентстве (пропагандистский орган Добровольческой армии, в дальнейшем — ВСЮР) действовала Комиссия для сбора военно-исторических материалов. Один из работавших в нём художников написал в 1919 году плакат «Большевики на Дону. Кощунства в церкви». Учреждённая в августе 1919 года при помощнике управляющего отделом пропаганды художественная коллегия, в частности, должна была давать заключения о приобретённых музеями экспонатах58.

1 ноября 1919 года донское правительство создало в Новочеркасске Комитет по устройству выставки памятников борьбы Дона с большевиками. Его председателем являлся генерал-майор А.В. Богаевский. На выставке предполагалось экспонировать карты и планы, диаграммы, документы, фотографии, произведения живописи, военные трофеи. Из-за наступления на южном направлении Красной армии деятельность комитета продолжалась недолго — по 17 ноября59. Там же, в Новочеркасске, при белых продолжал функционировать Донской музей60.

Генерал П.Н. Врангель ещё в апреле 1920 года приказал всем воинским частям и учреждениям сдать в специально созданную комиссию военно-исторические материалы, относившиеся к «освободительной от большевиков войне», и делать это постоянно61.

Российская интеллигенция не раз обращалась за поддержкой к командованию Добровольческой армии, чтобы сохранить от уничтожения и расхищения историко-культурное наследие Крыма.

14 сентября 1920-го генерал П.Н. Врангель, члены правительства и масса людей торжественно встречали на пристани Севастополя пароход «Цесаревич Георгий», который доставил обратно в Россию Знаменскую икону Божьей Матери. При эвакуации из Курска местный епископ Феофан вывез икону сначала в Таганрог, а затем в Сербию62. Святыню перенесли во Владимирский собор, где упокоились знаменитые русские адмиралы XIX века.

Приказом генерала П.Н. Врангеля от 30 сентября 1920 года при гражданском управлении была даже организована Государственная археологическая комиссия. В её ведении находились: Херсонесская дирекция музеев и раскопок Тавриды, Керченская дирекция музеев, Генуэзская крепость в Судаке, Археологический музей в Феодосии, Ханский дворец в Бахчисарае, Музей и памятники обороны Севастополя63. Но времени и шансов для продолжения этой деятельности на ниве сохранения памятников истории и культуры у руководства Белого движения уже не оставалось.

Терпя поражения от РККА, военные руководители белых при эвакуации своих войск вывезли из России часть исторических реликвий — чтобы не достались большевикам. Ещё в начале 1920 года атаман Кубанского казачьего войска Н.А. Букретов, осознав неизбежность поражения от большевиков, принял решение переправить за границу реликвии Кубанского казачьего войска (знамёна, штандарты, иконы, грамоты российских императоров, парадные мундиры и др.). Для их сопровождения была создана специальная комиссия из пяти человек во главе с генерал-лейтенантом П.И. Кокунько; в её состав входил также профессор-историк и публицист Ф.А. Щербина. Комиссия направила запрос в Сербию и, не дождавшись ответа от сербских властей, вывезла ценности из Екатеринодара в Новороссийск. Там 12 массивных деревянных ящиков, обитых железом, с большим трудом удалось погрузить на пароход «Константин», взявший 28 февраля 1920 года курс на Константинополь, а из него — в греческий портовый город Салоники. Затем казачьи реликвии перевезли на поезде в Белград, где за неимением свободного помещения ящики временно сложили во дворе российского посольства. После переговоров с властями Сербии регалии Кубанского казачьего войска оставили на хранение в здании Военно-географического института,  дважды переезжавшего и, наконец, расположившегося в Белградской крепости Калемегдан64.

Ещё в 1884 году в Новочеркасске — административном центре Области Войска Донского — возникло Общество любителей донской старины, сыгравшее особую роль в создании музейного собрания. А в 1899 году состоялось открытие Донского музея истории казачества в специально построенном для него здании в центре города. В музее экспонировались многочисленные казачьи знамёна и штандарты, регалии атаманской власти (серебряные перначи, насеки, булавы, бунчуки XVIII—XIX вв.), сабля прославленного атамана, героя Отечественной войны 1812 года М.И. Платова; другое именное и жалованное оружие; российские и иностранные ордена и медали — свидетельства воинской доблести казаков65.

Если бы не революции 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война, реликвии донского казачества вряд ли покинули бы стены музея в Новочеркасске. Но из-за угрозы захвата города Красной армией в декабре 1919-го по решению донского казачьего правительства и атамана Войска Донского А.П. Богаевского Донской архив и основная коллекция музея, оценённая в 8 763 500 рублей, по железной дороге были вывезены из Новочеркасска в Новороссийск.

Эвакуация из этого города в марте 1920 года остатков Донской армии, а вместе с ней архивных и музейных ценностей, происходила при весьма драматичных обстоятельствах — под огнём наступавших красных. Для Донской армии были выделены лишь три парохода, которые не могли вместить всех людей. Казакам пришлось даже оставить на берегу тысячи породистых лошадей. Но, несмотря на все ужасы новороссийской катастрофы, коллекции Донского архива и Новочеркасского музея были переправлены морем в Константинополь, а позже — в Прагу. В эти ценнейшие музейные коллекции вошли: 147 единиц старинного оружия, 155 знамён, 534 личные награды (ордена и медали), 90 братин, ковшей и других разновидностей наградной посуды, 1634 монеты, 85 археологических находок и прочие предметы66.

Реликвии, вывезенные в годы Гражданской войны из России и хранившиеся десятилетиями эмигрантами, впоследствии поэтапно (после 1945 и 1991 гг.) вернули на Родину.

***

Разрушение части ассоциировавшихся с самодержавием памятников истории и культуры началось сразу после Февраля 1917 года и продолжилось в 1918—1920 гг.

И белые армии (в большей степени), и РККА (в меньшей) унаследовали часть исторических традиций старой императорской армии дореволюционной эпохи. РККА обладала гораздо бóльшими, чем белые армии, людскими, материально-финансовыми и организационными возможностями для участия в сохранении историко-культурного достояния старой России. И в Красной армии служили в качестве военных специалистов десятки тысяч офицеров, присягавших ещё императорской короне67. Однако из-за насаждавшейся повсеместно большевистской доктрины отношение красных командиров и рядовых красноармейцев к дореволюционному наследию страны носило избирательный характер. Участие в сохранении памятников истории и культуры сочеталось с негативными акциями, например, конфискацией церковных реликвий и глумлением над чувствами верующих. Московский Кремль, старинные дворцы, храмы и колокольни военными людьми с обеих сторон в пылу ожесточённых сражений воспринимались не как национальные святыни, памятники истории и культуры, а просто как места дислокации противника, которого нужно было выбить любой ценой. Такова специфика военной психологии, хотя и в её традиционном разрушительном проявлении случались исключения из правил.

Расположение на периферии, военно-политический полицентризм, частая смена дислокации центров власти, наличие нескольких недолговременных правительств и нескольких армий, низкий уровень дисциплины, ограниченные финансовые ресурсы, наконец, отсутствие идейного единства — всё это не позволило руководителям Белого движения на должном уровне заниматься сбережением памятников истории и культуры. Тем не менее в тяжелейших условиях разбитые белые части сумели вывезти за границу и сберечь для потомков ряд ценных военно-исторических коллекций68.

В период братоубийственной Гражданской войны мыслящие представители российской военной интеллигенции из противоборствовавших лагерей не только думали о будущем России, которое по-разному представляли, но и вспоминали о прошлом страны и заботились о сохранении её историко-культурного наследия. И надо отдать должное тем, кто в экстремальных условиях войны заботился о сохранении для потомков памятников русской старины.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Трубецкой С.Е. Минувшее. М., 1991. С. 63, 64.

2 См.: Колоницкий Б.И. Символы власти и борьбы за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2012; Лиманова С.А. Столичные памятники императорам и Революции 1917 года: коммеморативное противостояние // Столетие Революции 1917 года в России. Научный сборник / Отв. ред. И.И. Тучков. Ч. 1. М., 2018. С. 922—924.

3 См.: Колоницкий Б.И. Указ. соч. С. 134—138; Православный Апологет. Интернет-ресурс: http: apologet.spb.ru/ru 1449.

4 Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих. 1917. 11 марта, 8, 13 апреля; Дубровская Е.Ю. Гельсингфорсский совет депутатов. СПб., 1992. С. 64, 65.

5 Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих. 1917. 24 марта.

6 День. Петроград. 1917. 29 июня.

7 Единство. Петроград. 1917. 13 апреля; Исторический вестник. 1917. Т. 148. С. 655, 656.

8 Вестник Временного правительства. 1917. 16 апреля.

9 Российский государственный исторический архив. Ф. 794. Оп. 1. Д. 48. Л. 16—18; Жуков Ю.Н. Становление и деятельность советских органов охраны  памятников истории и культуры: 1917—1920 гг. М., 1989. С. 51.

10 Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М., 1994. С. 11, 13.

11 См.: Первое Правительство Свободной России и Выставка Войны. Пг., 1917.

12 Вознесенский А.Н. Москва в 1917 г. / Пред., коммент. Л.В. Беловинского. М., 2018. С. 230—234.

13 См.: Новая жизнь. 1917. № 175. 8(21) ноября; Революция и искусство // Аполлон. 1917. № 6—7. С. 70—79; Ростиславов А. Октябрьские события // Там же. С. 79—84; Акт осмотра московских памятников искусства и старины // Известия Археологической комиссии. Пг., 1918. Вып. 66. С. 226—230; Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Указ. соч. С. 20, 21; Московский Кремль после артиллерийского обстрела1917 года. Фотографии. М., 2017.

14 Судейкина В.А. Дневник: 1917—1919: (Петроград — Крым — Тифлис) / Подгот. текста, вступ. ст., коммент., подбор ил. И.А. Меньшовой. М., 2006. С. 45.

15 См.: Голдин В.И. Эпоха революционных потрясений и Гражданской войны в России: размышления спустя столетие // Эпоха революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. СПб., 2019. С. 11; Колоницкий Б.И. Политическая культура России и гражданская война // Там же. С. 61—72.

16 Елизаров М.А. Матросские массы в 1917—1921 гг.: от левого экстремизма к демократизму. СПб., 2004.

17 См.: Голдин В.И. Россия в Гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х — 90-е годы). Архангельск, 2000; он же. Гражданская война в России сквозь призму лет: историографические процессы. Мурманск, 2012; Гражданская война в России: взгляд через 100 лет. Проблемы истории и историографии. СПб., 2018.

18 Поликарпов В.Д. Охранять всеми имеющимися средствами // Советские архивы. 1972. № 6. С. 84.

19 Галай Ю.Г. Хранить истории следы. Горький, 1989. С. 136—151.

20 Муравьёв Михаил Артемьевич (1880—1918) — кадровый офицер, подполковник, командовал большевистскими отрядами во время разгрома выступления Керенского — Краснова в конце октября — начале ноября 1917 г. Отличался неуравновешенностью характера и отсутствием чётких политических позиций. Примкнул к левым эсерам и был убит красными при подавлении левоэсеровского мятежа на Восточном фронте.

21 Могилянский Н. Трагедия Украины (из пережитого в Киеве в 1918 году) // Волков С.В. 1918 год на Украине. М., 2001. С. 29, 30; Беляков С. Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой. М., 2020. С. 371—374.

22 Тинченко Я. Українськi збройнi сили: березень 1917 — листопад 1918 (органiзацiя, численнiсть, бойовi дiї). Київ, 2009. С. 161.

23 Эрнст Ф. Художественные сокровища Киева, пострадавшие в 1918 году. Киев, 1918. С. 3—14.

24 Цит. по: Савченко В.А. Авантюристы Гражданской войны: историческое расследование. Харьков, 2000. С. 54; он же. Симон Петлюра. Харьков, 2004. С. 160.

25Грушевський М.С. На переломi // На порозi нової України: Гадкi i мрiї. Київ, 1918. С. 5.

26Ганин А.В. При немцах и гетмане: Украина 1918 г. глазами генерала П.С. Махрова // Журнал российских и восточноевропейских исследований. 2020. № 2(21). С. 180.

27 Победа Октябрьской революции в Узбекистане. Сб. документов. Т. 2. Ташкент, 1972. С. 27.

28 Алексеенков П. Кокандская автономия. Ташкент, 1927. С. 58.

29 Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М., 2005. С. 77, 78.

30 См.: Красная книга ВЧК. 2-е изд. М., 1989. Т. 1. С. 156—158, 165, 166; Ярославское восстание. Июль 1918: материалы научной конференции «К 80-летию июльского 1918 г. восстания в Ярославле: мифы и реальность», 23 июля 1998 г. М., 1998; Ярославское восстание. 1918 / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. Е.А. Ермолин, В.Н. Козляков. М., 2007; Кидяров А.Е. Ярославский мятеж 1918 года в контексте Гражданской войны в России. Кострома, 2016. С. 115—133.

31 Ярославский край в документах и материалах (1917—1977). Ярославль, 1977. С. 14—16.

32 Рязанцев Н.П. Общество и власть в деле охраны памятников. По материалам Ярославской губернии 1918—1943 гг. // Ярославский архив. Историко-краеведческий сборник / Сост. Е.В. Гущина, Ю.Г. Салова. М.; СПб., 1996. С. 210—230.

33 Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Указ. соч. С. 24.

34 Иванова Г.М. История ГУЛАГа: 1918—1958. М., 2015. С. 128.

35 См.: Козлов В.Ф. Русская усадьба в Крыму // Русская усадьба в истории Отечества. Ясная Поляна; М., 1999. С. 24, 25.

36 Кепп Е.Е. Выборг. Выборг, 1992. С. 158, 159.

37 Там же. С. 159.

38 Петроградский Военно-революционный комитет: Сб. документов и материалов. Т. 2. М., 1966. С. 94.

39 Там же. С. 240.

40 Востоков Е.И. Из истории советских военных музеев // Труды НИИ музееведения. Вып. VII. М., 1962. С. 205—209; Александрова Н.В. Российские военные музеи в первой трети XX в.: из истории организации и деятельности. Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1997; Кузнецов А.М. Отечественные военные музеи: становление и развитие (1918—1991). М., 2008. С. 56—63.

41 Ильина Т.Н. Герои Великой войны. 1914—1918: материалы Трофейной комиссии в собрании Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. М., 2014. С. 210—213.

42 Звезда. 1919. 31 января; Советское законодательство о памятниках истории и культуры. Сборник документов и материалов (1917—1972 гг.). Минск, 1972. С. 24.

43 Кузнецов А.М. Указ. соч. С. 80, 81.

44 Жуков Ю.А. Указ. соч.С. 253.

45 Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников. Ф. 54. Д. 871. Л. 24.

46 Эрнст Ф. Указ. соч. С. 14—18.

47 Обiдний М. Як охоронялися пам’ятки // Нова Украïна. Ч. 4—6. Прага, 1925. С. 95—104.

48 См.: Богуславский Г.А. Острова Соловецкие. Архангельск, 1978. С. 86; Соловецкие острова / Сост. А.И. Фролов. М., 1985. С. 28; Соловецкий монастырь и судьба его наследия. Архангельск, 2011.

49 Бермондт-Авалов Павел Рафаилович (1877—1974), участник Русско-японской и Первой мировой войн. В 1919 г. командовал корпусом, а затем Русской Западной добровольческой армией, в основном действовавшей в Латвии. Подробнее см.: Мусаев В.И. «…Эти приказы я не обязан исполнять, поскольку Вы не полный хозяин своих действий». Западная добровольческая армия П.Р. Бермондта и немецкая политика в Прибалтике в 1919 году // Военно-исторический журнал. 2022. № 3. С. 12—21.

50 Бережанский Н. П. Бермондт в Прибалтике в 1919 году (из записок бывшего редактора) // Белая борьба на Северо-Западе России / Сост., науч. ред., предис. и коммент. С.В. Волкова. М., 2003. С. 160—162.

51 Жизнь искусства. 1920. 1 февраля.

52 Горн В. Быт и нравы белой армии и белого тыла // Юденич под Петроградом. Из белых мемуаров. Л., 1927. С. 152, 153; Последние известия (Ревель). 1920. № 69. 1 ноября.

53 Вернадский В.И. Пережитое и передуманное / Предисл. Э.М. Галимова; сост., коммент. С.И. Капелуш. М., 2007. С. 68.

54 Калинин И.М. Под знаменем Врангеля // Белое дело: Избранные произведения в 16 кн. Кн. 12: Казачий исход. М., 2003. С. 252.

55 Heretz L. The Psychology of the White Movement // The Bolsheviks in Russian society. The Revolution and Civil Wars / Ed. by V.M. Brovkin. New Haven; London, 1997. P. 107, 108.

56 Ходяков М.В. Деньги революции и Гражданской войны: денежное обращение в России 1917—1920 гг. СПб., 2009. С. 106—129, 201.

57 Донские ведомости. 1918. 25 ноября (8 декабря).

58 Еремеева А.Н. «Под рокот гражданских бурь…»: Художественная жизнь Юга России в 1917—1920 годах. СПб., 1998. С. 78, 79.

59 См.: Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-6053. Оп. 1. Д. 1—14; Фонды Русского Заграничного исторического архива в Праге. Межархивный путеводитель. М., 1999. С. 522.

60 Бойко А.Л. Музей в русской Вандее (Архивные данные о работе Донского музея в годы Гражданской войны) // Архивы и архивное дело на Юге России: история, современность, перспективы развития. Материалы Всероссийской научной конференции 16—17 октября 2015 г. Ростов-на-Дону, 2015 г. Ростов н/Д, 2015. С. 185—191.

61 Прохорчик М.В. Политика генерала Врангеля в области просвещения и культуры // V Таврические научные чтения. Симферополь, 2005. С. 104.

62. Крымский вестник. 1920. 16(29) сентября.

63 Мальгин А.В., Кравцова Л.П. Культура Крыма при Врангеле // Крым. Врангель. 1920 год / Сост. С.М. Исхаков. М., 2006. С. 134; Кокин Ю.В. Культура как объект политики генерала Врангеля в Крыму // Труды Всероссийской научно-практической конференции «История Крыма в научных исследованиях и музейных собраниях. К 205-летию Феодосийского музея древностей». 26—27 мая 2016 года. Феодосия, 2017. С. 89—92.

64 См.: Якаев С.Н. Одиссея казачьих регалий. Краснодар, 1992. С. 9—15; он же. Одиссея казачьих регалий. 2-е изд., доп. Краснодар, 2004; Корсакова Н.А. Дневники атамана Кубанского казачества в зарубежье В.Г. Науменко как источник о судьбе кубанских казачьих регалий // Зарубежная Россия. 1917—1939 гг. Сб. статей. СПб., 2000. С. 86—90.

65 Новочеркасский музей истории донского казачества: путеводитель. Ростов н/Д, 1978. С. 7.

66 ГА РФ. Ф. 7030. Оп. 2. Д. 288. Л. 60.

67 См.: Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917—1920 гг. М., 1988; Волков С.В. Русское офицерство как историко-культурный феномен // Военно-историческая антропология: предмет, задачи, перспективы развития. Ежегодник. М., 2002. С. 165—181; Гребёнкин И.Н. Долг и выбор: Русский офицер в годы мировой войны и революции. 1914—1918 гг. М., 2015; он же. Военно-культурные традиции подготовки русского офицерского корпуса (2-я половина XVII — начало XX в.). Автореф. дис. … д-ра ист. наук. Орёл, 2017. 68 См.: Муромцева Л.П. Сохранение историко-культурной идентичности русского казачества в эмиграции // Отечественная история. 2008. № 3. С. 77—86; Она же. Военные музеи и музейные коллекции российской эмиграции // Вопросы музеологии. 2014. № 2(10). С. 50—63; Муромцева Л.П., Перхавко В.Б. История и культура России в музейных собраниях эмиграции // История и историки: Историографический вестник. 2003 г. М., 2003. С. 192—244.