Особенности становления жандармской службы в Архангельской губернии в 1817—1917 гг.

Аннотация. Статья посвящена вопросам формирования, дальнейшего расположения жандармерии на территории Архангельской губернии в XIX — начале XX века. Автор статьи на основе архивных документов, относящихся к делопроизводству Архангельского губернского жандармского управления (АГЖУ), а также гражданского и военного губернаторов, делает вывод о многочисленных трудностях становления жандармского надзора и как следствие — усиления монархической власти через карательные функции государства. При этом отмечается увеличение количества пунктов дислокации жандармов соответственно возраставшей роли полицейских чинов в охране порядка и безопасности. На фоне развития общего устройства Корпуса жандармов как отдельной структуры отмечены характерные местные проблемы в расквартировании строевого состава. Исследование позволяет сделать вывод, что хотя жандармы и позиционировались императорской властью как эмиссары правопорядка в армии и обществе, на региональном уровне местная бюрократия не всегда могла содержать их в должных условиях.

Ключевые слова: Корпус жандармов; жандармские команды; Архангельская губерния; уезды; губернский жандармский штаб-офицер; дислоцирование; квартирование; А.Х. Бенкендорф; П.И. Балабин; Н.И. Мочалов.

Summary. The paper explores the establishment and subsequent deployment of the gendarmerie in Arkhangelsk province during the 19th and early 20th centuries. On the basis of archival records pertaining to the Arkhangelsk provincial gendarmerie department (AGZhU) in addition to documents from civil and military governors, the conclusion can be drawn that the formation of gendarmerie supervision was fraught with numerous difficulties. This consequently led to the reinforcement of monarchical power through the state’s punitive functions. Concurrently, the number of gendarme deployment points increased in line with the expanding responsibilities of police officers in maintaining order and security. Against the backdrop of the Gendarme Corps’ separate organizational development, specific problems related to the lodging of gendarmes in local areas are observed. The study implies that although the imperial authorities positioned the gendarmes as representatives of law and order in the army and society, the local bureaucracy failed to properly maintain them at the regional level.

Keywords: Gendarme corps; gendarme teams; Arkhangelsk province; counties; provincial gendarme staff officer; deployment; quartering; A. Benkendorf; P. Balabin; N. Mochalov.

РЕЗАНОВ Андрей Дмитриевич — аспирант кафедры отечественной истории Высшей школы социально-гуманитарных наук и международной коммуникации Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова

(г. Архангельск. E-mail: andreydmrezanov@yandex.ru).

«ДАБЫ ЖАНДАРМСКИЕ КОМАНДЫ ДОВЕДЕНЫ БЫЛИ ДО ВСЕВОЗМОЖНОГО СОВЕРШЕНСТВА…»

Особенности становления жандармской службы в Архангельской губернии в 1817—1917 гг.

Слово «жандармы» в Российской империи ассоциировалось у общества с особыми полицейскими отрядами, выискивавшими крамолу и подавлявшими любое неприятие монархического правления. Служба полиции, и особенно её политические функции по защите власти, долгое время сохраняли актуальность для исследователей. Так, советский историк Н.Н. Ансимов подчёркивал, что жандармская организация «стала символом народных страданий»1. По мнению исследователя М. Фрейма, жандармерия как часть полицейской системы имела репутацию «непоколебимой опоры и ненавистного символа старого порядка»2. Современная отечественная историография во многом сохраняет подход к изучению жандармерии именно в контексте политического сыска и полицейской деятельности, оценивая жандармов как «олицетворение монархического режима»3.

При подобном подходе сложившаяся историографическая традиция редко фокусируется на том факте, что изначально и прежде всего жандармы в России были видом кавалерийских войск, а жандармская организация — военизированной структурой. В этом качестве история жандармов изучена скудно, особенно на региональном уровне.

Достаточно ознакомиться с тематическими диссертациями, чтобы убедиться: редкие исследования рассматривают жандармерию именно в контексте военной системы4. Тем не менее именно в армии возникли первые жандармские части: в 1792 году появился жандармский полк в составе гатчинского войска наследника Павла Петровича, а в 1815 году жандармским был назван Борисоглебский драгунский полк5.

Однако стабильное функционирование в качестве военно-полицейских соединений жандармы начали с 1817 года, когда Александр I подписал «Положение для жандармов внутренней стражи». В губернских городах на основе прежних полицейских драгунских команд создавались жандармские команды в составе войск внутренней стражи6.

Подобный «конный отряд воинской команды» с подчинением командиру городского гарнизонного батальона создавался во многих городах Российской империи. В качестве типичного примера предлагается рассмотреть Архангельск — на ту пору густонаселённый город, значимый порт, центр губернии, что простиралась по всему северу европейской части России. Изучив доступные сегодня архивные материалы, можно составить на этом примере вполне идентичную для всей империи картину становления полицейского, а точнее жандармского надзора. Тем более что внутренняя структура и особенности дислокации местной жандармерии остаются почти неизученными, если не считать обзорной статьи В.Г. Трофименко7 и документального очерка Ю.П. Абрамова о службе архангельских жандармов в годы Первой мировой войны8.

Между тем исследование этих вопросов позволяет выяснить то, в какой степени местное положение жандармов соответствовало общему видению их роли из Санкт-Петербурга.

Система жандармского надзора просуществовала в Архангельской губернии ровно сто лет — с 1817 по 1917 год. С точки зрения совершенствования военной организации историю архангельской жандармерии уместно делить на два периода, каждый из которых занимал полвека. Стоит заметить, что подобное деление будет справедливо для большинства российских губерний.

Начнём с того, что в 1817—1867 гг. существовала архангельская жандармская команда во главе с начальником в звании капитан. Она входила в Корпус внутренней стражи (до 1836 г.), подчинялась командиру гарнизонного батальона, а также губернскому жандармскому штаб-офицеру (с 1827 г.). На этом этапе жандармы дислоцировались исключительно в Архангельске — губернском центре.

В 1867—1917 гг. местные жандармы служат в качестве личного состава Архангельского губернского жандармского управления (АГЖУ), чей начальник подчиняется по всем внутренним вопросам Управлению штаба Корпуса жандармов, а по части политического сыска III Отделению (до 1880 г., после — Департаменту полиции). В этот период жандармы постепенно рассредоточиваются как по уездным городам в рамках отделений АГЖУ, так и по жандармским пунктам в иных поселениях.

Первоначально жандармские команды выполняли лишь контрольно-надзорные и охранные функции и не являлись исполнительным элементом системы политического сыска. Именно такими они стали с 28 апреля 1827 года, когда Николай I утвердил создание Корпуса жандармов под шефством А.Х. Бенкендорфа9. Корпус жандармов подчинялся в этом качестве III Отделению и распространял свои полномочия на пять округов, каждый из которых дробился на отделения из нескольких губерний. Архангельская жандармская команда вошла в III отделение (под началом подполковника А.Ф. Дейера в Вологде) 1-го округа, который возглавил герой Отечественной войны 1812 года генерал-майор П.И. Балабин10.

Надо заметить, что при всех признаках консервации верховной власти практически во всех регионах страны усилия по совершенствованию жандармерии выглядели вполне оправданными. Кроме функций расследования, предупреждения разного рода правонарушений, а также исполнения наказаний за совершённые гражданами проступки, жандармерии вменялся контроль за инакомыслием. Выражалось это в разных формах и методах анализа политической ситуации.

Система управления жандармскими структурами при Николае I постепенно расширялась, при этом внутренне стремясь к единоначалию. Так, новым «Положением о Корпусе жандармов» 1836 года государство подразделялось на семь жандармских округов, но отделения упразднялись, а жандармские команды выводились из подчинения Корпуса внутренней стражи. Теперь уже в каждой губернии должен был служить свой жандармский штаб-офицер11. В отличие от прежнего «Положения» этот документ содержал указания касательно порядка размещения жандармов в губернских городах.

«Положение» 1836 года закрепляло те изменения в устройстве Корпуса жандармов, которые фактически уже происходили. Так, первый архангельский губернский жандармский штаб-офицер майор Бердяев был назначен на должность в январе 1834 года12.

В сентябре Бердяев истребовал от военного губернатора Р.Р. Галла, на чьём управлении лежало снабжение жандармов, квартирные деньги для размещения канцелярии и на помещения жандармской команде. Однако выяснилось, что вопрос размещения жандармов оказался для местных властей весьма сложным, несмотря на то, что правомочность требований Бердяева подтверждалась самим шефом жандармов Бенкендорфом13.

В феврале 1835 года, когда Бердяев уже отбыл из Архангельска, причитавшиеся квартирные деньги для него запросил окружной генерал Д.П. Полозов, особо отметив, что штаб-офицер обязан располагать канцелярией. Несмотря на это, прибывший в Архангельск в конце того же года новый штаб-офицер майор Н.А. Жадовский тоже не получил квартирных денег. Сам он «не имел средств для помещения канцелярии» и даже был вынужден содержать писарей в своей личной квартире14. В ходе долгих переписок военного и гражданского губернаторов, муниципальных учреждений и начальства Корпуса жандармов выяснилось, что штаб-офицеру следует предоставлять квартиру натурой. На наём канцелярии ему же отныне полагалось выдавать дополнительно к жалованью 300 рублей15.

Затруднения архангельских властей в квартировании штаб-офицеров уместно связать с общими проблемами устройства Корпуса жандармов на начальном этапе его существования. По сути, до 1836 года его структура и порядок дислоцирования чинов не были чётко определены, ведь известно, что Николай I умышленно форсировал создание разветвлённой сети жандармерии16.

Однако помимо денежного снабжения и размещения штаб-офицеров перед Архангельском стояла проблема расквартирования жандармских чинов. К концу 1835 года в строевой состав команды входили вахмистр, два унтер-офицера и 22 рядовых17. Поиск зданий для их размещения служил поводом к пространным чиновничьим перепискам как минимум с октября 1831 года, когда Р.Р. Галл предлагал выстроить деревянные казармы с покоями для командира18. Уже к следующему году были готовы смета расходов и чертежи, но ввиду несогласованности суммы строительство откладывалось.

В 1836 году, когда жандармские команды уже полноценно вошли в состав корпуса, шеф полицейской структуры граф Бенкендорф обратился к руководству губернии по вопросу «содействия для устройства зданий» местным жандармам, ссылаясь на формулировку нового «Положения». Она предполагала, что к таковым зданиям должны прилагаться кузница, конюшня и сарай19. К тому времени архангельская жандармская команда была размещена в ветхих казармах Кузнечевского селения. В начале 1837 года нужда в расквартировании проявилась особенно остро: свободных домов не хватало, и комендант города просил военного губернатора И.И. Сулиму позволить чинам хотя бы нанимать жильё20. В конце ноября здание казарм Кузнечевского селения сгорело, и архангельских жандармов пришлось разместить по обывательским квартирам.

Уже в 1838 году подобный вариант был назван И.И. Сулимой «весьма чувствительным отягчением для жителей». В переписке с Корпусом жандармов акцентировалось, что каждой губернской жандармской команде полагается размещение именно в казармах21. При этом из хозяйственного департамента корпуса губернатору писали: «Императору угодно, дабы жандармские команды мало-помалу доведены были до всевозможного совершенства», чего никак не достигнуть, если начальствующие лица губернии не обратят внимания на стоящую проблему22.

В течение 1840-х годов становилось очевидным, что власти губернии не могли обеспечить не то что «совершенства» в размещении жандармов, но даже чёткой реализации проектов строительства казарм. Во многом это было связано с общей сложностью бюрократического аппарата, который состоял из множества ведомств, военных и гражданских. Например, в 1838 году проект каменных казарм от военного губернатора не одобрили в Управлении путей сообщения и публичных зданий. Проект и смета самого управления в 1844 году не нашли поддержки в строительной комиссии в связи с отклонениями чертежей от норм и особенностей местности23. Поэтому в течение 1840—1850 гг. чины вынужденно пребывали на обывательских квартирах и в выделявшихся городом зданиях, которые не удовлетворяли требованиям иметь «удобства». В августе 1845 года жандармский штаб-офицер С.И. Ходнев осмотрел «казённые помещения» и нашёл их крайне ветхими. Ходнев просил, со ссылкой на слова капитана жандармской команды Нарышкина, хотя бы починить помещения кузницы, конюшни и цейхгауза, если нет возможности строить новые24. И хотя просьба осталась без удовлетворения, под конец 1845 года местные власти заговорили о необходимости выстроить каменные казармы для батальона внутренней стражи, в которых могла бы разместиться и жандармская команда.

Впрочем, даже до уровня проектирования этот замысел не развился. К 1850 году жандармы размещались в основном опять же в квартирах горожан. В тот год Департамент исполнительной полиции сообщил военному губернатору Р.П. Бойлю, что пребывание жандармской команды на обывательских квартирах «крайне неудобно», но есть возможность покупки каменного дома в качестве штаба25. Военный и гражданский губернаторы пришли к выводу, что, несмотря на удобства дома, он слишком удалён от центра города, где было бы полезнее находиться жандармам.

Вполне логично предположить, что строительство казарм, удовлетворявших требованиям дислокации жандармов, так и не было бы начато, не сгори в марте 1855 года старая казарма 2-го гарнизонного батальона. Тогда Военное министерство приказало возвести новое здание — каменное, трёхэтажное, рассчитанное на 1000 человек. Казармы должны были вместить солдат обоих городских гарнизонных батальонов, а вместе с ними и жандармскую команду26. На этот раз здание было построено. Оно именовалось Александро-Невскими казармами и сохранилось в Архангельске до наших дней. Но новые казармы не стали для жандармов «идеальным» местом дислокации. В ноябре 1859 года окружной генерал корпуса Н.Е. Цукато указал военному губернатору Б.А. фон Глазенапу на «недостатки помещения» жандармской команды в новом здании, сочтя их «вполне уважительными»27. Тем не менее, даже опросив штаб-офицера П.И. Гарновского, губернатор принял решение оставить команду «в настоящем расположении», пока не будет выстроена «более удобная» казарма.

Таким образом, несмотря на то, что в отдельные периоды жандармы все-таки размещались в выделявшихся зданиях, строевой состав в основном пребывал на обывательских квартирах, что явно не соответствовало военной природе жандармерии, а также представлению властей о жандармской организации. Поиски места для дислоцирования команды так или иначе длились почти 30 лет. И только около восьми лет из них жандармам Архангельска удалось квартироваться в Александро-Невских казармах, т.к. уже в 1867 году жандармская организация была реформирована. Ликвидировалась окружная система управления корпусом, и теперь в губерниях образовывались жандармские управления (ГЖУ), напрямую подчинявшиеся центральным органам политического сыска. На базе бывших жандармских команд оформился «наблюдательный состав» ГЖУ28.

Как и прежде, жандармерия сохраняла свой статус в военной системе. ГЖУ входили в состав МВД, но являлись воинскими подразделениями и обеспечивались из бюджета Военного министерства29. Сложность статуса АГЖУ в восприятии местных властей находила отражение на страницах губернских адрес-календарей: до 1870 года АГЖУ относилось к управлению военного губернатора, после — к МВД. С 1912 года оно вновь стало обозначаться как военное ведомство, а в некоторые годы вообще понималось как независимое30.

Можно отметить, что реформа помогла местной бюрократии частично облегчить вопрос размещения чинов: предполагалось отныне, что пункты дислокации жандармских унтер-офицеров будут появляться как минимум в уездных городах. Нагрузка на губернский центр снижалась, так как численность строевого состава АГЖУ при этом радикально не возрастала31.

Приказом шефа жандармов от 13 апреля 1868 года шесть унтер-офицеров переводились из Архангельска в Шенкурск, где им предстояло занять выделенные помещения для штаб-квартиры. Для дислокации чинов в Шенкурске начальник АГЖУ А.О. Заранек запрашивал у губернатора С.П. Гагарина две квартиры, а также 14 рублей ежемесячных квартирных денег для капитана Н.И. Бобкова — своего помощника в Шенкурском отделении32. Но хозяин одного из отведённых домов «не принял жандармов», причём выяснялось, что обе квартиры неудобны для размещения чинов. Жандармы были вынуждены перейти в другие дома и выплачивать по рублю за аренду. Всё это позволило капитану Бобкову заявить о «неприятном положении» и привлечь к делу судебного следователя33. Тем не менее в 1871 году полковник Заранек отчитался, что все чины квартированы благополучно, и претензий со стороны обывателей на них не заявлено34.

С мая того же года деятельность строевого состава всех ГЖУ расширялась: жандармы были обязаны не только наблюдать за подконтрольными районами, но и пресекать государственные преступления, то есть проводить дознания35. Это подразумевало необходимость расширения мест дислокации чинов.

В Архангельской губернии этот вопрос решался, как и в большинстве регионов, двумя способами. Первый подразумевал расширение штата и открытие уездных отделений за счёт появления должности помощника начальника АГЖУ. Помощник пребывал в уездном городе, но распространял свои полномочия на несколько уездов. Так, в конце 1878 года в АГЖУ была учреждена должность помощника по Пинежскому и Мезенскому уездам36. Эти уезды располагались на востоке губернии — обширных малообжитых землях. В Пинегу направлялись помощник и пять унтер-офицеров, а также пять нижних чинов в Мезень.

Второй способ состоял в том, чтобы без открытия отделения ГЖУ направить на пункт лишь унтер-офицеров. В том же 1878 году три жандарма командировались в Холмогоры37. В обоих случаях чины получали квартирные деньги на съём жилья. В новом году приказ по Корпусу жандармов запрещал помощникам переезжать из уездных городов в губернские38.

В течение 1880-х годов жандармы продолжали дислоцироваться в центральных (Архангельский, Холмогорский, Шенкурский) и восточных (Пинежский и Мезенский) уездах. В связи с нарастанием общественного напряжения, ежегодным увеличением числа политических ссыльных в губернии и прочими факторами, отрицательно влиявшими на государственную безопасность, возникала нужда в дальнейшем расширении жандармского присутствия за счёт западных уездов — Онежского и Кемского. Первые жандармы были командированы в Кемь в 1887 году, и тогда же появился проект устройства пункта на Коле. У жандармов возникла проблема с наймом квартир, т.к. желавших сдавать жильё не нашлось39. Как и в случае с Шенкурском, проблема в итоге разрешилась, и унтер-офицеры приступили к объезду вверенных районов.

Отделение АГЖУ по Онежскому и Кемскому уездам (с размещением помощника в Онеге) открылось в 1889 году, а в 1892 году была учреждена должность помощника по Архангельскому и Холмогорскому уездам40. Таким образом, почти все уезды губернии были охвачены жандармским надзором. Для этого Корпусу жандармов иногда приходилось идти на сокращения в других губерниях. Так, вакансии помощника, вахмистра и пяти унтер-офицеров для Онежского и Кемского уездов добавлялись за счёт сокращения штата Могилёвского ГЖУ. Не всегда оставалось чётким понимание порядка расквартирования жандармов и в Архангельске. Например, в 1899 году начальник АГЖУ К.Е. Семёнов требовал от городского управления отводить себе и нижним чинам квартиры натурой вместо квартирных денег (от 8 до 10 рублей для унтер-офицера)41. Отвечая на непонимание начальства, полковник Семёнов утверждал, что местные жандармы обременены самостоятельными поисками квартир и проверкой их состояния. После объяснений управление штаба корпуса разрешило запрашивать квартиры натурой, но только чтобы это не выглядело как «вымогательство добавочных квартирных денег».

К началу XX века относятся известные данные о расположении канцелярии начальника АГЖУ. Она несколько раз меняла место размещения, но первым известным (и наиболее длительным) адресом являлся дом № 6 по Соборной улице в центре города42. В Архангельске располагалась и канцелярия начальника нового ведомства — Архангельского отделения Московско-Архангельского жандармско-полицейского управления (АО ЖПУ) железных дорог. Оно было учреждено в 1897 году на завершающих этапах строительства железной дороги из Вологды в Архангельск и не зависело от АГЖУ. Строевые чины АО ЖПУ патрулировали местность близ станций.

В целом жандармы, даже расширяя присутствие в губернии, не могли контролировать самые отдалённые местности. Например, в Печорском уезде, преимущественно занимавшем тундру и выделенном в 1891 году из Мезенского уезда, так и не появилось отделения. Откладывался и вопрос о направлении жандармов в Кольский уезд, выделенный из Кемского в 1883 году. Более того, к 1900 году руководство АГЖУ испытывало максимум трудностей в формировании структуры надзора и размещении личного состава.

И тем не менее именно с 1900 года происходило постепенное сокращение штата уездных жандармских штаб-офицеров. Хотя пункты в уездных городах сохранялись, к 1904 году у начальника АГЖУ оставался в подчинении лишь помощник по Архангельску и Архангельскому уезду43. Конкретные причины этого процесса остаются не вполне ясными, но очевидно, что сокращение отделений АГЖУ негативно повлияло на эффективность жандармской службы в губернии. Особо это проявилось в связи с развитием революционных событий, включавших в себя крестьянские беспорядки 1906 года в Шенкурском уезде.

Именно на них ссылался в рапорте 1909 года начальник АГЖУ Н.И. Мочалов, выявив «новые признаки брожения». Имевший опыт службы в Петербурге, полковник Мочалов активно развивал деятельность АГЖУ и внимательно наблюдал за тенденциями в уездах после Первой российской революции. Напряжение в Шенкурске он связал с отсутствием в уезде помощника и ходатайствовал о возвращении должности для усиления надзора и расширения штата44. Однако в ответ из корпуса сообщили, что свободных штаб-офицеров для командировки нет и что вакансию возможно открыть только после отставки помощника в другом уезде. В случае срочной необходимости предписывалось командировать в Шенкурск помощника по Архангельскому уезду, что было неприемлемо. Мочалов не мог оторвать от службы из центра ни одного из 15 чинов.

По-видимому, понимая маловероятность расширения штата за счёт отделений, начальники АГЖУ вплоть до 1917 года использовали иной путь — открытие новых жандармских пунктов. Это актуализировало поиск возможных локаций для размещения чинов дополнительного штата. Особо востребованным стал в этой связи Кольский уезд, переименованный в 1899 году в Александровский. Уже в следующем году АГЖУ проводило консультации с командованием корпуса на предмет командировки вахмистра и двух унтер-офицеров в Екатерининскую гавань недавно основанного Александровска (ныне Полярный). Вопрос не решился: губернатор А.П. Энгельгардт отклонил проект, и в т.ч. потому, что в небольшом Александровске «не имелось свободных помещений» для жандармов45.

Ещё одним приоритетным для дислоцирования чинов поселением стало становище Печенга близ российско-норвежской границы. Важность его увеличивалась в 1910-х годах с развитием пароходного движения и началом строительства Мурманской железной дороги. Впервые Н.И. Мочалов предложил создать жандармский пункт в Печенге для надзора за пароходными перевозками в конце 1913 года. Жандармам предстояло устанавливать личности пассажиров и проверять багаж, а полицейским чинам — наличие загранпаспорта46. Служба жандармов в Печенге зависела от навигации и не была постоянной. В том числе потому, что сама идея создания этого пункта полагалась бесполезной как губернскими властями, так и командованием Отдельного корпуса жандармов. Она обрела «второе рождение» уже в условиях Первой мировой войны, когда Н.И. Мочалов вновь указал на необходимость контроля за «морской» корреспонденцией. Его ходатайство в итоге было удовлетворено: в июле 1915 года пункт возобновил работу47.

К началу войны учреждение всё новых «точечных» жандармских пунктов позволило АГЖУ превзойти по охвату губернии прежнюю систему отделений. Жандармы теперь служили в Архангельске и во всех уездных городах, включая Александровск и Усть-Цильму — центр Печорского уезда. Чины были дислоцированы также в шести сёлах, в двух торговых посадах, на трёх заводах близ Архангельска48.

Служба жандармов при заводах была к тому моменту вполне логичным шагом: унтер-офицеры расследовали обстоятельства чтения революционных брошюр, разбирали слухи, выявляли агитаторов и зачинщиков забастовок49. Оторванность многих пунктов дислокации от губернского центра неизбежно порождала проблемы квартирования. Так, в селе Ижма Печорского уезда унтер-офицер без разрешения начальника АГЖУ просил волостное правление выдавать квартирные деньги взамен отвода квартиры натурой, за что получил выговор50.

Процесс расширения жандармской организации в губернии продолжался в военные годы за счёт усиления охраны архангельского порта. По ходатайству Н.И. Мочалова в порту с 17 января 1915 года начал функционировать офицерский жандармский пограничный пункт, который возглавил прикомандированный ротмистр А.Ф. Бетковский51. В строевой состав пункта вошли 12 унтер-офицеров, распределённых по военно-перегрузочным районам порта: Экономии, Соломбале, Бакарице и Смольному Буяну. Бетковскому был подотчётен и офицер пункта Чижовка на острове Мудьюг, отвечавший за досмотр проходивших грузовых судов52. Условия службы в перегрузочных районах, особенно в зимнее время, были трудными. Регулярно подчёркивалась нужда в телефонном сообщении Чижовки с Архангельском. Жандармы Экономии жаловались на неудобства и тесноту в выделенном помещении53.

Последним по времени учреждения пунктом дислокации жандармов в Архангельской губернии стал в конце 1916 года новый город на Кольском полуострове — Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск). Остается неизвестным, успели ли туда добраться командированные унтер-офицеры к началу Февральской революции и упразднения всех жандармских структур. Так или иначе именно на последние годы Российской империи приходится пик численности штата АГЖУ. В него в итоге входили 35 чинов, а также 13 прикомандированных к охране порта54. И хотя относительно общей численности населения губернии это количество ничтожно, имеет смысл предположить, что если бы не революционные процессы — численность АГЖУ росла бы далее и появлялись бы новые пункты дислокации чинов. Во всяком случае, это отвечало военным и политическим нуждам того времени.

Проанализировав организационные основы службы жандармов на территории Архангельской губернии за сто лет, отметим два тесно связанных проблемных аспекта. Первый — расположение, распространение чинов по тем или иным населённым пунктам. Второй — размещение строевого состава, то есть расквартирование, его порядок и возникавшие затруднения. Заметно, что именно с последним в Архангельской губернии было связано больше всего проблемных ситуаций. Если само оформление и распространение жандармской организации по пунктам губернии происходило своевременно, без каких-либо неразрешимых конфликтов и препятствий, то практику размещения чинов, особенно до 1867 года, никак нельзя считать отвечавшей чаяниям высшей власти.

Известно, что император, определяя в губернию жандармского штаб-офицера, желал видеть в нём собственного посланника, «такого же честного и полезного представителя правительства», каких имел в зарубежных столицах55. Но факт, что в местных условиях отнюдь не штаб-офицер (либо начальник ГЖУ) был тем, кто определял порядок и качество размещения жандармов. Согласно архивным документам в первой половине XIX века окружные генералы и даже шеф жандармов не имели эффективных рычагов давления на местные власти в вопросах дислоцирования строевых чинов.

В конечном счёте возникавшие в губернии затруднения упирались в сложный, не вполне чёткий статус жандармских структур в государственной системе. Жандармерия все сто лет своего существования, во-первых, сохраняла двойное подчинение — органам как военной, так и гражданской власти. Во-вторых, формально не пребывая в подчинении местной администрации, жандармские структуры в повседневных нуждах и необходимости поддерживать контакт, были вынуждены встраиваться в общий бюрократический механизм, что отрицательно сказывалось на их военной организации. Эта дилемма со временем становилась менее острой, т.к. к XX веку жандармы всё больше отдалялись от своей военной природы, сосредоточиваясь на полицейской деятельности.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Ансимов Н.Н. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия (1903—1917 гг.). Свердловск: изд-во Урал. ун-та, 1989. С. 15.

2 Frame M. Concepts of Policing during the Russian Revolution, 1917—18. Europe — Asia Studies. 2016. № 68(10). P. 1658.

3 Перегудов А.В. Русские жандармы в Первой мировой войне: от подвига к дискриминации (на примере Воронежской губернии) // Военно-исторический журнал. 2016. № 9. С. 1.

4 Кулешов С.А. Военные формирования охранительной системы Российской империи в XIX в. Дисс. … канд. ист. наук. Новосибирск, 2000. 241 с.

5 Жандармы России / Сост. В.С. Измозик. СПб.: Нева, 2002. С. 249, 250.

6 Государственный архив Архангельской области (ГА АО). Ф. 2. Оп. 1. Т. 1. Д. 928. Л. 41.

7 Трофименко В.Г. Архангельское губернское жандармское управление в XIX — начале XX вв. // История органов государственной безопасности на Севере России. Архангельск, 2014. С. 9—17.

8 Абрамов Ю.П. Контрразведывательная работа Архангельского губернского жандармского управления в годы Первой мировой войны // На страже безопасности Поморского Севера. Архангельск, 2003. С. 9—53.

9 Полный свод законов Российской империи. 2-е собрание. Т. II. 1827 г. С. 396.

10 ГА АО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 247. Л. 65.

11 Абакумов О.Ю. Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826—1866 гг. М., 2017. С. 6.

12 ГА АО. Ф. 1. Оп. 3. Д. 1508. Л. 1.

13 Там же. Ф. 2. Оп. 1. Т. 1. Д. 1425. Л. 4, 23.

14 Там же. Л. 35 об., 80.

15 Там же. Л. 72, 85.

16 Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы: политический сыск в России, 1649—1917. М.: ТЕРРА, 1998. С. 50.

17 ГА АО. Ф. 1323. Оп. 1. Д. 4843а. Л. 86—88.

18 Там же. Ф. 2. Оп. 1. Т. 1. Д. 1062а. Л. 4, 12.

19 Там же. Д. 1425. Л. 54.

20 Там же. Л. 72, 89, 90.

21 Там же. Д. 1062а. Л. 7.

22 Там же. Л. 9.

23 Там же. Л. 41—52.

24 Там же. Л. 40.

25 Там же. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 1. Л. 1—2.

26 Там же. Л. 23—24.

27 Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 127. Л. 1.

28 Амосова О.С. Губернские жандармские управления во второй половине XIX — начале XX вв. // Теория и практика социогуманитарных наук. 2021. С. 69.

29 Перегудова З.И. Политический сыск России (1880—1917). М.: РОССПЭН, 2000. С. 112.

30 Адрес-календари, справочные и памятные книжки Архангельской губернии за 1860—1864, 1870, 1872, 1885, 1901, 1910, 1912 гг. Архангельск: губернская типография.

31 Имеет смысл допустить, что чины, оставшиеся на службе в самом Архангельске, могли продолжить квартироваться в Александро-Невских казармах и после 1867 г.

32 ГА АО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 1112. Л. 1, 3, 5.

33 Там же. Л. 26.

34 Там же. Ф. 1323. Оп. 3. Д. 1. Л.10 об.

35 Там же. Оп. 2. Д. 154. Л. 1.

36 Там же. Л. 88.

37 Там же. Л. 113 об.

38 Там же. Оп. 1. Д. 5072. Л. 85.

39 Там же. Д. 5095. Л. 1—2, 12.

40 Там же. Д. 5103, 5117.

41 Там же. Оп. 2. Д. 200. Л. 1—2; Оп. 1. Д. 5171. Л. 10—11, 15.

42 Адрес-календари и памятные книжки Архангельской губернии за 1904—1909 гг. Архангельск: губернская типография.

43 ГА АО. Ф. 1323. Оп. 3. Д. 95. Л. 5—6.

44 Там же. Оп. 1. Д. 5384. Л. 1—2.

45 Там же. Ф. 1. Оп. 4. Т. 3. Д. 337. Л. 10—13.

46 Там же. Ф. 1323. Оп. 2. Д. 664. Л. 8.

47 Там же. Оп. 1. Д. 416.

48 Там же. Д. 5467. Л. 44—45.

49 Там же. Оп. 2. Д. 288. Л. 2, 14.

50 Там же. Д. 255. Л. 20.

51 Там же. Оп. 1. Д. 416. Л. 8; Оп. 2. Д. 624.

52 Там же. Д. 622.

53 Там же. Д. 636. Л. 5.

54 Там же. Оп. 1. Д. 5467. Л. 44—45.

55 Ломачевский А.И. Из воспоминаний жандарма 30-х и 40-х годов // Вестник Европы. 1872. Т. 2. Кн. 3. С. 259.