Защитники Балаклавы стойко сражались в течение 5 часов.

Аннотация. В статье раскрываются малоизвестные подробности боя 14(27) сентября 1854 года за Балаклаву.

Summary. The article reveals little-known details of the battle on 14 (27) in September 1854 for Balaklava.

История войн

 

ПИНЧУК Сергей Александрович — историк, член Центра греко-российских исторических исследований (K.E.P.I.E.)

(Москва. E-mail: sgalani@mail.ru).

 

защитники балаклавы стойко сражались в течение 5 часов, «быв окружены со всех сторон неприятелем из 30 тысяч англо-французов… в 300 раз сильнейшего…»

 

Об этом сражении написано множество статей самой разной тональности — от пафосно-героических до иронично-негативных, отрицающих сам факт сколь-нибудь серьёзного сопротивления защитников Балаклавы осаждавшим её вражеским войскам1. При этом английские (шире — западные) историки всегда рассматривали занятие Балаклавы исключительно как частный эпизод в контексте знаменитого флангового манёвра союзных (англо-французских) войск («Flank March to Balaklava»). Минимальные потери и кажущаяся на первый взгляд лёгкость, с которой англичане при колоссальном преимуществе как в живой силе, так и в орудиях захватили Балаклаву, обусловили предвзятое отношение к этому факту среди британских мемуаристов и историков. Напротив, в русской историографии оценка этого события носила больше эмоционально-духовный характер. За скобки, как правило, выносились соображения стратегии и тактики, хотя сам бой вошёл в хронологический указатель отечественной военной истории2.

За истекшие 160 лет историки, пересказывая газетные и журнальные статьи, а также многочисленные мемуары английских участников Крымской войны, как-то упустили из виду, что защитники Балаклавы также оставили своё письменное свидетельство о том бое. Этот документ отложился в фонде 481 (Крымская война) Российского военно-исторического архива под названием «Донесение командира греческого баталиона о занятии неприятелем Балаклавы». В конце 12-страничного документа, датированного 15 февраля 1856 года, присутствует лаконичная подпись — «полковник Манто». Столь длительная задержка с рапортом, несмотря на то, что сам бой состоялся в сентябре 1854-го, вполне объяснима: только после возвращения из почти 16-месячного плена командир батальона смог лично представить руководству подробности сражения.

Автор донесения — упомянутый полковник М.А. Манто3. К сожалению, время не сохранило нам его изображение. Однако имеется словесное описание Манто, сделанное адъютантом князя Меншикова Панаевым. Как он отмечал, командир «тамошнего греческого баталиона, родом грек, роста небольшого, но крепкого телосложения, любил свой родимый уголок»4. В ту пору командир балаклавцев считался довольно почтенным, если не сказать пожилым, человеком. Он родился в 1788 году в семье греческих поселенцев, записанных в дворянство Таврической губернии5. Его отец Афанасий Матвеевич (по другой версии — Митрилевич) Манто6 (по греч. Μάνθος, 1746—1811), уроженец города Арта, происходивший «от предков издревле благородных дворянством», ещё в 1770 году поступил в Русскую императорскую армию, дослужившись до обер-офицерских чинов. Матвей Манто в 1801-м в возрасте 13 лет был зачислен на службу в Севастопольский мушкетёрский полк, в 1803-м ему был присвоен первый офицерский чин подпрапорщика. На Кавказе Севастопольский полк дислоцировался с 1803 до конца 1819 года в составе 19-й пехотной дивизии. Манто принимал активное участие в боевых действиях с горцами на Кавказской линии, в Русско-персидской войне (1804—1813 гг.; проходила параллельно с Отечественной войной 1812 г.). Выйдя в отставку, М.А. Манто некоторое время был исправником в Феодосийском уезде, а затем управляющим имением князей Воронцовых в Гурзуфе. С началом новой Русско-турецкой войны (1828—1829 гг.) Манто возвратился на военную службу. В 1830-м он был произведён в капитаны, 30 августа 1834-го — в майоры; с 25 января 1849 года — полковник. За долгие годы службы Матвей Манто не раз участвовал в походах против персов, мятежных горцев и «англо-французов», не раз был ранен. В 1848 году он возглавил Балаклавский греческий пехотный батальон, а 1 февраля 1852-го за безупречную службу был награждён орденом Святого Георгия IV класса № 88797.

Разговор между полковником Манто и Панаевым, состоявшийся 16—17 января 1854 года (дата точная и зафиксированная в дневнике Панаева), имеет принципиальное значение для последующего исследования штурма Балаклавы. За девять месяцев до нападения союзных войск на город и за месяц до официального объявления войны Российской империи Англией и Францией командир балаклавцев предвидел нападение неприятеля на город. В разговоре с Панаевым Манто просил доложить князю, что «ввиду военных событий можно ожидать покушения неприятеля на город, и потому ему необходимо иметь несколько мортирок, которые Манто располагал разместить у входа в город». Более того, полковник вопреки мнению руководства Черноморского флота, считавшего, что вход военных судов в бухту практически невозможен, был убеждён, что союзники будут стремиться овладеть Балаклавой с моря. Говоря Панаеву о значительной глубине Балаклавской бухты, Манто особо подчеркнул, что «ход в неё, хотя и труден, но все-таки возможен»8, ссылаясь на примеры неожиданного появления в бухте купеческих судов большого водоизмещения.

С этим мнением Манто были солидарны авторы военно-статистического описания Таврической губернии (1849 г.)9, офицеры 1-го отделения департамента Генерального штаба, отвечавшие за вопросы учёта, планирования, тактического развёртывания и обеспечения войск. Уточняя особенности балаклавской гавани, они указывали, что «якорное место имеет до осьми сажен глубины, так что в ней могли бы останавливаться самые большие военные корабли»10.

Меншиков, по словам Панаева, вопреки насмешливым замечаниям командиров пароходов, сравнивавших Балаклавскую бухту с «лужей», куда вход «для военных судов невозможен», серьёзно отнёсся к просьбе «местного старожила» и тут же за столом распорядился о «доставлении к Манто медных мортирок», сыгравших такую важную роль в защите города11.

Прошло ещё 8 месяцев. После высадки войск противника у Евпатории и последовавшего за этим Альминского сражения Балаклава находилась в тревожном ожидании. Её небольшой гарнизон, выделявший, несмотря на все трудности, две роты на сменной основе12 для дозорной службы в Черноморской береговой линии, был сведён к минимуму13. Кроме того, из Балаклавы в Бахчисарай зачем-то была выведена ещё одна рота. Таким образом, в распоряжении Манто оставались подразделение под командованием георгиевского кавалера Стефана Стамати и не более взвода ветеранов батальона, так называемых инвалидов.

Согласно рапорту Манто он заблаговременно устроил наблюдательные посты в деревнях, окружавших город. Контроль за ними осуществляли отставники — подпоручик Химона и унтер-офицер Патрино, а поручику М. Маркову Манто поручил «каждый день выезжать для осмотра окрестностей Балаклавы на случай приближения неприятеля». Бдительность была ненапрасной. 13 сентября 1854 года в пять часов вечера Марков заметил, как «некие армейские подразделения» стали спускаться с Мекензиевой горы, расположив свой авангард возле Чоргунского моста, а следующие колонны заняли всё пространство Балаклавской долины — от деревни Кадыкоя до самой подошвы горы14. «По форме одежды этой армии познал он, Марков, что она есть неприятельская», — вспоминал позднее Манто. Сам же он после доклада Маркова спешно отправил в Севастополь подпоручика Папахристо к начальнику Севастопольского гарнизона генерал-лейтенанту Моллеру с сообщением о происшедшем. Тот же, по словам участника обороны Севастополя В.И. Дена, исполняя должность командира дивизии, расположенной в Крыму, не имел к этому «ни малейшего призвания», был фигурой случайной, «наводящей уныние»15.

Отправив это важное и срочное донесение, Манто и Марков отправились к месту, откуда последний заметил передвижение «неких армейских подразделений». Удостоверившись лично, «что войско это действительно неприятельское», командир батальона выставил конных караульных — отставного подпоручика П. Цакни и унтер-офицера Л. Патрино для наблюдения за ним. Между тем в городе его уже ждал подпоручик Папахристо, привезший приказ генерала Моллера «иметь как можно наилучшее наблюдение за действием неприятеля и давать знать Его Превосходительству». Руководствуясь столь исчерпывающим и чётким, как он считал, указанием, Манто «принял его к точному исполнению». При этом он не знал, какими реальными силами располагал генерал Моллер, где находилась русская армия, отступившая в неизвестном направлении после сражения на Альминских высотах; зато как «номинальный городской глава» ясно представлял себе служебную ответственность перед горожанами, родными и близкими его подчинённых, реально оценивал возможности гарнизона, насчитывавшего вместе с ним 118 человек16.

Вечером и ночью 13 сентября Манто занимался организацией наблюдения за врагом и эвакуацией людей и материальных ценностей. Так, капитану Стамати он поручил занять в городе и его окрестностях «наилучшие пункты и быть во всей готовности»; майору Маландраки и командиру Балаклавской роты военных кантонистов майору Брезману фон Нитингу — выводить из города людей и учащихся школы кантонистов; батальонному казначею подпоручику Михайли — спасать материальные ценности (8 знамён и казённые деньги). Последняя задача, следует заметить, была связана с особенностью военного законодательства Российской империи: лица, виновные в потере знамени или штандарта, лишались всех прав гражданского состояния, подвергались унизительной казни через повешение. Поэтому командир батальона и решил переправить людей и знамёна на другую сторону Балаклавской бухты, в «некое» безопасное место, «под прикрытием» одного унтер-офицера и 12 рядовых из караула гарнизонной гауптвахты. Туда же отправили «всем семейством» жителей двух окрестных деревень и 390 мальчиков из школы кантонистов. В суматохе или из-за нераспорядительности главного исполнителя знамёна не успели вывезти, поэтому их решили «закопать для сохранения» в саду у одного из унтер-офицеров. Впоследствии Елизавета Капо, жена солдата, показала, что её муж после вступления неприятеля в город, «возвратясь домой поздно вечером, принес с собой на груди скрученные знамена, спрятал их под сундуки и строго приказал… никому о том не говорить». Целый год, вплоть до ноября 1855 года, она, находясь в занятой врагом Карани, хранила знамёна в подушке, которая всё время находилась в люльке с её ребёнком. Позже доставила драгоценные символы (знамя батальона и 6 значков) в сопровождении унтер-офицера Пападаки в Главную квартиру русской армии17. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Историк А. Улунян, к примеру, подчёркивал резкое отличие во взглядах русских и английских исследователей. Во многих публикациях последние действия Балаклавского батальона представляются «декоративной» попыткой «соблюсти военные приличия». Анализируя воспоминания англичан, Улунян отмечал, что «сам по себе этот факт свидетельствует о достаточно активной обороне защитников, так как привлечение стольких сил и средств могло происходить только в случае создания угрозы серьезной задержки для продвижения сил союзников к Балаклаве» // Греки Балаклавы и Севастополя. М., 2013. С. 107—128.

2 Лацинский А.С. Хронология русской военной истории. Хронологический указатель войн, сражений и дел, в которых участвовали русские войска, от Петра I до новейшего времени. СПб., 1891. С. 202.

3 «Тысяча восемьсот семьдесят девятого года февраля шестого скончался и восьмого погребён отставной генерал-майор Матвей Афанасиев Манто 96 лет от роду. Погребение совершил священник Федор Осланов на общем Кадыковском кладбище // Дело Симферопольского окружного суда по гражданскому отделению «По прошению капитана 1 ранга Ивана Матвеевича Манто об утверждении к исполнению нотариального духовного завещания умершего генерал-майора Матвея Манто. 16 февраля 1879 — 5 сентября 1879. См.: Государственный архив Республики Крым (ГА РК). Ф. 376. Оп. 5. Д. 3485. Л. 2 (данные о смерти М.А. Манто предоставлены севастопольским историком О.И. Малиновской, обнаружившей крайне любопытное духовное завещание офицера).

4 Кн. А.С. Меншиков в рассказах его адъютанта А.А. Панаева, 1853—1854 гг. // Русская старина. Т. XVIII. СПб., 1877. С. 111.

5 По данным О.И. Малиновской, генерал-майор М.А. Манто был похоронен на кладбище в деревне Кадыкой. Место его захоронения не сохранилось.

6 Манто Афанасий Митрилевич, майор (1789 г.). См.: Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 11. Оп. 6. Д. 123. Л. 59.

7 14(27) сентября 1854 г. М. Манто руководил обороной Балаклавы, был ранен и захвачен в плен. С 14 декабря 1854 г. по январь 1856 г. он находился в плену в Турции. Уволен в отставку 25 февраля 1858 г. «за ранами» с награждением чином генерал-майора. См.: РГВИА. Ф. 395. Оп. 136. 3 отд. 1830 г. Д. 604 (Манто, капитан Балаклавского батальона); Оп. 168. Д. 468; Оп. 110. 2 отд. 1855 г. Д. 330 (Манто, полковник).

8 Кн. А.С. Меншиков… С. 111, 112.

9 Военно-статистическое обозрение Российской империи (ВСОРИ). Таврическая губерния. СПб., 1849. Т. XI. Ч. 2.

10 Кн. А.С. Меншиков… С. 34, 35.

11 Там же. С. 111, 112. Число доставленных в Балаклаву орудий соответствовало составу одной горной батареи Кавказского корпуса. См.: Число орудий и обоза в батареях. Руководство для артиллерийской службы. СПб., 1853. С. 467.

12 В основном гарнизоне числились 3 штаб-офицера, 20 обер-офицеров, 2 нестроевых чина, 68 унтер-офицеров, 374 рядовых, 5 нестроевых, 390 военных кантонистов. См.: Сведения специальные по предметам Департамента Генерального штаба. Военные поселения // ВСОРИ. Т. XI. Ч. 2. С. 40.

13 Части российской морской пехоты из греков и балканских славян. 1775—1859 гг. // Кибовский А.В., Леонов О.Г. 300 лет российской морской пехоте. М., 2007. Т. I (1705—1855). С. 87—108. «Две роты Балаклавского греческого батальона, набираемые из греков, населяющих г. Балаклаву, с несколькими окрестными деревнями, — можно прочитать в одном из документов, — состоят из храбрых солдат и искусных стрелков, но оне всегда бывают в слабом составе, редко превосходящие в обеих ротах 150 человек». Весной 1854 г. офицеры и нижние чины этих двух рот попали в плен и после обмена на команду английского парохода-фрегата «Тигр» находились в Одессе. См.: ВСОРИ. Т. XI. Ч. 2. С. 38.

14 РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Т. 2. Д. 5741. Л. 235.

15 Записки В.И. Дена. Русская старина. Т. LXV. СПб., 1890. С. 664.

16 РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Т. 2. Д. 5741. Л. 239.

17 Донской А.Ю. Спасение батальонного знамени // Вестник архивиста. 2004. № 1(79). С. 203, 204.