Воспитание ненависти к немецко-фашистским захватчикам у воинов Красной армии в первый период Великой Отечественной войны

Аннотация. В статье на основе анализа источников мемуарного характера рассмотрена проблема воспитания у воинов Красной армии в 1941 — начале 1942 года чувства ненависти к немецко-фашистским захватчикам, отражено субъективное восприятие отечественными мемуаристами некоторых характеристик этого процесса. Особое внимание обращено на факты злодеяний гитлеровских захватчиков, которые глубоко возмущали солдат и командиров Красной армии, вызывали их гнев, побуждали к беспощадной борьбе с врагом. Вместе с тем проанализированы отражённые в воспоминаниях мероприятия советских командиров и работников армейских политических органов по реорганизации военно-политической деятельности в целях скорейшего преодоления у личного состава Красной армии психологии мирного времени и довоенных пропагандистских стереотипов. Кроме того, прослежены отмеченные мемуаристами усилия советских военно-политических структур по формированию естественно рождавшихся негативных чувств бойцов и командиров Красной армии в отношении немецко-фашистских агрессоров в сознательную ненависть к врагу. Подчёркнуто значение эмоционального накала для стимулирования высокой боевой активности советских воинов и их политического развития как необходимых слагаемых Победы над фашизмом.

Summary. The paper falls back on analysis of memoir sources to examine the issue of bringing up Red Army soldiers in 1941 and early 1942 in the sentiment of hatred for Nazi German invaders, reflecting the subjective perception of certain characteristics of the process by domestic memoir writers. Especial attention was given to facts of atrocities by Hitlerite aggressors that caused deep resentment and anger in Red Army soldiers and commanders, inducing them to relentlessly fight the enemy. At the same time, there is analysis of the measures by Soviet commanders and army political bodies staff, as reflected in the memoirs, to reorganize military-political activity in order to speedily overcome the peacetime psychology and prewar propaganda stereotypes in the Red Army personnel. Besides, the paper tracks the efforts by Soviet military-political entities pointed out by memoir writers to form the naturally emerging negative feelings of Red Army soldiers and commanders with regard to German fascist aggressors into conscious hatred for the enemy. The paper emphasizes the importance of emotional intensity for stimulating high combat activity by Soviet fighters and their political development as the necessary constituents of Victory over fascism.

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1941—1945 гг.

ЕФИМОВ Алексей Александрович — старший преподаватель кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин филиала Военной академии материально-технического обеспечения имени генерала армии А.В. Хрулёва (г. Пенза), кандидат исторических наук, доцент

БОГАТЫРЁВА Ольга Владимировна — доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин филиала Военной академии материально-технического обеспечения имени генерала армии А.В. Хрулёва (г. Пенза), кандидат психологических наук, доцент

«НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПОБЕДИТЬ ТАКОГО ВРАГА, КАК ГЕРМАНСКИЙ ФАШИЗМ, НЕ НАУЧИВШИСЬ НЕНАВИДЕТЬ ЕГО ВСЕМИ СИЛАМИ ДУШИ»

Воспитание ненависти к немецко-фашистским захватчикам у воинов Красной армии в первый период Великой Отечественной войны

На сегодняшний день военно-политическая работа в Вооружённых силах Российской Федерации приобретает всё больший размах и интенсивность. В этой связи оказывается актуальным и востребованным тот опыт политического воспитания личного состава, который был накоплен за всю историю Российской армии. В этом смысле события Великой Отечественной войны — неисчерпаемый кладезь бесценной информации, требующей тщательного научного анализа.

Одним из факторов Победы стало овладевшее советскими воинами могучее чувство священной ненависти к врагу. В этой связи важно взглянуть на проблему её воспитания у воинов Красной армии глазами современников и участников Великой Отечественной войны — командиров и политработников, фронтовых корреспондентов и публицистов, простых солдат и офицеров, отразить их восприятие этого сложного вопроса, понять их мысли и чувства. Безусловно, мемуары — весьма субъективный исторический источник. Однако в мемуарной литературе содержатся незначительные на первый взгляд факты, мелкие детали, тонкие наблюдения, которые нельзя найти в официальных документах. Зачастую в мемуарах отражены ценный практический опыт, немалая доля исторической истины, дух времени, «окопная правда» войны.

Временные рамки статьи ограничены летом 1941 — первыми месяцами 1942 года. Кроме того, её основу составили воспоминания тех фронтовиков, которые служили в сухопутных войсках: были пехотинцами, артиллеристами, танкистами, сапёрами и т.д. На наш взгляд, именно в воззрениях воинов сухопутных войск, встречавших врага лицом к лицу, воочию изо дня в день видевших его чудовищные преступления, наиболее ярко и рельефно отразилась практика военно-политической работы.

Советские военнослужащие устроили своего рода перемирие с врагом , люто терзавшим их Родину , и считали это вполне нормальной (!) линией поведения

По свидетельствам мемуаристов, в первые месяцы Великой Отечественной войны большинство бойцов и командиров Красной армии не испытывали к немецко-фашистским захватчикам сколько-нибудь развитого и устойчивого чувства ненависти. Так, выдающийся организатор военно-политической работы генерал-полковник К.В. Крайнюков отмечал, что в начале войны советские воины мало знали о фашистской диктатуре в Германии. Для большинства граждан СССР эта страна ассоциировалась с её культурными достижениями и революционными традициями. Поэтому «советские бойцы и командиры относились к первым немецким пленным с некоторым добродушием и благожелательностью»1.

С точки зрения генерал-лейтенанта К.Л. Сорокина, встретившего войну в должности начальника политотдела 16-й армии, в начале боевых действий против немецко-фашистских захватчиков к ним не было злости со стороны личного состава Красной армии. К примеру, летом 1941 года советские бойцы имели обыкновение мирно покуривать с немецкими военнопленными2.

Тем же летом главный редактор газеты «Красная звезда» генерал-майор Д.И. Ортенберг и её корреспондент (а также писатель и публицист) И.Г. Эренбург побывали в некоторых частях Брянского фронта. По свидетельству Д.И. Ортенберга, немецких пленных журналисты впервые увидели здесь. Вначале они слушали, как красноармейцы на каком-то особом солдатском «коде» изъяснялись с пленными. Настроение советских бойцов, отметил главный редактор газеты, было «более чем благодушным» — они угощали гитлеровцев папиросами, называли их даже… «товарищами»3.

И.Г. Эренбург позже вспоминал, что в первые военные месяцы, бывая на фронте и разговаривая с бойцами, он то испытывал гордость, то отчаивался. Гордился тем, что в СССР учителями была воспитана молодёжь в духе интернационального братства. Но в тех обстоятельствах (когда лютый враг захватывал один советский город за другим) публицист был поражён нелепостью и гибельностью мировоззрения многих красноармейцев, уверенных в том, что если довести до немецких рабочих и крестьян советскую «классовую» правду, то они «побросают» оружие4.

По мнению И.Г. Эренбурга, люди, защищавшие Смоленск или Брянск в 1941 году, повторяли то, что слышали сначала в школе, потом на собраниях, а также читали в газетах. Считалось, что рабочий класс Германии силён; это передовая индустриальная страна; правда, фашисты, поддерживаемые капиталистами Рура и «социал-предателями», захватили власть, но немецкий народ против них и продолжает бороться. «Конечно, — говорили красноармейцы, — офицеры — фашисты, наверное, и среди солдат попадаются люди, сбитые с толку, но миллионы немцев идут в наступление только потому, что им грозит расстрел». Красная армия в первые месяцы войны, утверждал И.Г. Эренбург, не знала подлинной ненависти к немецкой армии5. Более того, по его наблюдениям, в начале Великой Отечественной войны советские бойцы в некотором роде уважали немцев, что было связано с преклонением перед их внешним лоском. В вещевых мешках пленных красноармейцы находили книги и тетради для дневников, усовершенствованные бритвы, а в карманах — фотографии, замысловатые зажигалки, самопишущие ручки. «Культура!» — восхищённо и в то же время печально говорили корреспонденту красноармейцы — пензенские колхозники, показывая немецкую зажигалку, похожую на крохотный револьвер6.

И.Г. Эренбург припомнил и состоявшийся летом 1941 года тяжёлый разговор на переднем крае с советскими артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по двигавшимся по шоссе гитлеровцам. Бойцы не двинулись с места. Публицист вышел из себя, назвал их трусами. Они ему ответили: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышлёный паренёк говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даём выхода»7.

Генерал-майор Д.И. Ортенберг вспоминал, как в конце августа 1941-го у него состоялся неформальный разговор с А.Н. Толстым, М.А. Шолоховым и И.Г. Эренбургом. Тогда советские писатели, как и сам Д.И. Ортенберг, только что вернулись из командировок на фронт и обменивались впечатлениями. По словам Д.И. Ортенберга, И.Г. Эренбург, побывавший на Брянском фронте, был поражён наивностью советских бойцов: некоторые из них всё ещё рассчитывали на то, что в тылу Германии вспыхнет восстание против Гитлера, а на фронте у «добрых немцев» заговорит совесть, и они повернут оружие против фюрера.

Генерал-майор вспоминал также возмущение И.Г. Эренбурга тем, что далеко не все воины Красной армии ещё поняли, что с фашистской армией не может быть ни братания, ни примирения. Сам Д.И. Ортенберг рассказал коллегам, как летом того же года на одном из фронтов столкнулся со следующим. Немцы, находившиеся в пятистах метрах от переднего края советской обороны, ходили открыто, во весь рост и хорошо были видны даже без бинокля. Генерал-майор взял у одного из красноармейцев винтовку и с трудом открыл затвор — его заклинило грязью и песком. Проверил другую винтовку — тоже ржавая. Ясно было, что давно из них не стреляли. Почему? Солдаты объяснили, что «и немец не стреляет». Поразительно, но эти советские военнослужащие устроили своего рода перемирие с врагом, люто терзавшим их Родину, и считали это вполне нормальной(!) линией поведения8.

Д.И. Ортенберг отметил также суждение А.Н. Толстого о том, что на тот момент Великой Отечественной войны у некоторых воинов присутствовало благодушие в отношении врага, не было понимания, что шла борьба не на жизнь, а на смерть. Против подобных настроений в рядах Красной армии писатель считал необходимым решительно и систематически бороться путём воспитания у советских воинов чувства такой ненависти к врагу, «чтобы не давала ни спать, ни дышать»9.

Полковник М.Г. Горб (в начале войны — командир стрелкового батальона) в мемуарах описал эпизод, имевший место в июле 1941 года. Тогда при обстреле позиций батальона вражеской артиллерией несколько снарядов не разорвались. Некоторые воины восприняли этот факт как доказательство деятельности немецких интернационалистов-антифашистов: «Рот-фронт нам помогает!». Тогда комиссар батальона В.И. Горбачёв толково объяснил бойцам, что рабочие Германии за редким исключением развращены Гитлером и сделались соучастниками преступлений нацистов. Вскоре после этого разведчики привели немецкого пленного, который оказался бывшим рабочим, однако вёл себя как «правоверный» гитлеровец. В.И. Горбачёв тогда заявил, что таким, как этот немецкий «пролетарий», разъяснять что-либо бесполезно, их нужно беспощадно истреблять. И это предметное внушение политработника сильно подействовало на его солдат10.

Известный снайпер Ленинградского фронта И.И. Пилюшин, сделавший первый выстрел по врагу в июле 1941 года, в мемуарах счёл нужным пояснить, что в начале Великой Отечественной войны не испытывал к немецким солдатам ненависти. Она появилась позднее, когда воин увидел смерть товарищей и звериную жестокость фашистских палачей11.

Легендарная защитница Одессы и Севастополя снайпер Л.М. Павличенко рассказывала: «Когда я пошла воевать, я сначала испытывала одну только злость за то, что немцы нарушили нашу мирную жизнь. Но всё, что я увидела потом, породило во мне чувство такой неугасимой ненависти, что её трудно выразить чем-нибудь иным, кроме как пулей в сердце гитлеровца. <…> Они ничем не гнушаются, немецкие солдаты и офицеры. Всё человеческое им чуждо. Нет слова в нашем языке, которое бы определило их подлую сущность»12.

«Они ничем не гнушаются , немецкие солдаты и офицеры . Всё человеческое им чуждо . Нет слова в нашем языке , которое бы определило их подлую сущность»

Как можно понять из анализа мемуаров, уже летом 1941-го многие работники военно-политических органов Красной армии осознали, что без ненависти к врагу воевать нельзя. Точнее, видимо, сама жизнь, каждодневная боевая действительность приводила командиров и политработников к понятию необходимости формирования у бойцов и командиров по меньшей мере элементарной злости к немецко-фашистским захватчикам.

Генерал-лейтенант К.Л. Сорокин вспоминал, как в июле 1941-го политработники 16-й армии впервые задумались над вопросом воспитания у личного состава ненависти к врагу. К этому их побудили рассказы гражданских лиц о злодеяниях немецко-фашистских войск на временно оккупированных территориях СССР. В июле газета 16-й армии «Боевая тревога», а также дивизионные газеты начали помещать на своих страницах сообщения Информбюро о преступлениях врага. Вместе с тем политработники взяли за практику перепечатку на страницах газет армии трофейных писем гитлеровцев, в которых они хвастались убийствами советских граждан, мародёрством и другими преступлениями. Подобные письма, отмечал генерал-лейтенант К.Л. Сорокин, «оказывали сильное моральное воздействие на красноармейцев, формируя в них чувство ненависти к врагу»13.

Армейский политработник С. Голубков писал, как в августе 1941 года в районе д. Круглое Смоленской области советские воины захватили в бою около сотни немцев, среди них — несколько офицеров. Пленным приказали сдать личное оружие. Однако одновременно гитлеровцы старательно освобождали свои карманы от награбленных у советских людей вещей. Здесь были перочинные ножички, самопишущие ручки, детские платьица, куклы, дамские платки, кофточки и т.д. Немцы боялись оставить у себя всё это. Германскими среди вещей были только порнографические открытки, имевшиеся чуть ли не у каждого немца.

Как свидетельствовал мемуарист, политработники позаботились о том, чтобы оповестить об этом случае весь личный состав дивизии. Представитель её политотдела и комиссар полка вызвали политруков из батальонов, раздали им брошенные гитлеровцами предметы и рекомендовали не только рассказать красноармейцам, но и показать, чем занимаются на советской земле «цивилизованные» завоеватели. Красноармейцы передавали эти вещи из рук в руки и особенно берегли куклы и детские платьица. Это была самая действенная и доходчивая агитация. Эти вещи лучше всяких слов показывали, кто и с какими целями пришёл на нашу землю. До этого момента, отмечал С. Голубков, у многих советских воинов оставалось ещё какое-то человеческое чувство к пленным врагам, даже речь Сталина по радио 3 июля 1941 года не произвела на них такого впечатления, как вид награбленных немцами вещей. После этого случая, подчеркнул мемуарист, «злость разжигала людей»14.

Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов, встретивший Великую Отечественную войну командиром 132-й стрелковой дивизии, поведал читателям своих мемуаров, как в июле 1941 года дивизия, прорвавшись через шоссе Кричев — Пропойск, вызволила из плена группу красноармейцев. С.С. Бирюзов так охарактеризовал настроение этих бойцов: «Испив свою горькую чашу и убедившись на собственном опыте в вероломстве фашистов, они готовы были зубами грызть глотку врагу»15.

Генерал армии Е.Е. Мальцев в начале войны был комиссаром 74-й стрелковой Таманской дивизии Южного фронта. Он вспоминал, что поставленный в дивизии на повестку дня в августе 1941-го вопрос воспитания у личного состава ненависти к врагу был связан с его активной пропагандой плена. Тогда политотдел дивизии в целях противодействия вражеским проискам выявил среди личного состава несколько командиров и красноармейцев, побывавших в фашистском плену, и на основе их сообщений в дивизионной газете стали регулярно публиковать материалы о зверствах гитлеровцев на временно оккупированной территории, об их варварском отношении к военнопленным. Как считал мемуарист, такие заметки вызывали у красноармейцев и командиров дивизии «священную ненависть к фашистам, и они дрались с ещё большим ожесточением»16.

Генерал Д.И. Ортенберг вспоминал, какой своевременной ему показалась опубликованная 31 августа 1941 года в газете «Красная звезда» статья А.Н. Толстого «Лицо гитлеровской армии». В этой публикации приведены скупые и точные факты фашистских зверств, рассказы свидетелей. Для сбора соответствующего материала корреспонденты газеты были направлены в госпитали, где встретились с ранеными воинами, вырвавшимися из немецкого плена; разыскали партизан, недавно пришедших из вражеского тыла. Генерал Д.И. Ортенберг считал, что «статья Толстого была такой сильной и важной не только для армии, но и для всей страны, для всего мира, что я, укротив в себе “краснозвёздовский” патриотизм, позвонил редактору “Правды” П.Н. Поспелову и редактору “Известий” Л.Я. Ровинскому, предложил напечатать статью одновременно. Она и была напечатана в один и тот же день тремя нашими газетами, а потом и передана радиовещанием на иностранных языках по всему миру»17.

Генерал-майор В.Г. Сошнев, который встретил войну в июне 1941 года политработником 4-й армии, отмечал следующее. Дорогу, по которой летом отходили войска 4-й армии, можно назвать «дорогой ненависти», в ходе движения по ней у советских воинов «копился гнев, рождалась сила гнева, крепли нервы, закалялась воля, укреплялся моральный дух»18.

Только в ходе интенсивных боёв первых месяцев войны, вспоминал снайпер Ленинградского фронта И.И. Пилюшин, у него появилось неодолимое желание убивать тех, кто отдал свою судьбу в руки фашистских главарей и бесчинствовал на советской земле. По его признанию, как только каска с двумя рожками появлялась перед глазами, сразу забывалось всё: жажда, усталость, шум в голове; всё подчинялось одному желанию — убить фашиста и радоваться его смерти19.

Как вспоминал британский журналист и историк А. Верт, в сентябре 1941 года, находясь на Смоленщине, он беседовал с советским капитаном из Харькова, до войны изучавшим историю и экономику в Харьковском университете. Он только что вышел из тяжёлых боёв под Киевом, откуда его полк перебросили под Смоленск. В разговоре с журналистом командир сказал: «Это очень тяжёлая война. И вы не представляете, какую ненависть немецкие фашисты пробудили в нашем народе. Вы знаете, мы беспечны и добродушны, но, заверяю вас, они превратили наш народ в злых мужиков. Злые мужики — вот кто мы сейчас в Красной армии; мы — люди, жаждущие отомстить. Никогда раньше я не испытывал такой ненависти. И для этого есть все основания. Подумайте обо всех этих городах и деревнях, — продолжал он, указывая на красное зарево над Смоленском. — Подумайте о муках и унижении, которое терпит наш народ. — В глазах его сверкнул огонёк лютой злобы. — А я не могу не думать о своей жене и десятилетней дочери в Харькове»20.

Определённой вехой, отразившей официальный взгляд на творимые гитлеровцами злодеяния, стала публикация 22 октября 1941 года в «Красной звезде» «Документов о кровожадности фашистских мерзавцев, обнаруженных в боях под Ленинградом у убитых немецких солдат и офицеров». Материалов было пять. Самым мощным из них по воздействию на читательскую аудиторию стал документ «Памятка германского солдата», содержащий следующие «наставления»: «У тебя нет сердца и нервов, но они вам не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай, этим самым спасёшь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».

Политработники взяли за практику перепечатку на страницах газет армии трофейных писем гитлеровцев , в которых они хвастались убийствами советских граждан , мародёрством и другими преступлениями

По мнению Д.И. Ортенберга, эти слова и были приведены в известном докладе Верховного главнокомандующего И.В. Сталина, который сделал характерный вывод: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что ж, если немцы хотят иметь истребительную войну, они её получат»21.

26 ноября 1941 года писатель Е.П. Петров отметил в дневнике, что сражавшиеся под Москвой воины Красной армии озлобились на врага до такой степени, что не могут слышать слова «немец». По мнению соавтора «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка», «ненависть к захватчикам сделала каждого бойца крепким, как оледеневшая почва, на которой он стоит. Сейчас люди черпают уверенность в своей ненависти»22.

Вместе с тем следует констатировать, что ненависть к врагу у воинов Красной армии летом и осенью 1941 года пробуждалась постепенно. Мощный качественный сдвиг в этом процессе, отмеченный практически всеми мемуаристами, произошёл в период контрнаступления советских войск в декабре 1941 и начале 1942 года. Именно тогда бойцы и командиры Красной армии увидели следы массовых злодеяний гитлеровцев на освобождённых от врага советских территориях, а в воинские части стали приходить уцелевшие в гитлеровских концентрационных лагерях бывшие военнопленные и новобранцы, испытавшие на себе тяжесть оккупационного режима фашистов.

Дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский упомянул в мемуарах случай, когда в ходе контрнаступления под Москвой в феврале 1942 года в 16-й армии встал вопрос о пополнении частей личным составом. В тот момент в районе города Козельска части армии захватили несколько гитлеровских концлагерей, в которых содержались советские военнопленные. Из состава освобождённых пленных отобрали для прохождения дальнейшей службы пригодных по здоровью. По утверждению К.К. Рокоссовского, «эти люди столько испытали во время оккупации, что готовы были идти на любую опасность, лишь бы отомстить ненавистному врагу»23.

Согласно воспоминаниям И.Г. Эренбурга он впервые увидел ненависть красноармейцев к врагу, когда части Красной армии в ходе контрнаступления под Москвой заняли сожжённые немцами деревни. У головешек грелись женщины, дети. Советские воины ругались или грозно молчали. Один из бойцов заявил писателю, что ничего не может понять, — он считал, что немцы бомбят города потому, что «там начальство, казармы, газеты. Но зачем немцы жгут избы? Ведь там бабы, дети. А на дворе стужа». В Волоколамске тяжёлое впечатление на советских бойцов произвела виселица, сооружённая фашистами.

Подумайте о муках и унижении , которое терпит наш народ . — В глазах его сверкнул огонёк лютой злобы . — А я не могу не думать о своей жене и десятилетней дочери в Харькове

В те же декабрьские дни И.Г. Эренбург запечатлел и такую картину: усталые красноармейцы ожесточённо врезались заступами в насквозь промёрзшую землю, вырывая трупы немецких солдат, погребённых на площади города Малоярославца. В первый год войны гитлеровцы почему-то хоронили своих убитых на площадях советских городов. Может быть, так было легче, а может быть, хотели показать, что пришли надолго. И.Г. Эренбург отметил, что красноармейцев это возмущало, «от недавнего благодушия мало что осталось — шла война даже с мёртвыми»24.

В свою очередь, генерал Д.И. Ортенберг отметил, что, побывав в январе 1941 года в освобождённом от гитлеровцев Можайске, был неприятно поражён тем, что центральную площадь города немцы превратили в кладбище, на котором под фигурными крестами с выжженными готическими надписями были похоронены солдаты и офицеры вермахта. Однако через один-два дня это кладбище полностью уничтожили красноармейцы и местное население. Д.И. Ортенберг так прокомментировал это: «В неистовой и справедливой ненависти к немецко-фашистским захватчикам можайцы смели все эти кресты до единого и сожгли их на кострах. Небывалое для любой войны! Как и для чего это было сделано? Надо объяснить. Это и сделал Илья Эренбург в статье “Смерть и бессмертие”. Он провёл резкую, разграничительную линию между павшими советскими воинами и мёртвыми гитлеровцами»25.

В частности, Д.И. Ортенбергу запомнились следующие суровые строки из статьи И.Г. Эренбурга: «Немцы закапывали своих мертвецов не на кладбищах, не в сторонке, нет, на главных площадях русских городов. Они хотели нас унизить даже своими могилами. Они думали, что завоёвывают русские города на веки веков <…> Парад мертвецов на чужой земле не удался: ушли живые, ушли и трупы — не место немецким могилам на площадях русских городов <…> Забвению будут преданы имена немецких захватчиков, погибших на чужой земле»26.

Аналогичный пример привёл в своей работе «Россия в войне 1941—1945» А. Верт. Сообщая о том, что немцы в 1941-м похоронили много своих убитых рядом с могилой Л.Н. Толстого в Ясной Поляне, автор подчеркнул, что русские воины сочли такое соседство противоестественным и после освобождения Ясной Поляны выбросили оттуда трупы немецких солдат27.

Дважды Герой Советского Союза маршал бронетанковых войск М.Е. Катуков, будучи активным участником контрнаступления советских войск под Москвой в декабре 1941-го, отмечал, что жители освобождённых от гитлеровцев сёл Подмосковья собирались вокруг танкистов и, как правило, рассказывали об ужасах оккупации: пытках, расстрелах, тюрьмах, грабежах, насилиях. По оценке М.Е. Катукова, гитлеровцы, пытаясь запугать мирное советское население карательными операциями, не учли, что их варварское обращение с жителями оккупированных сёл наполняло сердца воинов Красной армии ненавистью, которая придавала им дополнительные силы в бою28.

Герой Советского Союза генерал-полковник П.А. Горчаков в начале 1942 года был секретарём партбюро 474-го гвардейского стрелкового полка 3-й армии Брянского фронта. По словам мемуариста, в период наступления первых месяцев этого года, когда части и подразделения проходили мимо освобождённых сёл, бойцы и командиры воочию убеждались в бесчеловечности фашизма и воспылали ненавистью к захватчикам29.

Подполковник Б.Я. Худяков в период контрнаступления советских войск в конце 1941 — первые месяцы 1942 года являлся политработником 54-й кавалерийской дивизии, которая несколько месяцев действовала в тылу противника в районе города Калинина. Огромную роль в воспитании у личного состава ненависти к немецко-фашистским захватчикам, подчеркнул мемуарист, сыграли тяжёлые следы хозяйничанья оккупантов: догоравшие деревни, виселицы, груды трупов — жертв массовых расстрелов. Кроме того, те воины, семьи которых проживали на недавно освобождённых от гитлеровцев территориях, стали получать письма, в которых, как правило, содержалась информация о зверствах захватчиков30.

Генерал Д.И. Ортенберг вспоминал, что в начале 1942 года писатель В.П. Катаев, будучи на фронте, узнал, что советским частям противостоит немецкая 197-я дивизия, в составе которой воюет 332-й немецкий пехотный полк. Его вояки в декабре 1941 года казнили Зою Космодемьянскую. Советский писатель откликнулся на это известие листовкой «Убейте убийц!». В ней, обращённой к воинам РККА, сообщалось, что им выпала великая честь — от имени народа Советского Союза привести в исполнение беспощадный приговор гитлеровцам, виновным в смерти пламенной советской патриотки. Видимо, листовка оказала необходимое воздействие на личный состав войск, так как после её появления политотделы соединений стали активно привлекать В.П. Катаева к агитационной работе31.

Майор М.И. Панарин в годы войны был секретарём партийного бюро 912-го стрелкового полка 243-й стрелковой дивизии (в декабре 1941 г. участвовавшего в боях за освобождение г. Калинина). На занятиях с личным составом, вспоминал М.И. Панарин, политработники использовали отдельные эпизоды событий декабря 1941 года для воспитания у бойцов и командиров полка ненависти к немецко-фашистским захватчикам. Например, на одном из политзанятий пулемётчик Леонов поведал о брошенном гитлеровцами в Калинине складе, который был набит резиновыми дубинками. В найденной здесь же инструкции для бургомистров, старост и полицейских указывалось: «Служба поддержания внутреннего порядка в городах и сёлах России должна быть службой резиновой дубинки». Далее рассказывалось о том, как её применять. Характерно, что эта информация, не особенно примечательная на фоне сообщений о кровавых злодеяниях гитлеровцев, тем не менее как-то особенно сильно возмутила советских воинов32.

Что касается официальной реакции на такого рода факты и настроения военнослужащих Красной армии, то, как вспоминал генерал Д.И. Ортенберг, в «Красной звезде» уже существовала рубрика «Мы не забудем, отомстим!». Например, 25 марта 1942 года в издании были опубликованы пять фотоснимков из оккупированной Старой Руссы, найденные у убитого на Северо-Западном фронте немецкого унтер-офицера. На фотографиях были запечатлены жуткие картины: улицы и переулки, балконы домов, телеграфные столбы — везде висели казнённые оккупантами жители города. Были ещё две фотографии, тоже найденные в бумажнике убитого немца, на которых группа фашистских вояк, как в ложе театра, расселась у большого дуба на полянке. А впереди — огромный плакат, на котором большими буквами было написано: «2. 10. 41. Русский должен умереть, чтобы мы жили. Бравая 6 рота. Керстен капитан, ротный командир».

На втором снимке двумя рядами лежали расстрелянные советские люди. Четыре немца из «бравой роты» на этом страшном фоне позировали фотографу33.

В связи со злодеяниями гитлеровцев, ставшими широко известными в Красной армии в результате советского контрнаступления зимой 1941/42 года, А. Верт констатировал: «Если что и выросло после битвы под Москвой, так это ненависть к немцам. Освобождая многие свои города и сотни деревень, советские солдаты воочию убеждались, что представляет собой “новый порядок”. <…> Немцы в городах и сёлах под Москвой; немцы в таких древних русских городах, как Новгород, Псков и Смоленск; немцы у стен Ленинграда; немцы в Ясной Поляне Толстого; немцы в Орле, Льгове, Щиграх — старинных тургеневских местах, самых русских из всех русских мест. Всюду они грабили, разбойничали, убивали»34.

Таким образом, в первый период Великой Отечественной войны чувство ненависти к немецко-фашистским захватчикам рождалось у советских воинов не сразу. Это стало результатом как естественной реакции воинов Красной армии на преступления гитлеровцев, так и, безусловно, той огромной работы, которую вели советские военно-политические органы. Она включала в себя анализ политработниками солдатских впечатлений и разговоров, отдельных публикаций в центральной и фронтовой прессе; беседы, проводившиеся по инициативе наиболее активных командиров и политработников, посвящённые фактам и событиям, которые нельзя было оставить без внимания; тематические листовки и средства наглядной агитации.

Но постепенно соответствующая деятельность военно-политических органов приобретала комплексность и зрелость, изобретательность и гибкость, основательность и поразительную эффективность, широту размаха и глубину проникновения в сознание бойцов и командиров. Эта тяжёлая ежедневная работа была проникнута идеей борьбы не на жизнь, а на смерть с германским нацизмом и иными разновидностями фашизма; мыслью о беспощадной мести гитлеровцам за сотворённые ими на советской земле злодеяния.

При этом отечественные мемуаристы чётко отразили значение воспитания ненависти у личного состава советских войск как совершенно необходимого направления военно-политической деятельности в годы Великой Отечественной войны. В огромной степени оно стимулировало боевую активность бойцов и командиров Красной армии, развивало их политическую сознательность нового типа, отличную от классового мировоззрения личного состава довоенной поры. Эти факторы, своеобразный сплав чувства и политического разума и явились одними из ключевых слагаемых Великой Победы. Признанием этого являются приведённые ниже выводы мемуаристов.

Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда генерал армии И.М. Третьяк полагал, что лучшими воинами Красной армии являлись те, кто был «честен в своей ненависти» к немецко-фашистским захватчикам35.

По убеждению генерал-полковника К.В. Крайнюкова, перекликавшемуся со строками из знаменитого приказа И.В. Сталина, «нельзя было победить такого врага, как германский фашизм, не научившись ненавидеть его всеми силами души»36.

Именно «ненависть к лютому врагу укрепляла дух воинов, снимала усталость, прибавляла сил и решимости»37, — писал Герой Советского Союза генерал-лейтенант И.П. Рослый.

Генерал Д.И. Ортенберг считал, что чувство ненависти вытравляло из душ советских воинов «благодушие, успокоение, беспечность». Он подчёркивал, что без ненависти определённого рода нельзя было победить врага и создать у советских воинов надлежащий боевой порыв38.

« Немцы закапывали своих мертвецов не на кладбищах , не в сторонке , нет , на главных площадях русских городов . Они хотели нас унизить даже своими могилами . Они думали , что завоёвывают русские города на веки веков »

Генерал-майор М.А. Волошин, в годы войны являвшийся начальником разведки 39-й армии, отмечал, что «ненависть к врагу — большая сила на войне», ненависть «поднимает человека на подвиг, заставляет драться не на жизнь, а на смерть». Как указывал мемуарист, воинам 39-й армии, многое повидавшим на фронтах Великой Отечественной, «хотелось грызть зубами эти человекоподобные создания в серых, провонявших потом мундирах», «бить и бить до тех пор, пока не исчезнет с лица земли эта нечисть»39.

В воспоминаниях генерал-майора артиллерии Н.Н. Великолепова читаем: «Жгучая ненависть к врагу прибавляла нашим воинам сил»40. Солидарен с ним и полковник Б.И. Мутовин, утверждавший, что «ненависть к фашистам удесятеряла наши силы, помогала нам сражаться с ними»41.

Полковник Н.Б. Ивушкин считал, что «боец без ненависти, без всепоглощающей жажды мести ещё не настоящий боец». По его замечанию, «в ходе Великой Отечественной войны советские воины научились ненавидеть врага всеми силами души. Они не могли тогда думать о том, что среди немецких солдат есть рабочие и крестьяне, которых насильно призвали и послали на фронт. Выдвинутый лозунг “Смерть немецким оккупантам!” стал волей всего народа. Иначе нельзя было победить. Истинный гуманизм требовал уничтожения врага, его армии»42.

Подполковник Е.Я. Яцовскис в годы Великой Отечественной войны работал следователем Особого отдела НКВД (позже отдела контрразведки «Смерш») в литовских соединениях — 179-й стрелковой и 16-й Краснознаменной Клайпедской стрелковых дивизиях. Из своего фронтового опыта офицер вынес твёрдую уверенность в том, что без «святой лютой ненависти к врагу» солдату было невозможно воевать43.

Майор М.И. Панарин был убеждён, что «у политически грамотного бойца, познавшего звериный облик оккупанта, сильнее вера в правое дело народа, оружие в его руках эффективнее поражает врага»44.

Легендарная женщина-снайпер Л.М. Павличенко говорила: «Ненависть многому учит. Она научила меня убивать врагов. Я снайпер. Под Одессой и Севастополем я уничтожила из снайперской винтовки триста девять фашистов. Ненависть обострила моё зрение и слух, сделала меня хитрой и ловкой; ненависть научила маскироваться и обманывать врага, вовремя разгадывать его хитрость и уловки; ненависть научила меня по нескольку суток терпеливо охотиться за вражескими снайперами»45.

Лейтенант Ю.М. Иконников, ушедший на фронт добровольцем в 1942 году, стал командиром взвода, а затем вступил в командование стрелковым батальоном. Тяжело раненный, ставший в свои 23 года инвалидом, он со знанием дела писал, что война — это прежде всего повседневный тяжкий, изнурительный труд, «труд такой немыслимой нервной и физической напряжённости, что только лютая ненависть к врагу давала силы для борьбы и жизни»46.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Крайнюков К.В. Оружие особого рода. М., 1977. С. 351, 352.

2 Сорокин К.Л. А за нами — Москва!: записки политработника. Куйбышев, 1985. С. 121.

3 Ортенберг Д.И. Время не властно. М., 1979. С. 111.

4 Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Т. 2. М., 1990. С. 246.

5 Там же. С. 247.

6 Там же. С. 247, 248.

7 Там же. С. 248.

8 Ортенберг Д.И. Указ. соч. С. 46, 47.

9 Там же. С. 47, 48.

10 Горб М.Г. Страну заслоняя собой. М., 1976. С. 18, 19.

11 Пилюшин И.И. У стен Ленинграда. Л., 1974. С. 9.

12 Михайлов Н.А. Покой нам только снится. М., 1972. С. 205.

13 Сорокин К.Л. Указ. соч. С. 62, 63.

14 Голубков С. В фашистском концлагере. Воспоминания бывшего военнопленного. Смоленск, 1958. С. 52, 53.

15 Бирюзов С.С. Суровые годы. М., 1966. С. 32, 33.

16 Мальцев Е.Е. В годы испытаний. М., 1979. С. 77, 78.

17 Ортенберг Д.И. Указ. соч. С. 48, 49.

18 Сошнев В.Г. С верой в победу. М., 1982. С. 46.

19 Пилюшин И.И. Указ. соч. С. 73, 85.

20 Верт А. Россия в войне 1941—1945. М., 1967.С. 132.

21 Ортенберг Д.И. Указ. соч. С. 551, 552.

22 Петров Е.П. Фронтовой дневник. М., 2014. С. 25, 26.

23 Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М., 1972. С. 116.

24 Эренбург И.Г. Указ. соч. С. 249, 250, 254.

25 Ортенберг Д.И. Год 1942. М., 1988. С. 44, 45.

26 Там же. С. 45, 46.

27 Верт А. Указ. соч. С. 267.

28 Катуков М.Е. На острие главного удара. М., 1985. С. 111.

29 Горчаков П.А. Время тревог и побед. М., 1981. С. 22.

30 Политработники на фронте. Записки участников Великой Отечественной войны. М., 1982. С. 72, 73.

31 Ортенберг Д.И. Время не властно.  С. 171, 172

32 Панарин М.И. В боях под Ржевом. Записки секретаря партбюро стрелкового полка. М., 1961. С. 46.

33 Ортенберг Д.И. Год 1942. С. 130, 131.

34 Верт А. Указ. соч. С. 188.

35 Третьяк И.М. Храбрые сердца однополчан. М., 1977. С. 243.

36 Крайнюков К.В. Указ. соч. С. 209.

37 Рослый И.П. Последний привал — в Берлине. М., 1983. С. 197.

38 Ортенберг Д.И. Время не властно. С. 93.

39 Волошин М.А. Разведчики всегда впереди. М., 1977. С. 90, 91.

40 Великолепов Н.Н. Огонь ради победы. М., 1977. С. 135.

41 Мутовин Б.И. Через все испытания. М., 1986. С. 24.

42 Ивушкин Н.Б. За всё в ответе. М., 1965. С. 41, 42, 106.

43 Яцовскис Е.Я. Забвению не подлежит. М.,1985. С. 34.

44 Панарин М.И. Указ. соч. С. 110, 111.

45 Михайлов Н.А. Указ. соч. С. 206.

46 Иконников Ю.М. Тревожные сны. М., 1986. С. 6, 7.