Военная политика Российской империи в Закавказье в 1783—1796 гг.

Аннотация. В статье рассматривается военная политика Российской империи в Закавказье в период с 1783 по 1796 год. В частности, анализируются обстоятельства подписания в 1783 году Георгиевского трактата между Россией и Восточной Грузией, а также похода 1795 года Ага-Мухаммед хана на Тифлис.

Summary. The article examines the military policy of the Russian Empire in Transcaucasia from 1783 to 1796. In particular, circumstances of the signing of the Treaty of Georgiyevsk between Russia and Eastern Georgia in 1783 and the campaign of Agha-Mohammad Khan to Tiflis in 1795 are analysed.

ИЗ ИСТОРИИ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

 

ВОЛХОНСКИЙ Михаил Алексеевич — старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности Института международных исследований МГИМО МИД России, кандидат исторических наук

(Москва. E-mail: VolhonskyMA@yandex.ru).

 

ВОЕННАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ЗАКАВКАЗЬЕ В 1783—1796 гг.

 

14 сентября 1795 года командующий Кавказской линией генерал-аншеф И.В. Гудович получил от царя Ираклия II известие о военной катастрофе — взятии и разграблении Тифлиса 12 сентября 1795 года войсками правителя Ирана Ага-Мухаммед хана. Царь со скорбью описывал разорение своей столицы, а в конце письма обращался к русскому генералу с открытым упрёком: «Если б мы, по обнадёжению Государыни, не были уверены на ваше вспомоществование, то бы чрез других, приглашённых войск, против его вооружились, или бы другим способом сохранили бы наше царство»1. Насколько царь был прав в своих обвинениях, адресованных не только генералу, но в целом правящим верхам Российской империи?

Характерно, что претензии, предъявленные Ираклием II более двухсот лет назад, со временем стали для грузинской историографии неотъемлемой частью общего концептуального (как правило, негативного) видения истории российско-грузинских отношений в XVIII веке. Приведём высказывание одного из ведущих современных грузинских историков Отара Джанелидзе: «Ориентация на Россию для Грузии означала выбор между “плохим” и “худшим”… Необратимая ориентация на Россию, и в особенности — Георгиевский трактат, заключённый в 1783 г., подвергли Грузию огромной опасности… В постигших единоверную христианскую страну бедствиях львиная доля принадлежала Российской империи, которая формально не отрекалась от Георгиевского трактата, но на деле одними лишь обещаниями кормила… не предпринимая никаких мер для оказания долгожданной помощи»2.

Конечно, любая историографическая концепция имеет право на существование, но только при условии соблюдения принципа историзма, а также если она адекватна историческим фактам, установленным через анализ репрезентативной базы исторических источников. Для российского исследователя высказывания современных грузинских историков звучат чрезмерно категорично и недостоверно, а следовательно, требуют адекватного ответа.

Точкой отсчёта в этом небольшом исследовании для нас является заключение в августе 1783 года между императрицей Екатериной II и царём Ираклием II Георгиевского трактата. Как показало исследование О.П. Марковой3, трактат являлся только частью выстраивавшейся Г.А. Потёмкиным на южных рубежах Российской империи сложной внешнеполитической системы. Её смысловым ядром была вынашивавшаяся русской дипломатией с 1760-х годов идея создания на южных границах империи «барьера» из владений дружественных ей местных правителей, который стал бы своего рода буфером между Россией, Турцией и Ираном4.

Подписание Георгиевского трактата было тесно связано с присоединением Крыма к России. К концу 1782 года в Петербурге стало ясно, что план по превращению Крымского ханства5 в независимое государство под де-факто покровительством Российской империи не принёс ожидаемых результатов. Османская империя не хотела мириться с потерей Крыма и старалась всеми способами поддерживать военно-политическую нестабильность вокруг полуострова, в частности на Кавказе. Это привело русское правительство к мысли о желательности прямого присоединения Крыма к империи. Одним из главных мотивов принятия решения было стремление обеспечить стабильную, контролируемую границу. В письме от 14 декабря 1782 года Г.А. Потёмкин писал Екатерине II: «Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обоих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное…»6.

Однако присоединение Крыма могло привести к новой войне с Портой7. На этот случай Г.А. Потёмкин предлагал снова, как в 1768 году, организовать в Закавказье военную «диверсию». В сентябре 1782 года этот план был одобрен Екатериной II рескриптом на имя Г.А. Потёмкина: «Для диверсии им (туркам. — Прим. авт.), а паче к нанесению неожиданного им удара повелеваем иметь достаточное число войск наготове в провинциях персидских»8. План «диверсии» в Закавказье сразу же оказался тесно связанным с проектом создания закавказского «барьера». В рескрипте Екатерины II от 8 апреля 1783 года о присоединении Крыма в числе прочего указывалось на необходимость занять Дербент, а также «подкрепить грузинского царя Ираклия и армян в утверждении независимости их областей от Персии и турков, и в составлении из них прочной для России барьеры». Далее предполагалось в случае войны с Портой производить вместе с грузинами и армянами «чувствительную диверсию в турецких областях»9.

В конце 1783 года, когда стало ясно, что Порта не в силах начать новую войну и вынуждена на время смириться с присоединением Крыма к России, замысел «диверсии» отпал. 28 декабря 1783 года в Константинополе была заключена конвенция о присоединении к России Крыма10. В новых условиях создание закавказского «барьера» стало рассматриваться в Петербурге уже в качестве меры для удержания Порты в состоянии мира. С точки зрения главного инициатора этого проекта, светлейшего князя Г.А. Потёмкина, созданный в Закавказье «барьер» из земель дружественных России местных правителей позволил бы избавить русские границы от непосредственного соприкосновения с границами Ирана и Турции, тем самым предотвратить в будущем прямые столкновения трёх империй. Объясняя этот план русскому послу в Турции Я.И. Булгакову, в феврале 1784 года статс-секретарь А.А. Безбородко писал: «…все виды наши состоят… в лучшем обеспечении и натуральном назначении границ наших от Персии… Когда Порта станет на то взирать равнодушно и спокойно, то на весьма долгое время останемся мы в дружбе и согласии»11.

Как в Петербурге видели формат «барьера»? Ключевым этапом его создания должно было стать установление протектората России сначала над Картли-Кахетинским, а затем Имеретинским царствами. 24 июля 1783 года в г. Георгиевске уполномоченные Ираклия II князья И.К. Багратион-Мухранский и Г.Р. Чавчавадзе подписали «дружественный договор», состоявший из 13 основных и 4 сепаратных статей12. Екатерина II гарантировала царю покровительство, сохранение за ним и его потомством картли-кахетинского престола, обещала не вмешиваться во внутренние дела царства. Ираклий II «обещал за себя и потомков своих» быть «всегда готовым на службу е.и.в. (Её императорскому величеству. — Прим. авт.) с войсками своими». Царь отказывался от самостоятельной внешней политики13. К трактату прилагались четыре сепаратные статьи, в одной из которых императрица обязалась направить в Грузию два батальона пехоты с четырьмя пушками «для охраны владения» и для «подкрепления войск» царя «на оборону»14.

В Петербурге считали, что ввод русских войск должен был избавить Грузию от лезгинской угрозы, а также устрашить соседей, неприятелей царя. В ноябре 1783 года Г.А. Потёмкин, сообщая о прибытии в Грузию двух егерских батальонов, писал Екатерине II: «Сколько принесло радости царю прибытие сих войск и только же разсеяло страху во всех окрестных народах»15. Однако Ираклию II русские войска нужны были не для обороны, а для завоеваний. Об этом царь открыто заявил в прошении от 21 декабря 1782 года о принятии его под покровительство России. Царь выдвинул условия: признать за ним право на владение Ереваном и Гянджой, приобретение Ахалцихской и Карсской областей, возвращение земель, отнятых лезгинами16. По сути, грузинский царь предлагал не оборонительный, а наступательный союз.

Впрочем, в отличие от 1770-х годов на этот раз в Петербурге решили ввиду запланированной на 1783 год в Закавказье «диверсии» (которая так и не состоялась), а также в целях укрепления позиций союзника помочь Ираклию II расширить владения. Только сильная Грузия могла стать эффективным «барьером» для России в Закавказье. В письме от 23 декабря 1783 года командующий Кавказской линией генерал-поручик П.С. Потёмкин уверял Ираклия II: «Всякое возрастающее состояние пределов ваших покровительствующему императорскому престолу угодно»17. В свою очередь Г.А. Потёмкин писал в ноябре 1783 года Екатерине II: «…когда помощью оружия в.и.в. укротятся лезгины, тогда придёт Грузия в такую силу, что составит перевес против Порты. Сверх укрощения лезгин полезно придать грузинскому царю часть земли до моря Каспийского»18.

К двум грузинским царствам в рамках «барьера» предполагалось присоединить воссозданное Армянское царство. В его состав должны были войти Карабах, а также другие армянские провинции Ирана. Далее планировалось создать из «адрибеджанских» ханств Восточного Закавказья политическое образование под названием Албания19. Ближайший сотрудник светлейшего князя А.А. Безбородко в своей записке 1784 года о политике России в Закавказье писал: «Приуготовляется вашему императорскому величеству слава… основать новые царства и области, кои России будут служить барьером против всех на неё с той стороны покушений»20.

Вопрос о создании Армянского и Албанского царств в Петербурге попытались решить путём переговоров с наиболее вероятным на тот момент претендентом на шахский престол в Иране — Али-Мурад ханом. В письме к одному из своих корреспондентов от 31 мая 1784 года А.А. Безбородко писал: «Князь Григорий Александрович почитает сие за самый надёжнейший способ к окончанию Персидских наших дел заключением с ним (Али-Мурад ханом. — Прим. авт.) договора в коем распоряжены будут наши приобретения, границы Ираклиева царства, состояние независимых областей Армянской и другой, из побережья Каспийского учреждаемой»21.

Но полностью реализовать свой план Потёмкину не удалось. Несмотря на то, что русское правительство находилось в постоянной переписке с имеретинским царём Соломоном I и имело влияние на внутренние дела его царства, тем не менее согласно 23-й статье Кючук-Кайнарджийского договора Имеретия по-прежнему находилась в вассальной зависимости от Порты. Это лишало возможности заключить с Соломоном I договор, аналогичный Георгиевскому трактату. В записке 1784 года Безбородко писал: «…царь Имеретинский теперь же бы последовал примеру Ираклия, если бы не претила нам подчинённость его Порте»22.

Тем временем переговоры с Али-Мурад ханом, едва начавшись в феврале 1785 года, были прерваны его внезапной смертью. Иран снова погрузился в междоусобную войну, а планы русского правительства на быстрое и бескровное решение армянского вопроса рухнули23. Что касается Албании, то во главе неё должен был встать самый сильный правитель из числа местных ханов. На эту роль идеально подходил Фатали-хан Кубинский и Дербентский, тем более что он сам предлагал свои услуги (военно-политическая поддержка действий русских военных властей на Кавказе. — Прим. авт.) в обмен на покровительство России. Но в Петербурге пока не доверяли хану, который являлся главным соперником Ираклия II в борьбе за статус регионального гегемона24.

Между тем в Картли-Кахетии назревал военно-политический кризис. Ввод в октябре 1783 года туда двух русских батальонов заставил Сулейман-пашу Ахалцихского перейти к активным действиям. «Проклятые российския войски, — писал паша в марте 1784 года Ибрагим-хану Шушинскому, — проложили путь чрез Кавкас, и дорога, ими зделанная, облегчает им вести не только нужныя вещи, но и артиллерию и всё, что к продовольствию потребно. Их войски вступают исподволь в Грузию и в исходе лета [и] все сии проклятые войска вступят с тем, что впасть в Персию и пределы отоманские, поглотить нас, как быстрый летний ток наводнения поглощает всё, где протечёт»25.

Паша решил прибегнуть к старой тактике натравливания на Грузию лезгин. В августе 1785 года на основании поступавшей от «конфидентов»26 информации командующий русскими войсками в Грузии полковник С.Д. Бурнашёв доносил на Кавказскую линию: «Когда вступили войска русские в Грузию, Сулейман-паша получил повеление от Порты призвать 4 тыс. дагестанцев, на что и деньги ему присланы, и всеми мерами старается разорить Грузию и беспокоить российские войска»27. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цагарели А.А. Грамоты и другие исторические документы XVIII столетия, относящиеся к Грузии. Т. 2. Вып. 2. СПб., 1891. С. 105, 106.

2 Джанелидзе О. Завоевание или добровольное присоединение? См. интернет-ресурс: http://www.georgiamonitor.org.

3 Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. М., 1966.

4 См. подробнее: Волхонский М.А. «Мы держимся здесь… одним сщастием нашея великия государыни». Русский корпус генерал-майора Г.Г. Тотлебена в Грузии (1768—1772) // Воен.-истор. журнал. 2017. № 7(687).

5 Крымское ханство согласно заключённому между Россией и Турцией в 1774 г. Кючук-Кайнарджийскому мирному договору было объявлено независимым.

6 Екатерина II и Г.А. Потёмкин. Личная переписка 1769—1791. М., 1997. С. 155.

7 Порта — принятое в истории международных отношений наименование правительства Османской империи.

8 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 160.

9 Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в государственном архиве министерства иностранных дел. См.: Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 27. СПб., 1880. С. 240—246.

10 Бумаги Булгакова. 1779—1792 гг. См.: Сб. РИО. Т. 47. СПб., 1885. С. 100, 101.

11 Григорович Н. Канцлер, князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени. Т. 1. 1747—1787 гг. См.: Сб. РИО. Т. 26. СПб., 1879. С. 452.

12 Из истории российско-грузинских отношений: к 230-летию заключения Георгиевского трактата: сборник документов. М., 2014. С. 190—198.

13 Там же. С. 191, 192.

14 Там же. С. 195, 196.

15 Там же. С. 251.

16 Там же. С. 124—126.

17 Там же. С. 257.

18 Цитата по: Маркова О.П. Указ. соч. С. 176.

19 Там же. С. 162.

20 Григорович Н. Указ. соч. Т. 1. С. 469.

21 Архив князя Воронцова. Т. 13. М., 1879. С. 53, 54.

22 Григорович Н. Указ. соч. Т. 1. С. 469.

23 Маркова О.П. Указ. соч. С. 190, 191.

24 Из истории российско-грузинских отношений. С. 302; Маркова О.П. Указ. соч. С. 177—179.

25 Межкавказские политические и торговые связи Восточной Грузии. Вып. 1. Тбилиси, 1980. С. 152.

26 «Конфидент» — разведчик.

27 Из истории российско-грузинских отношений. С. 435.